Он жил по соседству с нами. Вобще-то его звали Сергей, но все давно
забыли его имя и звали его просто Тюлень. Почему его так прозвали, я не знаю, на тюленя он совсем не был похож. Высокий (1,90), худой, легок на подъем – то есть качества, тюленям вовсе не присущие. Я не знаю, кто ему дал такое прозвище,только все его так звали. Будем звать его так и мы. С моим мужем были они одногодки, да и учились они в одной школе, так что были они почти что друзья. Жил он вдвоем с матерью, жена с сыном давно уже покинула его и куда-то слиняла. Надо полагать, жить с ним было не так уж весело. В те годы, после развала СССР, мы не жили, а, можно сказать,выживали. Кто как мог. Поскольку все предприятия закрывали одно за другим,а уж когда закрыли Консервный и Сыркомбинат, то люди совсем осатанели, поскольку работать стало совсем негде. Не знаю уж, кому это было выгодно,и зачем их все закрывали, поскольку и людям работа была, и доход какой-никакой все же давали, но… ничего не поделаешь, повыгоняли всех с работы и делайте, что хотите, ищите себе пропитание сами. За границу на заработки,как сейчас, не ездили, может, кто попроворнее, и прошмыгнули за кордон, но большинство даже не догадывались,что такое можно сделать, поэтому пристраивались, как могли, у себя на Батьковщине. В основном разделились все на две группы: те, кто стоял на рынке и чем-то там торговал, и те,кто ходил по найму: до частников работать на огородах или до корейцев с 7 утра до 7 вечера орошать потом землю. Были еще такие, что выполняли строительные работы, этим платили более-менее сносно, но ведь опять же нужно было что-то уметь, не просто так. Мы с мужем относились ко второй группе, и весной, как только сходил снег, отправлялись на Бугские хутора( там всегда требовалась рабсила); потом, когда поспевала вишня и черешня,плавно переходили в Зеленый Гай; ну а там, уже в разгар лета, отправлялись до корейцев, там работа заканчивалась аж в конце октября. Четыре месяца передышки, и опять все по новой: Бугские, Зеленый Гай, корейцы. Тюлень же выбрал для себя другое поприще: он торговал, вернее, торговала его мать, а он добывал. В основном промышлял он, конечно, в Зеленом Гаю. То черешни оттуда притащит, то вишни, а то и яблочек принесет. Воровал, надо полагать. А то, бывает, и со сторожем договорится: поставит ему пузырь, а тот и рад стараться, бери, мол, сколько душа пожелает, а я ничего не знаю, ничего не ведаю. Но, бывало, что и овощи приносил: то огурцы, то перец или
баклажаны. Где он их брал, не знаю, может, у частников на огородах, а, может, и у корейцев, кто знает? Мать его за это не ругала, приносит, и слава богу! Ей ведь тоже как-то жить надо, до пенсии еще не дотянула.К нам Тюлень заходил редко, так, заглянет иногда мимоходом, поэтому меня не очень удивило, когда однажды вечером он заглянул на огонек. Но все же меня это как-то напрягло, особенно когда я услышала обрывки разговора. Я поняла, что он уговаривает мужа куда-то с ним пойти.
«Не пущу! – я встала в дверях, приняв воинственную позу,- никуда он
с тобой не пойдет!»
Но муж и сам, по-видимому, не сильно-то рвался составить ему компанию. Он что-то начал тому втюхивать, что, мол, опасное это дело, и, вроде,даже пытался отговорить, но Тюлень был непреклонен.
«Да что ты бздишь? Я сто раз ходил к ним на поля и ничего, жив, как видишь! Да и что они мне сделают? Ночью все спят! А, если что-то не так, я
так припущу, хрен меня кто догонит!»
«Ну ты, как знаешь. А я не пойду!»
На этом и порешили. А потом, когда Тюлень ушел, муж сказал, что у
него плохое предчувствие.
А утром пришел сосед и сказал, что Тюлень ночью умер. Муж ушел с
ним, чтобы помочь с похоронами. А позже я узнала, что отделали корейцы Тюленя, как могли только, так избили, что он ночью «дуба врезал». Что они вроде как его уже не раз предупреждали, что, попадешься еще раз, убьем, но Тюленю все трынь-трава, вот и допрыгался! Когда его раздели, у него полосы по всему телу были, видать, палками били, но самое интересное, что сумку с перцем они у него не забрали, мол, пусть тебе будет на похороны.
Как он дошел до города, я уж не знаю, да еще и с сумкой, потому как
сумку он не покинул; а уж в городе кто-то видел (видать, не спалось), как он
на четырех костях полз, да еще и сумку впереди себя толкал. Ей-богу! Так люди рассказывали! Потом зашел к себе домой, а тут мать проснулась, вышла из хаты. Он ей – принеси, мол, водки. Зашел в кухню. Она поставила на стол бутылку полную и чарку, да и пошла себе дальше спать. А наутро встает,а он сидит мертвый за столом, а перед ним едва початая бутылка и чарка пустая. Успел,бедолага, одну чарку выпить, а больше уже не осилил. Царствие ему небесное!
На поминальном обеде среди прочих блюд был фаршированный мясом перец.
2018 г.