Что в имени твоем, Алтай, особенно для человека, который никогда там не был? Алтайцы убеждены, что Алтай центр Мира, отсюда разбежались по океанам материки и люди. Этому верил Николай Рерих, плывя по Иртышу сто лет назад к вожделенным горам, предвкушая обрести там Шамбалу, увидеть в очертаниях облаков и гор лики вселенских духов. До сих пор впечатлительных и наивных туристов гиды убеждают, что некоторые горы похожи на джинов, батыров, иногда на Карла Маркса, а иногда у горы может быть тысячи ликов. Нам с ними не по пути. Вряд ли нам доведется по-настоящему тесно встретиться с алтайцами. Русских на Алтае больше. Быть может, именно встречи с необыкновенными растениями помогут нам понят тебя, Алтай?
Проводником Данте по Аду и Чистилищу был Вергилий, кого возьмет в проводники ботаник-дилетант? Конечно, Александра Бунге, первого ученого, знатока растений, открывшего двести лет назад для Европы вместе с Мейером и Ледебуром неведомую страну. Бунге пересек Алтай на лошадях, порой падая на крутых тропах и теряя сознание, мы отправимся в путь по Чуйскому тракту в уютных иномарках по отличной дороге до самой Монголии. И в руках у нас будет путеводитель, дневник великого путешественника. Уже приближаясь к Барнаулу в холодном снежном марте, Бунге был в нетерпении, какие они, алтайские растения? Он выскакивал из кибитки и осматривал сухие прутики полыни. Да, такие полыни в Европе не известны, что это за виды он и сам не знал. Увы, мы ничего алтайского из окна машины долго не видели.
Когда же начнется Алтай, может быть в Сростках, на родине Шукшина? Огромный бронзовый Шукшин сидел молча на низком постаменте, туристы яростно натирали большой палец на его голой ноге, в надежде стать счастливыми, а вокруг на стриженом поле цвели вездесущие кашки, ромашки и колокольчики. Где же Алтай? Бросился ботаник к далекому обрыву через голое поле и, о счастье, два ярких факела, два мазка на картине, блеснули ему в заросшем овраге в награду: розовая мальва и золотой коровяк. Впрочем, мальвы и на клумбах растут, а коровяк он везде коровяк, но все же лучше кашек-ромашек.
Гиды были уверены, Алтай начнется, как и положено, на северной границе республики у обелиска в честь добровольного вхождения детей гор под руку императрицы. Пока туристы делали селфи у очередного бронзового памятника, ботаник спустился к долгожданной Катуни. Увы, голоса горной реки не слышно было в шуме газонокосилки, что аккуратно срезала все местные растения до самой гальки. Ладони в Катунь я все-таки опустил. Вода была ледяная, не Волга точно! Может быть, Алтай это вода?
Похоже, наши гиды так и считали, потому что повезли нас к водопаду. Через узкий мост, висящий над Катунью, через сосновый бор, заросший папоротниками (вы, читатель, конечно, поняли - и сосны и папоротники были вовсе не алтайские), добрались мы вместе с бесконечной чередой паломников до скалы. Со скалы падала вода, рядом с водой поднимались вверх ступени деревянной витой лестницы с удобными смотровыми площадками. Сразу у водопада пошел дождь. Воды было много, растений никаких!
Первую ночь мы провели в Чемале. Во времена Бунге такого села не было, как не было и Чемальской ГЭС и электричества на Алтае вообще. Зато огни были, огни весенних палов. Первый апрель в горах Бунге встретил любуясь ночами огнями, что бежали с сопки на сопку, от горизонта до горизонта. Такие грандиозные картины наблюдали путешественники тогда и в саваннах Африки, и в прериях Америки. Скотоводы древности считали, после палов трава растет лучше. Сибиряки свято чтят традиции древности, даже горожане. Сибирь выгорает каждую весну, дым от пожарищ стелется по земле и поднимается к небу, а земля от Урала до Тихого океана стоит черной, напоминая последствия войны. А вот осенние палы Бунге осуждал. Сухая трава, считал он, нужна неприхотливым алтайским коровам и лошадям, что пасутся даже зимой по снегу.
Вечерняя Катунь в Чемале была почти алтайской. Грозно шумела она в обрывистых берегах, словно воинственные джунгары вновь совершали набег на Телеуцкую землицу, словно в тишине снова всхрапывали кони, звенели удила, бряцали мечи. Ледяная вода казалось светилась в темноте. Ярко горели звезды и планеты на южном небе, а север был тусклым и беззвездным. Что влекло кочевников на север, с яркого юга, может быть драгоценная пушнина?
Сел я на камень у скалы на берегу реки, опустил руки в мох и понял по мятному запаху, разлившемуся вокруг – это тимьян! Посмотрел на скалу – все расщелины ее покрывали кочанчики, похожие на заячью капусту. Горноколосник! Из многих кочанчиков как свечи поднимались вверх плотные колосья, как свечи. Горела Катунь, горели свечи и теперь точно знал ботаник – Алтай близко.
Утро однако принесло новые разочарования. Горы были, но покрытые русскими березками. Были цветы вдоль дороги. Синяки и лобазники. Красиво, но это не Алтай!
А еще говорят иногда гиды, начинается Алтай на Семинском перевале. И они оказались правы. Александр Бунге был ботаник, но не встретите вы в его дневнике нудных перечислений встреченных растений. Были растения знаковые. Увидит ботаник невзрачную травку у тропы и поймет он, что поднялся высоко, скоро альпийские луга. Именно такую травку встретил я на перевале под две тысячи метров. Это была горечавка, не маленькая, затерянная в траве, высокий куст с фиолетовыми цветами. Видел Бунге красочную алтайскую сине-желтую весну на сопках, покрытых сон-травой и стародубкой, видел он весну оранжево-фиолетовую на альпийских лугах, картину из мазков горечавки и жарков-огоньков. Быть может, Алтай это буйство весенних красок? Моя первая горечавка это и правда - горы, это реликт незапамятных времен, когда и человека на Алтае не было, когда было тепло и безмятежно в дубовых и буковых рощах. Какой же он, Алтай, сегодня?
На фото автора горечавка сверция с Семинского перевала