Так и я – умоляю доступа,
без посредников, к настоящему.
А. Вознесенский.
Все мы нормальные люди и адекватно реагируем на домашнюю обстановку. Проблемы начинаются, когда мы переступаем порог своего дома.
В принципе, так было всегда. Мы всегда в курсе только тех дел, которые происходят рядом. Полную достоверность имеет не вся Вселенная, а только та ее часть, которая находится в пределах досягаемости нашего зрения, слуха, обоняния и осязания. И то – по мере удаления от центра мироздания (тебя, любимого), вещи теряют отчетливость и детальность; подробности истаивают одна за другой, действительность как бы меркнет в стене информационного тумана. Что уж говорить о событиях, которые происходят где-то за горизонтом; об этом мы узнавали – так было всегда – только по рассказам свидетелей и очевидцев, которым мы доверяли больше или меньше, как бог на душу положит. Было любопытно, но не слишком-то и волновало; велика важность. Для практических нужд всегда хватало собственного непосредственного опыта: зрения, слуха, обоняния, осязания.
– Лишь самым простым истинам можно доверять без раздумий.
– Не могу. Мне хочется большего. Мне надоело верить бесспорным истинам – они слишком скучны.
Зависимость от посредников, поставляющих информацию издалека, возрастала медленно, но неуклонно; мы успевали приспосабливаться к тому, что верить надо не всегда и не всем. Мы научились проверять, доверяя (а куда деваться!) Но ложь приспособилась тоже.
– Никто не владеет абсолютной истиной. И мы старались доверять в меру. Это не только вопрос знания, но и вопрос помыслов. Ты должен поверить, что ваши цели совпадают.
– Самое смешное – принимать на веру слова тех, кому ты нужен, но не подчинен.
– Добрым людям нужно доверять – но нельзя доверяться. Потому что добрые люди не обязательно умны; и чем добрее, тем глупее – потому что доверчивей.
– Каждому человеку, с которым мы общались, будто выставлены баллы доверия. Жизнь человеческая – сплошной выбор.
– «Веришь – не веришь?» – спрашивают друг друга малыши… и не поймешь, чему они больше учатся, верить или лгать.
– Вся история человечества есть, по сути, уменьшение потребности в доверии. Мы построили государства, которым, может быть, мы не доверяем в частности, но доверяем в целом. Иного выхода у нас нет, увы.
Это плата за желание большего.
Растущий по экспоненте поток косвенной, опосредованной информации был мизерным на протяжении многих тысячелетий; в ХХ веке наступил период бурного роста – и вот, наконец, пришел момент. когда этот поток превысил все мыслимые пределы. Это означает, что мы уже не успеваем приспосабливаться к обману.
Если мы действительно хотим большего (а это так), то непрямое знание – это нормально. Но оно потому и дало о себе знать как «феномен», что в связи с ним возникают проблемы. «Всвязис»? А поточнее? Что именно порождает проблемы «в связи с эффектом непрямого знания», и как с этим бороться? Впервые этот эффект дал о себе знать в сфере науки «в связи с» тем, что ученые, оказывается, совершенно не умеют интерпретировать факты и, оказывается, совершенно не понимают, насколько сами факты зависят от интерпретаций. Ну, если уж ученые не знают и не понимают… Тогда не приходится удивляться, почему проблемы начали нарастать по мере нашего все нарастающего стремления к большему. Таким образом, информационная зависимость с самого начала показал себя как вопрос интерпретации.
Для того, чтобы оценить по достоинству наступление эпохи информации и как-нибудь адекватно отреагировать на этот факт, недостаточно увидеть, потрогать, обнюхать и облизать график экспоненты. Факта недостаточно – необходимо еще понимание. У человека разумного, кроме ощущений, есть еще органы чувств, которые послушно поставляют ему немедленное объяснение того, что происходит вокруг, в непосредственной близости от центра Вселенной. Но косвенную информацию разъясняет нам только посредник. Источник проблемы здесь.
Любой факт преподносится современному человеку только в комплекте с инструкцией, как его понимать. Это касается не только медийной информации, это просто наш способ общения. По-другому мы не смогли бы. Хотим мы или не хотим, понимаем или нет, но мы рисуем для окружающих свои собственные рисунки на стене информационного тумана, окутавшего мир. Рассказываем сказки, травим анекдоты, поем Лазаря, блажим отмазки, заливаемся соловьем, лепим горбатого… иначе окружающие просто не поймут – у них нет собственного понимания косвенной информации.
Мы так развращены вульгарным материализмом Просвещения, мы так привыкли к надежной и безотказной работе нашей интуиции, мгновенно интерпретирующей окружающее, что замечаем только конкретные факты – а их смысл, дескать, сам по себе обнаружится. Он и обнаруживается – сам по себе, мимо нашего сознания. Откуда?
В принципе, так было всегда. Но сегодня человек просто не успевает обучиться нормальному человеческому недоверию, которое специалисты научно называют «критическим мышлением». Двадцатый век сделал непрямую информацию актуальной, существенной, необходимой для массового человека. Сегодня оказывается, что эта зависимость вызывает прогрессирующее привыкание. Мы всегда стараемся что-то внушить собеседнику, и есть определенные границы, за которыми такие попытки становятся нетерпимыми и подлежат пресечению. Причем эти границы существенно зависят от уровня суверенного мышления аудитории; так что нормальная потребность в интерпретациях не должна превысить порог внушаемости. Собственно говоря, это вопрос интеллектуальной свободы.
Когда скоморохи, кобзари и балаболы вдохновенно врали, поощряемые нашим снисходительным интересом, мы точно знали, что они нам рассказывают сказки… Ну там – былины, легенды, мифы, небылицы, анекдоты. Мы всегда могли («спрыгнуть?») отличить их сочиненную на ходу виртуальную реальность от той Вселенной, в которой нам приходится зарабатывать на хлеб.
Сейчас – не отличаем. Мы не имеем возможности или просто не успеваем проверить косвенную информацию; и потому вынуждены кому-то доверяться. Например, рекламе. В том числе – политической. В особенности – посредством телевидения, которое способно проламывать крепостные стены наших домов.
За дверью твоего дома начинается мир, который кем-то выдуман. И этому кому-то достаточно нанести на нас всего один штрих, чтобы замкнуть в капсулу наше сознание: дрессировать служебное недоверие к «чужому».
Можно называть это «доверчивостью» – почему нет? если так комфортнее. Главное – не забывать, что эта доверчивость оборачивается неадекватным поведением на улице. (И неважно, что окружающие ведут себя аналогично. Что хорошо, что плохо – голосованием не решается.)
Сегодня факт – инструмент обмана. Никто не фальсифицирует факты; внушаются фейковые представления, навешенные на информационный повод. Потребитель видит только событие, не замечая, как абсурдные, противоестественные идеи входят в его подсознание вместе с поступающей информацией. Так формируется искусственное мировоззрение. Никому особенно не нужно, чтобы телезритель (например) поверил в те абсурдные версии реальности, которые ему навязывают из-за экрана. Требуется только, чтобы он был способен поверить абсурду – любому абсурду, любой ахинее, ерунде, чуши, вздору, чепухе, глупости, несуразице! И он, натурально, верит. Это не симптом – это болезнь.
Новые времена предельно сократили дистанцию между глупым добром и глупым злом. Но это не все. Мы не только не умнеем – мы глупеем, в массе. Создаваемый информационными коммуникациями «эффект присутствия» симулирует непосредственность восприятия и отключает даже те навыки здорового недоверия, которые достались нам от прежних поколений. Иллюзионист за кадром произвольно управляет нашим вниманием, – а значит, и пониманием. В результате, мы видим или не видим, слышим или не слышим, понимаем или не понимаем – то, что нужно иллюзионисту. Можно доверять своему зрению и слуху; но вниманию и пониманию – нельзя. И не надо давить себе на глазное яблоко, читатель, это глупо и бесполезно.
– Ты даже представить себе не можешь, я вижу, что такое настоящая, подробная, тщательно наведенная галлюцинация.
Своеобразным бенефисом «косвенного знания» можно считать историю нашего отечественного дерибана, когда нас обобрали до нитки – а мы ничего и не заметили. «Вслух говорилось, на глазах у всех делалось, а не выдолбили нам (масс-медиа) ямку в мозгах – и никто ничего не понял.» Дело вовсе не в том, что средства массовой дезинформации сумели сочинить связную интерпретацию происходящего. Просто они нас уже немножечко, в малых дозах, приучили доверяться абсурду – и тем воздвигли виртуальный мир, в котором мы живем с тех пор. Но это было только начало.
У человека на лбу не написано, насколько он зависим от медийного внушения; и уровень критического мышления в паспорт не заносится – да его и измерить не так-то просто. Но, все-таки, существуют способы отличить нормальных граждан от части населения, наделенной информационным иммунитетом.
Автор обязан оправдывать ожидания читателя. порожденные заглавием публикации – это закон жанра. И тест на адекватность, конечно, будет предложен. Вот он. «Итак, представьте себе ситуацию»:
В вашем доме работает телевизор; и диктор программы новостей сообщает, что в минувшую субботу в районе Трубной площади в течение дня проходила несанкционированная акция. В ходе столкновений демонстрантов с полицией есть пострадавшие с обеих сторон.
– Внимание, вопрос. Что, по вашему мнению, следует считать истинным фактом в данном случае? Варианты ответов:
А. Враги России опять организовали провокацию. Пострадали люди.
Б. Власти опять грубо расправились со сторонниками свободы. Пострадали люди.
Б. На Трубной опять полиция подралась с демонстрантами. Пострадали люди.
Г. В минувшую субботу в районе Трубной площади в течение дня проходила несанкционированная акция. В ходе столкновений демонстрантов с полицией есть пострадавшие с обеих сторон.
Если вы выбрали любой из приведенных вариантов ответа, можете спокойно заняться домашними делами: ваши сомнения в собственной адекватности, мягко говоря, не лишены оснований. А теперь внимание – правильный ответ. Истина состоит в том, что (я ее цитирую): «В вашем доме работает телевизор; и диктор программы новостей говорит: "В минувшую субботу в районе Трубной площади в течение дня проходила несанкционированная акция. В ходе столкновений демонстрантов с полицией есть пострадавшие с обеих сторон".» (Конец цитаты.)
Зритель ставит знак равенства между событием и картинкой на экране просто потому, что живет в эпоху маразматического позитивизма, полностью игнорирующего фактор интерпретаций. Телевидение создает «эффект присутствия», спекулируя на закрепленном веками рефлексе «вижу – значит присутствую». Таким образом анонимные интерпретаторы управляют телезрителем, как Павлов – своими собачками. Для общества не важно, что с человеком происходит; важно – как он это воспринимает. Манипулировать человеком – значит управлять его восприятием.
Меньше всего автору хотелось бы вызвать у читателя очередной приступ досады на окаянную конформную массу, которая подобных опусов, как правило, не читает. Но я знаю, что так оно, скорее всего и случится; поэтому скажу, открытым текстом, что такое восприятие не адекватно тексту публикации. Проблемы современности нельзя списать на конформизм; это дежурная отмазка образованческого планктона. Запредельное давление информационной среды требует запредельной прочности суверенного мышления. И уж конечно, это требование в первую очередь предъявляется не конформисту, которому достаточно просто перекреститься, когда включает телевизор. Настоящей причиной следует считать неспособность интеллектуальной элиты мыслить на уровне этих проблем.
«Будущее – это тщательно обезвреженное настоящее», – увы, слова классиков относятся к вымышленному, фантастическому будущему плоско мыслящих футурологов. Реальное (настоящее) будущее, которое нам предстоит, глубоко запускает щупальца в сегодняшний день. Настоящее – это будущее, которое наступило внезапно.
2019