Яша-инвалид...

Эмануил Бланк
                Так его звали все Сокиряны. Буфет, которым он руководил, выступая одновременно , и начальником, и продавцом, находился не на просторной улице 28 июня, где продавал вино одноногий довоенный красавец Нюма,  не на престижной авеню Ленина, упиравшейся в райком и прочие дома начальников, а на окраине знаменитого сокирянского « централ парка» имени Тараса Шевченка.

                Однако это, с виду микроскопическое заведение, пользовалось у меня и дорогих земляков неизменным успехом.

                С войны, как и Нюма,  Яша вернулся без ноги. Оттяпана она была много выше колена. Часто, проходя мимо его дома, я наблюдал, как тяжело опираясь на скрипучие старые костыли, он медленно передвигался по направлению к работе.

                Находился буфет буквально рядом  - в торце того же строения, где Яша проживал со своей семьей. Инвалид преодолевал расстояние в два десятка метров по узкому проходу между домами с громадными усилиями.

                От большого соседнего жилища Лойфманов было  не более полутора метров. За деревянной стеной там находилась корова.

                В мои три года , когда стал ощущать себя уже вполне взрослым и самостоятельным, в этом месте частенько становилось страшновато.

                Оттуда доносились близкие звуки  шумного дыхания и передвижения , казалось, огромного чудища, которое иногда ещё громко и неожиданно мычало. Сам проход между домами был густо настоен на запахе прелого сена, пропитанного острым, но приятным для моего деревенского обоняния, духом здорового доброго животного.

                Летним погожим утром я часто заглядывал в буфет. Иногда приходилось подолгу ждать, пока Яша доберётся до пары ступенек, казавшихся в детстве очень высокими.

                Для него ступеньки тоже были гигантским препятствием. Для начала, придерживая  костыль под мышкой, инвалид с трудом доставал из кармана чистенький носовой платок и промакивал вспотевшие от боли лоб, шею и, наконец, блестящие бисеринки над губой.

                Затем Яша аккуратно складывал кусочек материи вдоль проглаженных утюгом линий и засовывал в карман. Сделав несколько глубоких предварительных вдохов-выдохов, Яша,  как спортсмен перед мировым рекордом, яростно прижав костыли и испытывая колоссальное напряжение, бросался вперёд и вверх.

                После первой ступеньки, его ждал опасный момент неустойчивого положения , когда здоровая нога уже взлетала и становилась неподвижно, а протез в обуви все никак не находил  нужного упора. Яша, казалось , даже начинал заваливаться назад, и я с замиранием думал, что в случае чего, ничем не смогу помочь.

                Но такие бойцы не сдаются . Сжав зубы от боли и усилий, Яша ухитрялся быстро переместить один костыль и добиться равновесия. Ещё несколько глубоких вздохов, и он уже взлетал на вторую ступеньку. Честно говоря , точно не помню, сколько их было, этих ступенек. Я-то преодолевал их очень легко, не считая.

                А Яше , после всего, предстояло ещё открыть висячий замок, который часто барахлил. А иногда, вдобавок, шёл дождь. Управляться зонтиком и костылями одновременно было невозможно.

                Под дождем Яша двигался без зонта, весело улыбаясь редким спешащим прохожим. Улыбка его была немного виноватой. Инвалид видел, что многим становится жалко смотреть на него, и они ощущают себя тоже виноватыми. Виноватыми хотя бы в том, что все им даётся намного легче.

                В буфете  становилось намного проще. За прилавком, который окружал Яшу со всех сторон, было множество мест, на которые можно было легко опереться.

                А ещё, в буфете были мухи. Когда мы заходили, они начинали радостно жужжать. Но напрасно. Яше эти насекомые явно не нравились. Под потолком всегда висела клейкая лента с десятком жертв, приставших к ней намертво. Заходя с утра, Яша снимал старую и подвешивал свеженькую блестящую ловушку.  Иногда, перед тем как налить кому-нибудь заветные сто грамм, Яша вручал посетителю небольшое вафельное полотенце и просил выгнать назойливых мух, любивших , как и я, заглядываться вкусные барбариски.

                - Ну, МИлику,- обращался Яша ко мне, - как  Рива ?,- это он о бабушке, - как Роза себя чувствует?,- это о ее сестре. При этом Яшины глаза веселились. Ямочка на подбородке, которая украшала его красивое лицо, удивительно гармонировала с его добрейшей улыбкой.

                - Тебе , как обычно, золц унд швэйбалах ( соли и спичек, идиш)?

                - Унд сигаретен ( сигареты),- добавлял я вызывающе, когда мне исполнилось шесть . Пользуясь знакомством, я покупал у Яши пачку дешевых папиросок для Борьки Зайцева. Тот был на четыре года старше, но ему  и его дружкам Яша ничего такого не продавал. Зато мой авторитет среди старших пацанов Яша поддерживал этим на необычайной высоте

                - Я тоже у папы одалживал , когда был таким как ты. Ну и лупил он меня за это. Но крепко, крепко любил. Здесь глаза Яши немного грустнели и увлажнялись точно  также как у моих бабушек, папы и мамы, когда те вспоминали о своих близких, не вернувшихся из гетто или с войны. Может, и у Яши была такая же история.

                - Ваша Райка дома?,- спрашивал я о своей подружке.

                - Да, доця уже о тебе спрашивала. Может, все-таки , женишься, когда вырастешь?

                - Она же старше меня на целый год!,- заявлял я с сомнением. На Райку, наблюдая, что мы  играем вместе, мне часто намекали многие. И Абрам Зицер - родной брат моего деда Менделя, погибшего в гетто Винницкой области, и Янкель - брат Ривы и Розы, и даже парикмахер Гавриил , знавший обо всем на свете и делавший мне прическу « арымынарым» ( вокруг, идиш) , когда надо было оставлять только один чубчик.

                - Ладно, подумаем, - обещал  я солидно, - Только уж больно она задается. И на Еву , свою сестричку, много времени тратит , вместо того, чтобы играть со мной.

                - Пойдёте гулять в парк?,- интересовался Яша.

                - Нет. Сейчас шелковица около нашего дома поспела. Пойдём туда

                - Смотри. Дочку не обижай, - напутствовал улыбавшийся Яша,- А то, сам знаешь, я за неё

                ...........


                Яша умер недавно . Ему было 97.  Сообщила об этом его племянница. Считаю своим долгом опубликовать ее письмо:

                Сокиряны - это  Родина  моего папы. Я - племянница  Файнблат Яши. Это была  большая семья  кузнеца. Жили они до войны  в районе базара, прямо у забора, где кончается базар . Там остался колодец . Он принадлежал ещё моему деду. Рядом же находилась и его кузница.

                После  войны,  в Сокиряны  вернулся  дядя  Яша и сестры: Циля, Фрида и младшая Соня . Папа уехал в Бельцы. Сейчас их с нами уже нет.

                Каждый  год , пока  училась в школе,  летние каникулы проводила в Сокирянах. Некоторое  время, мы жили там. Я помню вашу несравненную бабушку.  Мы называли ее директором кино.

                Папа мой дружил с дядей Абрамом Зицер. С Сокирянами связи не прекращались по сей день . Мы и в Израиле общались .  Год назад  умерла моя близкая подруга Женя Лойфман. А ровно через месяц, ушла ее сестра Саша. До сих пор, не могу оправиться от потери этих близких людей.

                А сегодня  ушел от нас наш дорогой  дядя Яша Файнблат . Ему было 97

                Эпилог

                Уходят , уходят за горизонт многие сокирянцы. Но там, далеко за долами, за лесами, продолжает нести свои хрустальные воды незабываемый Шипот, продолжают петь птицы, нарушая строгий покой старого еврейского кладбища.

                Там, временами, Яша, разгуливает по Сокирянам и твоя Душа, освещая Мир невидимым, но ощутимым   светом твоей незабвенной тёплой улыбки. Светлая Память, Дорогой ты наш Человек…