Пол-лета в мегаполисе тянулось в ожидании второй его половины, несомненно, лучшей - отпускной, вальяжной, беззаботной,- пахнущей то загадочно - горьковатыми южными растениями, то просто - жаренной рыбой с картошкой и чесноком.
Мы с мужем собирались к морю в июле.
А пока очередной дождь размывал на наших окнах тусклую городскую пыль. Вид был, правда, неплох. Внизу у дома - огромные тополя - пристанище перелётных птиц, за деревьями - многоярусная гряда кирпичного «Царского села» и плоские крыши пятиэтажек, вдали - макушка Университета и высотки «Сити». Над городом нависало тяжёлое серое небо.
Дождь превращал обычный городской пейзаж в акварель. Мокрая реальность текла, кривилась струйками, пропитывала стекло, становясь нереальностью в рамке окна.
А воображение рисовало на том же холсте, - но ярким акрилом, -солнце сквозь голубой лёгкий воздух. Под ним - сверкающие блики зелёной воды. Между небом и морем - гигантские лайнеры чертили белую линию горизонта вдали от пляжей, утыканных пляжными зонтами. Эти коктейльные зонтики раскрылись и замерли над своей собственной тенью. Мираж!
На самом деле дождь за окном не кончался. Он громко стучал каплями по раскрытым зонтам. Эти зонтики проносились над лужами, вертелись, кренились и иногда наталкивались на встречные. Мы всё ещё в Москве.
Понятно, что дожди бывают. Особенно они БЫВАЮТ летом. Пройдут, освежат краски природы, смоют пыль, внесут разнообразие в разговоры о погоде, - да и опять лето! Но не это!
Ежедневно вода наполняла улицы Москвы, не желая просачиваться ни сквозь новую плиточную мостовую, ни в узенькие щели водостоков. Она переливалась через бордюры и заливала тротуары. Она текла рекой по дорогам, превращая автомобили в лодки и катера, обрекая водителей плыть по течению.
Резиновые сапоги - любимая обувь моего детства - снова на ногах, причём на самых модных! Обутые в сапоги ноги не ищут брода, а решительно идут по прямой, легко обгоняют ноги в туфлях, ботинках и кроссовках, которым приходится выделывать немыслимые пируэты: тянуть мысок в прыжке, мелко семенить на пятках, идти по едва выступающему из лужи бордюру, как по канату, а иногда петлять, как бы запутывая следы, чтобы обойти или перепрыгнуть лужу.
Половину лета пришлось провести под дождём.
Наконец настал июль. Билеты куплены, новенький чемодан насмерть замотан пленкой, цветы в добрых руках соседки, - казалось бы, всё готово к отъезду, но увы! Дождливое лето подмочило и так небезупречную репутацию наших спин. В таких обстоятельствах самое разумное было бы нанести визит доктору.
Единственно, кому мы могли доверить свои организмы, была Ольга - знаток тибетских методов, китайских примочек, наследница бабушкиных и прабабушкиных знахарских практик. Но летом доктор-вертебролог превращался в агронома-селекционера и, прихватив семена, рассаду, кусты, цветы, деревья и всех своих собак, отправлялся подальше от Москвы, в никому не известную деревеньку под Калугой. Вот почему наш путь в Испанию должен был непременно пролегать через Калужскую область.
«Это не край света,- говорила Ольга,- приезжайте, когда не будет дождя». Конечно, не край: мобильная связь, хоть и пропадала временами, но всё же была. Но почему «когда не будет дождя»? Этого мы не могли понять из Москвы.
Дело в том, что в двадцать первом веке ко многим населённым пунктам, оказывается, не проложены дороги. Когда-то, в «царские» времена, подъездные пути были. Но сейчас их нет, этих самых дорог. Их нет в хорошую солнечную погоду, их нельзя найти под снегом зимой и уж тем более их нет, когда есть дождь. Лет сто назад отыскать без провожатого селение было нелегко, но и в наши дни, когда спутниковый навигатор точно обозначил координаты, эта задача не упрощается. Доехать невозможно! Нет дорог!
В это трудно поверить на Ленинском проспекте, на Калужском шоссе и даже на однополосной дороге, ведущей к Чёрной Грязи. Неуклонно приближаясь к цели нашего путешествия, мы легко одолели двести километров. У домика с синей крышей - единственного ориентира - свернули с асфальтовой дороги. Вот тут-то и зародились сомнения.
Перед нами простиралось поле, разделённое надвое пробором бетонки. Слева и справа одинаково цвели травы: ромашка и иван-чай. Дорога кривовато поднималась к горизонту и уходила за него. От домика с синей крышей до крыши Ольгиного дома оставалось каких-то 7 километров. Казалось бы, есть дорога, что ещё нужно? Катись себе и катись потихоньку. Но сооружение под нами имело особенности. Скорее всего, оно было задумано, как преграда для вражеской тяжёлой техники - ни переехать, ни проехать, ни даже съехать! Две полоски плит, разделённых траншеей, то сходились, то расходились так, что у автомобиля был выбор: сесть всем кузовом на бетон, свесив по сторонам колёса, или провалиться между ними. Не думаю, что в последнем случае мы могли бы выбраться через двери.
Сами же плиты не лежали, как мрамор московского метрополитена. Было впечатление, что их сбросили с вертолета, а там уже они сами как-то придвигались друг к дружке. Между ними выросла буйная травища - почти кусты, - и эта безумная растительность, как в фильме ужасов, отчаянно и остервенело била и хлестала и корябала днище автомобиля, стараясь добраться до наших ног.
Продвигались ползком. Каждый стык - это стук. Там, где яма, - лязг и «чирк». Горло перехватило: говорить не могли, напряженно прислушиваясь к страданию обшивки машины, как в подводной лодке на критической глубине. Нас сжимала и сплющивала молчаливая и безразличная бездна, да, бескрайних полей.
Мысли приводили в ужас: во-первых, мы одни на этой планете, во-вторых, по этой дороге никто не ездит: она ведёт в никуда. В третьих, мы никогда не доберёмся ни туда, ни обратно. И не дойдем. И ещё, безумное: «А что, если кто-нибудь появится навстречу?»
Через час, когда мы смогли продвинуться на километр, нас догнал облезлый Жигуль с двумя тётушками. Это был шанс узнать, есть ли искомая деревня в этой местности и сможем ли мы проехать. Приветливые лица матушек сияли добротой. Сначала обе они удивленно закивали, а потом, взглянув на нашу приземистую Мицубиси, их головы стали обречённо поворачиваться влево-вправо: «Нет, не сможете».
Тётушки в резиновых сапогах направились в небольшой лесок, а мы проехали ещё немного и остановились. Последняя бетонная плита обрывала нашу надежду ломаным торцом. Впереди была только лужистая глина, разъезженная трактором. Пошёл дождь. Теперь мы окончательно поняли, что попали на край света.
Оставался один-единственный шанс не пропасть — позвонить и попросить встретить нас, другими словами, довезти. К счастью, в этот момент была мобильная связь и нам обещали выслать подмогу. Очень скоро откуда-то с поля выпрыгнула старенькая Нива. За рулем был Александр Иванович, Ольгин сосед. Он сурово предупредил, что здесь, на бетонке, нашу машину оставить нельзя: разберут. Хитрыми зигзагами уводя нас от прямоезжей разбойничьей дороги, указал нам куст осины или бузины в чистом поле, где машину припарковать было почему-то можно. Опасения не найти её на обратном пути не помешали нам мы продолжить путешествие, и мы пересели в четырёхприводную «телегу» Александра Ивановича.
Александр Иванович - сухопарый мужчина лет семидесяти - обычный деревенский житель, и никто не смог бы заподозрить в нём Шумахера. Тем более не пришло бы в голову назвать его «Ниву» болидом. Тем не менее нам было суждено стать участниками ралли.
Как только мы тронулись с места, стало очевидно, насколько приятнее смотреть Формулу-1 или Париж-Дакар по телевизору. Машина Александра Ивановича скакала по кочкам, на скорости въезжала в лужи и грязь, вертелась на поворотах, ища твердь хоть для одного колеса. Аппарат кренило и подбрасывало. Всё в нём дребезжало. Теперь нам уже казалось, что мы по ошибке сели в истребитель, выполняющий акробатическую программу. Не сговариваясь, мы пристегнули ремни и вцепились друг в друга и во всё, за что можно было держаться. Десять минут: полёт нормальный. Даже доверие к пилоту не могло хоть сколько-то уравновесить чувство страха. Перед самой деревней Александр Иванович направил свой аппарат в пике - в крутой овраг, заложил вираж в изрытом колеями болоте, выдернул из него шасси, взмыл на пригорок и заглушил двигатель.
Последний раз я испытала подобное, катаясь на американских горках. Ещё тогда я зареклась так испытывать свои нервы.
На пригорке ждала нас Ольга. Вид её выражал спокойствие и умиротворение. На некоторое время и мы почувствовали себя в безопасности. Под ногами была земля. Мокрая листва радовала глаз, дышалось как-то слишком легко, и покой потихоньку заполнял душу. Мы сделали несколько шагов по траве и перешагнули невидимую границу Ольгиных владений, ничем не обозначенную, не огороженную...
Перед стареньким кирпичным домом возвышались такие же старые липы. Несколько грядок и маленьких кустиков в саду, древняя яблоня, заросший бурьяном берег реки, поле цветов до самого леса окружали дом. Мы погуляли, осмотрели огород и вообразили будущие кущи, расписанные Ольгой до самого горизонта. Конечно, сама «резиденция» требовала основательного ремонта: дом долго пустовал, и местные жители потихоньку разбирали его для своих нужд.
Внутри, у полуразобранной печи мы перекусили, попили чай и стали потихоньку приходить в себя. Наши спины починили быстро. Дождь перестал. Единственное, что напрягало, это мысль, что возвращаться предстоит тем же путём.
А пока мы пили чай, мы старались не думать об этом.
(2017-2019)