Новый год-день забот....
Для Birute Dovenaityte
В канун Нового года я остался один. Детей пришлось отвезти в город, к родителям. Дело в том, что в увеселительном комплексе Бесса, расположенном по соседству с нашей хибаркой, начиная с дня святого Николая, не прекращалось беснование; иначе никак то что там происходило, назвать было нельзя. Каждый вечер туда приезжали празднолюбцы, включалась громкая музыка, стреляли фейерверки, орали под забором пьяные посетители. Всё это действо продолжалось далеко за полночь, в некоторых случаях, практически до утра. Дети не спали, плакали, так как в доме невозможно было находиться. Я и Алиса ходили к администратору, звонили самому Бессу, но на наши просьбы не обращали никакого внимания. Для вида прикрутят звук на минут пятнадцать, а после, словно в насмешку сделают её ещё громче. Не хватало никаких нервов и смирения. Я сам, словно сходил с ума от этого грохота, а ещё от пьяных посетителей, которые обнаглели до такой степени, что могли заходить во двор, зажиматься со своими подругами под сараем, выпивать в беседке, или терроризиро-вать собаку. Участковый, которого я вызывал пару раз, намекнул, что никто за меня вступаться не будет. Кое-кто имеет вида на наш участок и таким способом пытаются сделать жизнь здесь невыносимой, чтоб мы сами отсюда поскорей убрались. Такое звучало весьма печально. Деваться то было некуда, и я даже понемногу, впадал в уныние, от безысходности и бесперспективности хоть как-то разрешить эту ситу-ацию.
Алиса предлагала переехать к ней, но это предложение было абсолютно неприемлемым. Душу опять борола тоска. Практически не оставалось сил преодолевать те трудности, которые сваливались со всех сторон.
Уже давно стемнело. Часы в прихожей пробили одиннадцать раз. В заведении Бесса гудела однообразная музыка, выражавшаяся в монотонном грохоте ударника и басов. Стёкла окон слегка подрагивали, на тёмных стенках плясали химерные огоньки от иллюминации. Сняв с вешалки шарф, я наспех обмотал им горло, и прихватив пальто, вышел на улицу. Морозный, но какой-то ласковый воздух, обдал лицо. Лёгкая дрожь мигом охватила тело, и я быстренько накинул на себя верхнюю одежду. Отвязав с цепи пса, я бросил ему кусок вчерашнего пирожка и дождавшись, пока тот его оприходует, сказал:
-А пойдём ка немного пройдёмся. Погода нынче чудная.
Пёс Валет добродушно завилял хвостом и что-то согласно проскулив, побежал следом за мной. Пошёл снег, лапатый, густой. Ветра не было, поэтому белые хлопья ложились ровно, покрывая чистым покрывалом грязные улицы. Это выглядело особенно красиво, при свете уличных фонарей, выстроившихся в ровный ряд вдоль стареньких заборов, скрывавших за собой убогие сельские избушки. Окна избушек пустели темнотой. На этой улице, в основном, проживали старики, которые давно уж не праздновали Новый год. Но, в некоторых домах, всё же шумело веселье. Слышались радостные выкрики, громкие мужские басы, весёлый визг ребятни. За шторками мелькали тени, из двора пахло праздничным ужином, сквозь оконные проёмы сверкали вспышки ёлочных гирлянд.
В темноте храм выглядел почти незаметным. Одинокий огонёк в коридоре клиники, робко пробивался сквозь успевшие преобразиться в снежное бельё сосны. Сторож тоже не спал. Молочный дымок струился с дымаря в сторожке, в единственном окошке мерцал тусклый свет от свечи. Здесь было так тихо, что слышался тонкий хруст падающего на землю снега. Пёс Валет, едва мы только вошли на территорию церкви, весело залаял и пустился бегать по просторному дворику, играя со снежинками. Скрипнули двери сторожки и оттуда вышел высокий человек в светлой фуфайке и валенках.
-Дядя Миша, это мы!- обратился я к сторожу.
Тот прищурил единственный глаз, долго всматривался, наконец ответил:
-О, батюшка. Что ж вы так поздно, или дело какое?
-Да вот, решил прогуляться по свежему снегу в Новогоднюю ночь.
Дядя Миша улыбается и по-стариковски кряхтя, подходит ко мне. Да, да, это тот самый послушник Михаил, из монастыря раскольников, которого мы с Ауксе вытаскивали из завала в пещере. Спустя несколько недель, после того случая, Михаил пришёл к нам в храм. Он упал на колени и принялся просить приють его.
-В монастыре совсем худо стало,- говорил он,- одни попойки, женщины, разврат. Я такого столько живу, ещё не видел. Нас побираться заставляют каждый день. Монахи сами пьют-едят, а нам ничего не попадает. Пробовали деньги утаивать, но отец Фома приказал нас бить, если принесём мало. Люди уже просекли кто на самом деле эти монахи, подаяние давать перестали. Ванька науськивал идти воровать. Попробовали раз-другой, бабок, тех что на вокзале пирожками торгуют, или семечками. Стыд такой, копейки у пенсионеров отбирать. Пару дней назад Ваньку с ещё одним послушником на перроне повязали. Пытались у пассажиров сумку вырвать. Мужики догнали, побили сильно и в милицию сдали. Хорошо, я в тот день с ними не пошёл, та же участь постигла бы. Узнали, что послушники из монастыря, скандал разразился. Короче, отца Фому с братией разогнали, нового настоятеля ждут. А мне вот деться некуда. Примите, ради Христа, хоть на крыльце заночую. Некуда идти, да и расхворался что-то.
Посоветовались, решили помочь. Пару дней в клинике лечили. Там же отмыли, одели в приличную одежду. Михаил всё время плакал, когда за ним ухаживали. Говорил, что уж позабыл давно, как выглядит человеческая ласка и милосердие. Одним добрым словом, исцелили его раненую душу. Потом он попросился исповедаться. Исповедь была долгой и очень тронула меня своей искренностью осуждением собственных грехов. Предложил я Михаилу работу сторожа.
-Сторожку построили,- говорю,- ещё с лета, так на всякий случай, а вот сторожем так и не обзавелись. Места там немного, но можно поставить койку, столик небольшой, на зиму буржуйку. Будет вам и работа, и жильё. Еду девчата всегда приготовят, будете в богадельне с нашими старушками питаться.
Такое предложение Михаилу весьма понравилось, он даже заплакал от умиления.
-Как раз работа по мне,- сказал он,- ночью сплю плохо, можно сказать, вообще не сплю. Так что лучше и придумать сложно.
Вот так и прижился у нас Михаил. С работой справлялся. Всю ночь бодрствовал, периодически обходя территорию. А опасаться было чего. Стали к храму наведываться язычники, видимо те самые, которые на горе идол поставили, и жертвы приносили в виде животных и святых, для православного человека, предметов. Эти люди всё время норовили сделать какие-нибудь пакости. То на ступеньках храма нагадят, то на стене какиенибудь мерзости богохульные напишут, а то и вовсе колокол со звонницы сняли и в озеро сбросили. Обращались в милицию, но никаких результатов это не дало. Сказали, нанимайте сторожа.
Михаилу удалось проучить негодников. Как-то заявились, уже под утро, перед самым рассветом, человек пят, все молодые люди. Пошли к новому храму, вероятно какую-нибудь пакость вытворить. Михаил сразу их заметил. Взял дубину, которую сам выстрогал и к ним. Те сначала растерялись, от неожиданности, но потом решили поглумиться над отчаянным сторожем. Завязалась потасовка, и не ясно чем бы всё закончилось, если б на шум не выбежала Аля, а следом за ней Ауксе с Лидушкой. Михаил, обладая исполинским ростом и богатырским здоровьем, таки наподдал горе-хулиганам, так что те испугавшись разразившегося шума, убежали, сверкая пятками и больше к храму не являлись. Теперь Михаил стал героем, особенно в лицах старушек из богадельни. Они частенько звали его к себе в гости на чай, или просто посидеть, поддержать разговор.
-Заходите ко мне в сторожку,- сказал дядя Миша, смахивая мигом налетевшее снежное крошево с головы.- Посидим, чайку попьём. Гляди, Новый год скоро. Сколько уже там натикало?
-Без двадцати,- ответил я.
-Ну, вот, как раз. Заходите, не стесняйтесь. У меня там бараночки припрятаны. Старушка Крынкина угостила.
Я не смог удержать улыбку:
-Ну, ладно, доставайте ваши баранки. Встретим Новый год. Признаться честно, такого Нового года, у меня ещё не было.
В сторожке казалось тепло и уютно. Беззвучно пыхтела буржуйка, в которой, иногда потрескивали дрова. Пахло мятой и чайной заваркой. Михаил, с тех пор как устроился при церкви сторожем, со спиртным завязал. Теперь пил исключительно чай, причём в достаточно больших количествах. Кроме чая, в пищу он почти ничего не употреблял, поэтому изрядно похудел. Говорил, что стал чувствовать себя намного лучше и бодрее.
Не знаю почему, чай у Михаила, всегда был каким-то необыкновенным. В меру сладким, не горячим и особенным на вкус. Вот и сейчас, стояло лишь отхлебнуть глоток, как сразу на душе становилось неописуемо тепло, по-домашнему спокойно и хорошо. Отошли на задний план суетные мысли, обиды, раздражения. Не хотелось воз-вращаться домой, в ту шумную, клокочущую атмосферу хаоса, которая царила в ресторане по соседству. Михаил что-то рассказывал, о каких-то перипетиях своей нелёгкой судьбы, о детских восприятиях праздника Нового года, о школьных днях, но я его не слушал. Усталость и сон, буквально сморили меня в объятиях тёплой и тихой сторожки.
Вдруг послышался тихий стук в дверь. Я подумал, мне послышалось, но стук повторился.
-Кто там?- закряхтел Михаил, клацая защёлкой.
На пороге стояла Ауксе.
-Вон оно что,- сказала она, глядя как я прислонившись к стенке зажал в обеих руках тёплую чашку с чаем.- А я гляжу, Валет по двору мотается. Подумала, чего он здесь делает один?
-Ты чего это не спишь?- спросил я у Ауксе без всяких эмоций.
-А ты чего?- дерзко ответила та, без приглашения входя в сторожку.
Михаил усмехнулся в усы и наспех стерев самодельный табурет, предложил его девушке.
-Она часто по ночам возле храма бродит,- сказал он, доставая с полки чашку для Ауксе.- То к озеру пойдёт, то возле креста постоит.
-Вот всё вам, дядя Миша, видно,- рассерженным голосом проговорила Ауксе.
-Работа у меня такая,- усмехаясь, ответил тот.- Высоко сижу, далеко гляжу, всё вижу.
-Ага, только не то что нужно,- буркнула Ауксе.
В этот самый момент послышался приглушённый грохот. Возле ресторана Бесса пускали салют.
-Вот и Новый год наступил,- задумчиво проговорил Михаил.- Что он нам принесёт?
-Думаю, нет, я надеюсь, что в этом году будет всё по-другому,- сказал я.- Всё у нас наладится и переменится к лучшему.
-Дай то Бог,- покачал головой Михаил.
-А у меня какое-то двоякое чувство,- тихо сказала Ауксе.- Не могу объяснить, но кажется что Нового года у меня больше не будет,- она немного помолчала, после чего добавила.- Такого Нового года не будет.
После её слов сделалось немного грустно. В сторожке, на мгновение, наступила гнетущая тишина, не известно сколько бы продолжавшаяся, если б Михаил не нарушил её, громким басом:
-Не будет такого, значит будет другой! Ты, девонька, прекращай жути нагонять! Лучше чай попей, с баранками!
Ауксе хотело что-то ответить, но тут за дверями послышались шаги и голос Лидушки, громко прочитавшую молитву.
-О, блаженная наша явилась,- пробормотал Михаил.- Сейчас на крестный ход звать будет.
-Вы сегодня популярный, дядя Миша,- улыбаясь, сказал я.
Увидев нашу компанию, Лидушка очень обрадовалась. Отказавшись от чая, она принялась настойчиво звать нас пройтись с молитвой вокруг храма, по белому, так сказать, снежному полотну.
-А что, давайте,- поддержала предложение Ауксе.- На улице так красиво, прямо чудеса природы.
Подвижница Лидушка перекрестилась на храм и тут же сняла с ног обувь, собравшись идти босиком. Помолившись «Царю Небесный», мы неспешно двинулись тропинкой, в сторону озера. Михаил нес впереди самодельный фонарь, в котором свечной огарок освещал нам путь. Поочерёдно мы проговаривали слова Иисусовой молитвы. Они звучали как-то не совсем обычно, приглушённо, словно блаженная, зимняя ночь, тут же подбирала их из наших уст и уносила куда-то в неведомою даль, может именно туда, куда летят все молитвы. Хрустел под ногами свежий снег, и казалось, эхо от этого хруста разносилось над всей просекой.
Продолжение следует....