Закончивший с отличием семинарию Яков – на вид высокий, крепкий, умеренно подстриженный, довольно приятный молодой человек – начинал свою пастырскую жизнь. Его в кафедральном соборе города Н. седой митрополит Лев рукоположил в сан диакона, а затем – священника. Юная супруга нового клирика Мария – красивая и миловидная брюнетка – была на седьмом небе. Ее, обыкновенную местную жительницу, все стали вдруг величать матушкой – правой рукой отца Якова. Она, пока муж проходил сорокадневную практику – так называемый сорокауст, посещала богослужения и тешила свое сердце радужными мечтами и планами. Молодой батюшка не переставал радоваться, что Господь дарил ему столь прекрасную любящую спутницу, которая обещала идти за ним в огонь и в воду. Но когда по истечении сорока дней владыка вручил отцу Якову указ о назначении его на приход храма Рождества Пресвятой Богородицы в с. Медвежье, матушка Мария нахмурилась, как сентябрьское небо над головой, и возмутилась:
– Да, я готова была делить с тобой тяготы, лишения, но только здесь, в городе. Ты, Яша, деревенский, тебе такая жизнь привычная, а для меня – это возвращение в средневековье.
– Моя дорогая, я дал присягу перед Богом, что «буду стараться проходить свое служение во всем согласно слову Божию, правилам церковным и указаниям Священноначалия…» – попытался еще раз объяснить особенность своего служения отец Яков.
– Но я ведь не присягала, – тихо молвила Мария. – Я уверенно считала, что ты, батюшка, будешь настоятелем одного из городских храмов. А тут – село.
– Ничего, любимая, привыкнешь, мы же вместе…
Матушка вздохнула и стала собирать вещи, осматривая с грустью просторную четырехкомнатную квартиру, в которой добродушные родители Марии отвели молодому семейству две комнаты.
УАЗ, направленный общиной, вез священника и матушку со скудными пожитками по ухабистой дороге на сельский приход. Высокие сосны с двух сторон закрывали и без того мрачное небо. После многообразия цивилизованной городской жизни таинственно замерший полутемный лес вызывал впечатление дикости. Наконец замаячила белая табличка «Медвежье», и тут же взорам путников открылось приходское село. В центре среди золотистых крон берез виднелся белокаменный храм, синие купола которого, увенчанные желтыми крестами, величественно возвышались, упираясь в серое поднебесье.
– Смотри, любимая, – тихо шепнул матушке отец Яков, – какая красота. Даже на картинах великих художников не увидишь такого великолепия.
Но Мария ничего не ответила. Она лишь онемело смотрела и не столько на церковь, сколько на неприглядные, в основном черные, как смоль, дома Медвежьего. У храма семью священника встретили несколько пожилых прихожан.
– Слава Богу, что владыка откликнулся на наше прошение и вас, таких юных и энергичных, направил к нам, – сказала удовлетворенно женщина в летах, казначей Зоя. – А то после смерти нашего старого батюшки мы уже четвертый месяц сироты.
Отец Яков и супруга осмотрели хорошо сохранившийся древний храм, иконы и фрески которого поражали своей живой красотой. Затем довольные прихожане, взяв вещи, сопроводили семью священника к церковному дому.
– Замечательное, очень уютное жилище, – сказал кто-то из сельчан у почерневшей от ветхости с перекошенными окнами избы.
– Батюшка… батюшки… мы что будем жить в этом сарае? – со слезами на глазах тихо спросила Мария.
– Ничего, ничего, все будет хорошо, – утешал ее отец Яков, довольный, что теперь у них с женой будет хоть не комфортабельный, но свой уголок.
В доме матушка уныло осматривала невзрачные комнаты, время от времени поглядывая, словно ища утешения, в окно. За ним ветерок срывал со старых яблонь и слив последнюю листву, обнажая их черные силуэты.
– Но ты же, Яша, ведь с красным дипломом закончил семинарию и здесь… – сказала она с отчаянием в голосе.
Отец Яков обнял супругу как малое капризное дитя и ласково напомнил, что она перед свадьбой обещала поддерживать его, что, кроме нее, у него теперь целая паства.
Вскоре отец Яков совершил в храме свое первое богослужение – всенощное бдение. Несколько пожилых прихожан молились, ставили свечи перед огромными старинными иконами. На фоне звонких возгласов и ектений священника тихо и глухо, не всегда попадая в тон, пели две старушки.
– Раньше хор был большой, но многие умерли, а молодые в церковь не идут, – сказала после служения казначей Зоя.
Когда в серых сумерках вечера отец Яков возвращался с матушкой со службы домой, его постигло первое серьезное испытание. Он заметил в одном приусадебном саду, как девушка, привязав к черной, словно безжизненной, ветке березы веревку, второй ее конец в виде петли пыталась накинуть на шею. Не чуя под собой ног, отец Яков бросился к самоубийце. А она, вся дрожа, поведала:
– Меня парень бросил. Я от него жду ребенка. Отец узнал и сказал, чтобы домой не приходила – убьет. Не хочу жить…
Отец Яков отправился с девушкой, которую, как оказалось, звали Надеждой, к ее родителям и сделал все, чтобы в доме воцарились мир и понимание. Он продолжил путь домой уже в кромешной тьме, зато на душе было светло, как днем.
Утром, опередив намерение пастыря встретиться с парнем спасенной от суицида девушки, его привела к нему заплаканная молодая мать.
– Ване всего семнадцать лет, у него жизнь только начинается, – всхлипывая, делилась она сокровенным. – А он стал встречаться с девушкой, которая забеременела неизвестно от кого. Я ему сказала, чтобы забыл к ней дорогу… Так он взялся за бутылку. Это в его-то годы, – она утерла слезу.
– У Нади никого не было и нет, кроме меня. Я люблю ее и хочу на ней жениться, – хриплым пропитым голосом произнес юноша, глядя на священника опухшими глазами.
– Молодец, настоящий мужчина ваш сын, – сказал обрадованный отец Яков.
– Я, я… – разволновалась мать, – я не за этим к Вам пришла. Думала, Вы его вразумите, а Вы – его расхваливаете.
– Вчера его девушка чуть не покончила с собой, – строго молвил священник. – Вы что хотите, чтобы Ваш сын и мать Вашего внука были несчастны? Вы хотите, чтобы они страдали?
– Не знаю… – сквозь слезы прошептала женщина.
– А я знаю, – твердо сказал отец Яков. – Идем со мной.
И батюшка повел гостей прямиком к дому девушки. Он собирался объяснить ее родителям об отце ребенка, но в этом потребность отпала. Еще во дворе навстречу Владимиру выбежала Надежда, и они обнялись крепко, крепко.
– Я люблю тебя, – сказал юноша. – Я тебя больше никогда не брошу.
– Я тоже тебя очень, очень люблю, – омывая слезами лицо парня, причитала девушка.
Отец Яков никогда еще не видел со стороны столь счастливых людей. Владимир и Надежда, еще немного полюбовавшись друг другом, повернулись к священнику и с такой теплотой поблагодарили его, что он чуть не прослезился.
К отцу Якову с болями и нуждами приходили и другие односельчане, а он, еще не имея опыта, все же старался им помочь, находя искренние пастырские слова поддержки. Его душевные назидательные проповеди с церковного амвона, искренние беседы с сельчанами на улице и встречи с учениками школы приносили свои добрые плоды – храм заполняли верующие, особенно – молодые. Отец Яков радовался, осознавая, что в нем нуждаются живущие здесь люди, и благодарил Бога, что направил его на этот добрый православный приход.
Но вскоре светлое и открытое сердце настоятеля было омрачено. Мария в одно неприветливое осеннее утро заявила:
– Я больше в этой дыре не могу оставаться. Вот твой друг по семинарии служит в кафедральном соборе города. Матушка мне сегодня позвонила и сказала, что автомобиль собираются в кредит взять. Посещают театр, кинотеатр. А здесь никакой перспективы. Даже приличного магазина нет – будка какая-то. Я уезжаю к родителям!
Никакие уговоры не помогли – матушка собрала чемодан. Отец Яков проводил ее молча до центра села, посадил в автобус и печальным взглядом цеплялся за него, уезжавшего, пока он не скрылся за опушкой леса.
Отец Яков побрел обратно. Под ногами хрустела замерзшая листва. Подступавшая зима сеяла первый снег. Снежинки касались хмурого лица молодого священника и таяли, а ему казалось, что они ложатся на сердце, покрывая его непроходящим холодом. Навстречу отцу Якову шли веселые Владимир и Надежда, их приятный разговор, как птичий щебет, наполнял тишину улицы. Даже малорослая серая дворняга, идущая с ними, довольно терлась у ног юного хозяина и виляла хвостом.
– Здравствуйте, батюшка! – воскликнул сияющий Владимир. – Мы уже расписались в ЗАГСе и хотим повенчаться…
– Мы, отец Яков, как и Вы с матушкой, очень счастливы, – искренне поделилась радостью Надежда.
– Слава Богу, я буду очень рад возложить на вас венцы… – сказал, разминаясь с влюбленными, настоятель.
Он ускорил шаг, чтобы они не заметили в его глазах слезного блеска, напоминавшего последние искорки потухшего костра. Собака, неожиданно увязавшись за ним, утешительно лизнула руку и вернулась обратно. «Видимо, почуяла, что творится в моей душе», – подумал отец Яков, подходя к дому. Он будто не своими ногами переступил порог. Священник до этого и не представлял, что жилище может быть настолько пустым. «Даже свет и тот его покинул», – мысленно жаловался он сам себе, войдя в мрачную переднюю и поглядывая сквозь узкое окошко на мутное небо.
– Господи, дай мне сил и терпения, – шептали его губы.
Только молясь Богу, отец Яков превозмогал боль и надеялся, что Мария, столь дорогая и любимая жена, вернется. Но она лишь звонила и умоляюще просила мужа приехать к ней. Священник выкраивал время и отправлялся в город. В одну из таких встреч он и Мария снова, как прежде, взявшись за руки, гуляли по набережной Волги. Только теперь прежде дышавшая жизнью широкая река была скована льдом и напоминала простирающуюся в оба конца мертвую белую равнину. Вдруг они встретили знакомое семейство однокашника отца Якова по семинарии. Священники поговорили о своем служении, вспомнили, как вместе изучали богословские дисциплины.
– Тебе, брат, учеба давалась легко, – с восхищением отметил отец Николай. – Наизусть цитировал чуть ли не целые главы Священного Писания. Тебе это в пастырстве помогает. Ты вон какую деятельность организовал на своем сельском приходе. Митрополит не нарадуется: нам тебя в кафедральном соборе в пример ставит…
– Да, – переносясь в недалекое прошлое, согласился отец Яков. – Запоминать и воспроизводить цитаты из Библии для меня было несложно. Теперь же не все так благополучно и радужно. Очень непросто к библейским идеалам вести паству. Но, как сказал апостол Павел: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе». Так что помоги нам, Господи, – сказал на прощанье отец Яков.
Матушка за это время, затаив зависть, успела расспросить спутницу городского батюшки о жалованье, бытовом обустройстве. Сама же обошлась скудной фальшивой отговоркой:
– Нормально…
Оставшись снова наедине с мужем, Мария стала умолять его обратиться к правящему архиерею с прошением о переводе в город. Но отец Яков взял матушку за руки, как когда-то на свидании и, смотря ей в голубые, словно отражающие чистое небо над головой глаза, сказал:
– Маша, милая, мы же любим друг друга. Нужно потерпеть. Тем более, что прихожане в меня поверили, обращаются ко мне за помощью, доверяют мне даже самые потаенные уголки своих душ. Пойми: митрополит не просто вручил мне бумагу с печатью – он меня благословил дать жизнь затухающему приходу, укрепить веру в сердцах людей. И у меня с помощью Божьей получается это послушание. Неужели я теперь могу подойти к владыке и сказать, что мне тяжело в Медвежьем, нет комфорта. Да я себя перестану уважать после этого.
– Ладно, не будем о плохом, – тихо со вздохом молвила Мария.
Она поцеловала отца Якова в холодную щеку и направилась с ним в сторону театра, любуясь, как ярко, оттесняя сумрак, зажигаются огни фонарей. Молодые люди прекрасно провели вечер и в хорошем, даже веселом настроении отправились домой к матушке. А утром семейная идиллия закончилась, отец Яков снова один вернулся в Медвежье.
На вопросы и недоумения прихожан настоятель отвечал, что так сложились обстоятельства, а матушка скоро приедет. Но проходили дни, недели, месяцы, а священник в приходском доме жил один, как перст. Прогоняя назойливую тоску, он продолжал совершать богослужения, таинства, посещать школу, исповедовать, причащать и соборовать больных, навещать их в сельской больнице. Батюшка не раз протягивал руку помощи утопающим в трясине пьянства односельчанам и возвращал их к полноценной жизни. Отца Якова даже стали называть святым, а он, огорчаясь, просил его, грешного, так не именовать, осознавая, что помогает Господь, а он – лишь скромный исполнитель священнодействий и велений пастырской совести.
Пришла долгожданная весна, которую незаметно сменило лето. Зазеленели березы, тополя, яблони и сливы в садах. Свежую траву украсили желтые, синие и белые цветы, будто впитав в себя лучики солнца, красоту чистого неба и ангельскую невинность. Запели о чем-то прекрасном и добром птицы. Отцу Якову казалось, что эта летняя пора чудесным образом повлияет на настроение матушки, она приедет в село, чтобы жить вместе с ним в этом земном раю. В одно светлое душистое утро позвонил мобильный телефон. На дисплее высветилось «Любимая». С замиранием сердца отец Яков включил связь.
– Извини, Яков, – послышался какой-то неживой голос Марии. – Я тебя не раз уговаривала, умоляла меня послушать – попроситься на городской приход. Но для тебе медвежий угол важнее, чем я. Я с тобой развожусь и выхожу замуж. Формальности с документами сама решу. Прощай и мне не звони. Меняю номер.
Из рук Якова выпал телефон. Все планы и мечты в отношении семьи рухнули в некую черную бездонную пропасть. Весь мир потемнел. Само яркое солнце будто свалилось с небес и погасло. Тут кто-то постучал в дверь. Священник, опомнившись, разрешил войти. В комнату робко ступил незнакомый молодой человек. Он поздоровался и, рассматривая бледное лицо священника, сказал:
– Меня зовут Максим. Мне, батюшка, посоветовали к Вам обратиться Владимир и Надежда. Я живу в соседней деревне, работаю в лесничестве. Люблю свою работу. Но моя девушка Варя, бывшая соседка, учится в институте и зовет меня к себе, в город. Говорит, что в нашу дыру не вернется. А мы любим друг друга, хотим пожениться. Что делать? Все вокруг в один голос говорят, чтобы я ехал к ней. А Вы, батюшка, что посоветуете?
Отец Яков поднял мобильный телефон с пола и молвил:
– Я остерегаюсь давать семейные советы, но здесь ситуация знакомая. Вы, Максим, попробуйте деликатно узнать у своей девушки: она больше любит городскую жизнь или Вас? Я в свое время этого не сделал и, к сожалению, поплатился – остался один. Помоги Вам, Господи!
Отец Яков перекрестил юношу. Тот поблагодарил священника и удалился. «Помоги им, помоги мне, Господи», – взмолился отец Яков и упал на кровать. Долго в немом рыдании беспомощно вздрагивали его крепкие плечи. «Нужно брать себя в руки», – мысленно повелел себе настоятель. Он со стоном поднялся на ноги и увидел на старой книжной полке фотографию, на которой он держит на руках ее, Марию. Отец Яков не сдержался и бросил фотографию в заполненную наполовину золой печку. Но не получалось, никак не удавалось так же удалить из сердца ту, которая по-прежнему продолжала жить в нем.
Потянулись дни, недели. Отец Яков, измученный внутренними терзаниями, потерял сон. Он часто короткими летними ночами, ограждаясь от мрачных мыслей и чувств, молился перед домашним иконостасом, пока изнеможенный не падал на скрипучую старую кровать, проваливаясь в глубокое забытье. Настоятель, который словно постарел на несколько лет, с покрасневшими припухшими глазами, темными кругами под ними вызывал в церкви беспокойство прихожан. Они тревожно шушукались и делились предположениями: не пристрастился ли батюшка к спиртному? Подозрения стали расти, как снежный ком, когда тот или другой верующий, приходя привычно на рассвете к отцу Якову за пастырским советом, не мог с ним встретиться – не открывал. А однажды утром к священническому не подающему признаков жизни дому подошли несколько переживающих за настоятеля сельчан и оторопели. В кухонном окне виднелась «недопитая» бутылка кагора. Никто и мысли не допустил, что из нее днем ранее отец Яков, торопясь на богослужение, наливал в небольшой графин вино для Евхаристии и опустевшую тару оставил на подоконнике.
В селе поднялся шум. Даже те, кого настоятель спасал, защищал, кому помогал, начали его осуждать и поносить. У храма непроизвольно собрались прихожане, сход которых больше походил на митинг.
– Это что за священник… какой пример он подает… – сказал Владимир, поглядывая на молодую жену, держащую недавно рожденного сына.
– А я еще к нему ходил за советом, – бросил в общий костер негодования свое полено Максим, держа за руку приехавшую к нему девушку. – Он был какой-то странный…
– Так священники не поступают… наш покойный батюшка никогда себе ничего подобного не позволял, – добавила казначей Зоя.
– Нужно сообщить архиерею, чтобы забрал такого настоятеля с прихода… – с возмущением и раздражением высказалась Надежда.
Это предложение устроило всех. Прихожане его единогласно поддержали и позвонили в епархию.
Отец Яков, на оправдания и недоумения которого никто не обратил внимания, тут же был отозван из прихода. Ранним утром, когда село еще спало, он, отвергнутый всеми, как изгой и вор, тихо покидал его. Лишь по-прежнему весело и задорно пели птицы, прячась в душистой листве крон берез и тополей. А еще ему вдруг, как ни в чем не бывало, лизнула руку знакомая собака и увязалась за ним следом. Только оказавшись на лесной дороге, отец Яков оглянулся. Села не было видно, лишь сливавшиеся с небесной гладью голубые купола храма, увенчанные крестами, вздымались над верхушками сосен.
– Господи, дай мне сил, прости, что расслабился, что спровоцировал своим затворничеством недобрые помыслы прихожан… – перекрестившись, прошептал отец Яков и растер рукой слезы по лицу.
Он смиренно склонил голову. Перед ним сидела собака и смотрела ему в уставшие, покрасневшие глаза искренним и добрым взглядом.
– Спасибо тебе, мой хороший, что проводил, – погладив четвероногого друга, сказал священник. – Возвращайся домой. Даже тебе теперь со мной не по пути…
И, не оглядываясь больше, он зашагал по песчаной дороге в надежде, что попутный лесовоз его подберет и подвезет до города.
…Приход остался без настоятеля. Многие сельчане проходили возле храма и бросали грустные взгляды на дверной замок.
Прошел месяц, затем – второй. По Медвежьему и крестным деревням разбрелись слухи – одни хуже других: то отец Яков утонул в Волге, то он пропал без вести. Даже прозвучала версия, что кто-то его видел среди попрошаек. У потерявшего литургическую жизнь храма в престольный праздник Рождества Пресвятой Богородицы собрался народ.
– Нехорошо мы поступили с батюшкой, топить всегда легче, чем протянуть руку… – сказал, вздыхая, Владимир.
– Да, неблагодарные мы, – согласилась спасенная от суицида его опечаленная юная супруга.
– Точно, он – добрый и отзывчивый человек, – подтвердил лесник Максим, у которого дело шло к свадьбе с Варей.
– Я тоже согласна, не по-христиански это, – утирая носовым платком набежавшую слезу, молвила казначей Зоя.
– Помню, как он среди ночи в метель шел в соседнюю деревню причащать мою умиравшую родственницу, – сказала средних лет прихожанка.
– Я помню, как…
– А как…
Все стали с угрызением совести сожалеть, что отвернулись от своего настоятеля, который ради них не жалел сил, личной жизни – потерял матушку… Всем хотелось попросить у него прощения и его, своего заботливого пастыря, вернуть и окружить любовью и заботой. Никто не знал, где его найти. Этот вопрос собравшиеся задавали друг другу.
Казначей Зоя, перекрестившись, позвонила в епархию. Но там в этот святой день поднял трубку охранник и скупо сказал:
– Я такого священника не знаю и ничего не слышал о нем.
Тут кто-то вспомнил, что в ближайшем монастыре есть прозорливый монах. К нему обращаются по поводу пропажи близких, и он точно указывает их местонахождение.
– Точно, точно, я тоже слышала! – вдруг обратила на себя внимание старая седоволосая прихожанка и удивила всех подробностями: – Праведный всевидящий старец сидит в тесной келье у иконы, обставленной свечами. Он принимает посетителей, проницательно вглядывается в них и не перестает поглаживать седую бороду трясущейся от груза лет рукой…
Как за последнюю соломинку, ухватились прихожане за эту информацию.
Не откладывая, утром следующего дня небольшая группа прихожан в составе Владимира, Максима и пожилого благочестивого водителя отправилась на лесхозном УАЗе в монастырь, до которого было сто километров.
Выйдя из машины перед высокими каменными стенами обители, они направились к старинным кованым воротам. Вскоре путники встретились с игуменом монастыря Нилом. Тот поведал:
– Есть у нас один насельник. С ним молодая женщина поделилась горем, что пропал ее малолетний сын. Вскоре ребенок нашелся... Я вам сейчас устрою встречу с ним…
Прихожане во главе с игуменом направились к провидцу. Но главный монах, вызывая недоумение гостей из Медвежьего, повел их мимо длинного жилого корпуса.
– Он, – объяснил игумен, – отказывается даже от короткого отдыха. По целым дням трудится, а в вечернее и ночное время молится, пока его не сваливает сон…
Показался небольшой хозяйственный двор, обставленный низкими бревенчатыми и дощатыми постройками. Там, ловко орудуя колуном, высокий и худой, как щепка, в обвислом подряснике инок с длинной черной бородой рубил дрова.
– Бог в помощь, отченька, – кинул ему игумен.
Тот в ответ благодарно кивнул головой, свободной рукой вытирая со лба пот.
– Вот к тебе, дорогой, люди прибыли за помощью. Издалека приехали.
Работник в подряснике отложил колун и стал слушать путников. Те объяснили, зачем приехали и в конце сказали, что пропавший священник Яков для них чуть ли не самый родной человек. Монах скупо улыбнулся и сказал:
– По поводу моего яко бы прорицательства. Женщина развелась с мужем, а я лишь посоветовал сходить к супругу и там поискать сына. Мальчик оказался у него. Никакой здесь прозорливости нет… Чего только не придумают… А что касается вашей просьбы, то чего его, этого вашего отца Якова искать. Он вот, перед вами во всей красе. Я, родные мои, здесь подвизаюсь и готовлюсь принять монашеский постриг… владыка благословил…
– О-отец Яков, Вас совсем не узнать, – широко раскрыв глаза, взволнованно сказал Владимир, – длинная борода, исхудали… Вы простите меня, простите нас…
Три прихожанина со слезами на глазах подступили к священнику и стали просить прощения.
– Что вы, что вы… – еле выговорил отец Яков, – Бог простит… Я сам виноват – тогда оградился от всех, замкнулся в себе, вызвал подозрения... Я несказанно рад!..
Священник не сдержался и поочередно расцеловал растерянных прихожан.
– А у вас так никого и нет на приходе? – дрожащим голосом спросил он.
– Нет. Да и кому охота в наши дикие края… – ответил Максим.
Тут игумен, который с кем-то разговаривал по телефону, спрятал мобильник и радостно сообщил:
– Позвонили из епархии и сказали, чтобы ты отправлялся в Медвежье, на прежний приход.
– Как? Владыка же сам сказал, что одинокому молодому священнику не место на приходе, сам одобрил мое желание остаться в обители...
– Это уже не мое дело… Но точно знаю: «послушание выше поста и молитвы». А ты иди, приведи себя в порядок. За своих прихожан не переживай – я их сейчас отведу в трапезную.
Отец Яков, не чуя под собой земли, поспешил в жилой корпус.
Под вечер УАЗ привез настоятеля с прихожанами в село. Он, не веря в происходящее, со скромными и поместившимися в одной сумке пожитками снова оказался у церковного дома. «Уже успели пожелтеть», – подумал отец Яков, осматривая старые разлогие березы, украшенные первым золотом осени. Сердце невольно заныло. Священник вспомнил, как год назад в это время он, счастливый и полон планов, с матушкой прибыл сюда. «Господи, дай мне сил, помоги в пастырском служении…» – напрочь прогоняя задевшую его тень уныния, взмолился отец Яков, подступая к жилищу. Вдруг дверь дома открылась, и на пороге появилась, как привидение, Мария.
– Маша?.. – замер отец Яков.
– Яков, дорогой, – плачевно промолвила она, утирая слезы. – Тебя не узнать. Это я, грешная и негодная, тебя до этого довела.
– А-а… как?.. Ты почему здесь?.. У тебя же муж…
– Да никакого мужа не было и не могло быть. Это я таким жестоким и коварным способом заставляла тебя ревновать и пыталась заманить в город. Все эти два месяца я ждала и надеялась… Только вчера услышала, что ты – в монастыре. Я панически испугалась – вдруг ты примешь монашество. Не откладывая, я сегодня бросилась к владыке. Пала ему в ноги... Все рассказала… Пообещала, что ничего подобного с моей стороны больше не повторится. Владыка тут же позвонил казначею Зое. Разговор с ней его очень обрадовал. Митрополит Лев по-отцовски пожурил меня и сказал, что возвращает тебя в Медвежье. А я сразу – сюда. Пробовала тебе звонить, но ты, родной, был недоступен. Яков, Яша, если ты меня еще любишь, прости. Я готова быть в этом селе всю жизнь, лишь бы находиться рядом с тобой. Прости, если можешь… – и матушка стала опускаться на колени.
– Ты что, ты что… Маша, я давно тебя простил… – прошептал отец Яков, приподнимая Марию.
Она вдруг прижалась к нему, крепко обняла. Было слышно, как волнительно бьется ее сердце. Немного отпрянув от священника, она сказала:
– Я сегодня вместе с прихожанами убрала в храме. Мне так хорошо стало в нем, что и уходить не хотелось. – Матушка искренне взглянула отцу Якову в глаза и ласково добавила: – Идем в дом, мой родной, мой хороший… я приготовила ужин.
Отец Яков смотрел на Марию и видел, что к нему вернулось счастье. А она взяла его, еще не совсем пришедшего в себя, за руку и повела в уютный, убранный и приготовленный для доброй семейной жизни дом.
2018 г.