Глава 11
Прочитав дневник вдоль и поперёк, разумеется, что у меня возникли вопросы к Виталию. Очень хотелось узнать ответ на них. И он, будто услышав меня, объявился. Опять не получалось договориться об удобном времени встречи. Хоть ночью встречайся.
А мои нервы уже на пределе. Я опять зажил какай-то двойной жизнью. Я опять, будто, вру Ирине. Меня мучила совесть. Я даже решился уже всё рассказать. Даже выпил для храбрости. Но не решился. И опять я боялся непредсказуемой реакции Ирины на то, что я собирался ей рассказать из своей далёкой юности. Да и не только из юности.
В дневнике я нашёл и о том далёком мае 1993 года. О том дне, когда Таня увидела мою семью в посёлке аэропорта. Я ошибся в воспоминаниях на один день.
Запись была сделана 4 мая 1993 года. В тот день, проезжая по главной улице посёлка аэропорта Кольцово, в какой-то момент на одном из перекрёстков со светофором я и Таня оказались рядом. Я в правом ряду, она в левом с поворотом налево. Она и увидела меня. Я поехал на зелёный прямо. Таня, завернув налево, развернулась и поехала следом. Но была не уверена. Может, обозналась. Ведь двадцать лет прошло с момента нашей последней встречи. Я вообще удивляюсь, что узнала меня.
Остальное — я уже писал раньше. Просто дневник подтвердил это.
А спряталась она от меня в свою машину и наклонилась.
В дневнике она написала, что неведомая сила погнала её за нами. Она видела, что я озирался до самого входа в магазин. Себя не смогла остановить — пошла за нами. И опять заметила во мне беспокойство и рванула из магазина….
Не цитата, но примерно так написано в дневнике:
— …Виталик, Виталька, милый мой мальчик, он почувствовал меня, моё присутствие. Как мне хотелось выйти на его крик. Но зачем? Он принадлежит другой. А жена — лапушка! Я тоже удостоилась из его уст такой наградой…. А я тогда и поняла, что влюбился мой малыш в меня…. Девочкой меня всегда называл…
Примерно так. Написано было пол страницы.
Адрес на конверте того письма, которое передал мне Виталий, — откуда она знала, где я живу?
Выцветшими уже чернилами, на пожелтевшей от времени бумаге дневника со следами слёзок — размыли они линеечки разлиновки странички, написано, что проехала она тогда за нами до самого моего дома.
Не Штирлиц я, подвела меня способность обнаруживать слежку за собой! Слежки из автомобиля я тогда за собой не заметил.
Тане было уже без пары недель — 48 лет, мне — без той же пары недель — 36. Жене — 31 год.
А письмо Таня не отправила. Объяснений тому в дневнике нет. Хотела поздравить с днём моего Рождения? Так это не поздравительная открытка. Вспомнила, что минуло 20 лет с тех двух майских ночей 1973 года? Это останется загадкой. Да, в общем — догадаться не сложно! Просто порыв души.
Объявился Виталик. И уже вечером Оля СМСку скинула. Хоть разорвись. Отписался Оле, что встреча с Виталием намечена.
В ответ прилетела СМСка: «Виталь, можно я на него гляну? Скажешь где и когда встречаться будете.» Не смог Оле отказать. Она почти всё знает. Думаю, пусть удовлетворит своё дамское любопытство.
Вот и встреча. Опять тоже кафе.
Он как чувствовал, что я захочу посмотреть на его детские фотографии. Потому на ту встречу он принёс их. Я попросил его показать мне только там, где он без Тани. Не захотел я смотреть на неё. Не от обиды. Нервы свои поберёг. Посмотрел только на маленького сына, школьные. Фотографий не много. А после тридцати лет совсем мало.
Будто по ошибке подсунул он всё же фотку с Таней. 1 сентября 1981 года. Виталик с мамой. Виталик — высокий мальчик, на маму похож. И Таня — красавица. Сердце у меня ёкнуло. В голове откат в прошлое. В те первые послеармейские годы. Сын в школу пошёл, а я всё мечусь между Олей и Ириной.
— Виталик, как ты в авиации оказался? Таня меня отговаривала, категорически не хотела, чтобы я в лётчики шёл. Как мама отнеслась к твоему выбору профессии? Меня со слезами отговаривала. И я сломался… на радиотехнику настроился.
— Да, также! Я не послушался. До сих пор себя корю, что маме нервы трепал. Очень ей тяжело было, когда я в Ленинград уехал. Мама совсем одна осталась. Вы бы видели её глаза, когда я уезжал.
— Виталий, не знаю, как спросить…
— У мамы никого не было.
— Я тоже до десяти лет без отца жил. С семи лет, когда дед умер, одни женщины в семье остались.
Расспросил я Виталия о многом. Не лёгкое детство у него было. Тоже наслушался в свой адрес и про безотцовщину, и нелестные высказывания в адрес мамы-одиночки. Всё знакомо мне. Одной девочке с нашего двора запрещали играть со мной под с трахом, что ремнём её выдерут, если будет в огород наш ходить. В этом много схожего с сыном.
Бабушка — Танина мама помогала Тане, а когда он пошёл в первый класс, мама уже училась в институт пошла. Закончила в 1980. Работала уже на радиозаводе. Карьера пошла в гору.
- Сколько энергии и выносливости было в этой женщине. Воспитывать сына и учится заочно,- подумал я.
А Виталий продолжал:
- Легче стало жить. А я и правда, непоседа был. Аэропорт рядом, туда тянуло.
— Виталий, а как учился в школе? Догадываюсь, что хорошо. Иначе бы не поступил.
— Отличником не был, но без троек.
Дверь в кафе открылась. Оля зашла, кокетливо покрутилась, выбрала место за столиком, с которого Виталий был хорошо виден.
Ну Ольга? Вот же любопытство, как у сороки!
Виталий почему-то искоса стал наблюдать за Олей. Наблюдал, пока Ольга не устроилась за столиком. Знал бы бы Виталик, что за женщину он рассматривал. Когда-то он представил эту девочку со скрипочкой.
— Виталий, хотелось бы узнать о…, но Виталий прервал меня.
— Женат, жена Ирина и сын Виталий, 19 лет. Учится в лётном в челябинском военном училище на штурмана. Мама хотела, чтобы внук тоже Виталька был. Жалко, что мама не дожила.
Странным мне показалось, что жену тоже Ириной зовут. Уж больно много аналогий со мной. Про себя подумал: «Не Таня! Не унаследовал трепетного отношения к имени Таня»
— Я знаю, Виталий Витальевич, что мечта ваша не осуществилась, жалко!
Виталий стал собираться. Собрал фотографии. Мне ни одой не дал. Я просить не стал. А только неприятно на душе стало не много.
Виталий попрощался, вышел. Дневник ещё оставил мне.
Оля сидела с чашечкой кофе, уткнувшись в смартфон. Слышать, о чём мы говорили, она не могла. Села она под колонками. Играла негромко музыка. Хоть не громко, но явно приглушала наш разговор.
Оля встала и пересела ко мне. Смотрела мне в глаза.
— Виталь, я очень переживаю за тебяю. Пойдём по домам. Ты сам не свой. Давай тебя до дома провожу.
Но провожал я Олю. Я не заговорил про Виталия и Оля воздержалась от вопросов.
Разорвала Таня любовь нашу на две неравные части. Каждый после это продолжал любить. Я многие годы продолжал любить, наверно, также по юношески. А Таня любила до последнего вздоха.
Мне же судьба дала шанс ещё раз полюбить. К этой новой любви я прошёл путь длинной почти в 10 лет.
При следующей встрече Виталий рассказал о последних двух годах Таниной жизни.
В 1993 году ему 18 июня исполнилось 19. Он приехал на каникулы и застал маму в удручённом состоянии.
На прикроватной тумбочке у Тани лежали книги. Это было обычным явлением. Но бросилось в глаза, что это были старые книги. Старые журналы. Виталий открыл журнал «Юность». Он почему- то запомнил год — 1969. В нём повесть — «А зори здесь тихие». И запомнил небольшую книжонку — со звонким названием «Сорок первый». Всего-то листов сорок. С картинками. Думал про войну. Про войну, но о войне гражданской. Остальное не припомнил. Ещё четыре тома с грязно-зелёным переплётом. Не вспомнил он. Столько лет уже прошло.
А я вспомнил, как мы читали вслух, как всегда по очереди, повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие» в журнале «Юность». Читая, надеялись мы, что хоть одна девочка останется живой. Но автор жесток. А Таня уливалась слезами и не могла читать концовку этой повести. Дочитывал я дрожащим голосом. И запомнилось, как я вытирал ей слёзки.
Я уже писал, что прочли мы рассказ «Сорок первый», и перестала Таня меня синеглазеньким звать.
Думаю, не надо давать каких либо комментариев.
Виталий явно заметил изменения в маме. Всматривалась в его лицо, когда сидели за столом. Иногда улыбалась. То вдруг становилась грустной. Такая частая смена настроения у Тани была замечена мной ещё при самой первой встрече, когда она слушала мою игру на гитаре.
Иногда подходила и трепала Виталия за короткую чёлочку.
Так рассказывал Виталий при этой встрече. И сказал, что вроде мама была готова на какой-то серьёзный разговор. Но что-то ей помешало.
Виталий правильный вывод сделал, прочитав в дневнике о той «встрече» Тани с моей семьёй.
— Встреча для неё стала в какой-то степени роковой, — печально сказал Виталий.
Мы молча сидели и смотрели друг на друга. Отец и сын. Родная кровь. Но у того и у другого языки сопротивлялись обратиться друг к другу именно с этими словами.
Вышли покурить:
— Я вообще-то, не курю. Но бывает. Потому сигареты всегда есть с собой, — хоть как-то решил поддержать затухший разговор Виталий.
— Виталий Витальевич, — начал говорить Виталик, — маму видимо окончательно свалил её юбилей. Вы же прочитали то, что волновало её последние два года. Но ведь она так и не проговорилась — имя отца я так и не услышал.
— Да, Виталий Витальевич, я всё прекрасно понял. Таня никак не могла решиться ответить на твой главный вопрос жизни: — кто и где твой отец, — я возьму на себя ответственность за Таню — ты мой сын и по-другому быть не может.
Он потупил взгляд. Что-то готовился сказать. Явно подбирал слова.
— Как же вы и мама не правильно поступили в своей жизни! Что вам мешало встретиться позже. Почему вы не нашли маму? Мне бы такую любовь подарила судьба. А вы, продолжая любить…. Да что я вам говорю это вам.
Он замолчал, молчал и я. Он прав! Я понимал, что ему нужно всё осознать.
Записи последних двух лет в Дневнике — просто анализ своей жизни. Таня для себя решила: не ломать жизнь молодому парню. В ней, в её 27 лет, вовсю зрело материнство. Но она хотела этого в любви. Но так уж получилось, что влюбилась в мальчишку пятнадцати лет от роду. Смотрелся я конечно тогда лет на 18. И не смогла себя сломать. Она маялась от сомнений до конца августа 1972 года и, не выдержав, раскрылась моей бабушке. Бабуся вошла в её положение.
И с зимних каникул 1973 года Таня, прекрасно понимая, что я влюблён в неё, стала входить в контакт со мной. И через две недели тех моих зимних каникул я решился всё же признаться, на свой страх и риск, в любви к этой красивой и доброй девушке. Она ответила мне взаимностью. И до конца мая 1973 года любовь была платонической. Ну, с поцелуями и взаимными объятиями. Да ещё целые реки слёз. Я не стеснялся своих слёз. И так и не пойму, почему они ручьём бежали из моих глаз. Таня любила размазывать их мне по щекам, называя меня ласково малышом. Так мамы жалеют и ласкают своих детишек. А ласки материнской я не дополучил к своим пятнадцати годам.
Расшевелил память, так и звучат Танины слова, когда приехав на каникулы осенью 1973 года, не застал Таню дома. Она, вернувшись, зашла ко мне в комнату
Поворачиваюсь. Таня стоит, на меня смотрит.
Кинулись обниматься. Заглянула мне в лицо.
— Да ты что, роднулечка? Ты плачешь? Малыш ты у меня ещё. Да вот она я, приехала. К Лёше ездила. Подарок отвезла.
— Я расстроился, что дома тебя нет. Испугался чего то, и сам не знаю.
— А мне бабушка сказала, что ты приехал и я сразу к тебе.
Теперь я знаю, что беременная она была. А я чувствовал приближение чего-то неотвратимого.
Что я мог сказать сыну? Оправдываться перед взрослым человеком? Был бы верующий, сказал бы банальную фразу: — «Богу так было угодно».
За это я не люблю религию. Всё валят на Бога. Которого, сдаётся мне, и нет вовсе.
Я лояльный материалист — я допускаю существование Бога, но пока у меня нет доказательств. Я не ощутил его присутствия.
Более того, часто я слышу об угрозах, что Бог покарает и накажет. Тогда за что я был наказан Богом, младенец в 5 месяцев, когда он оставил меня без отца? Чем я мог заслужить кару Божью? Опять же предполагаю, что будет один ответ. Для меня это ответ безумца: — «Так Богу угодно было».
Потому я люблю крылатую фразу Ильфа и Петрова: «Религия — опиум для народа». А от себя бы добавил — «Религия — это, будто, у властей предержащих в упряжке приспособа, типа дышла: куда повернул, туда и вышло».
Ну, да, ладно. У каждого своё мировоззрение. Никого я не пытаюсь агитировать. Каждый живёт своей головой.
А Виталий тоже атеист. Пилотов отличает только суеверность — но это не одно и тоже с религией. Специфика работы.
Повествование подходит к концу. Остался всего один момент. Это уже меньше относится к Таниному дневнику. Это о том, что рассказал Виталий — О Танином юбилее.
Сценарий юбилея — он в дневнике.
Продолжение, Глава 12 http://www.proza.ru/2019/08/06/505