Действие третье.
Действующие лица
Пудов
Питерцев
Лидин
Чинушин Артур Николаевич, его товарищ.
Объегорцев Дмитрий Степанович – 40 лет, адвокат.
Ужов, Угрёв – чиновники мэрии.
Тарелкин – официант
Стаканов – официант
Действие разворачивается спустя год после предыдущих событий. Дорогой ресторан. Справа в углу – стойка администратора. Рядом с ней к стене прикреплён динамик. Едва слышно играет лёгкая музыка. Несколько столиков для посетителей.
Сцена первая.
Тарелкин и Стаканов стоят за стойкой. Тарелкин протирает салфеткой тарелку, Стаканов – стакан.
Входят Лидин и Чинушин. Присаживаются за столик. К ним устремляется Тарелкин. Предлагает меню.
Чинушин. А я гляжу, то ли ты, то ли нет. Дай, думаю, окликну. И на тебе – Гаврил. Сколько ж мы с тобой не виделись? Что закажешь?
Лидин. Считай, год–то, точно. Я, пожалуй, минералки.
Чинушин. Минералки? Да ты жжёшь! Будьте любезны, апельсинового сока. И чтоб свеженький был! Ну, надо же! Летит время, летит. Ну, ну, не молчи, колись, как дела, житуха, семья.
Лидин вздыхает. Честно говоря, хреновато, Арчи. А ты?
Чинушин. Да как тебе сказать… Грех жаловаться. Вот, в горздраве приземлился.
Лидин. Забавно… Доволен?
Чинушин. Нормально. Минусы свои есть, начальство нагибает, конечно, но зато стабильность. И деньжата…
Лидин. Много зашибаешь?
Чинушин. Да ничего, так. Вполне…
Лидин. Хватает?
Чинушин. Если особо не шиковать, то достаточно.
Лидин. Кольца нет… Не женился?
Чинушин. Не то время, чтоб обузу себе на хребёт взваливать. Вдруг, придёт новый министр, полетят головушки. Да ипотеку выплачиваю… Зато крыша своя над головой. Подружка, ясен перец, есть. Но ничего серьёзного… Так, встречаемся иногда, без обязательств.
Лидин. Одному-то попроще.
Чинушин. А ты не жалеешь, что впрягся? Я слышал тебе место тёпленькое родственничек предлагал, а ты забарагозил, взбунтовался… Зря. Я б своего не упустил. А там уж и оттянулся!
Лидин. Поздновато жалеть, Арчи.
Чинушин. Н-да, изменился ты, однако, Гаврюш, похудел, щёки ввалились. Да и в глазах былого блеска и азарта не вижу. Помнишь, на набережной мы тогда столкнулись, дождик накрапывал. Послушал я твою историю, подумал: пропадёт Гаврюшка ни за рубль. Лезть не в своё дело не стал. Да и не последовал бы ты моему совету. А ты не забыл, почему меня Арчи прозвали?
Лидин. Неа, не забыл. Ты песенку одну любил. «Алчи, Алчи, что ж ты мальчик…» На семинаре у Алика Гриммеля замечтался о чём-то, немчура тебя выдёргивает из розовых соплей и строго так: «Чинушин, повторите вслух, что вы там шепчете. Вдруг это новое слово в медицине». А ты очумевший: «Алчи, Алчи, где так долго пропадал?» А Гриммеля в спину обзывали «Алчи», за алчность. Он позеленел словно неспелый банан! Народ покатывается! Остряки наши спарили Артура и Алчи и получился Арчи.
Чинушин. Ха-ха-ха! Памятливый чертяка! Я тут недавно в составе комиссии в альма матер наведывался, общался с Аликом. Лебезил бакенбард, Артуром Николаевичем величал и ладошку протягивал.
Лидин. У него дочь недавно погибла в автокатастрофе.
Чинушин. Хм… Не знал…
Лидин. Да… Сынок какого-то депутата по встречке в неё въехал. Бухой. Пока спасатели добрались до перекрёстка, она уже… От кровопотери…
Тарелкин приносит сок. Первое? Второе? Фирменное блюдо?
Чинушин. Посмотрим… А этот… урод. С ним что?
Лидин. С ним ничего. Говорили, выпал из салона, тачку свою гладил… Штрафанули его на тридцать тысяч. Даже условку не впаяли. Папа порешал. Леру виновной представили, мол, дорогу не уступила. Сволочи! Я собирался на похороны, да на подмену выдернули, Ванюшин забухал с горя. Он с ней мутил в школе…
Чинушин. Раскаиваешься, значит, в непродуманном поступке?
Лидин. Раскаиваюсь? Ничуть. Любовь, Арчи, это чума, лотерея.
Чинушин. Подумаешь, любовь! Я Галю тоже того… симпатизирую… а не просто фью-фьюить. Но представлю, сколь огромная ответственность на меня свалится, тошнит сразу. Тёща тут станет командовать, жена ныть, майки, трусики, колечки клянчить. А если татуху себе набьёт? Брррр! Нет уж! Лучше так. Пришёл, победил и ушёл. А чувство? Если сила воли есть, задавишь его.
Лидин. А если оно тебя?
Чинушин. Значит, слабак. Ещё и потому, что хотелки ставишь выше возможностей. Неудачно жениться, это не только себя наказать, но и ту женщину, что тебе доверилась. Нельзя бедным жениться, ни к чему хорошему это не приведёт. И сам намучаешься, и её измучишь. Сделай карьеру, а уж потом.
Лидин. Да потом, скорее всего ничего и не захочется…
Чинушин. Ну, Гаврюня, медицина сейчас чудеса творит… Согласись, что в моих словах есть резон.
Лидин. Соглашусь…
Чинушин. О, братан, чего-то ты поплыл… Не срастается?
Лидин. Не понимаю я, Арчи, что с нами происходит… Первые месяцы мы насмотреться друг на друга не могли, я купался в лучах её солнечных глаз… А затем… Затем… Свадебные деньги кончились и начал я пахать, как каторжный… По двенадцать часов… Шесть дней в неделю…
Чинушин. А она?
Лидин. А Диана дома сидела, к подружкам в гости бегала, к маме, материал учебный повторяла… Я мечтал привить ей свои убеждения, воспитать…
Чинушин. И как успехи?
Лидин. А никак! Ухожу в шесть, приползаю в восемь. Какое тут воспитание? А тёща не дремлет, вьётся осой, науськивает. Не то, чтоб я мало денег приносил, но они куда-то уходили мгновенно. То она планшет себе новый купит, то серёжки, то телефон в кредит возьмёт… Вернёшься вечером – и пожрать ничего нет. Заваришь лапшу с сарделькой, да задремлешь тут же за столом. Она у мамы поужинает, а готовить – не обучена. Начинаю я её воспитывать, а она хихикает, говорит: «Чего ж ты бедный, если такой умный! Мама права, мужик должен любую прихоть жены исполнять, а если не получается, он её не достоин». А ты говоришь – воспитание. Что мне с ней, драться?
Чинушин. Влип…
Лидин. Не сгущай краски. Правда, сейчас хуже стало. Зарплату снизили, грозятся в уборщики перевести, штаты сокращают. В курсе, наверно, что происходит.
Чинушин. Ещё б. Мы же реформы в жизнь продвигаем… То ли ещё будет…
Лидин. Замкнулась она, не делится со мною мыслями, плачет иногда, обижается. Мол, обманул я её…
Чинушин. Сочувствую. И как меня бог миловал!
Входит Объегорцев. Садится за соседний столик.