Этим именем называли кусок танкового трака или стальной гусеницы, кому как нравилось, с грубо приваренной тяжеленной металлической ручкой.
Это творение чьей-то бурной и неуемной садистско- сержантской фантазии, скорее, напоминало обычную швабру. Только вес был более восьмидесяти килограмм . Никак не меньше, чем к у какой-нибудь настоящей добротной Наташи, сотворенной из бурных желаний, крупных форм и железного характера.
С нижней стороны , было прикреплено плато с намертво приклеенной искусственной щетиной - главным атрибутом любого полотёра, мало-мальски, пригодного к многочасовой работе с мастикой и гигантскими площадями воинских казарм.
Помимо этой, Наташ, которых я так крепко держал бы в руках , на жизненном пути, больше никогда не повстречалось. Поэтому она навсегда и запомнилась.
Незабываемый медовый месяц начался у нас с первых же пяти нарядов вне очереди. Так случилось, что , получив институтские дипломы, мы направились прямиком, в военные лагеря, зарабатывать лейтенантские звездочки.
- Терц! В козырях! ,- не успел победно выкрикнуть я на танковом полигоне, как раздалось тихое, противное шипение. Так звучали последние секунды горения бикфордова шнура перед взрывом допотопных , но жестоких на поражение ядер, мин и прочих неприятностей
- Что ещё за терц?,- ласково спросила фигура, беспощадного и скорого на расправу, капитана Комарова, неожиданно, незаметно и подло, как вражеский истребитель, появившаяся со стороны солнца
За нежностью первого звукового ряда, скрывавшую сталь нараставшего садистского экстаза, последовали несколько длинных очередей, многократно включавших слово « Мать» и, наконец, сам заключительный аккорд в виде его знаменитого ,- Я Вас, Вашу мать, научу Родину - Мать, любить!
В этом мы не сомневались. Ни капельки. Тонны любви к Родине Комаров впихивал в нас примерно таким же образом, как моя бабушка Рива вскармливала индюков.
Для этого, она брала полную пригоршню кукурузных зерен, которую я с большими усилиями вылущивал из початков, и засовывала прямо в зоб недовольным птицам. Индюки злобно клекотали, становились красными, но, вполне себе исправно, полнели.
В какое место входило то патриотическое чувство, которое многократно вставлял доблестный капитан, можно было только догадываться.
В одном из редких отрывочных казарменных снов, слившихся с процедурой утренней побудки, это выглядело как цистерна, из которой пыталась выбраться вся наша рота. Капитан стоял у отверстия и спихивал наиболее ретивых обратно, самогравитация. Вслед, он кидал трехэтажные матюки, бесконечные колоды изъятых игральных карт и бесчисленные злобные взгляды
- Я Вас научу Родину любиииитттььь! Вашу мать..!,- орал он
- Твою Мать, Твою маааатттььь ,- отвечало ему многоголосое эхо
В первый же брачный день, Наташа измотала меня всего, без остатка. Когда я, наконец, закончил натирать пол при входе в казарму, возле оружейки, сил уже не было совсем.
В начале работы, металлические восемьдесят килограмм с гаком смотрелись не так страшно. Однако бесконечные квадратные метры, повороты, углы. Плюс - бессонная ночь дежурства на тумбочке. Плюс - бесконечные придирки Комарова. Плюс - отсутствие писем от Танечки. Как настоящая женщина, Наташа жестоко мстила даже за мысли о другой.
Через десять суток, заступая в наряды через день, из которых пять, я практически не спал и выглядел довольно вяло, я напрочь прохлопал важнейшее дело - вход Комарова в казарму.
Вместо положенного громкого «Смирно», я успел произнести только неловкое «Здравствуйте». Да ещё в спину капитану, ворвавшемуся в пространство, где играли в карты , как минимум, полторы дюжины азартных групп.
- Смирнааа!!! ,-заорал Комаров, как недорезанный,- Построение..!
- Курсант Бланк! Выйти из строя!
- В первый раз , он, понимаете ли, сам попался на картах и получил заслуженное наказание! А теперь, товарищей не предупредил, и они, ни в чем неповинные, попались за игрой. Объявляю Вам ещё пять нарядов вне очереди!
Город Николаев, куда всех отпускали в увольнительную по воскресеньям, я так и не увидел. А хотелось. Ведь говорили, что это город невест. Но я ,просто, не вылезал из наказаний.
Зато с Наташей, мы практически не расставались. За два месяца военных сборов и бесконечных объятий, она милостиво подарила мне часть своей стальной силы. Мышцы рук и спины, казалось, стали напрочь железными. Да и полы казармы, где размещались сто двадцать два наших курсанта, блестели как зеркало.
- Ничего себе объятия!,- застонала Танечка после долгой разлуки,- С кем это так натренировался ?