Страницы памяти моей

Владимир Русин 2
     У детства память особая: она бережно сохраняет и, словно в волшебном калейдоскопе,  прокручивает разноцветные кадры былого, услужливо напоминая события и факты, возвращая имена, лица и пережитые эмоции. И мои воспоминания, как в том калейдоскопе, произвольно выстраиваются  очень дорогими для меня картинками из детства, связанными с родными местами – деревней Лайга и хутором Зуевка.

Моим соседом в Лайге был Вовка Шипунов. Было ему тогда лет 14…, но его почему-то  все звали «Старик».  Отец Вовки Иван Федорович, мужик с большой окладистой бородой, работал лесником в  лесхозе. Мать трудилась в колхозе. Была она верующей женщиной -  постоянно ходила, зимой добираясь на лыжах,  в единственную уцелевшую в районе церковь в деревне  Верх-Буй. В их просторной избе, разделенной стеной (такие избы тогда называли пятистенками),   половину  занимали иконы и  висячие лампады  - количество церковной утвари не уступало иной церкви. Попадая туда, всегда молча, открыв рот, я рассматривал это изобилие, которое внушало мне некоторый страх. На мои вопросы на эту тему приятель никогда не отвечал, религия тогда была под запретом. Однажды к нам домой пришел человек  из Куеды, на кухне за шкафом стояли бабушкины иконы, и я помню тот момент, когда он заглядывал за  шкаф. Помню разговоры отца с матерью о том, что после его визита у отца были неприятности: как это у члена партии, директора школы дома иконы? Но все обошлось, отец сослался на бабушку: мол, что с нее, старой, возьмешь…
Иногда Вовкина мать приходила к нам. Помню, однажды мой отец, не совсем трезвый, задал ей вопрос о фанатизме ее веры в Бога. Она не ответила, деликатно промолчала. Это была тихая, малозаметная женщина…
ВОВКИНЫ ВЫДУМКИ
«Старик» был неистощим на выдумки: рыбная ловля, охота, выкуривание барсука из норы, конструирование самогонного аппарата, прокладка проводов, подключение сигнализации между нашими домами, ловля  и обдирка кротов, потом сдача шкурок в Куеду. Он купил себе настоящее  безкурковое одноствольное ружье  - предел мечтаний любого деревенского пацана. Помнится, он мне говорил, что оно стоило четырнадцать рублей. Помню, как принес с охоты убитую им лису: с нескрываемой гордостью вытащил при мне ее из мешка , это была тушка рыжего цвета  , чуть побольше кошки с красивым пушистым большим хвостом.  Во время охоты он нашел барсучью нору,  и мы рано утром в воскресенье, навьючив на себя топоры, автомобильные  камеры,  прихватив запас пищи, отправились в лес. Барсучья нора  - это сеть входов и выходов, мы их насчитали порядка семи-восьми. Оставили открытым один, остальные забили кольями, затолкали в норы куски резины от камер и подожгли их. Из норы пошел черный удушливый дым, Вовка приготовился стрелять, но тщетно: барсук не вышел, сколько  мы не вслушивались,  даже писка не услышали. Без добычи поздно вечером в темноте вернулись домой.
 Несколько раз осенью мы ходили с Вовкой на убранное пшеничное  поле разрывать  норы хомяков. Лопатой  откапывали кладовые, в каждой было не менее шести-семи килограммов зерна. Ловили и заталкивали в резиновый сапог черно-белых, очень красивых полевых хомяков , позднее я таких никогда не встречал , даже не видел в популярных телепередачах о животных  и не читал в литературе.
Вовкины увлечения заканчивались не всегда благополучно. Решили глушить рыбу бомбой,  он утащил у отца порох, я у своего тоже отсыпал из пороховницы . Насыпали порох в стеклянную банку, припаяли концы проводов к лампочке от карманного фонарика(тогда их называли 2,5 ) предварительно разбив стекло лампы так, чтобы спираль осталась целой, поместили в порох, банку, как могли, загерметизировали. И вот мы вчетвером – я, Старик, Колька Санников и Алойка (прозвали  его так за то, что плохо выговаривал «тройка») -  пошли на речку. Вовка закинул в омут банку. Мы все спрятались за кусты и подключили  клеммы квадратной  батарейки к проводам. Ждем взрыва ... Но все было тихо. После нескольких тщетных попыток взорвать устройство вытащили за провода «бомбу» на берег. Когда банку вскрыли, оказалось, что порох замок. Старик сырой порох положил дорожкой на газетку, зачем-то его поджег, чего никто не ожидал. Порох вспыхнул и опалил достаточно сильно руку Старику. Я говорю: «Побежали в медпункт», Вовка отвечает: «С ума сошел, отец узнает - убьет». Не помню точно как, но мы добыли мазь от ожогов, руку намазали, забинтовали, а отцу Вовка сказал, что поранился.
Первое понятие о законе Ома  я, будущий радиоинженер, закончивший московский технический ВУЗ ,  тоже получил от Старика, когда мы делали сигнализацию между нашими домами. Я ему говорил, что нужен самый тонкий провод,  через толстый сигнал не пройдет. Он мне привел пример: чем в бочке больше дыра, тем мощнее струя воды из нее будет, так и с электрическим током. Ему тогда было лет 14-15 , мне - 8-9. Это было  начало 60-х годов - время первых полетов в космос, атомной бомбы. Мы с  мальчишками много об этом говорили. Старик рассказывал, что если взять куски урана весом 800 и 200 граммов и их друг о друга стукнуть, то произойдет взрыв. Вот на таком уровне я получил понятие о критической массе.    
ДОБЫТЧИКИ
Летом у нас очень много было развлечений. Общались мы вчетвером: Старик, Колька Чулков, я и  Алойка(Сашка Ильиных). Часто с нами бывал Николай Санников. Ходили ловить рыбу, на удочку редко, предпочитали на самоловы (донки). Замешивали борную кислоту в тесто и бросали  его маленькими кусочками в омут. Рыба всплывала. На надутых автомобильных камерах подплывали и сачком вытаскивали рыбу, только нужно было ее сразу почистить. В верховьях речки Лайга  добывали рыбу недоткой - бреднем из редкой и прочной ткани. У самих недотки не было, поэтому приходили в верх деревни к двум немым девкам. Им было лет по тридцать. Одну звали Палаша, она c нами ходила на рыбалку. За час-полтора набирали ведро мелкой рыбешки - красноперок, потом  делили улов на четыре части. Палаша брала себе половину, мне тоже доставались чашки две-три красивых  малявок. Речушка была неширокой, почти по всему течению галечные перекаты, вода теплая  -и накупаешься, и рыбы домой принесешь.
Вспоминаю ловлю рыбы во время восстановления  после половодья плотины для мельницы.  Заканчивалась посевная, и  в колхозе флягами ставили брагу. В назначенный день собирался и стар и млад.  На берег подъезжали лошади с телегами, грузовые автомобили,  насыпь возводили и просто с помощью ручных носилок и лопат.  За плотиной из речки уходила вода, и мы приступали к ловле голавлей и налимов из-под коряг обыкновенной столовой вилкой. А в это время взрослые начинали обед на берегу, с дегустацией содержимого фляг. Гармошка играла до глубокой темноты, звучали песни, люди плясали, танцевали. Не обходилось и без традиционного выяснения отношений. Парень лет тридцати, кажется, его звали Аркаша Миков, на все праздники надевал белую рубашку, потом, «приняв на грудь»,  лез на всех с кулаками, поэтому рубашка спереди всегда была  у него ярко-красной…
С лесом связано много мальчишеских историй. Мы ходили туда за муравьиной кислотой: брали обыкновенную бутылку, намазывали горлышко  внутри медом, разрывали муравейник посередине, ставили бутылку и зарывали ее по самое горлышко. Через сутки бутылка  была полна муравьев, без какого-либо сора. Моя прабабушка Екатерина Игнатьевна ставила потом муравьев в русскую печь, и получалась жидкость коричневого цвета, которую использовали как лекарство. Уже в зрелом возрасте я попробовал поставить бутылку в муравейник, но муравьев там оказалось мало - натаскали одни хвоинки. Во всем нужно знать тонкости…
Весной собирали пистики (хвощ), лакомились пиканами, пестрянкой, с елок собирали сладковатые  ярко-красные еловчики. Осенью наступала пора сбора  рябины,  мы ее сушили, сдавали  в  Куеду, в заготовительный ларек.
Одним из самых интересных и доходных  занятий была ловля кротов. Их поблизости  водилось великое множество, везде виднелись холмики свежевырытой земли.
В Куеде мы покупали капканы -  загнутые упругие проволоки  со сторожком. Один капкан стоил  четыре копейки. Разрывали свежий холмик и в  норку ставили устройство. Через несколько часов проверяли. Тушку подвешивали, надрезали, шкурку сдирали как чулок и мелкими гвоздями растягивали ее на доске. Сушили  на солнце. Принимали шкурки, в зависимости от сорта, по цене от 12 до 60 копеек за штуку -  по тем временам очень неплохие деньги. Есть с чем сравнить:  пачка нашего любимого лакомства – 300 граммов кукурузных хлопьев  - стоила 6 копеек, хлеб стоил 12 копеек.
Детские радости бывали разными. Прабабушка мне купила велосипед «Подросток», стоил он тогда 37 рублей. С велосипедом жизнь изменилась: мы ездили в соседние деревни Талмаз и Ипаты, Дубовик и Голланцы, купаться на пруд  около фермы к Байдарам, где была удивительно теплая вода. Но и хлопот с велосипедом добавилось. То и дело приходилось править «восьмерки» на переднем колесе  - это когда обод колеса загибается и шина задевает за вилку, отчего ехать становится невозможно.
ДРОВА ЗА ЦЕРКОВЬЮ
Напротив нашего дома стояла церковь (дом и церковь до сих пор сохранились),  и я помню, как  ее, пустующую, стали переоборудовать под клуб. До этого все культурные мероприятия, показ кинофильмов проводили за речкой, в здании напротив магазина.  Когда начали ремонт, мы, мальчишки,  постоянно ошивались около церкви или внутри нее. Рабочие вытаскивали золоченые рамы от икон, церковную утварь (все это длительное время валялось у входа), забеливали фрески с библейскими сюжетами. Сейчас известка отпала, и оказалось, что картины, скрывавшиеся под ней, сохранились. Я видел это, когда был на родине в 2011 году. Помню, как стелили пол, монтировали сцену, строили крыльцо. Во всю ширину помещения установили деревянные лавки. В школе готовили нескончаемые концерты, которые шли в новом клубе. Школа находилась рядом с церковью, между  ними был интернат для школьников из Малого Талмаза, Большого Талмаза, Голланцев, Ипат, Дубовика. В школе имелось немалое подсобное  хозяйство: садили картошку, овощи, ухаживали за своим плодово-ягодным садом,  держали кроликов, была своя лошадь и грузовой автомобиль «ЗИС» («Захар»), водителем на котором был Володя Шипунов. Топили  школу дровами, и мой отец, работавший  здесь директором, постоянно договаривался с татарами из Ашапа о заготовке дров. Все время восхищался их работоспособностью, и хотя они его не раз надували, он только смеялся. Однажды мы с ним приехали на мотоцикле на делянку и нашли под кучей сучков спиленные клейменые чурбачки, саму древесину  работники  продали. Пилили тогда  ручными пилами. Моторную пилу «Дружба» купили в школу только в 65 году.
Дрова привозили за церковь, там их пилили и кололи.  Оттого здесь повсюду валялись гнилые чурки с дуплами, в которых  прятались сбежавшие кролики  и в которых играли и мы с ребятами.
ВОЗДУШНЫЕ ЗМЕИ И ПТИЧКА НА ПАЛЬТО
Одним из наших увлечений  было изготовление и запуск воздушных змеев: от фанеры откалывали кусочки, к ним приклеивали лист бумаги, привязывали хвост из мочала. Запускали иногда на длину двух катушек ниток, номер ниток должен был быть не ниже 10 ,  разрывали кусочек бумаги и по нитке отпускали  его до змея, это называлось «послать письмо». Навсегда запомнились эти моменты  , как мы , с десяток ребятишек разного возраста с замирающим сердцем  наблюдали за полетом змея , но попав в  слои быстрого потока воздуха его обрывало и он улетал , но были и специалисты , которые не доводили змея до смертоносного потока и , накручивая нитку обратно на тюричок от ниток , возвращали его обратно на землю.   В основном все игры проходили на площади перед церковью.
Как-то Старик с Колькой Чулковым увлеклись постройкой летающих моделей планеров. Мы выписывали по почте наборы самолетов, которые кропотливо собирали, склеивали. Краснозвездные крылья были из папиросной бумаги, пропеллер крутился за счет резинового двигателя.  Мы, мальчишки, испытывали неописуемый восторг, когда планер взмывал в воздух и  некоторое время находился в полете. Стоил такой набор один рубль шестьдесят копеек. Мой друг Колька Чулков жил напротив нас, он  был старше меня на шесть лет, отец его работал в школе преподавателем труда. Как я сейчас понимаю, очень неглупый пацан. Его увлечением  была авиация, и нетрудно догадаться о причине этого увлечения: старший брат Кольки учился в  высшем авиационном училище в Оренбурге.  Помню, когда мне было девять лет, приехал  как-то Колькин брат  домой  в военной форме. Он сожалел тогда, что взял  «ради форсу» сапоги меньше на один размер. И вообще братья были невеселы: Александра  - так звали брата Кольки - отчислили из училища по состоянию здоровья. Он показал нам подарок однокурсников на прощание – сувенир- стеклянный самолет.  Мы пошли запускать планер. Я сидел на пригорке: и так  я хотел походить на Шурку,  а братья запускали планер.
Еще мы строили модели аэросаней, используя миниатюрный электродвигатель. Из различного подручного материала (катушек от ниток, резинок, кусков дерева, фанеры) мастерили различные самоделки. Изготовляли  и не всегда безобидные игрушки, например,  поджиги из кусков медных трубок с набитой внутрь селитрой от спичек и пугачи  - трубки, в которых  селитра воспламенялась от удара гвоздя. Запускали «ракеты» - это  сгораемую кинопленку помещали в фольгу , когда ее поджигали , то  она летала по замысловатой траектории. Мастерили рогатки , из трубок от пиканов стреляли горохом .
          Смотрю я сейчас на своих внуков : игрушек у них каких хочешь, я сам их им часто покупаю , но поиграв ими пять шесть минут они их бросают , потому что она им досталась готовой , а не сделана своими руками , потому и сидят перед телевизором и компьютером , в игры играют в основном настольные .
     А мы играли зимой и летом . Игры проводились на воздухе , были они подвижными , требовали ловкости , быстроты , глазомера , да и силенки развивали . Для них не требовалось никаких спортивных сооружений , никакого покупного инвентаря . Все что надо для игры делали сами . Местом постоянных игр летом была ровная лужайка перед церковью , а зимой лед на речке или снежная гора , строили снежные крепости .
Как только весной появлялись на пригорках первые проталины,  играли в игру «клек». На кирпич с уклоном клали доску, на верхнюю часть ее ставили полукруглый конус, который и именовался клеком,  очерчивали город – квадрат со сторонами  сантиметров по пятьдесят . Сделав шаг-два от черты города , проводили черту полугорода , еще шаг- два – полукон , потом коновая черта . Играющих могло быть сколько угодно , но лучше , чтобы не замучить водящего (шарившего) , ограничивались десятком человек . С коновой черты  палками (шоровками)  били по клеку. Если умело попадали, то  он улетал далеко-далеко,  и за ним  шарившему нужно было очень быстро сбегать и поставить на место, прежде , чем пробивший вынесет свою шоровку . Пробившему нужно добежать до шоровки ( у каждого шоровка своя , и улетает она тоже далеко ) и опередив шарившего , ткнуть шоровкой в город  ,  и крикнуть : «Клек!»  Тогда этот игрок получал право бить с полукона  (естественно , лишь после того , как пробьют все игроки с кона ).  Случалось  , что игрок пробил , но промазал по клеку . Ничего страшного . Он оставался за коновой чертой и ждал , пока кто- либо окажется удачливей и собьет клек . (Кстати, если клек не улетит , а окажется в пределах города , то игрок , сделавший плохой удар , становится шарящим). А бывает другая ситуация – все пробили , а клек стоит себе в городе . В таком случае шарящий идет к шоровкам , начинает с самой дальней и пытается сбить клек с места , где лежат шоровки . Чьей шоровкой собьет- тому шарить. Правда такая ситуация возникает очень редко . Как правило , кто-нибудь да сбивает клек , опережая шарящего , добегает до биты и, схватив ее, успевает «за-клекаться» в городе .
                Такие умельцы выручают менее расторопных игроков , сбивая клек с полукона , потом с полугорода   ( а ведь это все ближе и ближе к городу!)  Самое печальное для водящего , когда такой мастер начинает бить с черты города : тут уж шоровку бросать не надо . Размахнулся , стукнул по клеку – и он летит далеко…На радость промахнувшимся , которые конечно же все успевают добежать до своих шоровок и «заклекаться» . Спасает шарящего одно обстоятельство : пробив с черты города , игрок зарабатывает очко ( оно в будущем дает возможность повторить удар при промахе ) и возвращается на коновую черту . Есть в клеке и такое справедливое правило : если ты дошел до черты полукона или даже до черты города , но промазал при ударе , дожидайся выручки , а после бить тебе предстоит опять с дальней коновой черты . И еще . Расстояние от кона до города может быть самым разным , тут все зависит от играющих. Очень шумная и веселая игра.
     Часто  играли еще и в подобную  игру - «мушка»: на вбитый кол ставят отрезок палки, бьют шоровками по колу с расстояния. Играли в «чижика» - это били шоровкой по ромбовидному куску доски , играли в городки . Играли в догонялки (горелками у нас их не звали) , прятки .
Ну а когда таял полностью снег  на площади  перед церковью, играли в лапту.  Для игры разбивались на две команды . Двое парней брали на себя роль капитанов , называли их тогда «матками» . Кто хотел играть ,  разбивались на пары и договаривались что один будет острый , другой тупой . Подходят к маткам и говорят : « Матки , матки , голые пятки , тупой или острый». Один из капитанов выбирал тупого , другому доставался острый, необязательно «тупой» или «острый» , все зависело от остроумия желающих играть . Так составлялись равные по числу игроков команды . Подброшенный мяч били лаптой в сторону противной команды . Пока он летел и там ловили его , пробившая команда бежала до противоположного кона и возвращалась обратно . Если в кого то из убегавших попадали мячом , он становился пленником и покидал свою команду. При удачной «свече» мячик взлетал намного выше церкви.
Были у нас и другие летние развлечения. Играли в чехарду, чугунную задницу, футбол, волейбол. Летом  до темноты на площади перед церковью не стихали шум и хохот.  В футбол  договаривались играть до той поры, пока не пригонят скотину.
Зимой катались на лыжах и санках. Набившись кучей в лошадиные сани, ребятишки мчались с пригорка около дома Тишаковых. Особенно запомнилось катание на коньках по только что покрывшейся льдом речке, это в центре деревни, на слиянии речек Лайги и Ирмизы. К этому событию готовились заранее: тайком на конном колхозном дворе срезали тонкие кожаные ремешки с гужей, чтобы ими  плотно привязывать коньки к валенкам, точили коньки. Коньки были двух типов - «дутыши» с тупым передом и «снегурочки» с загнутым , у некоторых были самодельные из деревяшек с полозьями .  У меня были «снегурочки», о коньках на ботинках мы тогда и понятия не имели. Привязав коньки  и затянув ремни, обмакивали валенки в  ледяную лунку  и, подождав, когда вода застынет, начинали бесконечное катание. До сих пор вспоминаю, сколько удовольствия мы от этого получали. Возвращались домой  в глубокой темноте, довольные и голодные. Но эта счастливая пора была недолгой: лед заметало снегом, выступала наледь… Мы ждали следующей зимы.
Зимой в школе постоянно проводились лыжные соревнования. Помню, мне   было лет шесть, когда я пришел на лыжах на соревнования и смотрел, как  школьники стартуют, а потом прибегают обратно с отметками мелом на спине. Никому не говоря ни слова, я тоже отправился по лыжне. Дошел до первого проверяющего, мне на пальто  сзади поставили «птичку». Я вернулся обратно и был встречен улыбками и шутками. Потом я с гордостью читал мой результат в списках на стене в коридоре школы: за  11 минут прошел один километр (в армии на солдатских лыжах я пять километров пробегал за 22 минуты).
 
ВЫБОРЫ
Интересно проходили  у нас выборы. К ним готовились заранее: в здание школы привозили много ящиков пива, лимонада, перед выборами проводили в школу телефон (или подключали провод), видимо, в Лайге номер телефона был один, может быть, только на почте. Вечером отец, пользуясь возможностью, названивал своим друзьям по всему району. Вспоминая эти минуты, до сих пор поражаюсь его заразительному смеху (когда сейчас меня встречают его друзья,  они удивляются, что  столь угрюмый фрукт, как я, - его сын).
Звонил отец своим одноклассникам  -  Алексею Константиновичу Тетерину, работавшему в деревне Дубовая Гора директором школы, Павлу Филлиповичу Молчанову,  преподавателю математики в Куеде,  и еще в село Краснояр  (имя этого отцовского друга я, к сожалению, не помню) , Геннадию Николаевичу Коробейникову , тогда работающему в райкоме партии  .
В клубе за день демонстрировали несколько кинофильмов, школьники показывали концерты. По улицам ездили украшенные повозки  - запряженные в кошевку кони с нарядными ездоками, играющими на  гармошках. В тот день в деревне люди  выходили на улицы, встречались, общались, везде были видны улыбающиеся доброжелательные лица. Что бы  ни говорили сейчас  о фальши и лицемерии тех выборов, но они были намного честнее и демократичнее, чем нынешние. Я  что-то не помню бронетранспортеров на улицах, как это было недавно,  в 2009 году, в Куеде…
ТРУДЫ ДЕРЕВЕНСКИЕ
В деревне жизнь шла своим чередом: рождались,  женились, работали тяжело и много, жили очень небогато. Помню, что некоторые  крыши над складами были закрыты соломой.  Колхоз назывался именем Куйбышева, председателем был Лыбин Дмитрий Романович, я помню , возил его на красном москвиче Василий Шипунов ,  бригадиром в Лайгинской бригаде  - Давыдов Михаил Федорович. Герой войны, танкист, он был крупным мужчиной, на моей детской памяти разъезжавшим на дрожках  -плетеной корзине с облучком. В его обязанности входило очень многое, в том числе утренняя разнарядка  в конюховке всем работникам. В конюховке висела  на крюках сбруя  с кличками для всех лошадей бригады, и было  сразу видно, какая лошадь на каких работах. В памяти сохранились даже некоторые клички лошадей: Сивый, Ягодка, Подснежник, Ненаглядная, Вихрь…  Только позже я узнал, что в имени лошади должны быть буквы отца и матери.  Рабочих лошадей было не менее тридцати, ведь очень многие работы в начале шестидесятых выполнялось конной тягой. Сохранился в памяти и обонянии классический табачный махорочный  дым в конюховке .
Помню я и трактор с  металлическими колесами, он оставлял за собой след на дороге «елочкой», конечно я не уверен , что это был «ФордЗон» . Отец, смеясь, рассказывал:  кузнецов, как самых продвинутых в деревне, послали на выставку  сельскохозяйственной техники. Кузнец Филантий приехал домой и говорит: «Я сам такой трактор сделаю, не хрен  такие деньги большие платить».  Филантий не привык бросать слова на ветер: долго загнутые колеса из металла валялись вокруг кузни…
        Кузница нас мальчишек манила как магнитом , там с большим интересом мы наблюдали , как в горне раскаляют до вишневого цвета  прутки  металла , которые под точными ударами  кувалды и молотков превращаются в подковы . Лошадей подковывали рядом в специальном станке : кузнец мелкими коваными ( гранеными ) гвоздиками приколачивал подкову к копыту , загибая их по краям.  Ковали шпили , скобы , нехитрый нужный в хозяйстве инструмент  и многое другое , ремонтировали плуги , бороны ,  ошиновывали колеса для телег ,  постоянно не смолкали удары кувалды и звонкий перестук различных молоточков и молотков по огромной наковальне. В горне днем не погасало горение  кучки каменного угля , воздух туда подавался электрическим вентилятором . Кузнецом работал Ильиных Иван Иванович , отличный кузнец.
           Рядом была столярка : ремонтировали телеги , сани , борта автомобилей . С интересом мы слушали рассказы взрослых , которые в минуты перекура виртуозно заворачивали «козьи ножки»  из кусочка газеты , насыпая туда махорку. В столярке всегда стоял запах свежеоструганых досок , валялись груды красивых витых стружек…, стояли загнутые дуги для лошадиной упряжи , связанные веревками  , заготовки деревянных колес для телег.
Столяром работал Степан Григорьевич Пепелышев  - герой войны, весь израненный, кавалер многих орденов, при этом юморист до мозга костей, любую ситуацию готовый обернуть в шутку. Помню, как он разыграл меня однажды. Я попался ему навстречу, он мне говорит: «Вовка, отец-то что делает? Машину-то парильную должны вам отдать по очереди». Я спрашиваю, а что за машина, он и рассказывает: «Ставишь на полок  в бане – она тебя хлещет веником». Я бегом к отцу, рассказываю, а тот умирает со смеху…
В деревне не было ни одного человека, не занятого трудом, да и подсобное хозяйство имелось в каждой семье. В нашей семье держали корову, и мой отец  выкашивал траву на сено на полянках в лесу, с разрешения лесника, так как всю землю вокруг колхозники  пахали и засеивали. И вот мы с отцом вдвоем на носилках  вытаскивали сено  с полянок в одно место  и укладывали в копны.  Наши носилки – это два толстых и длинных шеста, метра по три с половиной длиной. Он сено накладывал на свою сторону, а я держал сзади длинные пустые концы носилок, вся тяжесть приходилась на сторону отца. Полянки были  в радиусе не менее километра, больше сена взять было негде.
Летом  все ребята трудились в колхозе: возили копны  сена на волокушах, запряженных лошадьми, траву на телегах, работали на зерновом току, а вечером  купали  коней.
Конечно, не очень высоко труд колхозников оценивался материально. Но очень хорошо помню несколько массовых награждений односельчан орденами и медалями,  подтверждение этому легко найти в старых подшивках газеты «Маяк коммунизма». Как сейчас помню , приехали  в Большой Талмаз , мы с бабушкой остались у Данилихи , а мои родители ушли на торжественное собрание в клуб  с ее дочерью Ниной Даниловной  Мущинкиной , которая работала телятницей в колхозе . Когда они вернулись , было уже очень темно , но мы не спали , она нам показала на лацкане новенького синего костюма у нее светилась медаль за трудовую доблесть. Сейчас, к сожалению, награждают лишь крупных чиновников и бизнесменов, да еще одних и тех же и  не по разу за год.

ФРОНТОВЫЕ РАССКАЗЫ
Много наслушался я рассказов  о войне. К нам нередко приезжал в гости дядя отца  - Михаил Васильевич Дутлов, в семье которого он жил, когда учился в Куеде. Это был прекрасный плотник, столяр, бондарь. Я помню, он построил нам баню, в деревянной бочке через металлическую трубу от печки грелась горячая вода.
Он был участником Первой мировой войны, прошел всю Великую Отечественную. Поражали его красочные рассказы об эпизодах боев и походов. Затаив дыхание, я слушал историю о том, как однажды  зимой ночь застала солдат в лесу, как запалили большой костер, потом угли и золу убрали, на прогревшуюся землю положили ветки елей ,  шинели и спали в тепле. Рассказывал, как однажды, когда они находились в засаде,  перед ними приземлился немецкий самолет. Михаил Васильевич предлагал открыть по нему огонь, но командир, струсив, не дал этого сделать, мотивируя тем, что немцы,  обнаружив потерю, прилетят и их разбомбят. Самое яркое воспоминание - Курская дуга: «Это был настоящий ад, не было видно неба от залпов, глохли от грохота…».
Был у отца друг  из Куеды  Евдоким Леконцев (отчество не помню)  - печник, который всю войну провел в плену у немцев. У нас дома и в школе он клал и ремонтировал печи и в эти дни жил у нас по несколько дней. Во время вечерних длительных застолий с отцом он рассказывал, каких ужасов и лишений натерпелся  в неволе, как терпение и смекалка помогли выжить: «В пищу употребляли все  что можно и нельзя  - траву, кожу сапог…». Прошел несколько концлагерей, что остался жив,  считал чудом.
В деревне Большебороды – это была деревня в полутора километрах от Лайги – жил и работал в колхозе трактористом Марк Петрович Кузнецов. Всю войну он был танкистом.  Неоднократно он приходил к нам в школу,  ему, как почетному пионеру,  на шею повязывали пионерский галстук, и он рассказывал о боевых сражениях. Особенно мне запомнились слова о том, что он за четыре года войны не получил ни одной царапины , а в танке  он горел четыре раза .  Грудь его украшали три ордена солдатской славы и много других наград , принимал участие в параде победы 22  июня 1945 года  . Сейчас его именем названа улица в Куеде.
ПИСЬМО ИЗ САН-ФРАНЦИСКО
Начало шестидесятых годов было временем хрущевской оттепели. Помню, как обсуждали снятие Хрущева, как воскликнула Анна Николаевна ,моя учительница в первом классе: «Наверное, Микояна поставят!». В магазине хлеб продавали с перебоями. Люди покупали и размачивали рожки,  макароны  и пекли хлеб. Пели частушки на мотив известной песни «Куба любовь моя…!: «Куба , верни нам хлеб , Куба , возьми свой сахар…» . Верхние полки магазина были заставлены китайской свиной тушенкой, но из-за дороговизны она покупалась плохо - литровая металлическая банка стоила около трех рублей. В магазине всегда имелось на разлив бочковое красное вино, стояла водка стоимостью два рубля восемьдесят семь копеек, лежали пряники, печенье, конфеты.
Отец Кольки Санникова  Александр  Васильевич работал в колхозе кладовщиком. Однажды он пришел к моему отцу с письмом  от своей тетки. Она жила в США,  в Сан-Франциско. Тетка писала, что ее муж умер, она осталась одна. Муж был белым офицером, уехал из России вместе с ней в годы Гражданской войны. Тетка в письме  просила, чтобы Александр   сделал запрос через посольство о переезде ее в Россию,  потому  что единственное ее желание  - умереть дома. Писала, что она владелица шляпной фабрики в Сан-Франциско, что денег хватит не только им до конца жизни, но и внукам Александра Васильевича. Из разговоров взрослых  я понял, что предпринимать какие-либо шаги - большой риск для Александра Васильевича,  и  делать этого не следует…
В зрелом возрасте я побывал в этом удивительном  городе. Сан-Франциско расположен на южной широте, и  холодные течения Тихого океана придают ему уникальный климат: самая низкая температура  здесь   + 9,7 градуса, самая высокая  -  +17,7.

«ИНФОРМАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ» 60-х
Кино у нас показывали редко, фильмы в кинобанках привозили на лошади из соседних деревень, видимо, была  установлена очередность на них. Детский билет стоил пять копеек, но иногда можно было пройти, отдав киномеханику куриное яйцо. Особенно из детства мне запомнились фильмы «Тринадцать» и, кажется, «Земля и люди» , индийский фильм «Бродяга», «Джульбарс». Пленки были «заезженные», постоянно рвались, фильм останавливался. Мы орали: «Киньшика на мыло!». Киномехаником был Юрка Федотов, свой деревенский, выросший без отца. Я помню, когда он учился в школе, то тайком от матери умудрился купить фотоаппарат (кажется, она ему дала деньги на ботинки). У него получались довольно сносные фотографии, до сих пор они  у меня хранятся, даже не пожелтели. Совсем недавно  я узнал , что сейчас Юрий работает кинооператором на Свердловской киностудии.
А первые фильмы крутили в старом клубе , было здание напротив магазина. Тогда в деревне еще не было постоянного электричества: свет вырабатывал генератор, который крутил трактор на мельнице. То ли трактор ломался, то ли генератор, но свет был не всегда. Поэтому киноаппаратуру питали от  автономного киношного генератора, который тоже не всегда и  не сразу заводился.
Был у нас  дома ламповый радиоприемник «Родина», который питался от целой кучи батарей – накал ламп 6.3В, питание анода 250 В,  управляющих сеток ламп -180 В… , а до него , правда с трудом  вспоминаю , что на хуторе Зуевка у  нас был большой черный репродуктор в форме большой тарелки.
Когда запустили Воткинскую ГЭС, электричество стало постоянным, а до этого включали  его только вечером  - с 19  до 23 часов. Помню, мы выходили с отцом на улицу и вслушивались, когда затарахтит трактор на мельнице ,  свет был не всегда и приходилось иной  вечер сидеть с керосиновой лампой. Лампы были « пятилинейки» и «десятилинейки» - с шириной фитиля пять и десять дюймов . Одна линия = 1/10 дюйма = 10 точек = 2, 54 мм. Под потолок весили двенадцатилинейный  светильник типа люстры, так называемую «молнию», со светоотражающим абажуром. На улицу, к скотине, в баню в темное время ходили с переносным керосиновым фонарем, защищенным металлической проволокой от повреждений , ее называли « летучая мышь» .
Отец купил ламповый радиоприемник с проигрывателем  «Комета» Сарапульского радиозавода, и  я часами проводил время около него, слушая различные радиостанции, изучая географию мира по панели на радиоприемнике, слушал радиопостановки, многого  при этом не понимая. Помню, как  отец старался настроиться на волну «Голос Америки», сложно было слушать, постоянно глушили, но иногда можно было ясно слышать членораздельную речь. Моему родителю тогда было 33-34 года.
До радиолы у нас был патефон. И куча пластинок Утесова, кажется, еще Шульженко, других исполнителей  и, конечно, знаменитый «Черный кот».  Ручкой накручивали пружину патефона, стальные иголки тупились, приходилось часто покупать новые.
Еще я  был  обладателем фильмоскопа - устройства для просмотра отдельных кадров пленки с текстом.  Как сейчас помню,  смотрели  про Шерлока Холмса -  «Пеструю ленту», были на пленках и различные сказки, познавательные фильмы.  В школе был эпидиаскоп , устройство для просмотра стеклянных пластинок , на которые были нанесены изображения.

ДЕЛА МОИ ШКОЛЬНЫЕ
Читать я научился рано, где-то лет с пяти. Ходил в школьную библиотеку, брал красочные затасканные книги с большими иллюстрациями. Научился читать по букварю для воскресных школ (был такой раньше). В школу меня отправили с шести лет. Первой учительницей была Анна Николаевна Дутлова. Так как я уже читать умел, мне не очень было интересно сидеть на уроках. Учились тогда в одной комнате, у одной учительницы два класса: первый и третий, второй и четвертый. Учение мне давалось легко, и  я большую часть времени посвящал баловству. На уроках я в основном слушал, что учительница рассказывала третьему классу, это было намного интереснее, чем старательно выводить палочки или строчки из одинаковых букв. 
В неплохой  отцовской библиотеке я нашел книгу Александра Волкова «Земля и небо»  1957 года издания, она меня очень поразила,  заставила  думать.  После знакомства с ней я стал выискивать и читать  познавательные  книги, мир для меня открывался все шире и шире, я большую часть времени стал проводить за чтением книг. Никто не следил, что я читаю, и я проглатывал все подряд. Недавно испещренную моими детскими каракулями  книгу Волкова я подарил  своей внучке.
Запомнилось еще, как мы обсуждали полет космонавтов Леонова и Беляева, как спорили с Толькой Тишаковым, выясняя, «привязанный к кораблю  был Леонов или нет».
В детстве я часто болел, нередко бывала температура, один раз лежал неделю в  районной больнице с воспалением легких. Наступила весна,  и я стал сбегать с  уроков, найдя себе интересное занятие: брал у отца  его летнюю шляпу и ловил ею головастиков и красивых изумрудных стрекоз в болоте, которое находилось неподалеку. Отец с матерью не препятствовали моим отлучкам с уроков.
Осенью я снова пошел в первый класс. Второй учительницей в моем первом классе была Екатерина Федоровна Ермакова. Писали тогда перьевыми ручками, чернилами. Чернила готовили из порошка, разводя его водой. Для придания золотистого блеска написанным строчкам добавляли больше порошка, но тогда текст  становился липким. Перышки тоже были разными по форме, назывались «звездочка», «чугунка», «лапоть». «Звездочкой» можно было писать части буквы разной толщины, так же «лаптем», а вот  у «чугунки»  толщина линии была одинаковой. Перышками играли: нужно было по краю пера ударить другим пером так, чтобы то перевернулось, тогда оно переходило к победителю. У некоторых школяров карманы были полны перьев.
Ученики ходили в те годы в одинаковых формах: брюки, гимнастерка , фуражка с гербом , поясной ремень с бляхой  с гербом , посредине которого между желтых листьев была буква Ш.

ЕКАТЕРИНА ИГНАТЬЕВНА И СЕМЕН ИВАНОВИЧ
Моя прабабушка  Екатерина Игнатьевна жила на хуторе Зуевка, под деревней Большой Талмаз. Она была неродной бабушкой моего отца. Родная  умерла при родах, а родила она 22 ребенка, из них выжили только пятеро. Прадед Семен Иванович Русин в молодости работал мельником на хозяина, потом  сам  купил  мельницу. Как мне удалось выяснить , в Талмазе было три мельницы по фамилиям владельцев : Екутовская, Загородких ,Мехряковская. Он купил Екутовскую. Расплачивались с ним за помол гарнцами муки (русская мера сыпучих тел, равная 3,27 литра). Его мельница стояла на реке Ирмиза. Мои самые ранние детские воспоминания: мы с отцом на лодке плывем по широкой излучине  реки, отец ставит сеть для ловли рыбы, он мне показывает остатки бревен от плотины и говорит, что это была мельница его дедушки. По рассказам Екатерины Игнатьевны, к  октябрьским  событиям 1917 года Семен Иванович накопил денег ассигнациями на четыре мельницы, каждому сыну по мельнице - Ивану, Степану, Дмитрию и Сергею. Пятой из детей была дочь Анастасия. После революции все пошло прахом, длительное время валялись эти бумажки, пока их не растащили дети. Был у Семена Ивановича припрятан и горшок с серебряными монетами, прабабушка неоднократно о нем вспоминала, говорила, что он его куда-то засунул, а потом никак не мог найти. Я со своими внучками  несколько лет назад  металлоискателем проверил всю усадьбу, но, кроме старых печных заслонок и ржавых чугунков, ничего не нашел. Думаю, клад еще ждет своего наследника.
Семен Иванович был  довольно грамотным человеком. К сожалению, не сохранилась его записная книжка в красивой обложке и листами с водяными знаками , я в детстве ее неоднократно читал, там были записи наблюдений за погодой, за пчелами. У него было большое хозяйство, огромные амбары, построенные буквой «П», что меня до сих пор поражает. Немало он на склоне жизни держал пчел. Любил музыку, песни, застолья, веселые праздники, не промах был и выпить.
          На хуторе жила и его сестра Анисья Ивановна  , замужем за Калистратом ( отчество не знаю..)  , у них были дети Павел и Мария.         Павел Калистратович Оконешников работал в  Куеде в органах внутренних дел , до сих помню , с  каким уважением мой  отец к нему относился . С женой Ефросиньей Кирилловной они вырастили детей Олимпиаду, Ираиду , Елену и Зиновея . Олимпиада Павловна Мальцева и Ираида Павловна Шалимова посвятили свои жизни учительству и стали одними из самых известных и  уважаемых людей Куединского района. Мария Калистратовна и Елена Павловна всю жизнь работали на почте в Куеде.
         А по стопам Зиновея Павловича я поступил в Сарапульский радиотехнический техникум.
    Непонятны и противоречивы сведения о дедушке и бабушке по отцовской линии Иване Семеновиче и Анне Андреевне , у меня сохранилась фотография деда в военной форме . По рассказам моего отца , он метко стрелял из оружия , умер в молодом возрасте от простуды.
       Интересны сведения о нашем прародителе Иване , отце Семена Ивановича и Анисьи Ивановны : он закончил жизнь на каторге , по скупой информации , в его доме нашли фальшивую ассигнацию в щели бревна.
После смерти первой жены Семен Иванович, оставшись с малолетними детьми, женился на бесплодной Екатерине Игнатьевне из деревни Старый Шагирт , которая была младше его на двадцать лет, скорее всего, у нее девичья фамилия была Чепкасова (по моим умозаключениям, в девках неудачно сделавшей аборт). Она уже побывала замужем, но в те времена очень важно было иметь детей, и она оказалась одна.
Почему женился на бесплодной? Прадед решил, что если она не сможет рожать  своих, то полюбит его детей. Так оно и получилось: она вложила в  них всю свою душу. Меня никто так в жизни не любил, как она.
У меня очень много сохранилось в памяти из ее песен, частушек, шуток- прибауток, которые я до сих пор часто использую в своем лексиконе. Родилась Екатерина Игнатьевна 19 ноября 1897 года в многодетной семье, очень рано ее отдали в няньки, рано лишилась матери.
Рассказывала, как они жили до революции. Скотины держали много, корма  зимой расходовали, в основном, на лошадей, а десятку  коров доставались лишь ржаная солома и холодная вода из колодца в деревянной колоде. В магазине сахар продавали «головками» – цельный конусообразный большой слиток, который кололи щипцами. Сахар был дорог, прабабушка до смерти  по привычке пила чай вприкуску. По ее рассказам,  жили не бедно, хлеб и одежда были в доме всегда.
Вспоминала, как во время Гражданской войны деревня переходила несколько раз из рук  в руки – от белых к красным и наоборот, восклицала: «Вовка, ведь  брат на брата шел!»  Особенно много рассказов я наслушался о коллективизации. Сначала создали коммуны, и почти все было общее:  коровы, лошади, курицы… Потом  взялись за колхозы. Призовут на собрание всю деревню, и вот самый никчемушный человек в деревне, пьяница и бездельник  Данила, председательствовавший на собрании,  в центре помещения колотит ручкой нагана по столу и орет.  Никто не понимает, что он хочет сказать и что  ему нужно. Народ посмеется и расходится. К сожалению, смехом все не кончилось, но прадеду каким-то образом удалось избежать раскулачивания.
Кстати, в деревне алкоголь употребляли только по большим праздникам , прабабушка рассказывала, что пившие в будние дни подвергались  жестоким насмешкам : « Смотри , идет Петя-пьянь…».
Особенно  досталось жителям деревни во время войны. Хлеб ели с лебедой: (ее , как говорила Екатерина Игнатьевна в тяжелые годы вырастало много), обмолачивали растения с мелкими  черными зернышками, мололи, мешали с настоящей мукой и пекли горьковатый хлеб. Все мужское население ушло на фронт, на деревне остались одни женщины.  Прабабушка вспоминала, как боронили на коровах. На тракторах работали тоже женщины, при пахоте боявшиеся лишний раз остановить трактор. Она мне, с улыбкой сквозь слезы,  рассказывала, как ее подруга на ходу  трактора, выставив наружу задницу, справляла нужду.
Конечно, самая тяжелая работа была на лесозаготовках. Фронту был нужен лес, но, кроме женщин, в лесу работать было некому. Трудились в сырости и холоде,  и Екатерина Игнатьевна заболела малярией, после она постоянно для лечения пила хинин или заваривала полынь. Лечилась в бане , помню , когда у нее начинался озноб или лихорадило : выгребала золу из огромной глинобитной русской печи , стелила половики, забирались мы туда вдвоем, закрывались заслонкой и парились веником.
Прабабушка  на деревянном станке ткала холсты, полотно для полотенец. Устанавливали его осенью, после первых заморозков , когда заканчивались полевые работы. Ставили станок, который назывался «кросны»,  посредине избы, и он занимал ее добрую половину. До сих пор помню отполированные руками моих прабабушек и бабушек  «бердо», «челнок».  Екатерина Игнатьевна прекрасно шила нехитрую одежду,  мастерила мне рубашки. В доме стояла старинная швейная машинка «Зингер», которая всегда была на ходу. Прабабушка рассказывала, что  предприимчивый  Семен Иванович даже сдавал ее в аренду заезжим сапожникам для пошива обуви. Раньше ведь по деревням ездили артели по пошиву обуви и одежды, катовалы.  Машинка  эта сейчас в моем домашнем музее…

ХУТОР ЗУЕВКА
Хутор  Зуевка находился около Большого Талмаза. Это наше родовое местечко, хозяйство моего прадеда Русина Семена Ивановича. Хутор этот мог бы в нынешнем году отметить вековой юбилей –его история , как рассказывали мои родственники , началась где-то в 1913 году , после реформы Столыпина об «отрубах» .  Со временем сюда переехали еще несколько семей из Талмаза , но хутор звали по имени Зуева , жившего здесь одиноко в полуразвалившейся  избушке.  Обрабатывали землю , выращивали рожь , ячмень ,горох , лен .  Технология переработки льна была сложной и длинной , но делали все сами – вплоть до производства льняного полотна на ручных ткацких станках . Таким вот натуральным хозяйством жили мои прародители еще недавно , меньше ста лет назад .
      Я , помню , маленький прятался в суслонах  (связки пучков льна, составленных шалашиком) , пока Екатерина Игнатьевна с напарницами рвала лен. Помню , как пучки растений льна раскладывали на дороге , надеясь на проезжие телеги и машины для его механической обработки.
 Отец мой, Михаил Иванович Русин, родился 13 ноября 1931 года. Видимо,  после смерти деда отец постоянно жил с Семеном Ивановичем и Екатериной Игнатьевной  на Зуевке. Мать  его Анна Андреевна, моя бабушка, жила в Куеде, а работала в пекарне в деревне Тараны – это между Куедой и Талмазом. Ее работа на пекарне во многом помогла выжить семье во время войны. Умерла она рано, в 1948 году, отец учился тогда в Куединской школе в восьмом классе, а жил у тетки Марии Андреевны Дутловой, сестры бабушки, по ул. Комсомольская, 40  - этот двухэтажный дом перевезли из Большого Талмаза.   Дядя отца, Степан Семенович, служил офицером на Дальнем Востоке, посылал ему оттуда посылки с военным обмундированием, и отец был всегда одет.
Во время войны в Куеде размещалась летная школа, и курсанты постоянно маршировали, пели строевые патриотические песни. Через Куеду все время шли железнодорожные эшелоны с войсками на запад, в направлении фронта,  а потом на восток  - на Японию. Прадед выращивал табак самосад, заставлял отца торговать им стаканами на вокзале. Самосад охотно покупали выходившие из вагонов во время остановки солдаты.
Отец рассказывал, как они возили на телегах, запряженных лошадьми, ненужные фанерные части самолетов, фрагменты крыльев. Везли домой, для отопления печей.
По выходным отец ходил домой, на Зуевку, дед плел ему лапти, в которых  нужно было пройти только в одну сторону более 20 километров. В каникулы работал в колхозе, на вывозке зерна на Куединский элеватор. Время было голодное , помню, мне рассказывала Екатерина Игнатьевна, как она увещевала моего отца: «Мишка, ради Бога, не укради!». Ведь тогда даже за украденные с поля колоски  давали большой тюремный срок.
Время было сложное. Я слышал много разговоров о том, как практически ни за что людей увозили туда, откуда они никогда не возвращались. Односельчанин Фрол прилюдно сказал: «Если бы не Сталин, то войны-то бы не было». И все, со следующего дня его больше никто никогда не видел.
Вспоминал отец и про дезертира, который закрылся в одном из домов в  Большом Талмазе . О нем  донесли в милицию. Приехали из НКВД, запустили в дом двух  овчарок, а потом  расстреляли.
…Это было в 1961-62 годах, война кончилась 17 лет назад. Мне  исполнилось лет пять-шесть. На хуторе Зуевка тогда было шесть-семь домов. К отцу приехали приятели. За столом один из гостей начал разговор о том, как он был недавно у Алабужевой,  живущей одиноко на другом конце хутора. У нее муж пропал без вести на войне. Он обратил внимание, что в доме чувствуется мужская рука, что все сделано с толком: топоры наточены, ручки отполированы, все на своем месте. Похоже, хозяин живет дома... Но все  это  так и закончилось разговорами, продолжения  не имело.
На хуторе женщины жили дружно, помогая друг другу выжить в лихолетье. Не хватало самого необходимого - спичек, соли, мыла. Если гас огонь в печи, бегали к соседке с лучинкой, разжигали из загнеты (зольник в русской печи). Вместо мыла пользовались щелоком  - разведенной водой древесной золой.
Хуторских женщин звали по именам мужей: Данилиха, Тимиха, Фролиха… Мою прабабушку звали Сениха.
Отец закончил 10 классов и пошел работать учителем истории в деревню Урталгу, это рядом с Куедой, поступил учиться заочно в Пермский университет. Потом трудился в школе деревни Лайга, сначала учителем, потом директором. Екатерина Игнатьевна жила на хуторе Зуевка, и я постоянно жил с ней,  пока не пошел в школу. Сестра Таня, младше меня на полтора года, жила в Лайге с родителями. На хуторе у нас был просторный дом с большим количеством надворных построек. Прабабушка держала корову, пчел. По нашему огороду  бежал ручей с небольшим омутком, всегда с чистой и прохладной водой. По соседству жила семья Решетниковых, отца звали Федором, ребят, которые были немного меня постарше звали , - Вовкой и Витькой. Федор был охотником, в доме  за печью на стене всегда висело большое количество лисьих шкур. Перед нашими домами располагалось большое колхозное поле. Рядом лес с большим количеством грибов, через мостик в сторону Большого Талмаза на пригорках зрело много ягод. У мостика мы купались. Помню себя совсем маленьким, когда я, не умея плавать, уцепился за бревно и плыл по течению. Через пригорок  - деревня Большой Талмаз.  Как-то я катался на своем  трехколесном велосипеде с педалями и цепной передачей, взобрался на этот пригорок, скатился по дороге, упал и, весь ободранный, с ревом побежал домой. Было мне тогда не более пяти лет. За нами никто не присматривал, мы были предоставлены сами себе. Но ребята постарше всегда заботились о младших.
Хутор Зуевка находится в живописном месте около деревни Талмаз. Сейчас, к сожалению, ничего из построек не сохранилось. Здесь берет начало небольшая речушка Ирмиза. От родника в нашем огороде тоже ничего не осталось. Шумят старые тополя на месте соседского дома Байдиных, а на нашей усадьбе -  заросли черемухи, шиповника, немного малины и небольшие кусты смородины. Яма под домом сохранила едва заметные очертания. Вот и все, что осталось. Да еще мои детские воспоминания…
Как я говорил,  в Лайге  я стал жить, когда пошел в школу. Здесь еще до моего рождения, с 1951 года,  после окончания Осинского педагогического училища, начала работать учительницей моя мать, Анна Александровна, в девичестве Мальцева. Родом она из деревни Талая Речка Осинского района. После педучилища она еще училась заочно на биологическом  факультете Пермского педагогического института.
Года семидесятые ……..
           Деда по матери Александра Ивановича Мальцева я помню лет с пяти , он жил в деревне Талая Речка  с моей бабушкой Анастасией  Михайловной , не очень часто  меня привозили  к ним , его я запомнил строгим , очень часто его лицо показывало , что он переносит болезненные ощущения , и  в эти минуты , мне , совсем еще несмышленышу , всегда было его очень жаль , и хотелось уменьшить его страдания. Дед был очень немногословен , видимо , постоянные страдания  сделали свое дело , он переносил все молча. По рассказам моего дяди Мальцева  Леонида Александровича 1937 года рождения , дед родился в деревне Талая Речка Крыловской волости  Осинского уезда в 1903 году  в зажиточной семье крестьян , держали 3 лошадей , 3 коров , немало овец , свиней , кур ,гусей. До объединения в колхозы дед занимался хлебопашеством , земли на всех не хватало , два его брата из-за ее нехватки  во время Столыпинской  реформы  выехали из родной деревни на хутора . Один на хутор Верхняя Чермода  , второй на хутор Шулай, где получили участки леса для разработки под пашню , где жили и работали до конца тридцатых годов . В 1941 году были  мобилизованы на войну , где и сложили свои головы.  Дед до организации колхозов летом занимался своим хозяйством , а зимой возил почту  из Осы в Куеду  и обратно на своих лошадях . Он рассказывал , что однажды в половодье  чуть не утонул в одной из речек между Бардой и Куедой , но все-таки выбрался и целые сутки обсыхал на постоялом дворе  и говорил , что чуть не покалечил свою лошадь , но все обошлось. Дед был женат дважды . Первая жена Аксинья умерла при родах первенца , не разродившись . Он всю жизнь после выпитого спиртного вспоминал Аксинью. До войны , до колхозов они со своим отцом арендовали земли у татар в селе Елпачиха , между Елпачихой и Уймужом .50 процентов зерна отдавали за аренду земли. В 1929 году дед женился на Анастасии  Михайловне (моей бабушке) , тогда и родилась первая дочь Таисья в 1930 году . В 1932 году родилась вторая дочь (моя мама) .В 1935 году родился  сын Алексей , но умер во младенчестве . В 1937 году родился сын Леонид . В июле 1941года дед был призван в армию пехотинцем . В 1942 году шли ожесточенные бои под Воронежем . Были массированные авиационные бомбежки и сильный артобстрел . Рассказывал , что им дали команду рассредоточиться кто как может . Деду «повезло» , ему осколком авиационной бомбы чуть не оторвало правую ногу. Санитары вытащили его в полевой госпиталь , ну а дальше его привезли в стационарный госпиталь города Верещагино Молотовской области , где он проходил лечение около восьми месяцев . Бабушка ездила к нему , на поезд не было билетов и она уговорила одного мужчину за вознаграждение занести ее в мешке в вагон , что и было сделано , так бабушка навестила деда в госпитале. Дед вернулся с войны  в 1942 году с прямой правой ногой . В 1943 году его избирают председателем колхоза , шесть  тяжелых трудных лет с больной ногой работал в этой должности с образованием 3 классов церковно – приходской школы. Потом он до выхода на пенсию работал конюхом в колхозе. Как  инвалид  Великой  Отечественной войны  получал пенсию 21 рубль .Когда отец ушел на фронт , мать была в положении и родила в сентябре сына Михаила , в 1943 году родилась дочь Лида , в 1946 году дочь Галя.
  Бабушка  Анастасия Михайловна  . По сохранившимся рассказам  и родословному дереву  предки моей бабушки  переселились  с  Украины  в 1840 году . Фамилия у них Волковы. Прадед Михаил Леонтьевич и прабабушка Парасковья Дмитриевна вырастили восьмерых детей . Сын Иван погиб в Первую Мировую войну , сына Александра в 1937 году арестовали и через месяц расстреляли , реабилитирован , есть документы о реабилитации. У  Александра было четверо детей , старшей было 14 лет . Жена осталась в положении , в октябре его расстреляли , а в декабре у них забрали все , что можно было унести , увезти , даже из чугунка в подполье забрали вареную картошку . Детей забрали родственники , а жена Александра с родившимся младенцем пошла в Бардымский район собирать милостыню , без теплой обуви и одежды простыла и умерла и никто не знает где она похоронена , как и не могут узнать где расстрелян  и похоронен Александр ( запросы делали несколько раз). Сын Дмитрий (брат бабушки) отсидел в  лагерях 10 лет якобы за антисоветскую пропаганду . Читая односельчанам газету «Правда» он обронил фразу  «В этой «Правде» нет правды», через неделю  его арестовали . Когда  мой дядя Леонид Александрович с ним разговаривал на эту тему он навзрыд плакал, из лагерей он вернулся без единого зуба.


Итак, я пошел в школу, а через два года к нам переехала Екатерина Игнатьевна вместе с коровой и пчелами - надо было нянчиться с родившейся сестренкой Наташкой, ее мы звали Талька, она меня младше на восемь лет.
Дом на Зуевке бабушка продала за восемьсот рублей другу прадеда Семена Ивановича  - Павлу Степановичу Мехрякову. Появился он в  Лайге, как говорил, из Алма-Аты. Я маленьким приходил к отцу в учительскую, он иногда тоже навещал отца и травил ему байки, помню отцовский заразительный смех. Павел  Степанович учил  отца выбирать литовки по звуку.  Прекрасный гармонист , обладал уникальным слухом . По его рассказам ,  во время Гражданской войны он был командиром бронепоезда в дивизии Азина . Вспоминая командира , рассказал , как ему прислали Казанский сводный полк , состоящий на 70 процентов из дезертиров и шкурников . Когда этот полк создал угрозу для фронта,  Владимир Михайлович ( Мартинович , он латыш ) Азин построил бойцов на железнодорожной станции Куеда и каждого десятого сам лично расстрелял.
Дом на Зуевке Павел Степанович потом продал, его раскатали и увезли куда-то в другую деревню…
       Интересно вспомнить , что в то время название Куеда говорили редко , употребляли слово  «станция»…
       Сохранилась история создания деревни Лайга и её названия  , её я узнал из воспоминаний Марии Петровны Давыдовой  по рассказам её деда  Кузьмы Ильича . Дед говорил , что приехали они с Вятки , с ними было два его сына Иван и Дмитрий. Кругом был дремучий лес , они выбрали место возле речки и начали строиться . Иван Кузьмич построил себе дом с конца деревни первый дом , брат его Дмитрий Кузьмич построил дом через дом по той же улице , стали думать как назвать деревню и услышали лай собак и крик гусей , дали имя Лайга. По воспоминаниям Марии Петровны , первым председателем колхоза был Костицын Григорий Васильевич , полный кавалер солдатских орденов «Георгиевский крест» , он ей рассказывал как у него в этой должности появились сапоги и костюм : «Первое правление колхоза находилось в жилом доме Собянина , приехал уполномоченный из Куеды и спрашивает председателя , я говорю , что Вам нужно , председатель я и есть …, а сам стою в лаптях и стареньком пиджачишке , он посмотрел на меня , головой покачал , а через неделю привез мне сапоги и костюм».

Летом 1966 года, когда мне было 10 лет, наша семья переехала в деревню Куеду, это в двух  километрах от поселка Куеда. Отца назначили директором восьмилетней школы, мать преподавателем  биологии.
     С  Екатериной Игнатьевной  мы пошли пешком , привязав за рога нашу корову , в Куеду , а путь был не близок , на половине пути отец на мотоцикле  привез мать , меня увез , потом заменили бабушку.
    Жить в деревне Куеде стало намного интереснее , я с интересом  на велосипеде объездил поселок Куеда  : добротные деревянные тротуары, улицы , обрамленные кустами акаций , которые потом незаметно исчезли (сейчас про них уже все забыли) , большее количество магазинов , чем в Лайге  , высоченные белые  клубы пара станционного маневрового  паровоза с протяжным гудком (его называли «Кукушка»)  , мороженое на развес , завернутое в бумажку , которое продавалось в киоске около здания, где сейчас библиотека,   киоск был синего цвета, обшитый дощечками , с полукруглой надписью «Мороженое» . Около магазина «Детский мир» на улице летом продавалась газировка кружками и стаканами с изумительным вкусом , такой я нигде позднее не встречал.
     Учились в деревне Куеда в кирпичном здании школы , построенном в 19 веке , рядом было и деревянное здание . Кирпичное здание было построено по типовому проекту 19 века , такие точно школы сохранились в Аряже и Гондыре .  Кладка , как говорят , была выполнена на растворе , в котором одним из компонентов был яичный желток , поэтому стены очень хорошо сохранились и привлекают внимание своей строгой красотой.
   Интересно выполнено расположение помещений внутри : с торца здания парадный вход , небольшой входной коридор  , прямо школьный коридор , справа три классных комнаты с очень высокими потолками . Два дальних класса разделены складывающейся деревянной толстой перегородкой : в новогодние праздники стену складывали с помощью шарниров и получалось очень большое помещение. Прямо –учительская , в учительской справа дверь в директорский кабинет. Перед учительской слева еще один вход в здание , обычно которым и пользовались , а парадный вход был закрыт .
    Рядом со школой был школьный деревянный жилой дом с надворными постройками и огородом  , в котором и поселилась наша семья (дом до сих пор сохранился) . Дом был большой , там даже для меня нашлась отдельная комната.
       Появились новые приятели и развлечения . В деревне появился первый телевизор , это был год 1967 . В Барде телевышки еще не было , поэтому телевизионный сигнал принимали из Ижевска . Телевизор был в семье приятелей Засухиных , они умудрились поставить 30 метровую антенну , но на экране были лишь видны едва различимые очертания людей и предметов , все как бы посыпалось мелким  снегом , да и название телевизора соответствовало –«Снежок» . Тогда  из передач по телевизору , мы узнали , что такое хоккей , которым все увлеклись : мастерили самодельные клюшки , шайбы покупали в магазине «культтовары» в Куеде. Помню в клубе показывали фильм «Фантомас» , так все стены , тетрадки , учебники после его просмотра были исписаны буквой «F» . Часто ходили смотреть фильмы в Куеду в кинотеатр «Комсомолец» , в то время появился фильм «Неуловимые»  , а за ним его продолжения.
       Хорошо запомнил своих одноклассников : Толю Брюханова , Толю Бурмасова , Виктора Спирина , Сашу Лыбина , Виктора Солина, Люду Пантелееву , Лиду Быкову (их было две) , Надю Максимову , Люду Заякину , Галю Баранову , Сашу Газизова , Виктора Рузаева , Колю Дранишникова , Нину Виноградову  , Веру Тетерину , которые были из Барановки и деревни Куеды. В четвертом классе нас учила Елизавета Ефимовна Солина , в пятом классе запомнил Азу Петровну Насонову .
    Но учиться в этой школе мне пришлось всего два года : малокомплектные школы в районе  расформировали , в деревне Куеде осталась лишь начальная , ученикам из Барановки и деревни Куеды нужно было ходить в  Куединскую  среднюю школу . 
     А моих родителей направили работать в Земплягашскую  восьмилетнюю школу , отца директором.
      Но случилось так , что при медосмотре у отца обнаружили на легких пятнышки , он был вынужден пройти курс лечения в стационаре , иначе с детьми ему нельзя было бы работать…
         Отправились в  Земплягаш  мы с матерью вдвоем , взяв с собой самое необходимое , и радиоприемник «Комета». C сестрами осталась Екатерина  Игнатьевна  , отец был в больнице. Поселились в доме.   Первого сентября я пошел в шестой класс.
       Учеба в этой школе мне очень хорошо запомнилась , появилась масса умных и любознательных друзей : Василий Засухин , Миша Бабушкин , Коля Константинов , Коля Котриков ….  , в свободное время жгли костры в лесу , катались на лыжах .
      Каждый выходной ездили с матерью домой в деревню  Куеду на автобусе , но до него нужно было пройти 8-9 километров пешком до гравийной дороги Куеда- Большая Уса . Зимой , когда эту дорогу переметало , к гусеничному трактору прицепляли деревянную будку на полозьях , у нее впереди был нос как у ледокола и тащили ее по дороге , в  будке сидели пассажиры и мы с матерью, уже за этим сооружением шли грузовые машины с необходимым для жизни деревни , товарами и хлебом в магазин.
     После уроков у нас было много свободного времени , моя мать в нагрузку согласилась  работать библиотекарем в школе , и вот мы каждый вечер до очень позднего времени разбирали и переписывали книги . Найдя интересную , я тут же начинал ее читать .
  В школе учителями работали два фронтовика , это преподаватель истории Константинов Геннадий Александрович и учитель немецкого языка Трясцын Сергей Васильевич . Геннадий Александрович на войне потерял ногу , ходил на протезе и с палкой. На лацкане его пиджака всегда был привинчен орден отечественной войны . Я, помню , что из-за контузии , он не совсем хорошо слышал , этим мы пользовались , и на уроках всегда было шумно , тем более , что он был очень добродушен , в его глазах всегда светилась улыбка. Некоторые озорники из под стола брали его палку и пускали ее под партами , в конце урока он ее искал , спрашивая : «Где моя павка ?»  , он не выговаривал букву «Л» (это была кульминация озорства) . Очень часто , желая сделать старику приятное , мы спрашивали , за что он получил орден . И он минут 10 рассказывал о битве на Курской дуге , в которой ему пришлось принять участие  , под конец вытаскивал карманные часы , показав их нам , он говорил , что за это  его наградили внушительной суммой денег , этими часами и орденом :  «Деньги я , конечно , потратил , а вот часы и орден сохранились !».
      Сергей Васильевич Трясцын  был хорошим знакомым и даже учителем моего отца в начальной школе в Талмазе . Я , помню , мы приходили в дни приезда отца в Земплягаш к нему в гости , где он нам вслух читал свои воспоминания(три больших пухлых тетрадки),  сохранилась и книга в моей библиотеке  об нем  с его фотографией и дарственной надписью моему отцу. В начале войны он был курсантом высшего пограничного военно-политического училища КГБ СССР имени Ворошилова  , в армию его призвали в 1939 году , когда он работал учителем.
    Вот как в книге описывает его подвиг бывшая санинструктор Царева Вера Михайловна : « Я ползла , держа направление к ручному пулемету , бившему короткими очередями , и вскоре увидела Сашу Рамзаева , Сергея Трясцына . Когда я подползла к Саше , моя помощь ему была уже не нужна . Сраженный вражеской пулей , он лежал на боку , локтем упираясь в землю . Зеленая фуражка упала с его запрокинутой головы. Потом я поспешила с Сергею Трясцыну . Окровавленный ,грязный , с выражением гнева на закопченом лице , он как бы слился с пулеметом . Его напарник Иван Чернышев торопливо снаряжал патронами диски . Из его правого сапога сочилась кровь . Лежа на боку , стараясь не мешать Ивану , я распорола ножом голенище его сапога и перевязала рану на голени. Затем я подвинулась к Трясцыну . Он тоже был ранен . Я попыталась перевязать и его . Но он замотал головой и вдруг закричал : -Уходи к такой матери !....Уходи!.. Мне ничего не оставалось , как отползти назад . Видимо , фашисты надеялись захватить пограничников в плен . Трясцын бил теперь длинными очередями . Как нам позже стало известно , он был еще раз ранен . Вражеская пуля пробила его правую руку . На миг пулемет замолчал . Гитлеровцы осмелели . Превозмогая боль , Сергей левой рукой нажал на спусковой крючок . Раздалось еще несколько очередей .Но патроны подошли к концу . Курсанты роты , стремясь обеспечить путь отхода своим раненым товарищам , били из винтовок по фашистам . Сергей Трясцын   предпринял попытку вывести из-под огня Ивана Чернышева . Им надо было преодолеть около трехсот метров . Но гитлеровцы следовали за ними и были совсем рядом . тогда Сергей поднял над головой противотанковую гранату …….».   После взрыва гранаты он остался жив , но попал в плен , долгое время там находился , ему  удалось бежать . Потом воевал , войну закончил командиром взвода . После того боя его все считали погибшим , но Вера Михайловна Царева , ведя поиски однополчан,  его нашла , тут и открылось его героическое прошлое.
   Мой отец часто встречался с Сергеем Васильевичем , он нередко бывал желанным гостем в нашей семье в Аряже.
       
           Где- то после нового года , отец , спрыгивая на ходу тракторной тележки , сломал себе ногу . Мы с матерью вернулись в деревню Куеду : отец лежал в больнице на вытяжке ноги , мать пошла работать учительницей  в  Куединскую восьмилетнюю школу,  а я стал учиться в шестом «В»  Куединской средней школы.
        Учился в школе я во вторую смену , зимой домой возвращались в темноте . В то время в школах столовых не было , но был буфет , где за пять копеек можно было купить пирожок или пончик , но деньги , которые мне давали дома , я тратил на фотопленки или реактивы для фотографии , помню одноклассника Пашу Пономарева , который тоже увлекался фотографией , мы с ним делились опытом . Сидел я на одной парте с Марсом Кашаповым  , постоянно с ним на переменах  играли в шумные игры , неоднократно получая замечания от педагогов , однажды нас в коридоре остановил , когда , мы уж слишком разыгрались директор школы Балахнин Павел Прокопьевич. Завучем была Урусова Руфина Михайловна , а классной руководительницей  учительница по русскому языку   Манзенкова   Людмила Константиновна , у которой я так и не смог получить ни одной пятерки , даже за домашнее задание , как бы ни старался.



      Знал бы я тогда сколько ждет меня разочарований в жизни , горьких неудач , поражений ? Но не меньше в жизни я испытал счастливых минут , радостей  от побед , от претворения в дела успешных проектов! Но это было все впереди…
   


От автора : рад , что многих заинтересовало мое повествование , я с Вами не прощаюсь , надеюсь , что многое остальное Вы прочтете в моей книге , которую я задумал и написал для своих внуков. Монотонной и скучной кажется порой собственная жизнь , особенно в сравнении с тем , что видишь на экранах ТВ и кино , но вот оглядываешься назад , вспоминаешь отдельные эпизоды из прошлого и вдруг начинаешь понимать , что в ней , этой жизни , было немало хорошего , необычного , добрых встреч с замечательными людьми , неожиданных поворотов в их и собственной судьбе , странных стечений обстоятельств и даже курьезов . И тогда начинает казаться , что реальная жизнь куда интереснее придуманной , покруче сериальной . Время и пространство отделяют эти события одно от другого . Потому проходят как бы незаметно и почти ничего особенного из себя не представляют . Но вот воспоминания о них собранные и помещенные в одной книге , вызывают удивление : неужели так оно было.