Версия

               
  После  восьмидесяти  трех  лет  жизни  я  вдруг  случайно  поймал  себя  на  весьма  интересной  мысли,  а  когда  ее  внимательно,  с  пристрастием,  обдумал,  то  меня  даже  оторопь  взяла.  Но  ведь  раньше  эта  думушка   в  головушку  лысенькую  ведь  не  приходила?  И  с  чем  она  может  быть  связана?  А?  Катаюсь  я  в  нашем  транспорте  довольно-таки  часто,  иногда  просто  так,  от  скуки  ради,  поэтому  от  ничегонеделания,  наверное,  вопрос  оный  и  назрел.  Мол,  ну  почему  едущая  молодежь  лично  мне,  и  впрямь  уже  старому,  очень  редко  место  уступает?  Бабулям-одуванчикам – да, предлагают, и нередко, а меня - вниманием  обходят.    
        И  я  от  «не  фига  делать» решил  докопаться  до  истинной  причины  отказа   ими  места  старикашке,  то  есть,  мне,  досконально.  И,  как  и  всегда,  всю  свою  жизнь,  не  откладывая  дела  в  долгий  ящик,  я  прямо  с  утра  раннего  поехал  специально  по  самому  дальнему  городскому  автобусному  маршруту.  Ветеран  войны,  проезд  бесплатный,  что  не  покататься?  Но  мои  наблюдения  уже  всего  лишь  за  час  трясения,  совершенно  сбили  с  толку.  Ведь  сидящим  поблизости  пенсионерам,  которые  по  внешнему  виду  выглядят    намного  моложе  меня - предлагают  то  и  дело,  а  стоящему  рядом  с  ними  дедуле  дряхлому – ни  хрена!  Даже  обида  и  возмущение  на  бессовестную  молодежь  появились.  Мол,  да  что  это  такое,  в  конце-то  концов?!  Напротив  них,  значит,  стоймя  стоит  седенький,  старенький,  худенький  старичок.
        Да-да.  Тот  самый  «ископаемый»,  которого  они  вполне  официально  еще  и  «предком»  называют.  А  сами  они  хоть  бы  хны!  Встать  и  уступить - не  хотят.  Даже  из  приличия  не  предлагают.  Хоть  бы  из  уважения  к  моим  сединам.  За  половину  дня  всего  дважды  предложили.  Но  и  то  люди  среднего  возраста,  а  не  молодые.  И  ведь  на  бомжа-то  я  совсем  не  похож  потому,  что  всю  свою  жизнь  большой  любитель  пофорсить.  Экипировка  для  моего  возраста - дай  Бог  каждому: костюм подогнанный, чистенький, об стрелочки на брючках - порежешься,  туфельки  начищенные,  шляпа  и  галстук - присутствуют.  Словом,  благообразный  старичок – интеллигент.  И  почему  бы  и  не  уступить  ему?  Таким  манером  аж  до    самого  вечера  и  проездил,  но  ни  к  какому  выводу  не  пришел.  И  только  прямо  перед  самым  засыпанием  вдруг  озарило  и  все  стало  этак  ясненько-ясненько! 
        «Да,  миленький  ты  мой,  да,  пенек  ты  старый!  Вот  здесь-то,  наверное,  и  кроется  разгадка!  И  если  эта  сногсшибательная  версия  подтвердится,  тогда,  получается,  еще  не  все  в  жизни  моей  у  меня  потеряно?!  Ведь  молодые  не  уступают  место  мне  по  той  причине,  что … совсем,  может  быть,  и  нужно  уступать! И  не  в  достоинствах  тут  дело,  а,  скорее  всего, что-то связанное  с  моим  внешним  видом.  Ибо  из  всех  моих  предположений  остается  только  одна  приемлемая,  хотя,  правда,  чересчур  уж  смелая  версия: а  не  связано  ли  это  с  тем,  что  на  самом  деле  выгляжу  я … намного  моложе  своих  восьми  десятков?!  И  поэтому-то  и  не  спешит  молодежь  место  уступить  мне,  этому  браво  стоящему  молодцеватому  мужику  у  в  возрасте?  А?  Вон  ведь,  как  стоит  он!  Экипировка - что  надо,  в  руках - ни  палочки,  ни  тросточки. 
        Совсем  еще  не  престарелый,  а  в  меру  староватый  интеллигентный  орел,  да  и  только!  Да  такой  представительный  мужичок  тут  всех  «перестоит»!  И  от  такой  сумасшедшей  версия  даже  весь сон  пропал.  Погодите!  Ну,  а  кто  запретит  проверить  мои  выкладки  практически,  на  деле?  А  вдруг  это  вовсе  и  не  бред   моего  больного  воображения,  зацикленного  на  постоянной  стариковской  мечте  о о «молодильных  яблоках»?  И  прямо  на  другой  же  день  я  начал  детальную,  скрупулезную  проверку  своей,  на  первый  взгляд,  шизофренической  версии.  В  транспорте  становился  специально  напротив  «неимоверно, страшно  уставшей»  и  поэтому  восседающей  молодежи,  в  то  же  время  сам  «серьезно»  постреливая,  и этак  укоризненно  буравя  несознательных  сидящих  возмущенными  взглядами. 
        Только  вот  все  потуги  мои  воззвать  к  совести,  оставались  без  должного  эффекта. Да.  Так  же,  как  было  вчера.  Молодежь  притворно,  якобы,  необычайно  заинтересованно,  смотрела  в  окно.  Или  вниз,  в  пол.  А  особо  беззастенчивые  и  беспардонные  – те  пялились  открыто,  и  откровенно  нагло,  безразлично,  как  бы  «сквозь  меня».  И  «не  видя  меня».  Этакий  незримый  «рентгеновский»  взгляд.  И  за  целый  день  «работы» - всего  лишь  три,  и  те  неохотные,  через  силу,  попытки  предложения  «посидеть»  седому  гражданину.  Но  и  те  были  лишь только  на  словах,  без  положенных  телодвижений  к  тому,  чтобы  и  вправду  уступить  свое  место уставшему  старикану.  Но  я,  разумеется,  не  смирился  и  честно  продолжил  «инспектирующие»  поездки  еще  два  дня.  И,  что  было  вполне  естественно,  я  попал-таки  в  поле  зрения  водителей  маршрута. 
        Заприметили  катающегося  от  не  фига  делать  старого  бездельника.  Один  хохмач  даже  попытался  отомстить  мне.  Правда,  понял  я  это  позже,  топая  уже  «со  смены»  домой.  Так  вот  этот  особо  продвинутый,  нагловатый  и  обиженный  водила  специально  тормознул,  и  даже  дверь  заднюю  открыл  прямо  напротив  «желтого  дома».  Да.  Психоневрологического  диспансера.  Затем,  глянув  в  мою  сторону,  по  громкой  связи  он  язвительно  поинтересовался.  «А  не  пора  ли  седовласому  бездельнику  Кисе,  день-деньской  катающемуся  не  сидя,  а  стоящему  на  слабеньких,  старческих,  дрожащих  ножках  перед  молоденькими  девушками,  выйти  уже  из  авто,  и  сходить  на  консультацию  к  врачу-сексологу,  а  заодно  и  к  психиатру?».  Жаль  только,  что  почти  уже  возле  дома  дошло  до  меня… «Камешек»-то,  кажись,  в  «мой  огород»?!  Ведь  Кисой,  то  есть  «котом  мартовским»,  ловеласом  старым  и  дамским  угодником,  охамевший  водитель,  наверное,  меня  назвал?  Но  в  честь  чего?  Е-мое!  А  ну-ка,  стой! 
        Да,  ведь  подобным  именем-кличкой  «Киса»,  в  знаменитой  книге  Ильфа-Петрова  «12  стульев»,  Остап  Бендер  называл «отца  русской  демократии»  Ипполита  Матвеевича  Воробьянинова!  Угодника  дамского!  Да… Метко  меня  водила  «расшифровал»…  Под  самый  корень  срезал… А  вообще-то,  глядя  со  стороны,  поведение  мое  смотрелось  ведь  и  в  действительности  довольно-таки  странным… И  тут  я,  бывший  во  время  ВОВ  в  разведке,  к  тому  же,  еще  и  офицером, прикинул,  каким  подозрительным  субъектом  я,  старый  пень,  казался  сторонним  наблюдателям!  Это  надо  же!  Убеленный  сединами  и  со  вкусом  одетый  старичок,  видать,  молодящийся,  для  некоей  цели  целыми  днями  фланирует  по  салону  автобуса,  постоянно  меняя  места  своей  дислокации.  И  всегда  он  стоит… И  торчит  загадочного  поведения  дедуля  почему-то  ведь … преимущественно  перед  молодежью,  особенно  девочками,  одаривая  их  не  вполне  понятными  вопрошающими  взглядами. 
        И  подозрительно  долго  трется  только  возле  молодых  до  тех  пор,  пока  не  вынудит  кого-то  из  них  встать.  Но  ведь  на  их  место  потом  не  садится,  а … идет  дальше  по  салону,  выискивая  пассажиров  новеньких,  и  тоже  только  молодых.  И  история  сия  повторяется  снова.  Ну,  о  чем  тут  можно  подумать,  видя  подобное  поведение  старичка  людям  наблюдательным? Для  чего  он,  старый,  стремится  быть  поближе  к  молодежи?  Возможно,  это  многозначительные,  испытующие  взгляды  старого  извращенца,  и  упорное  ожидание  чьего-то  «приглашения»? И  вывод  напрашивался  малоутешительный… 
        Скорее  всего,  шустрый  дедуля  либо  онанист,  или  же  гей  он,  либо  вор-карманник!  А,  может  быть,  и  все  вместе…Однако  для  любого  из  этого  перечня  дедок  чуток  староват  уже,  а  поэтому-то  сильно  и  не  наглеет...  А  иначе  ему  давно  бы  несдобровать.  И  морду  примелькавшемуся  наглому  дедушке  на  одном  и  том  же  маршруте,  невзирая  на  предельный  его  возраст,  и  заслуги  перед Отечеством,  не  раз  бы  уже  расквасили.  И  не  только.  А,  вполне  вероятно,  даже  всласть  потоптали  бы  «мерина  старого»  за  подобные  неблаговидные    томные  взоры,  кидаемые  им  на  молодых  девушек  и  парней. 
        Ведь сейчас сексуально грамотная  молодежь  отлично  разбирается  и  «читает»  грешные  взоры  подобных  извращенцев  любого  возраста.  Это  совсем  не  то,  что  было  во  времена  нормальные,  советские. Тщательно  обдумав  сложившуюся  ситуацию,  я  решил  конкретно: мне  проведенных  трехдневных  транспортных  экспериментов  вполне  достаточно! Версия  моя  лично  для  меня  предельно  ясна,  но  нужно  обязательно   убедить  в  ее  состоятельности  и  супругу  свою,  «Фому  неверующую».  Правильно?  А  как  не  поделиться  сокровенным?  Снова  крепко  помозговав,  постановил  обратиться  за  советом  к  дражайшей  половинке.  Но,  как   я,  кстати, в  душе  и  побаивался,  реакция  ее  оказалась  предсказуемой  и  весьма  бурной. 
        Она  прямо  сходу,  да  еще  и  с  невыразимым  женским  ехидством,  подвергла  мое  предположение  резкой  критике.  Из  зависти  ли  черной  вершила  она  сие,  оскорбленного  ли  своего  самолюбия,  но  попыталась  подруженька  моя  ясноокая  поистине  на  корню  подрезать  эту  мою,  по  ее  словам  «насквозь  прогнившую, маразматическую, откровенно  шизоидную  философию».  И  утверждает  она  это,  как  медработник  с  полувековым  стажем.  И  мне,  индюку  старому,  лучше  и  не  дергаться попусту, и забыть ее напрочь! Да-да, мол!  Попросту  выкинуть  бредовую,  старческую  блажь  из  лысой  головенки!
        А  лучше  всего  вспомнить  намного  более  важную  для  пенька  старого  о всем  известном  «бесе,  который  в  ребро  седобородого  безумца  все  еще  тычет».  Мол,  давай,  Борька, попробуй,  а  вдруг,  да  что  и  получится?  И  в  итоге,  так  сказать,  в  довершение,  жена  буквально  «добила»  меня,  процедив  сквозь  свои  протезы. Что  я,  давно  уже  ставший  Борисом  Викторовичем,  тем  не  менее,  еще  и  до  сих  пор,  к  сожалению,  остаюсь  все  таким  же  блаженным.  «Каким  был с  молодости чокнутым,  таковым,  оказывается,  и  остаюсь  и  до  старости.  И    поумнеть,  видимо,  вообще  не  собираюсь». 
        Короче,  расстроился  я  до  крайней  степени  и  вначале  в  душе,  было,  почти  согласился  с  ее  доводами.  Но,  уединившись  и  снова  прикинув  все  «за  и  против»,  и  браво,  строевым  шагом  походив  в  костюме-тройке  перед  огромным  зеркалом,  к  тому  же,  вспомнив  вполне  удачный  трехдневный  «эксперимент  свой  транспортный»,  вдруг  воспротивился.  И  ведь  все-таки  «сделал  дело»!  Я  с  удвоенной  силой  ринулся  в  атаку  на  жену.  И  убедил  ее!  Нет,  конечно,  не  в  достоверности  моей  версии,  а  хотя  бы  удовлетворен  был в великой просьбе  поучаствовать  в  проведении  эксперимента.  Чтоб  переубедить  меня  в  обратном!
        И  произойти  он  должен  непременно  при  живых  сторонних  свидетелях,  без  последующего  излишнего  спора  о  том,  кто  останется  победителем.  И  еще  подзадорил  ее.  Мол,  или  что?  Трусит?  Заведомо  проиграть  боится?  Слабо,  да?!  Не  выдержав  напора  участника  ВОВ,  все-таки  ведь  бывшего  разведчика,  (а  «бывших,  как  известно,  не  бывает),  старушка  моя  с  этакой  многообещающей,  но снисходительно-язвительной ухмылкой,  пошаркала  к  себе.  Да,  чтоб  собраться  с  мыслями  и  порешать  эту  «заведомо  глупую  затею»  со  своей  закадычной  подругой.  Через  щелку  потихоньку  приоткрытой  мной  двери  слышались  уже  привычные  для  моего  уха.
        «Он  же  сумасшедший!  Совсем  уже  охренел  на  старости  лет!  Седина  ему  в    плешивую  головенку,  а  бес  все  в  ребро!  Дурак  форменный!  Слушай,  Катя,  а  давай  и  вправду.  Пускай  на  живом  примере  улягутся  его  старческие  амбиции.    Чтобы  он  больше  не  дергался!  На  девятом  десятке  молодящимся  жеребцом  себя  почувствовал.  Давай  завтра  всю  спесь  собьем  со  старого!  Все,  Катя,  все,   решили.  Спасибо,  подруга.  Пока».   Наконец,  как  бы  в  завершение  их  бабского  «совета  в  Филях», послышалось,  довольное,  утробное,  мстительное  хихиканье. 
        А  сразу  после  «пятиминутки» послышались  громкие,  самоуверенные,  с  неприкрытой  язвинкой  сказанные  супругой  слова: «Ладно,  Катюша,  проверим  мы  завтра,  насколько  он  от  меня,  очень  «старенькой»  для  него,  помолодел  Бориска  мой.  Жаль,  нисколько  не  поумневший.  Ведь  я,  между  прочим,  на  целых  пять  годочков  моложе  его,  козлика  старого».  И  я  понял,  что  таки  согласились  бабули.  Да  еще  и  уже  заранее  были  они  в  полной  уверенности  своей  непогрешимой  правоты,  и  в  глубочайшей  убежденности.
         Что  да.  Эта  его,  Бориски,  «шизоидная  версия  окончательно  свихнувшегося  старого  маразматика  (то  есть  меня),  однозначно  обречена  на  провал».  И  случится  мол,  он,  скорее,  еще  в  самом  начале  этого  заведомо  погибельного  для  молодящегося,  но  поглупевшего  экспериментатора.  Ну  да,  меня.  А  кого  же  еще-то? Но  услышав  в  свой  адрес  столь  нелестный  исход  задуманного  мной  мероприятия,  я,  как  сторона  «заинтересованная»,  решил  всеми  возможными  способами  лицом  уж  в  грязь  не  ударить.  Встал  чуть  свет,  намного  раньше  дражайшей  половины,  до  синевы  побрился,  надушился,  и  отдраил  зубные  протезы  аж  до  белизны  ослепительной.
        Чтоб,  значит,  никаких  неприятных  запахов,  могущих  отпугнуть  молодежь    при  возможном  контакте!  До  черного  матового  блеска  начистил  ботиночки,  погладил  костюм-тройку,  надел  новый  галстук,  шляпу,  а  в  карман  сунул … свой  диктофон тайный.  Как-никак  во  время  войны  командиром  разведывательной  роты  был,  потому  и  обучен  кое  чему… Да,  и  резюме  может  неправдоподобное    получиться,  если  оно  будет  без  документального  аппаратного  подтверждения  произошедших во  время  опросов  молодежи  фактов. 
        И  чтобы  контролирующие  эксперимент  «девочки»  мои  потом  зазря  не  выступали.  Увидев  мой  шикарный,  словно  на  свадьбу,  выходной  костюмчик,  «дознавательницы»  удивленно  и  многозначительно  а,  вполне  возможно,  даже  и  завистливо,  хмыкнули,  взяли  свои  клюшки,  и  пошаркали  мы  прямиком  к  автобусу.  Уговор  был  «работать»  с  перерывом  на  обед,  а  часиков  до  пяти  вечера  закончить  и  последовать  на  подведение  итогов  дня  домой,  после  чего  завершить  оное  важное  мероприятие  мирным  чаепитием.  Однако  вышло  все,  господа,  совсем-совсем  по-иному…
        После  непрерывного,  и  всего-то  ведь  лишь  полуторачасового  катания,  «транспортный  эксперимент»  неожиданно  вдруг  был  свернут.  К  тому  же,  по  настоятельному  требованию  самих  …  «контролирующих  органов».  Ну,  да.  По  простой  причине  совершеннейшей  бессмысленности  в  его  дальнейшем    проведении… Разумеется,  поясню,  почему  сие  произошло.  Только  вот  сам  я  вполне  искренне  сожалею,  ибо проводимый  доказательный  эксперимент  стоило  бы  додуматься  «прикрыть»  и  еще  раньше.  А  после  моего  тайного  трехдневного  испытания  его  на  прочность,  я  на  сто  процентов  уверен  был  в  своей  победе.
        Поэтому  сегодня  вообще  не  стоило  бы  столько  времени  мучить  донельзя    опростоволосившихся  «контролерш»,  доказывая  уже  проверенное  мной  ранее… И  одного  часа  бы  за  глаза  хватило…Но  опишу  технологию  проведения  нашей  совместной  «работы».  Отыскав  глазами  подходящую  «мишень»  с  молодежью,   мы  втроем  становились  в  рядок  напротив  них,  сидящих,  а  сам  я,  чтобы  особое  внимание  обратить  именно  на  себя,  вставал  в  центре,  между  своими  «экзаменаторами»,  заодно  бережно  поддерживая  мотающихся  туда-сюда  старушек  под  руки.  Чтоб,  значит,  не  грохнулись  и  не  ушиблись  они  от  тряски. 
        Следуя  проведенному  собственному  трехдневному  испытательному  опыту,  но  ради  достижения  стопроцентной  «чистоты  проводимого  эксперимента  при  контролерах»,  старался  я  смотреть  только  вниз.  Спросите,  почему  вниз?  А  вдруг  решившаяся  уступить  место  молодежь  надумает  и  меня,  как  и  моих  еле  стоящих  бабуль,  тоже  пожалеет,  и  вместе  с  моими  «дознавателями»  рядышком  усадит.  Но  моя-то  цель  совсем  иная!  Я  же  должен  выглядеть  и  лицом  своим,  и  внешним  подтянутым  видом,  и  франтоватой  одеждой,  на  порядок  «моложе»  моих  квелых  старушек!    А  с  трудом  стоящие  в  трясущемся  автобусе  бабули  молчаливо,  и  впрямь  с  невыразимым  немым  укором,  резко  осуждающе,  прямо  в  упор  смотрели  на  «вполне  законно»  сидящую  молодежь.  Бабули  и  вправду    гипнотизировали,  телепатически  пытаясь  приказать подрастающему  поколению,  в  конце-то  концов,  все  же  одуматься  и  таки  уступить  места  им,  вон  каким  стареньким  и  немощным!  Мол,  что  же  вы  творите,  наследники  хреновы?!
        Разве  не  видите,  кто  на  дрожащих  ногах  еле-еле  стоит  перед  вами?!  И  ведь  иной  раз,  правда,  весьма  редко,  проснувшаяся  совесть  сидящих  молодцев  вкупе  с  упорством  бабушек  все  же  заставляла  их  подняться  с  мест  своих  насиженных.  Разумеется,  нехотя,  с  плохо  скрываемым,  буквально написанным  на  их  лицах  недовольством  поступиться  комфортом  ради  вот  этих  «от  не  хрена  делать  катающихся,  снующих  везде  и  всюду  предков-бездельников». Но  мы  четко,  с  упорством  преследовали  свою  цель  и  после  обязательного  «спасибо»,  сразу  старались  взять  у  них  наиболее  полное  интервью  с  основным  вопросом: а  пусть  уж  ребятки  ответят,  по  какой  причине  они  решились  пойти  на  столь великую  «жертву»?  Что  именно,  только  уж  честно,  как  на  духу,  заставило  их  совершить  этот  поистине  беспрецедентный  поступок? 
        Однако  мы,  старые,  прекрасно  понимали,  что  в  современном  понятии  молодых  людей  «уступить  свое  место»  сравнимо … разве  что  с  совершением  настоящего подвига! Только вот  ответы  наших  будущих  «наследников»,  которые  под  укоризненными,  даже  испепеляющими  взглядами  с  великим  трудом  стоящих  бабушек  все  же  уступили  насиженные  места  свои,  разнообразием  не  отличались,  звучали  примерно  одинаково,  и  потому  настроения  они  нам  не  повысили  нисколько.  А  особенно  моим  обалдевшим  «контролерам».  Ибо  почти  все  пояснения  молодых  были,  примерно,  вот  такими. 
        Мол,  «вижу  еле  стоящих  на  ногах  стареньких  бабушек.  К  тому  же,  они  же    еще  и  с  палочками.   И  я  прикидываю,  размышляю.  Мне  жаль  их,  конечно.  Но  стараюсь  оправдаться  перед  собой,  почему  можно  и  не  торопиться  уступать,  ибо  вижу  их  помощника.  А  повезло  бабкам  немощным!  Да.  Что  с  ними  рядом   находится  пускай  с  виду  и  седой  уже,  пожилой,  но,  по  всему  чувствуется,  еще  крепкий  интеллигентный  мужик.  Он  вон  как  под  ручки  их,  бабуль  мотающихся,  еле  стоящих,  уверенно  поддерживает,  не  давая  обеим  грохнуться!
        Ведь,  главное,  ведет  себя  очень  уверенно.  Не  озирается  вокруг  в  поисках  свободного  места  для  себя,  и  не  гипнотизирует  обнаглевшую,  и  неуступчивую  молодежь.  Но  отнюдь  и  не  осуждает   ее  укоризненным  взглядом.  Да. Как  вот  эти  бабки  с  батожками.  Он  просто  твердо  удерживает  их  от  падения,  а  сам  все  время  в  пол  смотрит.  Наверное,  на  работу  торопится,  и  проблемы  какие-то  по  ходу  дела  решает.  Судя  по  его  серьезному,  возможно,  уже  перед  пенсией  возрасту,  и  элегантной  экипировке,  он,  скорее  всего,  на  неплохой  должности.  А  бабуль  знакомых  встретил  он,  возможно,  и  случайно,  но  куда  от  них  деться? 
        Он  мужчина,  он  моложе  их,  сильнее,  поэтому  и  поддерживает,  пока  кто-нибудь  путешествующим  без  дела  бабкам  этим  старым  место  не  уступит.  Они,  конечно  же,  мешают  задумчивому  товарищу.  Но  что  сделаешь?  Не  бросит  же  он  их?  Видно,  довезет  их  куда  надо,  а  затем  по  своим  серьезным  делам  дальше  отправится.  И  зачем  только  бабки  день-деньской  катаются?  Сидели  бы  уж  дома  и  под  ногами  у  занятых  людей  не  путались…  Пенсион  у  стареньких  бабуль  под  подушкой.  А  они,  видать,  думают  только  о  себе.  Но  ведь  и  о  них,  молодых,  кто-то  думать  должен? 
        Разве  молодежи  за  суматошный  день  учебы,  или  работы  не  хочется  просто  с  десяток  минуток  посидеть? А  бабки  эти  стоят  и   прямо  сверлят,  буравят  возмущенными  своими  взорами,  намекая  им,  молодым,  места  уступить… Ну,  и  куда ребятам  деваться  под  этакими  давящими  взглядами?!  Поэтому  надоедает  и  приходится  вставать…». И  судьбу  «эксперимента»  окончательно  завершила  вот  эта  последняя  и  дословная,  документальная  запись  речи  молодой  дамочки,  после  которой  «инспектора»  мои  тут  же  спешно  засобирались  домой. 
       Да-да.  Молча  и  не  сговариваясь,  ибо  результат  доказательства  моей  версии  ясен  стал  и  без  заключительной  речи  ее…  И  дело  было  вот  в  чем.  Из  приблизительно  трех-четырех  десятков  молодых  людей,  примерно  половина  их  все  же  сделала  попытку,  и  предложила  уставшим  старушкам  присесть.  Да,  им.  Однако  стоящему  вместе  с  ними  седому  товарищу  (мне),  все  время  заботливо  их  поддерживающему … и  просто  ради  приличия  не  предложено  было  местечко  ни  единого  разочка!  Как  будто  бы  его,  (то  есть,  меня!),  рядом  с  бабками  вообще  нет!  И  был  такой  момент,  когда  я,  на  пару  секунд  забывшись,  и  позабыв,  для  чего  я  здесь,  собственно  говоря,  нахожусь,  даже  обиделся  на  блаженно  усевшихся  «контролерш»  своих. 
        Правда,  тут  же,  слава  Богу,  вовремя  и  опомнился.  Но  зато  дома,  само  собой  разумеется,  не  выдержал  и  в  укромном  месте,  закрывшись,  еще  раз  с  большущим  удовлетворением,  и  затаив  дыхание,  со  щемящей  нежностью  прослушал  поистине  блистательную  речь  молодой  дамочки.  Да.  Речь  ту  самую,  «заключительную»,  после  которой  удрученные  контролерши  тут  же  «соскучились  по  дому».  И,  как  оказалось,  говорила  ее  действующий,  работающий  ныне  школьный  психолог.  Вот  она.
«Да  вы  что,  бабуленьки!  Ведь  только  из-за  одного  вида  вашего  внешнего  место  свое  покинуть  придется!  Ну,  куда,  к  примеру,  мне  деваться  от  вашей  поистине  сквозящей  дряхлости?!  И  я  отнюдь  не  столь  глупа,  и  прекрасно  понимаю: когда-то  и  мне  самой  чаши  старческой  не  миновать.  Хорошо,  молодцы  вы,  что  в  дорогу  сыночка  для  поддержки  с  собой  пригласили… Что  вы  сказали?  Не  сын  он  вам  вовсе?  Ну,  это  не  имеет  особого  значения.  Главное,  он  вон  как  заботится  о  вас  обеих.  Просто  любо-дорого  смотреть  на  племянника  вашего.  Или,  может,  доброго  знакомого.  Я  случайно  удостоверение  ветеранское  у  него  заметила. 
        Он  из  офицеров, наверное?  А  ведь  на  пенсию  военную  они  чаще  всего  уходят  они  вовсе  еще  и  не  старыми.  Я  бы  сказала,  что  на  вид  ему  этак  лет  с  полста.  Ну,  может,  на  десяточек  годков  и  больше.  Зато  по  его  осанке,  подтянутости, одежке  и  ладной  выправке - явный  военный  прямо  на  расстоянии   чувствуется.  Ох,  захвалила  я  его  совсем,  простите  уж!  Еще  спать  не  будет.  Шучу  я!  Мне  вот  всего  тридцатый  год  пошел,  а  на  лице  вон  уже  морщинки… Кстати,  у  племяша  вашего,  невзирая  на  приличный  возраст,  и  взгляд  удивительно  лучистый,  молодой,  буквально  к  себе  притягивающий.  Как  бы,  извините  меня  за  прямоту,  все  еще  зовущий  в  этакую  романтическую  даль…  Сама  я  ведь  психолог  школьный,  и  не  очень  удобно  об  этом  говорить,  но  мне  кажется,  что  вон  тем  молодым  парням,  сидящим  с  безучастными  глазами  и  неживыми,  кукольными,  лицами,  знакомый  ваш  еще  какую  фору  даст!  В  любом  понимании… Наверное,  военная  закалка  сказывается…  Ой,  бабули!
        А  подождите-ка!  Я,  кажется,  сейчас  вспомнила!  Ну,  конечно!  Вот  именно  с  этим  симпатичным  военным  пенсионером,  племянником  вашим,  встретилась  я  с  неделю  назад  в  этом  же  автобусе.  Да-да!  Точно!  Он,  он  это  был!  Тогда,  помнится,  в  час  пик  народу  набилось – просто  тьма.  И  вдруг  кто-то  дотронулся  до  меня  горячей  ладонью,  и  этак  галантно,  очень  деликатно  для  седого,  в  возрасте,  незнакомого  человека,  в  той  невообразимой  давке  бескорыстно  предложил  уступить  свое  место  мне,  ведь  годящейся  ему  в  дочери!  Это  было  очень,  очень  здОрово  с  его  стороны  в  наше  несчастное  время  падения  нравственных  устоев.  Уж  поверьте  мне,  психологу!  Я  была  потрясена  интеллигентностью  и  воспитанностью  мужчины,  представителя  старшего,  еще  советского,  поколения! 
        И  опять  же,  не  очень  удобно  об  этом  говорить,  но  я  скажу.  А  все  потому,  что  мне  скоро  уже  выходить.  Словом, от  прикосновения  вашего  седого  знакомца,  меня,  знаете  ли,  как  током  ударило,  и  аж  сердчишко  часто-часто  так  заколотилось.  Как  у  пташки  той… И  я,  помнится,  не  просто  села  на  предложенное  место,  а  гордо  так  опустилась  медленно-медленно,  и  с  величайшим  наслаждением.  Как  в  полусне.  Вы  только  гляньте  туда!  Разве  вон  те  угрюмо  сидящие  молодые  так  смогут?!  Да,  в  жизни  не  поверю!  Я  отнюдь  не  девочка  и  знаю  их.  И  если  у  вашего  галантного  сопровождающего  есть,  и  жива  еще  супруга,  то  я  вполне  искренне  завидую  ей. 
        Ну,  конечно,  хорошей  завистью!  Такого  моложавого,  представительного  мужичка  она,  разумеется,  ценит  и  никому  без  боя  не  уступит.  Это  уж  как  пить  дать!  И  мне  хотелось  бы  хоть  одним  глазком  увидеть  везучую  счастливицу… Стоп-стоп!  А  что  это,  бабуля,  с  лицом-то  вашим  творится?!   То  оно  у  вас  бледненькое  было,  а  теперь  враз  с  чего-то  вон,  как  жутко  покраснело… У  вас,  наверное,  давление?  Может,  «скорую»  вызвать?  Я  сейчас  звякну… Бывает,  бывает  подобное  в  дороге,  укачивает.  И  ездить  вам,  бабушка,  поменьше  бы  нужно…  Ну,  ладно,  прощайте,  а  то  мне  ведь  сейчас  уже  десантироваться  пора!  Пока,  бабуленьки!  И  племянник  ваш - тоже!».
        Не  забыв  одарить  одного  лишь  меня  провокационным,  шаловливым  взглядом,  она  пулей  вылетела  за  дверь.  После  настолько «славной»  речуги  домой  с  нашего  «эксперимента»  шли  мы,  как  сговорившись,  уныло  и  молча.  Ибо  прекрасно  знали,  «чья  ныне  Виктория,  Победа».  И  особенно  встревожилась,  оказывается,  моя  жена.  Правда,  честно  сознавшись  об  истинной  причине  появившейся  у  нее  щемящей  тревоги  только  через  месяц.  И  вот  что  в  тот  кульминационный  момент  творилось  в  ее  отнюдь  немолодой  уже  бестолковой  голове. 
        «Уведут! Как  пить дать  уведут  его  у  меня  и  совратят  такие  вот  тридцатилетние  «психологи»,  и  опозорят  на  старости  лет!  Ведь  ветеран  ВОВ,  да  еще  и  аж  целый  подполковник.  Пенсия-то,  пенсия  у  него  вон,  какая!  Поэтому  мне  нужно  немедленно,  прямо  срочно  предпринять  контрмеры,  ибо  с  огнем  дед  играет.  На  козла  старого  ведь  и  вправду  молодушки  явно  еще  заглядываются!  И  подруга  Клавка  это  ныне  заметила…». И  вдруг  про  давний  «договор»  с  мужем  вспомнила.  А  про  бритье  лица  его,  и  чтобы  брил  он  его  аж  «до  скончания  века».  Все!  Заметано!  За  его  одиночные  катания  и  услужливые  предложения  места  молоденьким  разбитным  дамочкам  с  вполне  понятной  целью – с  сегодняшнего  дня  абсолютно  никаких  поездок,  пива,  до  тех  пор … пока борода  до  совковой  лопаты  диким  волосом  не  отрастет!  Да!  Вот  так!  Чтоб ни одна молоденькая тварь  смазливая  на  моего  «моложавого»  не  заглядывалась!
        И  не  выдержала,  чисто  по-женски  язвительно  подколола  «козла  молодящегося».  Мол,  а  что,  муженек  ты  мой  дорогой,  могло  бы  случиться,  если  бы  подобную  провокационную  речь  молодая  дамочка  произнесла  в  автобусе  три  года  назад?  Да?  Когда  ты  местечко  ей  уступал?  К  тому  же,  если  бы  молодушка  захвалила  его,  «бывшего  разведчика»,  как  раз  в  отсутствие  в  салоне  ее  самой,  супруги  законной?!  Да,  если  бы  в  тот  момент  ее  чересчур  активный  старичок  оказался  бы  еще  и  поддатым?!  А?  Он  интересуется,  почему  именно  три  года  назад?  А  ответ  прост.  Ведь  в  то  время … он  еще  «приставал»  к  ней,  жене,  раз  в  десять  дней,  мучая  ее  по  извечному  поводу.  Ну,  да.  Конечно! 
        В  связи  с  исполнением  ИМ,  (но  только  уж  не  ею!),  хорошо  всем  известного  традиционного  «долга»?  Ну,  да.  Чтобы  самоутвердиться  в  способности  «чего-то  еще  мочь».  И  об  этом  важном  для  него,  щепетильном  вопросе  дражайшая  половинка,  разумеется, осведомлена  не  хуже  самого  хулиганистого  хозяина.  Чай,  как-никак,  уже  шестьдесят  годиков  живут  вместе… Женщины,  вполне  естественно,  способны  «мочь»  абсолютно  в  любом,  даже  и  в  предельном  возрасте.  Если  этого,  разумеется,  сами  пожелают,  ибо  основную  роль  здесь  играет  подаренная  им  наследственность.  И  по  данным  некоторых  исследователей,  многие  дамы  в  приличном  возрасте  больше  «делают  вид»,  что  их  давно  «ничего»  уже  не  интересует… 
        Поэтому  она,  жена,  три  года  назад  в  подобной,  как  вот  сегодня,  ситуации,  прямо  в  автобусе  «икру  заметала»  бы  уж  точно  и  приревновала!  Да  и  нынче,  прямо  только  что,  личико  ее  вон  как  заалело!  Хотя  жена  теперь  уже  три  года  точно  знает: ревновать  ее  Борьку  можно … разве  только  к  электричке.  И  то  лишь  из-за  того, что  она,  электричка  эта,  просто  рода   женского… А  молодой  дамочке-психологу  дедок  мой  сейчас  может  понадобиться  разве  что  из-за  не  хилой  пенсии  ветерана  ВОВ.  И  лишь  в  день  ее  выдачи.  Да.  Речь  идет  об  исчезнувшей  мужской  «силе»… 
        А  вот  о  чем  переживал  он.  Победа  им  сегодня  одержана,  конечно  же,  поистине  блистательная,  только  вот  что  ему  теперь  с  выигранным  сражением  делать?  Кого  ему,  старому,  Викторией  этой  тешить?!  Себя?  Но  ведь  он  и  сам  один,  лично  на  трехдневном  практическом  эксперименте,  и  без  всяких  «контролерш»  уже  убедился  в  действительной  причине,  отчего  ему  место  молодые  люди  не  уступают...  Вот  и  радовался  бы  себе  потихоньку  перед  зеркалом,  и  тешил  бы  лишь  самому  себе  нужной  «моложавостью».  А  кому  он  сейчас  что  доказал?!  Нет,  дурень  старый!  Не  успокоился  на  узнанной  информации,  на  экстрим  козла  потянуло! 
        Нашел  же,  перед  кем  воображать  и  из  себя  красавца  бравого  строить…  Перед  женой  собственной… Для  чего  взбеленил  того,  кого  ни  в  коем  случае  трогать  нельзя?  А  тем  более … еще  и  унижать  ее.  Она,  получается,  теперь  и  впрямь  старая,  а  он,  выходит,  орел  моложавый… Только  вот  из-за  склероза  совершенно  позабывший  о  «силе»,  три  года  назад  уже  безвозвратно  утерянной… Но  ведь,  было,  надежда  появилась,  которая  и  подвигла  на  проведение  эксперимента!  Он  во  сне  дамочку  раздетую  увидел  и  вдруг  "шевеление  его"  почувствовал,  отчего  аж  проснулся!  Но  жаль,  оно  так  больше  и  не  вернулось...Ох, и долго  жена  его  не  простит… Тем  более,  за  происшедшее  при  живой  свидетельнице… При  подруженьке  обидел  он,  чокнутый,  половинку  свою… И  «подруга»  её,  как  и  всякая  завидущая  русская  баба,  в  душе  теперь  наверняка  радуется,  и  похихикивает  над  «в  лужу  посаженной»  супругой  его…
        Зато  прямо  с  сегодняшней  «победы»  его,  внешне  выглядящего  моложе  своих  лет, в  итоге,  постигнет  обязательное  и  «заслуженное»  наказание  в  виде  лишения  многих  былых  свобод.  А  кто  по  собственной  тупости  приговор  подписал?  Сам  я  лично!  И  особенно  жаль  любимого  им  передвижения  на  транспорте.  Половинка  решительно  изрекла  и  пригрозила: при  ее  желании  она  может  рассказать  о  его  безумной,  «уничижающей  человеческое  достоинство»  версии  детям.  А  коли  надумает – она  даже  и  внуков  ознакомит.  Мол,  совершенных  им,  чокнутым  «моложавым»,   бессмысленных  разъездов  в  транспорте,  уже  более  чем  достаточно. 
        Скорее  всего,  ведь  и  кроме  водителей  многие  пассажиры  приметили  ежедневно  дефилирующего  на  автотранспорте,  непонятно  чего  ищущего  бравого,  моложавого  на  вид  чудаковатого  пенсионера.  Вполне  возможно,  желающего  на  старости  лет  каких  либо  приключений  на  свою  пятую  точку… А  все  потому,  что  им,  «моложавым»  стариком,  видите  ли,  уже  и  барышни  моложе  его  в  пару  раз  интересуются... И  вот  что  еще  жена  добавила.  Мол,  как  это,  удивляется супруга,  сдержался  он,  и  в  довершение  ко  всему  еще  не  додумался,  и  не  усадил  на  свои  худые  мосластые  коленки  дамочку,  а?!  Соблазнитель  он  дряхлый?!
        В  принципе,  современные  легкого  поведения  дамы  в  результате  происшедшей  в  стране  сексуальной  революции  редко  кому  отказывают,  и  возраст  для  них  вовсе  и  не  помеха.  Ишь,  как  сердчишко  паршивки  этой  бессовестной  взыграло  от  обычного  стариковского,  даже  дедовского, прикосновения!  Аж  башку  ее  в  сторону  повело  всего  лишь  от  костлявой  руки  старика  «моложавого»!  Стало  быть,  больше  никому  она  и  не  нужна,  дура  тридцатилетняя,  коль  уже  на  стариканов  готова  вешаться! 
         Кстати,  ох,  как  хотелось  вконец  озлившейся  супруге  вернуться  и  подсказать  полусумасшедшей  дамочке  о  полной  бессмысленности  ее  «замыслов»  ввиду  утери  «моложавым»  дедушкой  главного,  что  нужно  молодой  бесстыднице… Вот  если  бы  года  три  года  назад – тогда  бы  хрыч  старый, вполне  возможно,  и  не  упустил  бы  такую  оказию,  и  мог  бы  хоть  побаловаться»…  Без  особого  успеха  для  нее,  конечно,  ибо  «старый  конь  хотя  борозду  и  не  испортит,  но  уже  пашет  мелковато»… И  здесь  автор  переходит  на  повествование  от  первого  лица,  ибо  так  проще  писать.   
        Таким  манером  пилила  меня  моя  супруга  вторую  неделю,  а  выхода  никакого  из  столь  щекотливой  ситуации  я  не  видел,  сколько  изощренным  умишком  бывшего  разведчика  не  раскидывал.  Ну,  как?  Как  мне  реабилитироваться?  Что  предпринять  мне,  полностью  лишенному  свободы  передвижения,  законной  ранее  кружки  пива,    и  других  жизненно  необходимых  льгот?  Взмолился  я  тут,  и  долгожданная  подсказка  пришла  во  сне.  Мол, бороться  тебе  нужно,  Борька,  но  только  оружием  супруги!  А  далее  я  додумал  сам.  Не  совсем  же  тупой,  в  разведке  же,  как-никак,  задействован  был  целых  четыре  военных  года. 
        И,  как  оказалось  много  позже,  я  пришел  к  той  же  идее,  что  и  моя  благоверная. Помнится,  когда-то  по  ранней  молодости  отпустил  я  усы.  Зачем?  А  одна  смазливая  иного  пола  посоветовала.  Якобы,  пойдут  они  мне.  Мол,  стану  я  с  усами  прямо-таки  настоящим  былинным  красавцем.  Да  еще  и  просто  в  моду  усы  пошли.  Однако  моя  жена  молодая, помнится,  уперлась  до  причитаний: ну, не  нравлюсь  я  ей  усатым  и  все  тут.  Мол,  с  ее честных  слов,  чересчур  уж  старят  меня  усы  эти.  Да  и  целоваться  не  очень-то  приятно.  Колются  они.  Разве,  мол,  я  не  чувствую?  И  она,  бедная,  аж  стоя  на  округлых  коленках,  упросила,  уговорила  тогда  меня  бриться.  И  чтобы  ежедневно,  и  «договор»  был  подписан  нами … аж  до  скончания  века. 
        Ага!  Вот,  наконец,  и  нашлась  она,  пробная  палочка-выручалочка,  взбодрился  я.     И  вышел  я  с  предложением  в  целях  «борьбы  с  излишней  моложавостью»  отпустить  бородку.   Супруга  моя,  втайне  обрадованная,  для  вида  поломалась,  но  потом  «кое-как»  дала  согласие.  А  по  причине  столь  серьезной  размолвки,  хотя  и  постоянно  находясь  дома,  старались  мы  оба  видеться  реже.  И  я,  повинуясь  указанию  супруги,  перестал   бриться  совсем,  намеренно  забыв  о  существовании  зеркала.  Даже  после  умывания  не  смотрелся  специально.  Ну,  чтобы  потом  удивить  самого  себя.  А  через  полтора  месяца  не  выдержал.  Затаив  дыхание,  глянул  в  него  и,  откровенно  говоря,  буквально  оторопел,  и  даже  чуток  оробел. 
        Потому  что  из  зазеркалья  на  меня  удивленно,  и  одновременно  пугливо,  взирал  самый  настоящий  монстр.  Ведь  совершенно  незнакомый  мне  седой,  ужасного  вида  дряхлый  дед  с  крупным  сизым  носом  профи  алкоголика.  А  спустя  еще  три  месяца,    когда отросла  борода  настоящая,  вид  мой  поменялся  в  сторону  положительную.  Да.  Она  облагородилась,  стала  окладистой,  пышной,  шириной  не  менее,  чем  с  лопату.  Да.  Совковую.  И  почти  что  до  пояса.  Словно  у  священника.  Или  даже  бери  выше  и  дальше: как  у  купца  первой  гильдии  времен  императора  Петра  Первого.  И  от  своего  этакого  серьезного  вида  я  вообще  обалдел,  и  отчего-то  прямо-таки  зауважал  себя.
        Отросшая,  белая,  словно  только-только  что  выпавший  снег  бородища  меня  капитально изменила.  Она  и  в  самом  деле  состарила  до  такой  степени,  что  ранее  любивший  меня  правнук  теперь  с  непередаваемым страхом  взирал  обросшего  диким  волосом  монстра,  и не подходил даже близко. Мальчик  оглушительно  ревел, всячески  отворачиваясь  от  дотоле  боготворимого  им  безбородого,  красивого,  дедули. 
        Одним  словом,  исполнил  я  желание  супруги,  сняв  давным-давно  наложенное  ею   строгое табу на  былое  решение  с  коленопреклоненной  просьбой  бритья  ежедневного.  Вроде  бы,  этого  вовсе  и  не  существовало  в  нашей  с  ней  истории…  Но  ведь  слово  из  песни  не  выкинешь?  И  когда  мы,  почти  примиренные,  впервые  поехали  на  трамвае,  так  сказать,  «в  свет»,  то  есть,  в  гости,  случилось  нечто  поразительное,  но  только  все  теперь происходило  в  точности  до  наоборот!  Да.  И  снова  в  отношении  моей  супруги.  Ибо  многие  сидящие  пассажиры,  и  ведь абсолютно  всех  возрастов,  при  виде  нас  ней,  вдруг  торопливо  засуетились,  повскакали  со  своих  сидений  и  этак  радушно,  с  почтением,  и  даже  с  каким-то  испугом,   стали  уступать  свои  места,  пытаясь  бережно  усадить … но  ведь  меня  первого!  А  отнюдь  не  стоящую  рядом  старушку  с  клюшкой.  Да.  Жену  мою… И  вот  что  еще  нас  с  женой  шокировало,  и  вначале  даже  напугало. 
        Одна  старенькая,  но  необычайно  шустрая  бабуля  внезапно  молнией  метнулась  ко  мне,  заметив,  как  переполошившиеся  пассажиры  вскочили,  пожелав  немедленно  уступить  мне  свои  сиденья,  она  прямо  слету  уткнулась  в  пышную  бороду,  неудачно  попытавшись  поймать  момент,  чтобы … «приложиться»  ведь  и  не  только  к  ручке  бородатого  «священника».  Ну,  да,  к  моей.  А  не  получилось  это  у  бабуленьки  лишь  благодаря  «заботам»  вмешавшейся  супруги,  заоравшей,  и  покрутившей  у  виска,  и  тут  же  с  большим  трудом оттащившей  от  меня  упиравшуюся  бабку.   
        Оказывается,  она  сослепу  приняла  меня  за  благообразного  батюшку,  а  висящий  ниже  бороды  на  цепочке   блестящий  позолотой  футляр  с  очками   приняла,  видать,  за  символ  христианского  культа.  И  только  уже  дома  крайне  возмутившаяся  жена  созналась,  о  чем  нелестно,  и  с  горечью,  жаловалась-шептала  подруге  «контролерше».
        «Ну,  прямо  никуда  с  дедом  моим  на  старости  лет  выйти  нельзя!  Все  выходы  «на  люди»  происходят  с  обязательными  приключениями  и  проблемами!  В  прошлый  раз  он  был  чересчур  уж  «молодящийся»,  и  на  него  молоденькая  дама  чуть,  было,  при  еще  живой  жене  не  повисла.  А  сейчас,  блин, - тоже  ведь  не  лучше!  Теперь  богомольные  старушки  достали  и  вешаются,  и  ручки  ему  прилюдно  целуют.  Хоть  на  улицу  с  ним  не  выходи!  В  молодости  такого  ведь,  вроде  бы,  не  было?  Что  делать-то?  Нет-нет!  Одного,  без  защиты,  нельзя  отпускать  ветерана,  тем  более,  вон  с  какой  большой  пенсией.  Уведут!  Как  пить  дать  уведут  бестолкового.  Только  контроль!». 
        Однако  бабка  несмышленая  в  который  раз  уже  снова  совершенно упустила  из  виду  то,  кем  я  был  там,  во  время  войны  с  германцем…  Отнюдь  не  простым  солдатом,  а  разведчиком,  да  еще  и  офицером.  И  на  обратном  пути  домой,  история  повторилась.  Ведь  снова  вместо  нее  мне,  мне  седобородому  и  длиннобородому  старикану  поспешно,  и  опять  первому,  а  не  жене  с  палочкой  сиденье  уступили!  И  супруга  попыталась  незаметно  смахнуть  навернувшуюся  слезу,  и  трижды,  и  также  незаметно,  мелко  перекрестилась.  Но  это  «незаметное»,  разумеется,  тут  же  было  «схвачено»  мной,  бывалым  командиром  целой  разведывательной  роты,  до  сих  пор  замечающим  ох,  многое…
        Но  зато  здесь,  в  трамвае,  супруга  моя,  находясь,  видимо,  под  благотворным  воздействием  принятой  в  гостях  рюмочки  вина,  да  плюс  еще  и  понравившимся  отношением  пассажиров  ко  мне,  «теперь  уж  точно  древнему,  и  вряд  ли  кому  нужного»,  и  сейчас  совсем  и  не  моложавому,  она,  наконец-то,  решилась  подвести  черту.  Да.  Жена  озвучила  свое  постановление  о  моей  окончательной  реабилитации,  на  время  забыв  о  недавних  горьких  думах  о  том,  что   «уведут  ее  деда,  как  пить дать  уведут».  Только  ведь  и  я  не  так-то  прост.  И  я  тоже  не  выдержал,  и  схитрил,  старый.  Я  же   ведь  специально  сделанную  свою,  большую,  помещенную  в  красивую  рамку  фотографию,  в  тот  роковой  день  иезуитского  решения  жены  «распрощаться  до  скончания  века  с  побритой  моложавой  физиономией»,  и  отпустить  бороду  с  усами,  сразу  же  отдал  на  вечное  хранение  другу  Федьке.  И  свершил  это,  господа  хорошие,  словно  предчувствовал  будущее.  Да.  Совсем-совсем  и  не  зря  доверился  ему. 
        Ведь  изредка,  бывает,  до  того  припрет  томление,  тощища  по  своему  всю  жизнь  чистому,  безбородому  лицу,  (табу  же  шесть  десятков  лет  существовало,  привык!),  что  иной  раз  попросту  более  не  выдерживаю,  и  тогда  этакой  подраненной  птицей-соколом  срочно  несусь-бегу  к  верному  другу-приятелю.  Да.  К  нему.  Так  как  мы  с  однополчанином,  с  другом   Федей,    помнится,  даже  ведь  и  на  фронте  все  равно  оба  брились  ежедневно!  И  после  нашего  традиционного  пивка  с  воблой  я  осторожно,  с  нежностью,  бережно  беру  фото  в  руки,  долго,  ласково  баюкаю,  вглядываясь  в  свои  до сладкой  боли  родные  черты,  и, уткнувшись  в  густую звериную  бородищу,  вздыхаю,  вздыхаю  по  несбывшимся  надеждам...
        А  как  жить,  господа,  без  доброй  памяти  о  прежней,  еще  и  до  сих  пор нравящейся  мне,  симпатичной,  и  вон,  какой  моложавой  своей  физиономии?  И  обращаюсь  к  товарищу.  Мол,  хоть  ты,  друг  мой  Федька,  глянь,  какой  красавец  перед  тобой  в  восемь  с  лишним  десятков  лет!  И  Федька  ободряюще  кивнет,  слезинку  смахнет,  и  обязательно  подтвердит.  И  при  близком  друге,  тоже  ветеране  ВОВ,   хотя  бы  визуально,  но  зато  уж  до  сыти,  стараюсь  насладиться  откровенно  нравящимся  мне  изображением.  И,  самая  главная, так  сказать,  основная  фишка  здесь  вот  в  чем. 
        Ведь  несмотря  ни  на  что,  ВЕРСИЯ  моя,  господа,  подтвердилась  однозначно,  и  моральная  победа,  в  конечном  итоге,  все  равно  осталась  за  мной!  Так  что  же,  в  в  таком  случае,  получается?  Можно  ли  данную  рассматриваемую  нами  «версию о о  моложавости»  считать  фактом  доскональным,  подтвердившимся?  Или  эксперимент  еще  далек  от  полной  своей  завершенности?  А  поэтому  предлагаю  вариант  такой.  Мне  думается,  что  на  этот  каверзный  вопрос,  наверное,  более правдиво  могут  ответить  люди  нейтральные,  то  есть,  те,  кто  вообще  не  заинтересован  в  чьей-либо выгоде. Да.  Речь идет  о  бесстрастных читателях. Ибо лишь  только  они  и  могут  оценить  мою  версию  по  достоинству.  Верно,  господа?