И жених сыскался ей, королевич Елисей

Анастасия Муравьева
В пору ранней юности я жила как индеец — для меня не существовало вторника, среды и воскресенья, завтра и вчера: я мерила время событиями. «Это было в  г0д, когда я увидела в стае воробьев волнистого попугайчика», «Это произошло летом, когда я нашла обручальное кольцо, надела его на палец и гордо держалась за поручень в автобусе, как будто я замужем».

 Это случилось, когда мой молодой человек уехал в Уругвай.

 Раньше я не знала, что есть такая страна — Уругвай. Про Парагвай я что-то слышала, причем не очень лестное, а слово Уругвай слышала впервые. Я заканчивала школу, но географию не учила и в институт не готовилась, потому что собиралась  замуж. И тут на меня свалились эти два открытия, безусловно, не самые приятные.

 Нельзя сказать, что меня с молодым человеком связывали какие-то отношения. Он за мной даже не ухаживал. Просто однажды я вышла во двор в красной мини-юбке, а он сидел на лавочке, развалившись, и сказал, глядя в упор на мои ноги:

 — Нельзя так одеваться! Знаешь, чем это закончится?
 — Чем? — пискнула я.
 — Свадьбой — вот чем!

 Из этих слов я заключила, что он собирается ко мне посвататься. Ума у меня была не палата, но что с того. И дуры выходят замуж. Воодушевленная, я стала развивать наш роман, околачиваться там, где бывал он, представляясь его девушкой и чуть ли не невестой. Я ходила за ним по пятам и записывала в блокнот его мудрые мысли и изречения, начиная с первого, про свадьбу. Все, что он говорил, казалось мне необыкновенно умным. Например, он утверждал, что вес женщины должен равняться рост минус 120, и я старательно записала формулу.
  
 В те времена я представляла собой статную девицу с русой косой до пояса, которую томно перебрасывала с одного наливного плеча на другое — вполне экспортный вариант. На Невском меня хватали за руки иностранцы и тащили к достопримечательностям фотографироваться. У меня до сих пор валяются снимки на «поляроиды», где я, опять я и снова я, улыбающаяся затравленно в компании щуристых японцев, носатых итальянцев, негров в пуховиках, невесомых старушек в фарфоровом великолепии зубов — и все это на фоне Эрмитажа, львов и сфинксов, главы непокорной Александрийского столпа.

 Словом, этот молодой человек вряд ли мог мною увлечься. Ему нравились блондинки. Он уехал в Уругвай, который я так и не нашла на карте, а свою блондинку оставил тут. Я узнала адрес и зашла к ней после школы. Она выглядела как накрашенная непорядочная женщина, приняла меня сурово, курила, посыпая ковер сигаретным пеплом, а на диване храпел посторонний мужчина.

 — Дай, пожалуйста, адрес Миши, — попросила я. — Если тебе не жалко, конечно.
 — Да на ... мне твой Миша сдался! — фыркнула блондинка, но адрес дала.
 
Я остолбенела, словно громом пораженная, впервые услышав слово ... из уст женщины, ибо на тот момент еще не поступила в книготорговый техникум.
 
Я написала открытку этому Мише, признавшись в любви и предлагая определиться с датой свадьбы, а он мне не ответил, но это к лучшему. Если бы он ответил, получился бы целый роман, а так можно думать, что открытка не дошла.