Представьте, что на вас надет офицерский мундир. С воротничком под самое горлышко и застегнут на все пуговицы. Вот так я жил, с солдатской выправкой без права на любовь.
Последний мой роман... Ну как роман... Этому сложно дать название, как я понял теперь, мы это видели очень по- разному. Тогда я думал, что это любовь. Но, оказалось - опыт, он создал во мне дополнительные ребра жёсткости, и я перестал верить. Как-то я сорвался на женщину, которая говорила, как хорошо она ко мне относится и какой я замечательный.
Слово "женщины" стало для меня синонимом к словам "коварство" и "ложь" .
Моя жизнь - это работа, любой разрыв становился для меня витком карьерного роста. В эти моменты я менял направление, получал образование, осваивал новые отрасли. И втянуть меня в отношения становилось очень не просто. Женщины были, но они были снаружи, а я жил внутри. При любой их попытке сблизиться этот воротничек-стойка впивался в горло. Немым вопросом.
- Тебе было недостаточно больно?
Страх что-то менять. Одиночество превратилось в уединение.
Ляля...
По паспорту её звали, как ту, первую, что пахла морем. Ту, что всегда живёт в сердце, ту, что глубоко спрятана от глаз. Память о которой я храню уже много лет.
Ляля была не такой. Совсем не похожей на тот типаж женщин, который меня интересовал. Большинство моих женщин были модельной внешности, они двигались с грацией кошки. Тонкие запястья и лодыжки, острый подбородок и нос. Мне всегда нравились большие носы. С возрастом я начал искать в женщине характер.
Когда я увидел Лялю, она была мне неприятна, с первых минут она начала на меня орать. Первая мысль: - Боже, истеричка.
Ляля была некрасива. Тяжёлые бедра и толстые лодыжки. Маленький носик на круглом лице с близко поставленными глазами, все это обрамляли серенькие волосы, завязанные в хвост. Абсолютно бесцветное лицо, про таких говорят "синий чулок" или "серая мышь". В принципе, в таком ключе я о ней думал, с ужасом представляя, что какое-то время мне придётся с ней работать.
Когда это изменилось?
Мы остались одни, и нам пришлось говорить.
И я увидел в ней уставшую женщину, с жизненным багажом и своими проблемами.
И вдруг я понял, что смотрю на неё иначе.
- А вдруг это она, та самая?
В какой-то момент мне захотелось снять резинку с её волос и распустить их по плечам. Я представил её в другой одежде, с чуть подкрашенными глазами.
Она стала мне интересной, я понял, что ищу её взглядом, что мне важно, чтоб она смотрела на меня.
Она была в моём фокусе, я знал, где она и что с ней. Я был рядом, делал ей кофе и таскал бутерброды. Я начал замечать, что она ищет меня, когда ей нужна поддержка. В моей душе был триумф, когда она обращалась ко мне, и ревность, когда она обращалась к кому-то другому, мне хотелось быть нужным ей. Мне не нравились люди, которых она хвалила в моем присутствии. Не зная их, они мне не нравились только потому, что они нравились Ляле.
Мне хотелось её защитить, взять часть её проблем на себя, сделать её жизнь легче.
Мы сближались, и меня совсем не пугала та скорость, с которой расстояние между нами сокращалось. Даже наоборот, я способствовал этому. Ляля опиралась на моё плечо, искала меня в толпе, и когда мы сталкивались глазами, становилась спокойней. Тревожные морщинки на её лице расглаживались. Теперь она советовалась, а я любовался серым цветом её глаз, хотя этот цвет никогда не был у меня в приоритете.
И я почувствовал, что мундир растегнулся. Наша совместная работа завершилась.
Я понял, что ни чего не знаю о ней, что даже не пытался узнать,
чем она занимается и кем работает в той жизни, в которой нет меня. Рядом с ней я оживал и удивлялся тем изменениями, что происходили во мне.
Мы обменялись телефонными номерами,
но точно знаю, что никогда не позвоню ей. Может, когда-нибудь, нас сведёт судьба и нас пригласят вместе работать. Пусть это решает случай.
Ляля - это не влюбленность, Ляля - это надежда на любовь, она показала мне меня.
Теперь мой мундир застегнут не на все пуговицы, а значит, есть шанс, что моё сердце откликнется навстречу другому.