Я сижу на веранде летнего итальянского ресторанчика. Он возник сравнительно недавно, в эпоху свободного частного предпринимательства. Играет тихая музыка в стиле блюз. Вежливые молодые официанты предлагают меню. Я выбираю вино с трудно произносимым названием, салат, грибной суп, жаркое. Пью маленькими глотками красную терпкую кровь Аппенинских широт. Букет мягкий. Мне нравится. Рядом асфальтовая дорога, за ней большой сквер. Он старше ресторанчика лет на восемьдесят, ровесник той поры, когда строилась Москва тридцатых- сороковых. Я помню и эту дорогу, и этот сквер с детства. Рядом в переулке мой дом, вернее то, что стоит на его месте, в точности повторяя его конфигурацию большой печатной буквой Г. То, что напоминает старый дом, возведено на том же месте и, кажется на старом фундаменте. Новое строение выше ростом на три-четыре этажа, как и всё и все в наши дни, от людей до зданий. Многоэтажки окружают старые здания, отнимая у них часть солнечного света, и без того не щедрого в нынешнее ненастное лето. Старая Москва всё заметнее уходит в тень времени. Даже Кремлёвские башни, стеснённые небоскрёбами, кажутся потускневшими, уменьшившимися в росте рядом с молодыми великанами.
Время - странное необъяснимое дело. В детстве оно двигается медленно. Зато обещает и исполняет многие желания. Являет то, о чём сегодня только мечталось. Дарит нам исполнение желаний, протягивает на ладони мечту. Вчера я хотел, чтобы мне скорее стукнуло лет десять. Девочке, которая мне нравилась уже было одиннадцать, и по рангу я не мог открыто проявлять моё внимание к ней. Сегодня мне уже одиннадцать. Но ей двенадцать. И я всё равно её не догнал. Но всё же моя мечта стать взрослым, хоть и медленно, но сбывается. Некоторые мечты становятся явью. Время дарит нам подарки, но уже потихоньку отнимает маленькие частицы жизни, только мы этого ещё не замечаем. Жизнь прибывает и уменьшается, но приобретений всё ещё больше, чем потерь. Однако они есть. Мы теряем друзей, многие мечты не сбываются и уже никогда не сбудутся. И, наконец, сидя на летней веранде итальянского ресторанчика и оглядывая улицу, знакомый и родной с детства сквер, мы замечаем, что утрат больше, чем приобретений. Прошлого не вернуть, говорят нам знакомые, но уже изменившиеся улицы. Не вернуть, кивают ставшие седыми головы едва узнаваемых людей. Многих вообще уже нет на свете. «Время - самый безжалостный палач. Ничего и никого не возвращает из прошлого. А как бы хотелось», - приходит на ум. Проплывающие и уже проплывшие берега вдоль реки исчезли из поля зрения. На их траву никогда больше не ступит моя нога. Я уже не поеду с ребятами из моего двора куда-нибудь в Кунцево «открывать» сезон купания где-то в конце апреля, когда Москва-река едва освободилась ото льда. Нет такой силы, которая сделала бы такое путешествие по реке жизни возможным наяву. Оно возможно только в воспоминаниях. Как сделать, чтобы прошлое не исчезало, длилось бы вечно и прошедшем и в настоящем? Как сделать, чтобы дорогие нашему сердцу лица, события не исчезали? Зачем они умирают, если мы не хотим этого? Вечное и один миг должны были бы существовать в едином живом потоке. Возможно ли это? Может быть, об этом сказано: «И будет новая земля и новое небо. И времени больше не будет»?
Значит ли это, что мы забудем всё, что было с нами? Но как это возможно? Кто мне это объяснит? Да, философы бы объяснили. В мире мысли всё возможно. Но моё сердце не успокоилось бы. Потому что Отец-Создатель ничего не сказал. Даже если есть жизнь вечная, неужели я забуду земную и не буду жалеть о ней, о тех её мгновениях, которые дороже и роднее мне всех новых и прекрасных, в которых «времени больше не будет», оно остановится, застынет? Неужели я утешусь с новыми друзьями и любимыми и забуду старых? Неужели не захочу с ними встретиться, чтобы продолжить прерванную жизнь? Есть ли им место в новой вечной жизни? Есть ли она сама?
Что может быть мудрее, чем загадка рождения и смерти, начала и конца? Зачем дана жизнь? Откуда и почему она возникла, мы понять не можем. Не можем и ничего изменить. Истина только в этом. И, значит, самая большая мудрость - в смирении. Никакой другой истины нет.