К портрету маршала Жукова

Александр Григорьевич Твалтвадзе
 
Осенью 1966 г., накануне 25-й годовщины разгрома немецко-фашистских войск под Моск-вой, Академия общественных наук при ЦК КПСС напоминала взбудораженный улей. Она при-нимала высокого гостя – маршала Г.К.Жукова. Он прибыл со своим адъютантом и сразу же поднялся на трибуну. Когда в зале утихли аплодисменты, Георгий Константинович подошел к карте, которая уже висела на стенде, установленном справа от трибуны, и начал говорить, ино-гда обращаясь к ней для иллюстрации того, как развивались события под Москвой осенью и зимой 1941 г.  Зал слушал прославленного маршала, затаив дыхание. Георгий Константинович говорил свободно. Это не был доклад в обычном смысле слова, его скорее можно было бы от-нести к размышлениям вслух о значении битвы за Москву, изменившей весь ход войны.
После выступления, длившегося около часа, маршал отвечал на вопросы слушателей. Один из аспирантов спросил его, как он сам, Георгий Константинович Жуков, оценивает роль Ста-лина в Великой отечественной войне. Ответ маршала я записал, как только вернулся в свою комнату в общежитии Академии.
Г.К.Жуков сказал: «Сталин был не только военным, но, прежде всего, государственным и партийным деятелем. Но я буду говорить о нем только как о военном человеке, поскольку, по-лагаю, не вправе давать ему оценки в тех областях деятельности, в которых не считаю себя компетентным. К началу войны Сталин, как военный человек, практически представлял собой нуль. Конечно, у него был какой-то опыт гражданской войны в России, да и то на уровне ко-миссара, войны в Испании, финской кампании, но к масштабным операциям второй мировой войны он готов не был. Надо подчеркнуть, что этого от него и не требовалось, поскольку он не был профессиональным военным. В стране было достаточное количество крупных военных специалистов, которые профессионально занимались своим делом, в их числе и я. Но, надо признать честно, что в начале войны мы плохо воевали, и Сталину пришлось перечитать ог-ромную военную литературу. Он был умным и способным человеком. В результате, к битве под Сталинградом он уже был стратегом, а к битве за Берлин мог любому полевому генералу дать толковый тактический совет. Конечно, утверждения Хрущева о том, что Сталин руково-дил военными операциями по глобусу, – полный бред. Он прекрасно разбирался в картах и умел работать с ними. Как Верховный главнокомандующий Сталин был на своем месте, и зва-ние Генералиссимуса носил по достоинству».
После ответов на другие вопросы аспирантов, которые касались отдельных деталей битвы за Москву, встреча вдруг пошла совсем по иному руслу. Причем инициатором такого поворота был сам Г.К.Жуков. Он отошел от кафедры и сказал: «Хотел бы поделиться с вами одной про-стой мыслью. Вы будущие идеологические работники партии. На мой взгляд, очень важно, чтобы люди, изучающие жизнь таких исторических деятелей, как Сталин, и пишущие о них статьи, монографии и книги, не бросались в крайности, не гонялись за сиюминутной конъюнк-турой, а судили о них честно и объективно с учетом фактора времени их деятельности. И уж во всяком случае, совсем не так как поступил со мной ваш профессор Павел Никитович Гапочка, сидящий в президиуме. (Зал зашумел). Дело в том, – спокойно продолжал маршал, – что в 1942 г. я, Гапочка и Хрущев были членами Военного Совета Сталинградского фронта. Там, в Сталинграде, один из корреспондентов сфотографировал нас троих вместе. Эта фотография была помещена в первом издании книги Гапочки о Сталинградской битве. Во втором издании книги, которое вышло после того, как Хрущев дал мне по шапке, из фотографии исчез я, но ос-тались Гапочка и Хрущев. В третьем издании, вышедшему к моменту, когда по шапке дали уже Хрущеву, из фотографии исчез Хрущев, но вновь оказались вместе я и Гапочка. Позвольте Вас спросить, уважаемый профессор Гапочка, кто же будет изображен на этой фотографии в по-следующих изданиях вашей книги?»
П.Н.Гапочка, невысокого роста, абсолютно лысый человек, одетый по случаю в белый кос-тюм, покраснел до кончиков ушей, приподнялся и хотел что-то возразить Георгию Константи-новичу, но его слова потонули в хохоте всего зала. Заразительно смеялся и сам Гапочка. А маршал подошел к нему и примирительно сказал:
«Это я так, в назидание молодым, и совсем не по злобе».