Клеймо. Глава 38. Сомнительное удовольствие yaoi,

Энтони Яой Кид
(Шон)

      Как только Шон перешагнул порог кабинета, Босс любезно взял его под руку, провожая по коридору в холл. Хастлер предпочёл бы плестись следом за ним по узкому проходу, не желая попадаться кому-то из местных на глаза и уж точно — встречаться лицом к лицу с ребятами, за которых впрягался.
      Но Лев Аркадьевич считал иначе, желая покрасоваться своим трофеем перед своеобразным контингентом борделя. Поэтому пришлось проигнорировать удивлённый взгляд Зака, не рискующего тем не менее останавливаться у них на пути.
      Они ненадолго задержались у дверей подпольного казино, дабы сообщить о предпочтениях в напитках. Шон по привычке выбрал красное вино — пожалуй, единственный напиток, от которого его не воротило в последнее время.
      Остановились они на втором этаже у перил, откуда открывался прекрасный, даже величественный вид на сие заведение, которое красным росчерком прорезала ковровая дорожка до лестницы. Но всё внимание сейчас было приковано к двум парням, неуклюже плетущимся вниз с сумками и вещами в руках, а где-то этажом выше распинался на их счёт Сакура. Его манеру и птичий голосок сложно было не узнать.
      Тед выглядел хмуро, но уверенно. Ник напротив — испуганно оглядывался по сторонам, пока не задрал голову вверх. Шон тут же отпрянул от перил, перехватывая за ножку преподнесённый бокал с вином и игнорируя вопросительный взгляд Босса.
— Я удовлетворил твою просьбу, сладкий мальчик?
      Как бы сильно это прозвище его не бесило, но сделать замечания он не мог, поэтому лишь обречённо вздохнул.
— Как я могу быть уверен? — спросил Шон, чуть приподнимаясь на носочки и в последний раз ловя взглядом темноволосую макушку Теда.
— Никак. Не тот бизнес, малыш, — любезно пояснил Лев Аркадьевич, приобнимая за талию. — Здесь всё строится только на словах и на устных обещаниях. Никаких бумаг — никаких лишних улик. Но слово моё — закон. Будь я треплом, со мной бы никто не стал иметь дела. Такое в преступном мире карается смертью. Или отрубленными пальцами, но как видишь, мои все на месте.
      Босс показал ему руку с массивным золотым перстнем и утянул за собой в ближайшую комнату, где уже был подготовлен низенький столик с выпивкой и бордовыми простынями заправлена кровать.
— Мне нужно подготовиться, — предупредил Шон, останавливаясь у столика.
— Можешь начинать, — скорее приказал, нежели предложил Босс, опускаясь в кресло и приготовившись к шоу. — Я хочу видеть, слышать и чувствовать всё… Без исключений.
— Это лишнее. О некоторых моментах лучше оказаться в неведении, — он сел напротив, невольно утопая в мягком велюре.
      Шон рассчитывал на приличную дозу кокса перед сексом, но теперь огорчённо кусал губы, впиваясь пальцами в мягкую обивку кресла, закинув ногу на ногу и побалтывая бокал, по стенкам которого стекала кровавая жидкость.
— Может, тебе предложить что-нибудь покрепче? — Лев Аркадьевич потянул коньяк из своего бокала, не спуская с него внимательного взгляда.
— Это вряд ли поможет снять напряжение. Не в моём случае.
      Покачав головой, Шон достал небольшую химическую колбу, откупоривая, поднося к ноздре и втягивая пары сладкого амилнитрита. Подарки Кирилла хороши без исключения, но у этого действие было вовсе не скоротечно, так что Шон мало что почувствовал, возвращая препарат на место.
— И что это?
— Что-то типа попперсов, — ответил он нехотя, пригубив бокал. — В общем, лёгкое стимулирующее. Я немного волнуюсь.
— Может, мне тоже нужно?
— Это вряд ли, — хмыкнул Шон, усмехнувшись. Кажется, Босс был не в курсе действия таких препаратов. А жаль. Ведь он уже представил под собой крупного мускулистого мужчину, стонущего и извивающегося, умоляющего брать его ещё и ещё. Стас был в этом более элегантен, хоть и строптив.
      Но на этот раз у них были другие роли. Шон прекрасно понимал, что в нём нет ничего особенного, что бы смогло удовлетворить любопытство и интерес Льва Аркадьевича, ведь ведущей сейчас была не похоть, а желание наконец попробовать на вкус. В таких играх он был лучшим.
      Это было сродни испытанию для обоих: трудно бороться с собой, подавляя желание сделать всё по-быстрому, прибегнув к старым уловкам. Он — экспонат, и действовать самому в этом случае было бы ошибкой.
— Иди к папочке на коленки?
— Пожалуй, нет. Это вас не красит. Возможно, возраст ещё не тот, — парировал Шон, тем не менее, с неохотой отрывая свою задницу от кресла и осторожно приближаясь к охотнику.
      Он остановился в полушаге, не желая так сразу попадаться в цепкие лапы, долго размышляя над тем, стоит ли снять верхнюю одежду.
— До чего ты пытаешься доиграться, сладкий мальчик?
— Хочу разгадать ваши слабости, — с томной улыбкой ответил Шон, снова делая шаг назад и расстёгивая две верхние пуговички. Пальцы Босса лишь скользнули по кромке рубашки, не успев зацепиться.
      Хастлер судорожно выдохнул, опуская взгляд и высвобождая ступни одну за другой от кедов.
— К счастью, у меня их нет. По крайней мере, смертельных для меня, — Босс наконец-таки чуть подался вперёд, ухватив за край не до конца расстёгнутой рубашки, и настойчиво потянул ближе к себе.
      Пришлось подчиниться, приближаясь с опаской, пока подрагивающие пальцы пытались высвободить из петелек оставшиеся пуговицы. Когда Шон поднял взгляд, то оказался с Боссом лицом к лицу, упираясь рукой в подлокотник, чтобы ни в коем случае не потерять равновесие.
      Тот снова дёрнул за рубашку, оголяя тело и спускаясь взглядом по шее и груди, испещрённой шрамами и ссадинами. В медных глазах затеплился огонёк удовлетворения, видимо не только Стас был охоч до чужих игрушек.
— У всех есть слабости, — Шон понизил на полтона голос, уже более уверенно втискивая своё колено между крепких мужских бёдер и нависая сверху.
— И какая же у тебя?
— Слабость к подчинению более сильному партнёру.
      Он сдавленно охнул от тёплого прикосновения губ к груди, подрагивая из-за пальцев, изучающих бледную кожу, скрытую под покровом рубашки. Кажется, действие амилнитрита начинало распространяться по всему телу, разливаясь пульсирующим жаром и желанием поскорее сбросить одежду.
      Стоило Шону чуть поддаться, как он почувствовал, что его губы накрывает жадный, в конец сносящий крышу поцелуй. Сердце, пропустив пару ударов, пустилось в бешеный пляс, разгоняя возбуждение по жилам.
      Шон почти рывком отстранился, снова приводя себя в сознание глотком воздуха и не позволяя притянуть обратно. Отсутствие хорошего качественного секса в совокупности с дозой амилнитрита действовало волнообразно: то накатывая и накрывая с головой, то позволяя вдохнуть полной грудью, но совсем ненадолго.
      Он попытался нащупать ответную реакцию сквозь плотную ткань штанов Босса, но возможности оценить результат по достоинству ему не дали. Лев Аркадьевич поднялся со своего места, наклоняясь к невысокому для него Шону и цепляя пальцами подбородок, чтобы снова впиться поцелуем. Губы у него были безумно горячие, но сухие и грубые. В этом было своё очарование — периодами проходиться по кромке языком, облизывать по кругу, чтобы снова сделать поцелуй влажным и таким вкусным. Возможно, это были лишь отголоски карамельного привкуса Метаксы после опустошённого бокала, но с каждым вдохом остановиться было всё сложнее.
      Шон уперся носом в широкую и выпуклую грудь, видневшуюся в распахнутом вороте блестящей черной рубашки, ощущая запах мужского возбужденного тела. Теперь он не рисковал поднимать взгляд выше накачанной шеи и выдающегося подбородка, потому что мужчина крепко прижал его к себе, до боли стиснув плечи сильными, твердыми руками.
— Покажи мне! — рыкнул Босс чуть выше уха.
      Грубые руки, не приученные к ласке, щипали его, мяли бока и ягодицы, будто бы обращаясь с сочной девицей, тиская её без зазрения совести где-нибудь в подсобке магазина. Но это возбуждало. Даже несмотря на привычку к более деликатному отношению.
      Он давно уже принял на себя роль вещи, которую каждый жаждал в свою коллекцию, обращаясь с крайней бережностью и восхищение. А сейчас им будто бы пользовались по прямому назначению. Можно было отдаться на волю огромного бурого медведя, забыв о последствиях и принимая, как должное. По идее, он уже не мог ни на что повлиять. Это не Стас, который всегда оставлял ему право выбора.
      Шон мотнул головой, дабы наконец прекратить сравнивать его со своим бывшим покровителем.
      Какая теперь разница?
      Запинаясь о столик, сбивая вещи, ударяясь о мебель, но не замечая этого в порыве страсти, они продвигались в сторону кровати, или только так показалось. Что-то вдребезги разбилось о паркет, а Шон впечатался спиной в стену, даже не замечая, как оставил джинсы на полу ещё пару шагов назад. Босс уверенно подхватил его под бёдра, закидывая к себе на торс, и крепче сжал ягодицы.
      Больше никаких слов. Он смотрит в глаза Шона, взгляд туманный, зрачки расширены так, что не видно медной радужки. И даже на прелюдии больше нет времени. Нужно все и сразу. Прямо сейчас.
      Босс шепчет ему что-то на ухо, едва различимо по-итальянски, сбивчиво, в одно мгновение раздвинув ноги и устраиваясь между них. А каменная плоть уже елозит между ягодиц, иногда цепляя так нагло приспущенные боксёрки. Толкается внутрь в попытках втиснуться в узость неподатливого тела.
      И Шону это нравится. Не сдаётся лишь строптивая ****ь внутри него, оттягивая того за рыжие волосы, не позволяя бОльшего.
      Босс рывком убирает руки от себя, прижимая их за запястья над его головой. К стене. Другая рука впивается в узкие бедра, дернув к себе ближе.
      Не целует. Лишь шумно дышит рядом с его ухом, движения медленные, но четкие.
      Толчок.
      Плавный, точный, глубокий. И зубы впиваются сильнее, звериный рык отражается от стен. Оглушает.
      Еще толчок.
      Закусив губу, едва сдерживая рвущийся из груди крик, Шон закидывает ноги на его поясницу, изящно выгибаясь навстречу. Крепкое элегантное тело с трепетом отзывается на настойчивую грубую ласку, ярким всплеском эмоций и таким сексуальным стоном, прямо в ухо.
      Он знает, как свести с ума.
      А мужской эгоизм отзывается глухим проглоченным рыком и спермой, капающей на пол после того, как чужой член покинул его нутро.
      Замер. Застыл, прям как Босс, ловя в полумраке искру во взгляде, упиваясь глотками воздуха в столь кратковременный перерыв.
      Совсем неудовлетворённый и даже немного разочарованный, Шон ткнулся носом в медные кудри волос, вдыхая, впитывая в себя мужской аромат, терзая пальцами прядки, перебирая их, несдержанно дёргая. Сухие губы мужчины терпко коснулись ямки за ушком, шепча:
— Немного дополнительной смазки. Хотя зачем тебе? У тебя отличная рабочая culo.
      Оправдание засчитано, но до Шона только сейчас дошло то, о чём думать вовсе не хотелось:
— Про смазку не забыли, а вот про презервативы…
— Тебе не о чем беспокоиться. И мне тоже. Для любителя травки и пыли у тебя завидное здоровье.
— Я больше переживаю за вашу потенцию, — фыркнул Шон раздражённо, сползая по стенке, но был снова подхвачен под поясницу крепкими руками.
— Я только начал. Расслабься, — предложил Лев Аркадьевич, роняя его на оказавшуюся совсем рядом кровать и лёгким движением переворачивая на живот, окончательно стягивая боксёрки.
      Только тогда он наконец разделся, обнажая широкую татуированную спину и грудь. Костюм скрывал абсолютно все недостатки и ошибки лихого прошлого, но Шона сейчас больше заботил его размер: крупногабаритный, не слишком длинный, но зато солидного диаметра. То, что надо, в его вкусе. Если бы не приличная доза амилнитрита, то даже импровизированная смазка в виде спермы и слюны сейчас не помогла бы.
      Хастлер закусил губу, зажмурившись и послушно вскидывая зад, хотя этого и не требовалось вовсе. Босс почти мгновенно подхватил его, вжимаясь пахом в ягодицы, сминая и разводя половинки, надавливая на поджимающийся вход. Шон сейчас был в острой зависимости от этих грубых прикосновений, пронзающих тело острыми иглами, оставляя ожоги на бледной коже.
      Он не чувствовал ничего, кроме желания, дикого, почти безумного, умирая в агонии от ожидания. Это так нестерпимо, что больно, возбуждение пульсировало внизу живота, жаром расходясь под кожей и отчётливо отстукивая в голове два слова: одно из них непременно было «быстрее», а второе так и норовило повиснуть в воздухе неловким «Стас».
      Но Шон наконец получил своё сполна: Босс вошёл с размаху, не церемонясь, сразу же начиная пробиваться к цели. Сантиметр за сантиметром, болезненное удовольствие на грани изнеможения. Шону бы хотелось насладиться хоть секундой, прочувствовать упругий и толстый, увитый венами и скользкий от смазки член. Но его просто ткнули мордой в подушку, используя для удовлетворения собственных прихотей, а мощное тело навалилось сзади всем весом, вбивая в кровать, заставляя кричать и извиваться.
      Ничто и никто больше не существует, пока не закончится действие препарата.

***



      Шон проснулся лениво и нехотя, ощущая на себя любующийся взгляд и подтягивая простыню на поясницу. На его шее снова красовался кожаный ошейник — небольшая прихоть, ведь на конкурсе зайчиков он был именно в таком обличие.
      Всё тело после двухдневного марафона ныло вовсе не приятно, отдавая то тут, то там острым покалыванием в совсем свежих ранах и укусах.
— Позавтракаешь со мной?
— Мы не любовники, чтобы приносить мне еду в постель, — промычал Шон в подушку, лишь тогда распахнув глаза.
      Облачённый в бордовый халат, но всё ещё не при параде, Лев Аркадьевич восседал в кресле, пододвинутом вплотную к кровати и, кажется, был готов к ещё одному заходу, судя по коварной улыбке на приятном лице.
— Еда на столе, но если не хочешь вставать…
      Хастлер тут же подорвался с места, сдавленно охнув, но преодолевая сопротивление перетруженных мышц и накидывая на бёдра простыню. Шон набросился на геркулесовую кашу с фруктами и тостами так, словно голодал неделю, хотя вроде бы вчера у них был прекрасный плотный ужин при свечах.
— Я здесь уже два дня. Верните мне мои вещи, — пробубнил он с набитым ртом, запивая всё это кофе и морщась. Всё-таки Лев Аркадьевич знал не о всех его предпочтениях, но оно и к лучшему. А то за столь недолгое знакомство ему показалось, что хозяин борделя был осведомлён не только о его здоровье.
— Это вряд ли. Зачем они тебе?
— Я вернул долг сполна. Если считаете, что нет, то дайте мне неделю, я заработаю эти чёртовы деньги.
      Откинувшись на спинку кресла, Босс разочарованно покачал головой:
— Ты меня не помнишь, да? Пять лет назад.
      Шон вздрогнул, застывая с ложкой у рта.
— Я тогда был полным олухом. Бизнес свой имел, да, но ни с кем не считался, — как ни в чём не бывало продолжал Босс. — Казино, бордель, да вечные разборки с местными группировками и крышующими их ментами. И тут мне доносят, что один из моих подопечных ввязался в авантюру, и это надо как-то порешать. Дела-то я уладил, но деньги потерял. Приличную сумму по тем временам. Десять лямов. Мне сказали, что их присвоил один сопляк, тот самый, который чуть не сбил меня у входа. Мордашку я его хорошо запомнил, а вот он меня — вряд ли. Слишком торопился улизнуть в единственный подаренный ему судьбой шанс.
      В памяти Шона мелькнул рыжебородый лысый авторитет с татуировками на пальцах. Он хорошо запомнил синие буквы, потому как обратил внимание лишь на руку, поддержавшую его во время падения. После того случая он заручился, что больше с преступным миром никаких дел не имеет.
      Исподлобья Шон вперился взглядом во Льва Аркадьевича, подмечая детали, которые и правда не сразу бросались в глаза: шрам над виском, прорежающий рыжие копны волос, прокол от кольца в соске и даже неестественный рельеф кожи под костяшками пальцев, напоминающей о сведённых буквах.
      Босс выждал какое-то время, позволяя Шону парировать, но у того еда застряла в горле. Так и не дождавшись ответа, Лев Аркадьевич продолжил:
— Только потом оказалось, что знать его никто не знает. Ни имени, ни общих знакомых. Только счёт в банке, с которым без владельца я ничего поделать не мог. Вот и канули мои бабки в неизвестность.
— Я не знаю, о чём вы, — выдавил из себя Шон, хмурясь всё больше.
— Знакомый подход. Твой напарник тоже ни в какую тебя сдавать не хотел, бился до последнего. Я поэтому-то и оставил тебя в покое. Что мне какая-то десятка? Сакура сделал из меня настоящего бизнесмена и джентльмена. Думаю, он и сам такого не ожидал. Во мне сейчас сложно узнать того хамоватого скупердяя с наколками, верно?
      Было трудно противиться таким прямым аргументам, а в особенности — самодовольной улыбке. Он думал, что давно уже избежал такой участи, ведь о событиях пятилетней давности мало кто вспомнит. Шону казалось, если он смог уйти от наказания в тот момент, то сейчас уже ему ничего не грозит.
— Я принёс вам эти деньги. Так или иначе, но больше у меня ничего нет, — он поднялся с кровати, придерживая у паха простыню, и подцепил с пола джинсы, шаря по карманам. Ему хотелось как можно быстрее закончить этот разговор, так что хастлер поспешил одеться.
— Не в деньгах счастье, Шонни, — хмыкнул Босс, наблюдая за ним с ленивой внимательностью. — Это всё мелочи. Просто ты сыграл в очень неудачную игру, когда сел за наш столик. Ты мне понравился — это было твоей главной ошибкой. Я всё вспомнить никак не мог, кого же ты мне так напоминаешь. Крашеный блондинчик. Светлые волосы тебе тогда очень шли, но и личико было более мальчишеским. Я бы и не узнал, если бы не так давно ты не сделал запрос на определённую сумму в тот самый банк.
— Это всего лишь работа. Во мне нет ничего особенного, вы и сами это поняли.
— Это твоё искусство. Ты сам выдал себя с потрохами.
— Так или иначе, мне нужно идти, — бросил небрежно Шон, пытаясь снять с себя надоевший ошейник и направляясь прямиком к выходу.
— На твоём месте я бы этого не делал…
      Под кожей по шее пробежал электрический разряд, впиваясь прямо в грудь и растекаясь по сокращающимся мышцам. Шон рухнул на колени, пытаясь вздохнуть. Боль была такой, что он какое-то время даже не мог понять, что произошло.
      Когда Шон снова поднял взгляд, то в руке у Босса мелькнул маленький кнопочный пульт размером со спичечный коробок.
— Что? Слишком мощно? Прости.
      Несколько щелчков, и пульт снова исчез в кармане халата. Лев Аркадьевич поднялся с места, подходя ближе. Пальцы проредили чёрные волосы, хватаясь за них и оттягивая назад, заставляя запрокинуть голову и поглядеть вверх, прямо в глаза.
— Ты не сможешь уйти, сладкий мальчик. Я хотел по-хорошему, но ты так стремишься сбежать от меня. Раньше в борделе очень часто использовали такие ошейники. Наверняка помнишь: в американских фильмах мелькали браслеты домашнего ареста, которые начинают пищать за пределами определённой территории. А этот бьёт током — напрочь отбивает желание у любого мальчика покинуть бордель. Захочешь снять — удар будет мощнее. Полезный подарок от европейских коллег. Сейчас мы их почти не используем. Товар возрос в цене, ожоги на шее не нравятся клиентам, а сам ошейник портит внешний вид. Но для тебя…
— Чего ты хочешь? — выпалил Шон на одном дыхании, более не церемонясь с уважительным «Вы» и другими любезностями.
— Владеть. Ты ведь никого не любишь и никому не принадлежишь. Самовлюблённый и эгоистичный. В этом мы похожи.
      Босс склонился над ним, приблизившись к лицу, выказав своё превосходство. Шон не мог понять, то ли его действительно бесило, что хастлер перешёл ему когда-то дорогу, то ли Лев Аркадьевич просто наслаждался сложившейся ситуацией, как когда-то Шон, выжимая из него по максимуму эмоций и ненависти. На провокацию вестись не хотелось, но в последующем поцелуе Шон не жалел чужой язык, вонзаясь зубами до занывших челюстей.
      Подействовало. Босс отпихнул его от себя, опрокидывая на пол. Он всё ещё глядел весьма снисходительно, хоть и с угрозой. Его тешили собственные мысли:
— Думаю, мне не составит труда привязать тебя к себе. Тебе ведь тоже это нравится. Нравится подчиняться. Нравятся ограничения и сопротивление. А я хочу владеть безраздельно. Ты привыкнешь, сладкий.
— Не переживай, тебе быстро наскучит.
— Я постараюсь продлить наше удовольствие как можно дольше.