Ранее июньское утро было залито солнечным светом, казалось нет ни малейшего уголка, куда бы он не мог проникнуть, он был повсюду. Свет пронизывал молодую зелень, играл и переливался всеми цветами радуги на застывших капельках ночной росы. Воздух одурманивал своей свежестью и был наполнен ароматом, тонким и волнующим, дотоле не встречавшемся мне. Утро было необыкновенно нежным, эта нежность была в приятном тепле утреннего солнца, в изумрудном цвете ещё весенней листвы, в радостном щебетании птиц.
Передо мной было небольшое поле цветущего картофеля, одна часть поля была розового цвета, другая нежно-голубого. Необычный аромат источало картофельное поле и это было удивительно, так как картофель здесь выращивали многие годы и никогда он так не благоухал. Поле было обработано и ухоженно, каждый кустик картофеля как будто рос на маленьком холмике и эти холмики были стройными рядами цветущего поля. В противоположном конце поля работала женщина, её хрупкая фигурка двигалась вслед за каждым взмахом тяпки, она медленно приближалась к концу ряда, чтобы начать новый ряд.
Я подошёл к ней поближе и поздоровался «Доброе утро, Бог в помощь», она выпрямилась и ответила «Утро доброе, спасибо». Женщину звали Маричкой, лет было ей около сорока, среднего роста, хорошо сложена, несмотря, что была многодетной матерью. Она улыбнулась, поправила на голове завязанный назад белый платочек и довольна собой сказала «Я сегодня закончу работу». Много лет, как я помню Маричка полола и окучивала наш и соседей картофель. Все садили и убирали картофель своими силами, а обработка была работой для Марички, так сложилось и повелось.
Жила Маричка в маленьком домишке на околице города, за домом простирались поля. Муж её высокий и сутулый промышлял ловлей бездомных собак, поэтому местные жители прозвали его «Гицель, так это слово приклеилось ко всей его семье. Соседские мальчишки дразнили его сыновей и те беспощадно били обидчиков, били до крови. Муж Марички был неразговорчивым и тихим, когда к нему обращались, он поднимал голову и лишь улыбался в горьковские усы. Но стоило ему выпить как в нём просыпался буян и дебошир, больше всего попадало Маричке, которая пыталась его угомонить. Жили они бедно и занимались разными подработками, Маричка белила людям квартиры, а летом полола и обрабатывала соседские огороды. Максим -так звали её мужа, нанимался рубать дрова на зиму, ремонтировал заборы и изгороди. Старшие дочери рано ушли из дома, жили в общежитии и редко навещали родных.
Солнце потихоньку поднималось, стало жарко, Маричка вновь взялась за тяпку, несколько взмахов и кустик преобразился, гордо восседая на маленьком холмике. Когда Маричка повернулась ко мне спиной, я увидел, что её платье лопнуло по шву и в большой прорехе виднелась застиранная женская сорочка «Маричка, а у Вас порвалось платье» сказал я ей. Она остановилась и растеряно стала искать прореху, найдя её произнесла « А как я пойду домой», я ей предложил зайти в дом и зашить платье. «Спасибо, я скоро закончу работу, так зайду и зашью».
День обещал быть жарким, я закрыл деревянные ставни на окнах, обращённых на юг, отчего в комнате стало темно и прохладно. Я зажёг свет, который был тусклым и неестественным посреди светлого дня и продолжил готовиться к экзаменам. Я сдавал последние экзамены выпускного класса и осенью должен был идти в армию.
Вскоре пришла Маричка, попросила напиться, я принёс ей самую большую кружку воды, она с жадностью выпила её и поблагодарила. Когда она начала снимать платье, я хотел выйти из комнаты, но она остановила меня «Занимайся дальше» сказала она и я вернулся к книге. Но её присутствие не давало мне возможности сосредоточиться, я рассеянно читал и не понимал прочитанное. Я исподтишка рассматривал её, как она вдевала нитку в иголку, напряглась, чуть высунув кончик языка и улыбнулась, когда нитка оказалась в ушке иголки. У неё были прямые русые волосы, кончики которых немного завивались, голубые очевидно в молодости глаза, потускнели и были равнодушными ко всему. На её не поражённой возрастом шее пульсировала голубая жилка, что-то осталось у неё молодое, не порушенное тяжёлой жизнью. Я мысленно представил её в хорошей одежде и ухоженной, она была бы женственной и привлекательной. В этой комнатке, с прикрытыми от солнечного света окнами, я превратил Маричку в Прекрасную Даму, которая часто возникает в голове у юноши, ещё не познавшего женской любви.
Она шила и молча улыбалась, она видела моё состояние и ей давно забывшей о любви и влюблённости, было смешно и удивительно видеть моё юношеское состояние. « А что ты читаешь» вдруг спросила она, «Готовлюсь к экзаменам в школе» ответил я ей. Она помолчала и с горечью вдруг сказала «Учиться-это очень хорошо». Лучики солнца проникали через неплотно закрытые ставни, играли бликами на покрашенном полу, сбитая с толку муха билась об оконное стекло, жужжала и кувыркалась в солнечном свете, напрасно ища выход. Стало чего-то грустно и печально, я углубился в чтение, Маричка вновь затянула новую нитку в иголку и дошила прореху.
«Вот и всё» сказала она и перекусила по старинке нитку, «Спасибо тебе», я оторвался от книги и ответил ей «Пожалуйста, не за что». Она надела платье и снова стала прежней Маричкой. «Ну я пошла» сказала она и вдруг в её глазах запрыгали мелкие бесики и она игриво спросила «А я тебе по настоящему нравлюсь», я растерялся и смутился, «Ну не бойся, скажи правду» настаивала она. «Да, я подумал, что Вы красивая женщина» ответил я ей и почувствовал, как вся кровь поднялась вверх и залила лицо алым румянцем. « Спасибо, была красивой, да вышла» сказала она и добавила «Не время», повернулась и ушла.
После ее ухода, я отложил книгу и больше в тот день не занимался. Выпускные экзамены я сдал, но не сумел поступить учиться и был один путь- осенью в армию. Когда мы в сентябре копали картошку, отец не мог нарадоваться хорошим урожаем. Я вспомнил нежное утро и аромат картофельного поля и рассказал отцу, он отмахнулся и сказал «Всё это ерунда, просто урожайный год».
Когда поле было убрано, я долго стоял на том же месте, как в то замечательное утро и мне показалось на мгновение, что я чувствую аромат цветущего поля и вижу в конце поля Маричку, её белый платок. Вскоре я ушёл в армию и летом получил очередное письмо от родителей, они писали, что Маричка болеет и они с соседями взяли другую женщину для обработки картофеля. Осенью отец писал о плохом урожае картофеля и решении засеять поле другой культурой. Весной родители написали о смерти Марички.