Саксаул – изумительный пример выживания в пустыне. Растет как спутанная колючая проволока с крохотными листочками. Для приготовления мяса на живом огне нет лучшего топлива, - горит он долго и жарко.
Узбеки, туркмены, таджики и афганцы – по сути один тюркский народ, но степень близости с Россией определила степень их развития.
Трагедия Арала – классический пример недальновидного вторжения человека в природный водный баланс, в результате которого целое море исчезает с лица земли.
Для мусульманина, тюбетейка, и изображенные на ней символы, исполнены сакрального значения связанного с Меккой.
С древних времен узбекских младенцев укачивают в совершенно особенных люльках, - ребенок запеленут вместе с нею, а специальное дренажное и отводное приспособление позволяет сохранить белье сухим и чистым. Конструкция столь остроумна и удобна, что ею пользуются и по сей день.
В то время, как цивилизованные европейские страны сливаются в единое сообщество, и этот процесс выгоден и закономерен, народы рухнувшей Советской империи не находят ничего лучшего, как обвиняя большевиков во всех своих бедах, и отказавшись от выстраданной столетиями совместной истории, броситься в поношение своего прошлого. Больше всего здесь достаётся конечно России.
Желание перекинуться к сильному и лягнуть слабого – старо, как мир. И, хоть благородством и не отличается, но повторяется с завидным постоянством. Однако, есть и другие примеры, - в частности, приятно удививший меня и моих товарищей Узбекистан.
История покорения Туркестана и присоединения его к Российской Империи изобилует самыми драматическими коллизиями. Борьба с басмачами носила жестокие и непримиримые формы, поэтому, если покопаться в прошлом, узбекам есть, что предъявить своему русскому соседу в момент отделения. К нашему удивлению, этого не произошло. В Узбекистане мы с первого дня до последнего чувствовали себя как дома. Я долго мучился вопросом: «Отчего так по-разному ведут себя народы», - пока не решил, что все это, видимо, проявления разных национальных характеров. Один помнит добро, другой сосредоточен на обидах или завистлив, или злопамятен, или тщеславен. Узбеки оказались людьми уважительными и с чувством собственного достоинства. Никаких гримас национализма, шовинизма и нетерпимости, как впрочем и подобострастия. Мы с удовольствием окунулись в атмосферу дружелюбия. «Азиатская окраина, хлопковый придаток СССР», предстала ухоженным цветущим краем. Поразил порядок, чистота и спокойствие. Чувствовалось, что руководство страны всерьез занимается своим народом. Я не видел на улицах нищих, роющихся в помойках, как не видел запущенных городских окраин и брошенных стариков. Было видно, что страна не шикует, но трудится, и в ее действиях угадывается определенная воля и здравый смысл. До недавнего времени через таджикскую границу в страну шёл поток наркотиков со всеми сопутствующими последствиями. Сейчас эти нелегальные торговые пути перекрыты, и обстановка, как говорят сами узбеки, заметно улучшилась. Из Узбекистана были удалены базы ВВС США, что явилось шагом сколь смелым столь и решительным. Вся страна ездит на народном автомобиле УЗДЭО. Хорошие машины, от малолитражек до микроавтобусов, колесят по узбекским дорогам. Все дороги в неплохом состоянии и, что меня поразило больше всего, нигде нет мусора. Даже от экзотической Мексики впечатление портится из-за элементарной неспособности тамошних властей убрать мусор вдоль дорог.
Благодаря жаркому климату, жизнь тут, как и во многих южных странах, проходит в основном на открытом воздухе и для нашего непривыкшего взгляда представляет почти театральное зрелище. Прямо на улицах в тандырах выпекается вкуснейший хлеб – золотые румяные круги то здесь, то там продаются столь же румяными, загорелыми до густой смуглости круглолицыми узбечками. Под открытым небом готовятся плов, люля-кебаб, баранина, говядина, шурпа, лагман, сабза. Эти аппетитнейшие названия сами по себе способны вызвать неудержимое слюноотделение, а уж в сочетании с запахами, в сопровождении голубоватых дымков, струящихся от бесчисленных мангалов, в которых горит саксаул и поджаривается на углях сочное степное мясо, будят в вас, закоренелых вегетарианцах, помешанных на диете, первобытные чувства, против которых вы бессильны. Поэтому наша компания путешественников по мере приближения к обеду или ужину превращалась из туристов, интересующихся историческими достопримечательностями Великого Шелкового Пути, сначала в неудержимых гурманов, а затем и ненасытных обжор. И так каждый день: одержимые страстью чревоугодия мы становились кулинарными туристами-маньяками, в каждом новом месте ищущими все более и более изощрённых мясных блюд. Бесспорное «Восток – дело тонкое» открылось нам ещё одной мощной гранью, обретя запах и вкус. Единственной шероховатостью в этом непрекращающемся празднике желудка оставался дефицит спиртного и довольно скудный его ассортимент, что прекрасно характеризовало непьющих узбеков, но сильно огорчало нас, крепких приверженцев русской традиции, когда при взгляде на люля-кебаб рука рефлекторно ищет рюмку.
День за днём мы перемещались на четырёх новеньких ДЭО по просторам гостеприимного Узбекистана, то гористого с классическим очерком заснеженных вершин, то холмистого, с бесконечными до горизонта пастбищами на зеленых склонах, где безмятежно пасутся стада будущих шашлыков. Чёткая мозаика рисовых полей, похожих с самолёта на лоскутное одеяло, своими силовыми линиями, как паучьими лапками, тянется к населённым пунктам, напоминающим колонии бактерий.
Мясо в этом жарком краю признают только парное. Забитое утром должно быть съедено до обеда. Поэтому кругом видны распахнутые ставни мясных лавок, а отборные куски темно-красного степного мяса живописно развешены прямо на улице, на ветерке, так что мимо них трудно пройти. Я впервые почувствовал, что вид свежего мяса способен доставить эстетическое удовольствие, как на полотнах фламандцев. Оказывается, мясная кухня с курдючным жиром и всем возможным холестерином необходима человеку, чтобы выжить в жарком среднеазиатском климате – это единственный способ спасти организм от обезвоживания.
Восточный базар описан стократно, но я всё равно был ошеломлён количеством, обилием и разнообразием товара. Необходимость сохранить в жарком климате произведенные богатства привела к тому, что многое продают в сушеном, вяленом, перетёртом, очищенном, - в обработанном виде. Яркие халаты, опалённые солнцем лица торговцев, характерные бороды аксакалов, тюбетейки всех мастей, шум, гам и сутолока… Мы невольно вспомнили багдадского вора, а буквально вскоре я обнаружил, что ташкентский вор похитил у меня мобильный телефон. В общем, базар как базар.
Проезжая по городам и весям, невольно оказываешься в непривычном калейдоскопе лиц - тюркских, иранских, монголоидных. В Бухаре в маленькой лавке пряностей, среди щекочущих ноздри ароматов, заполняя собою почти всё тесное пространство, сидел колоритнейший, как мы решили, перс. Меднолицый и, несмотря на тучность, монолитный, как скала. Глядя на него, легко представлялось, как сильны, мужественны и непобедимы были в прошлом великие воины восточных деспотий.
Стремящийся показать себя современной столицей мирового уровня, Ташкент более других городов удалился от национальной самобытности. Печально памятное ташкентское землетрясение тоже сыграло тут свою роль, разрушив старый город. Как бы там ни было, нынешний Ташкент изобилует стеклянными фасадами многоэтажных зданий, витринами огромных магазинов, рекламными щитами. Как ни странно, здесь чаще чем в других местах встречаешь надписи на русском языке, что нашему туристу, безусловно, приятно.
Самарканд – с одной стороны вполне современный, с другой – город-памятник. Гробница Тамерлана, обсерватория Улугбека, - всё свидетельствует о величайшем расцвете этого города на Великом Шелковом пути. Здесь на протяжении веков бурно развивались, обгоняя европейскую науку и культуру, астрономия, медицина, точные науки, поэзия и философия. Запад, порой пренебрежительно относясь к восточной культуре, тем не менее, пользуется её достижениями и открытиями. Представьте себе жизнь, в которой нет арабских цифр, основ медицины, заложенных Авиценной, восточной философии, рубайат Омара Хайяма и многого другого, что мы давно считаем основой мировой культуры.
Бухара – классика Востока, город, в котором легко и уютно, как будто прожил здесь всю жизнь. На каждом шагу натыкаешься на медресе, мечети с минаретами, торговые ряды. Мусульманская архитектура и керамическая мозаика повсюду. Очень красиво решены входные порталы медресе. Голубые майоликовые купола мечетей возвращают в сказку «Тысячи и одной ночи».
Если у китайцев вершиной творческой мысли в архитектуре можно назвать оригинальный рисунок крыш, у нас - решение фасадов, то у мусульман наивысшее достижение архитектурного творчества, как мне кажется, - потолки, своды, купола. Таких сложных конфигураций, форм и рельефов, такой тончайшей прорисовки орнаментов, выполненных в керамике ярчайших цветов и оттенков, вы не встретите больше нигде. Запрет на изображения людей и животных в исламе привел к высочайшему уровню геометрических, орнаментальных и каллиграфических решений. Сложность, чёткость и глубина сакральных смыслов, зашифрованная древними мастерами в каждом своде, сегодня во всей своей полноте нашему пониманию, увы, недоступна.
Мусульманская архитектура весьма характерна и органична для местных условий. Почти всё строили из кирпича-сырца, его надо было защитить от осадков и придать ему парадный вид, вот и появился приём облицовки поверхностей керамикой. Получалось недорого и эффектно. Работа с керамикой достигла высочайшего уровня. Талант зодчих во многом сводился к декораторству, созданию уникальных орнаментов и стилизованных рисунков. Особого мастерства достигли в получении сочного цвета. Экскурсоводы говорят, что нынешние попытки заменить утраченные фрагменты облицовки храмов, как правило, тщетны. Цвет, которого удавалось добиться древним мастерам, несравнимо ярче, эстетичнее. Мне, современному архитектору, трудно представить, как выполнялись облицовочные работы на куполах – они необычайно сложны и при этом рисунки и орнаменты составлены так точно, что не имеют видимых нестыковок.
В одной ташкентской харчевне я впервые увидел, как сотни людей, заполнивших обеденный зал, едят по сути 4-5 блюд, приготовленные в огромных казанах пятью колоритными поварами. Уверен, не случайно блюда восточной кухни готовятся в больших ёмкостях. Это создаёт особый комулятивный вкусовой эффект.
Узбекские женщины ярки, смуглы, в молодости стройны. Как говорят, юная свежесть их быстро увядает, сменяясь с возрастом бесконечной добротой и уютной улыбчивостью. Каракалпачки стоят особняком. Это совершенно иной тип: если узбечки круглолицы, большеглазы и по-южному знойны, то каракалпачки – ярко выраженный монголоидный тип, полный первозданного очарования. Их смуглые скуластые лица и раскосые глаза будят романтический образ Великой Степи. Каракалпакские женщины – предмет гордости их народа, сравнительно недавно сменившего кочевой образ жизни на оседлый. Когда въезжаешь на территорию этой автономии Узбекистана, сразу чувствуешь иной колорит. Селения не такие ухоженные, люди победнее, много глинобитных, саманных строений, природа не так щедра: пустыня и солончаковые почвы затрудняют земледелие.
В Каракалпакию мы приехали специально посмотреть на трагедию гибели Аральского моря. Наш путь лежал через пустыню, где только весной саксаул покрыт свежими листочками, а трава лёгкой зеленой дымкой окрашивает песчаные барханы. Орлы да черепахи – единственная заметная живность, хотя известно, что есть ещё змеи и скорпионы.
Солнцепёк, несмотря на весеннюю прохладу, ощутимо поджаривал, и невольно думалось, что же здесь будет уже через месячишко, в середине мая. Для поездки на Арал мы сменили «Дейво» на джипы и целый день неслись по пыльным солончакам и пустошам, затем въехали вверх на плато Усть-Юрт, ровное, как стол, пыльное и безрадостное. Дорога отняла много часов. С плато открывался вид на бескрайние пустынные дали, только где-то у линии горизонта поблескивали воды Арала. Наши проводники, тем не менее, ехали дальше и дальше, и дно Арала справа по-прежнему представляло собою какой-то лунный щемящий ландшафт, похожий на дно гигантского кратера навеки уснувшего вулкана.
Не верилось, что совсем рядом когда-то плескались синие воды и плавали осетры, обитало великое множество всякой морской живности, и ею славны были эти места. Теперь всё мертво. Нет никого, кроме черепах, неторопливо перемещающихся по песчаным барханам, таким же пыльным, как и всё вокруг. Изредка встречались люди, пасущие верблюдов, да редкие убогие строения временных стоянок. Наконец дорога привела к спуску с плато, и наши джипы по крутому, почти вертикальному спуску стали съезжать на дно моря, которое безошибочно обнаруживало себя обилием мелких морских ракушек. Мы почти подъехали к кромке воды, однако стоянку устроили в отдалении, - проводники сказали, что зыбучие пески у воды могут поглотить машину. Мы устремились пешком к воде, мечтая, быть может, искупаться в море, которого скоро уже не будет, ибо его умирание неостановимо. Но ничего не вышло, - у берега было мелко, как в луже, а пески не держали даже человека, не давая подойти к воде. Потоптавшись немного, мы вернулись к биваку. Запылённые джипы, палатки и рваный шатёр кухни создавали подобие уюта для горстки людей, разбивших бивуак на дне моря в окружении высоких отрогов береговой кромки. Наши проводники, прирождённые кочевники, ловко разожгли жаркий костёр из саксаула, обогрели нас, кое-как накормили и уложили спать в палатках. Утром мы засняли какой-то зловещий печальный восход солнца над умирающим морем и устремились прочь.
Расцвет узбекских городов связан с Великим Шелковым Путем, и пока шелк везли из Китая в Европу, всё здесь процветало. Однако, ничто не вечно, шелк научились делать в Европе и Азии, и проторенные караванные пути заросли барханами. Города и государства на Великом пути сначала пришли в упадок, а потом и зажили другой жизнью. Пора их расцвета осталась в истории, обогатив мировую цивилизацию открытиями, изобретениями, произведениями искусства. Народ же продолжал жить своим укладом, который и посейчас остался в чём-то неизменным: здесь, как и века тому назад, растят хлопок и рис, разводят животных, обжигают керамику. Люди, работающие на своей земле и мечтающие только, чтоб им не мешали, неистребимы, - они, как соль земли будут всегда, а города, потерявшие смысл, занесёт песком.
Знойный климат не выжег её лицо, оно осталось чувственным и нежным, с лёгким персиковым оттенком. Чувственные губы и черные выпуклые глаза, густые волосы, гибкая фигура, - она была, как мне представилось, живым воплощением ветхозаветной иудейки, какими они были во времена царя Соломона. Гриша, её отец, профессиональный повар, принимал нас в своём доме на заказной обед с классическим блюдом бухарских евреев – пловом в мешочке. Этот плов действительно готовился в хлопковом мешочке, и в момент подачи на стол ткань вспарывается, и освободившийся плов с паром и ароматом роскошно вываливался на блюдо. Гриша на правах хозяина держал застольный разговор легко и ненавязчиво. Через несколько минут появилось ощущение домашнего спокойствия. Всё было вкусно, а плов просто изумителен. Рассказы Гриши о бухарских евреях, их обычаях и жизненном укладе открывали еще одну неизвестную страницу древней истории. О домочадцах, жене Ривке и нежно любимой дочке Саре он говорил с некоторой ироничностью и нескрываемым теплом. Женщины появлялись только по зову хозяина. Ривка была серьёзна и не очень общительна, Сара охотно, хоть и сдержанно улыбалась, как и подобает хорошей дочери в присутствии отца. Мы узнали, что еврейская община живёт в Бухаре много веков, появившись здесь ещё в библейские времена, и до недавнего времени насчитывала триста тысяч человек. Отделение Узбекистана от России, вызвавшее вспышки национализма, напугало еврейскую диаспору, всегда и везде чутко реагирующую на агрессию, и евреи потекли с насиженных мест. Гриша с Ривкой тоже собираются в Израиль, когда Сара закончит университет. Эта грустная тема сменилась весёлой, когда отец сказал, что за красавицу Сару женихи давали ему пятьдесят тысяч долларов, а он меньше чем на сто не согласен. Сара тогда смущённо буркнула, что ничего из таких его планов не выйдет, пока жених ей самой не понравится. Так мы мирно, перешучиваясь, беседовали, и застолье рисковало затянуться на много часов, но за нами пришла гид и сказала, что пора двигаться дальше. На прощанье мы сфотографировались с гостеприимными хозяевами и попрощались. Перед тем, как уйти, мы напросились ещё в местную синагогу. Хотелось встретиться с настоящим раввином. И повод у нас был: Сергей с Александром купили у местного антиквара рукописный библейский манускрипт и хотели получить о нём экспертное заключение. Свиток с письменами на белоснежной телячьей коже выглядел весьма внушительно.
Синагога оказалась поблизости и снаружи похожа была на обычный бухарский дом с открытым двориком и приделами. Из домика по соседству появился раввин, в домашних тапочках с внучкой лет трёх. Эта пара являла собой удивительный контраст: раввин, похожий на замшелого, почти сплошь покрытого седой шерстью домового, и девочка – само очарование. Когда наши друзья развернули перед раввином белоснежный манускрипт, он с брезгливой надменностью шевеля кустистыми как у филина седыми бровями буркнул что-то, указал на непозволительные изъяны, нам почти невидимые, сказал, что для полного комплекта нужны еще сорок два свитка, и величественно удалился. Надо отдать ему должное, - его харизма при росте полтора метра в домашних тапочках была абсолютной.
Эту поездку придумал Сергей к своему сорокалетию, состоявшемуся в Бухаре. Это, пожалуй, самый естественный для географа способ встречи дня рождения.
2006 г.