БУР

1

Рейсовый автобус вышел из райцентра утром, точно по расписанию. Конечный пункт – одно из самых отдалённых сёл района. До него целых пятьдесят километров. Все пассажиры сидят. Как же всё быстро изменилось! Удивительная метаморфоза! В советское время стоявших частенько было больше, чем сидевших. Автобус брали приступом.
– Опять будем штурмовать, как Зимний! – шутили пассажиры.

Толпа давила со всех сторон – сзади, с боков, и даже спереди. Автобус раскачивался в такт наседавших сзади – того и гляди перевернут. Он казался безразмерным. Но разместиться могли далеко не все. Тех, кто не смог войти, водитель заталкивал сам. Совсем, как в японской подземке. Надо же было как-то закрыть дверь.

Не важно с местом билет или без места. Внесли в автобус – ты король! Ты сидишь! Редко кого удавалось поднять с незаконно занятого места. Да и добраться до этого самого незаконно занятого можно было далеко не всегда. Закон здесь не действовал! Точнее, он был. Простой такой закон – кто сильнее, тот и прав! Уступали только впереди салона – стареньким бабулькам, инвалидам, передвигавшимся на костылях, беременным и мамам с маленькими детьми на руках.

В последние годы сёла потихоньку вымирают, у многих свои машины, ездить некому. Вот и сидят уже все. Но от этого не легче. Тоска берёт. Мало в сёлах молодёжи, всё реже и реже слышится заливистый детский смех.

Стрелка спидометра ползёт вверх и замирает на месте. Едва покачивается. Остановка не скоро. Те, кто моложе, сидят в телефонах, а бабульки, уж в который раз, перемывают чьи-то косточки, насухо вытирают их и снова перемывают… Водитель настраивается на любимую волну. Хоть немного, да веселее. Рок, рэп, поп… Чего только не услышишь! Такова жизнь. Одни знамениты в рэпе, другие – в роке, но большинство – в попе.

И старые, и новые песни сменяют друг друга. И вот по салону разносится:

– Три родные сестры – Беларусь, Украина, Россия –
Три звезды, три цветка, три слезы, три огня, три страны.
Вы с любовью и дружбой своей обретаете силу,
Не боясь никого, ничего, ни беды, ни войны.

Разговоры в салоне прекратились. Даже белорусские бабушки замолкли от проникновенного исполнения Анатолия Коржа – российского певца, родившегося и выросшего в Украине. Водитель остановился и убавил громкость. Автобус прибыл в один из белорусских агрогородков, в пяти-шести километрах от границы, которая в памяти местных жителей всегда была чисто условной. Даже теперь само её существование не укладывается в их голове. Эта граница – граница между Беларусью и Украиной.  В дверях автобуса появляется пограничник. Прапорщик.
– Добрый день! Пограничный контроль! Приготовьте для проверки свои документы! – привычно и обыденно произносит он.

Эти слова уже стали обычными для местных жителей. Но мне они режут уши, режут душу, режут как серпом по детородному органу. Прапорщик проверяет паспорта, а в это время в салоне разносится приглушённое:

– Нас не поссорят никогда,
Нас никогда не разлучат,
Бульбаш, москаль, хохол всегда,
Родные люди, друг и брат.

– Мы все свои, все родные, – хочется мне сказать прапорщику. – Зачем проверять?
Но я не рискую и вместо слов молча и беспрекословно подаю ему свой паспорт. Уже не советский серпасто-молоткастый, а паспорт гражданина Республики Беларусь. Я платил за него, в нём моя фотография. Он находится у меня. Но он не мой, я только за него отвечаю. Он собственность Республики Беларусь. Так в нём написано! Оказывается, я отвечаю за собственность своей страны! Нет паспорта – снимут с автобуса и задержат до выяснения личности и обстоятельств нарушения пограничного режима. Рядом братья, а у нас – граница. Удивительная метаморфоза!
– А может слова певца – это предвидение будущего? – ловлю я себя на мысли, пронзающей моё сердце и мозг. – Может он и вправду предвидит будущее?
Хотелось бы верить! Очень хотелось бы!

2

Минут двадцать и меня встречают одинокие окна доставшегося мне в наследство небольшого уютного деревенского домика, в котором любили бывать мой дядя из Карелии и дядя из Пятихаток Донецкой области. Такие родные и близкие мне белорусы из России и Украины! Уже много лет никто из окон не выглядывает – ни дети, ни старики. Никто меня здесь давно не ждёт и никогда уже ждать не будет. А ведь ещё лет сорок назад жизнь не просто кипела, а бурлила! И все завидовали жившим в этом чудесном уголке земли.
– У вас лес рядом, грибы, ягоды. Детям раздолье – есть, где погулять! – говорили они с нескрываемой завистью. – Нам бы так!
– Сена можно рядом накосить на целую корову, – удивлялись они. – Ни машин, ни пыли, ни шума, свежий воздух, озеро близко…

Всё осталось. Только людей нет. Ни в нашем райском уголке, ни у них рядом с дорогой. Всё зарастает. Природа берёт своё. Шутка ли, село из процветающего с населением около пяти тысяч человек превратилось в обычное рядовое с жалкими тремя тысячами. Сараи разваливаются, а окна домов сияют пустыми глазницами.
А ведь было время! Трава во дворе моего дома не росла. Не могла она вырасти: дети постоянно играли с мячом. От дома к дому вела вытоптанная тропинка. Где всё это? Осталось только в прошлом и в памяти. В прошлом и в памяти… Неприятная метаморфоза.

Что тут поделаешь? Приходится самому приводить в порядок свою планету. Привёл, отвёл душу, подумал о хлебе насущном, о жизни… Где, как не здесь, в центре Европы в раю первозданной природы и так далеко от мировой цивилизации, размышлять о философских проблемах жития-бытия. Как отшельник в лесу! Где, как не здесь? Поразмышлял, привёл планету и душу в порядок, и пора! Вперёд, навстречу цивилизации! Цивилизации ли?

3

Жёлтый, ещё недавно слепивший, шар медленно, словно катясь по небосклону, опускается к линии горизонта, становясь оранжевым и, наконец, красным. Неужели он краснеет от увиденного за день? Вместе с шаром меняет свою окраску и небосвод.
Рейсовый автобус, совершая обратный маршрут, спешит в райцентр вслед за краснеющим солнцем.

В центре села к автобусу подруливает знакомый уже прапорщик.
– Добрый день! Пограничный контроль! Приготовьте для проверки свои документы!
Никто не возмущается, все предъявляют паспорта. У всех всё в порядке. Прапорщик желает счастливого пути и выходит из автобуса.

– Прямо удивительно, – произносит женщина лет семидесяти с хвостиком в белой косынке. – Обычно проверяли документы на КПП на въезде и выезде, а то проверяют в центре села.

– Уже с неделю, как здесь проверяют, а шлагбаум на КПП поднят и пограничников там нет, – поясняет ей мужчина лет шестидесяти. – Возможно, связано с ситуацией у соседей. Новый президент. Пока неразбериха. Напряжённость спала. Можно немного и ослабить контроль.

– Да. Раньше проверяли всегда на въезде. Стоял наряд пограничников с автоматами. Шлагбаум. Оборудованные огневые ячейки с каждой стороны дороги. Иногда даже ячейки защищались мешками с песком. Даже милашка «Диана» лежала на дороге! – добавил молодой человек в клетчатой рубашке и бейсболке.

– Ой, божечки! Что же она такого сделала, что её положили на дорогу. Да ещё в такую жару, да на раскалённый асфальт! Зачем же так издеваться над бедной девочкой? – запричитала на весь автобус впечатлительная старушка.

– Бабушка! «Диана» – это не девочка. Это такая лента с металлическими шипами, – пояснил он. – Как борона зубьями вверх, только зубья на гибкой ленте. Захочешь проскочить без проверки – пробьешь колёса.

– Спасибо, соколик! Спасибо! Дай тебе Бог, здоровьичко! Пояснил старой полуслепой и полуглухой бабке. А я-то испугалась, переживала, что бедную девочку, то и гляди машина переедет. Успокоил душу. Полегчало мне. Слепая я уже. Как курица! И глухая. Как тетеря!

– Я уж думала, взяли пограничники грех на душу, – продолжила она. – И зачем надо стоять с автоматами? Зачем стрелять в людей?

– Граница, бабушка, граница! Это раньше её не было, а теперь есть. С Украиной! Неспокойно там нынче! Война идёт, людей убивают. И никто, бабушка не знает, когда это закончится. Никто не…

– Никогда не закончится! – с видом знатока перебивает бабулька. Вот что я вам скажу. Не могут они без этого! Витэ, диткэ, ны думайтэ, що я такая старая та дурная, – перешла она от волнения на местный диалект.

– Девяносто второй пошёл. Ещё лет десять назад я была ого-го какая. Часто ездила на Украину. Велосипед есть. Села и поехала. Здоровая ещё была. Да я и сейчас не жалуюсь. Хожу помаленьку с палочкой, а грядки всё равно сажу. Как я буду сидеть без дела?  Так вот, що я вам скажу. Заехала я лет десять назад к своей подруге. Жили на соседних хуторах.  Зараз вуна тоже по сусидству, в сусиднюму сыли. Украиньскому. Посыдилэ, вспомнилэ старое время, навырнулэ парочку чарок, а вуна и кажэ, жалуеця:
– Родные дети, а как петухи! Не утихомирить! Чуть ли не каждый день спорят за кого голосовать. Ругаются, бьются до крови. Один одного хочет бачытэ прэзидэнтом, а другый – другого. Кровь льецця. Хыба будэ у нас пурадок? Ныколэ ны будэ! Ныколэ! Настуяща гражданьска вуйна!

– У нас мир, а в соседней стране и люди такие же, а война, – пришло мне на ум.
 Вот такая вот метаморфоза! Ой, нехорошая метаморфоза!
А ведь многие родители моих учеников постоянно покупают на Украине школьные принадлежности. И продукты… Дешевле. Не у себя покупают, а там.
Удивительная метаморфоза. Ой, удивительная…

4

– Оно бы ничего! Но вот опять бандеровцы завелись. Баламутят народ, спокойно жить не дают. Того гляди и к нам переберутся, – подхватывает разговор женщина в белой косынке.

– Сдались, вам эти бандеровцы!  – произносит молодой человек в бейсболке. – У нас они не заведутся! Президент не допустит! Не переживайте!
– Как я могу, сынку, не переживать? Они ж по ту сторону границы, продолжила она. – Я не могу даже слышать о них.
– Расскажите, почему?
– Как я, родненькие, могу спокойно относиться к этим бандеровцам? Не могу по-хорошему. Никак не могу. Я не видела, меня ещё не было. Батько  рассказывал.

– Ночь. Половина третьего. Удар в стекло. Просунулся в дом ствол. Семья лежит на лавке. Мама беременна мной. На сносях. Мой маленький брат поднимает голову. Ему интересно, а отец протягивает руку и наклоняет его голову вниз, прячет под одеяло. Выстрел. Пуля пролетает над самой головой.

– Лежать! Не вставать! Дёрнетесь – всех убьём! – долетает через разбитое стекло.
Чья-то рука открывает крючки и шпингалеты, и в окно влезают двое из банды. Остальные держат семью под прицелом. Фонари в руках. Вскоре весь дом перевёрнут, все продукты собраны. Уносят и весь хлеб с салом.
– Заявите, скажете, что были – не пощадим! Всех перебьём! – раздаётся напоследок.
– Хорошо, хоть корова осталась, – вычитает мать. – Если бы ещё её увели, померли бы с голодухи. По миру бы пошли…
А наутро к нам приходят.
– Кто приходил ночью?
– Никто.
– А почему окно разбито?
– Кто-то стрелял невдалеке. Шальная пуля попала.
– Я спрашиваю, что произошло?
– Стреляли…
– Кто стрелял?
– Да откуда ж я знаю? Ночь, темно.
– Признавайтесь, принимали бандеровцев, давали еду?
– Нет, что вы. Никого не видели. Никто не заходил.
– Ах так! Собирайся!

– Приказ есть приказ. Отец поцеловал жену с сыном и ушёл. Вскоре родилась я. А через пару месяцев маму с папой и дедушкой отправили на лесоповал, в лагерь, где они пробыли до самой смерти Сталина.
– А за что? – продолжила женщина. Выдашь бандеровцев – убьют всю семью, никого не пожалеют. Уж кто-кто, а лесные братья слово держали. Не выдали – свои чуть не сгноили.
– Вот так и растила меня с братом бабушка, пока не вернулись папа с мамой. После смерти Сталина. А дедушка так и остался лежать в чужой земельке. Уже и могилы заключённых стёрты с лица земли. Две войны дед прошёл – жив остался, а свои взяли, да и замордовали, – грустно закончила она свой рассказ. – Свои, не чужие…

5

– Да, вам не позавидуешь, – вступила в разговор женщина, сидевшая рядом с ней, лет на десять моложе. – Мне отец, царствие ему небесное, тоже много интересного рассказывал.
И она начала свой неспешный рассказ:
– Был у моего отца двоюродный брат Зотик. Примкнул к бандеровцам. Звал отца. Тот – ни в какую.
– Ладно, я тебя прощаю, как дурака! Вот станет скоро вильной ридна Украина! Эх, брат и заживём же! Так и быть, не оставлю тебя – помогу. Эх, заживём, брат, заживём! Ну, за вильну Украину! – приговаривал он, опустошая очередной стакан первача.

– Прошло пару месяцев. Среди ночи из района нагрянули чекисты. С автоматами. Кто-то сообщил, что Зотик пришёл домой. Жену и детей повидать. Двух сыновей. Младшенький был умный такой, смышлёный, а старшенькому Бог совсем ума не дал. Недоумком рос, – продолжала она.
– Сопротивляться было бесполезно. Обложили со всех сторон, как волков. Взяли Зотика. А вот младшенький сыночек, испугавшись, сиганул в окно. Пару метров не успел добежать до оврага. Остановила его автоматная очередь. А ведь такой смышлёный рос! Старшенькому повезло, его не тронули. Что с дурачка возьмёшь?

– Ну и чем всё окончилось? – спросил клетчатый.
– Отправили его по этапу, в лагеря. Связали ему ноги. Чтобы не убежал. Руки за спиной. Тоже связаны. Нательная сорочка на груди порвана. Бросили в телегу, а он кричит:
– Стреляйте гады! Всех не перебьёте! Будет и на нашей улице праздник! Хай жыве, Вильна Украина!
– Рассказывают, что всю дорогу до райцентра клял советов и произносил здравицы вильной Украине. Удивляюсь, как его не прикончили прямо на дороге и не выбросили тело в кусты на съедение волкам.
– Наверно, приказ был – доставить живым! – вмешался клетчатый. – А что с ним стало?

– Господь помиловал! Выжил. Сначала лагеря, затем вольное поселение на Кубани. А после уж и домой вернулся. Часто заходил к нам, пока жив был. Сядут бывало с моим батькой, потянут чарку-другую, а он со слезами на глазах и говорит:
– Ну и дурак я был! Где та моя Вильна Украина? Во что я верил даже в лагере? Даже в лагере… Потом на Кубани увидел, как люди живут. Только тогда понял, что ошибался. Вся жизнь, вся жизнь, …всё коту под хвост. За чьи-то идеи. Затуманили мозги безмозглому идиоту. Какого сына потерял! А из-за чего? Идеи их, амбиции их, а жизнь-то моя… Дурак был! Эх, Васька! Эх, братишка! Плесни-ка ещё…
– Нельзя тебе, Зотик, столько пить, – произносит отец, – наливая себе и брату.

– А что мне остаётся? Немного мне уже осталось.  Подорвал здоровье. Да и жить для кого? Старшенький и тот заболел и умер, а вслед за ним и жена… Не дождались они меня. Не дождались… За полгода до возвращения умерли. Спасибо, добрые люди похоронили. В церкви отпели, крест поставили… Не держали зла на меня, – изливал он свою душу. А ведь могли бы! Семья не надуманного, а настоящего врага народа. А они по-хорошему. Даже сейчас сочувствуют, не упрекают, не плюют в глаза… А могли бы! Должны были бы!
Вот такая удивительная метаморфоза!
Через полтора года он умер. Хоронили всем селом. Всем селом молились за упокой его души. Всем селом.
6

Услышанные истории заставили меня призадуматься. И я вспомнил своё детство. Мне было лет семь.
– Мама! У меня есть две бабушки, а дедушка всего один. Где мой второй дедушка? Он что на войне погиб?
– Нет, сынок! Убили его уже после войны.
– А кто его убил?
– Бог его знает. Говорят, бандеровцы. Твой отец даже на его похоронах не был. Когда призвали в армию, ещё война шла. Долго служил, далеко служил. Вернулся, а отца уже и нет.
– А за что же дедушку убили? – не унимался я.
– Да кто ж его знает? Он был председателем сельсовета. Постучали ночью в окошко, вышел на крыльцо и получил пулю в сердце. Застрелили его. А кто застрелил, так и не узнали. Да и кто искал в то время.

Я так и не узнал, кто застрелил моего деда. Одни говорят бандеровцы, другие говорят, что не они. Мол, кто-то из мужиков рассчитался. Уж больно мой дед женщин любил. Не мог спокойно мимо пройти, не мог не задрать мало-мальски красивую юбку. Вот и поплатился. Так старушки говорят.
Может, оно и так… Удивительно, но названный в его честь внук – мой двоюродный брат – весь пошёл в деда. Гены ещё те! Частенько напоминают о себе. Ох, частенько…

7

Так и не догнав солнце, автобус прибыл в райцентр. Ещё немного и я дома. Надо испить хорошего кофейку. Относительно хорошего. Тем более, что недавно у меня появилась настоящая кофеварка. Вкус хорошего кофе ещё не надоел. Включил телевизор. Каналов много, а смотреть нечего. Нечего, …как в советские времена.
Включил новости.
– В очередной раз на границе трёх государств Беларуси, Латвии и России открылся международный молодёжный палаточный лагерь «Бе-La-Русь», – сообщает диктор чуть ли не важнейшую новость дня. – У Кургана Дружбы.

Этот курган насыпали в 1959 году. В год моего рождения. В память о боевом содружестве белорусов, русских и латышей. Каждый год в первое воскресенье июля здесь встречаются ветераны – фронтовики, партизаны и подпольщики трёх стран. И те только они. Несчётное число молодых людей вместе с ветеранами возлагают цветы, сидя у костра поют фронтовые и партизанские песни и знаменитую «Смуглянку». И так из года в год. Целых шестьдесят лет. И с каждым годом ветеранов всё меньше и меньше… Я всё старше и старше. А молодёжи всё больше и больше!
У Кургана Дружбы встречаются три государственные границы. В сторону Беларуси посажена берёзовая аллея, Латвии – липовая, России – кленовая. Но вот, удивительная метаморфоза! Берёза считается одним из символов России, а очертания Беларуси так напоминают кленовый лист. То ли кленовый лист, то ли могучего белорусского зубра. А на вершине кургана дуб…

В конце июля здесь, на границе, и разбивается столь желанный для молодёжи палаточный лагерь. Лагерь «Бе-La-Русь».
Меня и моих товарищей некогда посвящали в строители. В первом стройотряде. Традиция такая. Интересная традиция. Ощущения просто незабываемые. Так и в лагере придумали традицию – «крещение» новичков лагеря.
Помню, как мама, освятив вербу приговаривала:
– Ны я бью, вырба бье!
За тэждынь – вылэкдынь!
И ещё попросила меня воткнуть в землю веточку… У ямы, рядом с лугом. Своей вербы у нас не было. Большая вымахала. Последние годы доживает. Но рядом с ней те, что выросли позже.
А крестят новичков дубовыми ветками. Ветками того самого дуба, растущего на вершине. Крепкого дуба. Могучий вырос! Того, что символизирует добрососедские отношения бывших советских республик. Хочется верить, что на века. Хочется верить… Хочется, чтобы было, как в гимне лагеря:
– Латвийские зори в российские травы ложатся,
И снова, как прежде, наступит пора расставаться.
И в сердце навечно исчезнут пределы для грусти,
До встречи, до встречи в любимой нам всем «Бе-La-Руси!»

8

И мне снова вспомнилась Украина. А нельзя ли Украину помирить с Россией?
– Может стоит создать похожий лагерь? – спрашиваю я себя. – Нет, не стоит! Он давно есть!
На стыке трёх границ расположен монумент Дружбы, называемый в народе «Три сестры». Памятник, объединивший три восточнославянских народа. Уже почти три десятилетия стоит он на нейтральной полосе – полосе между границами Беларуси, России и Украины. На стыке Гомельщины, Брянщины и Черниговщины. Это место поистине уникально – единственная точка на карте, где встречаются границы трёх стран. За спиной Беларусь, справа – Украина, слева – Россия, а повернёшься лицом к Беларуси – слева протянет руку украинец, справа – россиянин. Протянет ли? Кому-то так охота, чтоб не протянул. Кому-то так охота нас разлучить. Так охота…  Так охота…
Наши страны называют сёстрами, а народы – братскими. Вот так метаморфоза! Хорошая метаморфоза!
Даже после развала Великого и Могучего, а для кого-то Великого и Ужасного, здесь раз в год стирались границы, никто не требовал паспорт… В первый же год – год открытия монумента – прошёл фестиваль «Славянское единство» и молодёжный лагерь «Дружба». Так было каждый год. Это место было местом единения тысяч людей трёх соседних стран. Было. С далёкого августа 1975-го. До 2014-го. Сейчас монумент восстановлен. За счёт бюджета Гомельской области. С трёх сторон к кургану ведут дорожки с национальными орнаментами. Архитекторы позволили себе единственное новшество – рушники, воспетые великими «Песнярами».

Место есть. Было бы желание. И добрая воля. Чья-то добрая воля…
По преданию в этих местах жил охотник. И было у него три сына – Юрий, Сенька и Васелин. Подросли, женились и поселились невдалеке друг от друга. Чтобы в случае беды быстрее прийти на помощь. Жили, как и отец наказывал, в ладу и согласии. Вот и ведут к монументу три дороги – от русского селения Новые Юрковичи, украинской Сеньковки и белорусской Веселовки.
Может пришла пора прислушаться к наказу старого охотника? К наказу и нашим сердцам. Нашим сердцам. И, может быть, это место станет местом диалога и примирения? Местом встречи и примирения братьев и сестёр. А место встречи изменить нельзя.
Ведь надежда умирает последней…

9

Один мой знакомый, царствие ему небесное, любил рассказывать:
– Выходит мужик во двор. Глянь, а сосед тупой ножовкой берёзку срезает.
– Петро, а Петро!
– Що, Мыхалко!
– Ты чего березку срезаешь? Хай бы росла.
– Не, спилую!
– А чому?
– Як чому? Придут кляти москали. Увидят. Скажут: «О, це родина моя!»

И смех, и грех. А теперь не до смеха. Я и представить себе не мог, что что-то похожее может произойти… Теперь не представляю, как такое могло произойти?
Мне, белорусу, хочется, чтобы русские белоствольные продолжали расти в Украине.
Чтобы они не стали предметом раздора.
И, как в песне знаменитых белорусских «Песняров», поили не только белорусов и россиян, но и украинцев. Берёзовым соком, берёзовым соком…

10

В далёком 1975-м вокруг монумента Дружбы устроили дорожную развязку треугольной формы в месте примыкания автодорог из трёх стран. Внутри развязки обустроили парк с аллеями, обсаженными берёзами, елями и тополями. В честь дружбы белорусского, русского и украинского народов.

В сентябре 1960 года в американском Сиэтле состоялся V Всемирный лесной конгресс. Кому-то пришла в голову здравая мысль – завершить конгресс посадкой деревьев, созданием этакого Парка дружбы народов. В центральной аллее каждая делегация посадила дерево. Дерево-символ. Национальное дерево своей страны. Советские лесоводы думали недолго. Решили единодушно. Советский Союз (читай Россию) должна представлять сибирская лиственница (Larix sibirica). Та самая, которая ежегодно сбрасывает на зиму свои иголки, которые перед этим желтеют как листва. Высадили не берёзу, а лиственницу. Такая вот метаморфоза!

Эти 96 деревьев, высаженных на американской земле представителями мирной профессии, и сегодня напоминают о мире без войны. И среди них – лиственница, российская сибирская лиственница.
Не трогайте белоствольные! Они ни причём. Пусть растут и радуют глаз. Не будем хвататься за двустволки. Белоствольные лучше!

11

В далёком 1985-м в училище одного из белорусских городков заявилась милиция. Не арестовывать. Беседу провести. С пацанами. Работа у них такая! Воспитывать трудновоспитуемых! Прямо одни Антон Семёнычи. Макаренко. На сцену вышел замначальника милиции. Подполковник. Важная шишка! По меркам городка.

– Много ещё в районе преступлений и правонарушений, – уверенно начал он. – Особенно много на почве пьянства. Самогоноварение процветает. Гонят и в лесу, и дома. Прямо не совладать.
Дальше он перечислил десятка два мест, где были выявлены самогонные аппараты. Даже подробно описал учащимся процесс получения самогона. Кое-кто из них даже достал конспект…

В своё время моя бывшая одноклассница составила кроссворд. Не знаю – нарисовала она его, вышила ли, но фортуна улыбнулась. Жребий оказался благосклонен. Она получила приглашение в Москву. На «Поле чудес». К самому Якубовичу – усатому, как я. Поехала. Выиграть не выиграла, лавров не снискала! Село прославила, а мужиков сдала! Баба есть баба! Что с неё возьмёшь, хоть и с красивой! Подарила Якубовичу шкатулку, открыла её, а внутри бутылка… Презентовала местный самогон, и самогонщика заодно сдала. Передала ему привет. Такой пламенный привет! Из Москвы! С «Поля чудес»! Эх, не зря мы живём в стране дураков! Не зря.

Привет услышали. Через пару недель в одном из районов нашей незалежной и близлежащих к нему, это ощутили. Привет аукнулся всем. О нём ещё долго говорили. Парень-то отвертелся. Мол, нет у меня аппарата и никогда не было. Я ей не угодил, вот она на меня и погнала. Что взять с бабы бестолковой? Бес её попутал! Он-то отвертелся. Но количество аппаратов уменьшилось до исторического минимума, даже по сравнению с 1913 годом. Широкомасштабная секретная спецоперация. Никто из местных чиновников о ней так и не узнал. До самого окончания. Никого из самогонщиков предупредить не удалось. Машины, вездеходы, вертолёты, милиция и спецназ… С воздуха засекли все точки, десантировались и ликвидировали мини-заводы по производству качественного самогона. Очень качественного, высококачественного. Только государственного клейма не хватало – пятиугольника со слегка выпуклыми сторонами. Того самого, государственного образца, стороны которого олицетворяли если не эстетичность, то новаторство, надёжность, доступность и безопасность наверняка!  Все аппараты прострелили. Поймали пару человек. Тех, которые уйти не смогли – бухнули много! Остальные ушли, почувствовав неладное… Сделали вид, что грибы собирают.

– Что делаешь в лесу?
– Как что? Грибы собираю.
– И много нашёл?
– Пока не нашёл. Недавно пришёл. Смотрите – вон подберёзовик!
– А почему самогоном от тебя несёт?
– Проходил рядом, угостили. Грешно отказываться.
– А кто угостил?
– А я откуда знаю?
– Как это не знаешь кто?
– Дык, село большое! Люди добрые! Знаешь ты их или не знаешь, всё равно угощают! Наливают, можно занюхать, даже закусить дают… Хорошие люди у нас в селе, сердечные! Угостили – голова перестала болеть после вчерашнего. Эх, хорошие люди, душевные, золотые! Дай им бог удрать от вас. Эх, был бы у меня аппарат, и я бы угостил. Даже вам дал бы попробовать! Не знаю вас, но ей-богу, дал бы! Не пожалел бы стопочку-другую. Не пожалел бы. Ей-богу!
– Ну иди, иди – собирай свои грибы дальше…

Одновременно столько грибников местные белки еще никогда не видели. Ходят грибники по лесу, ножики в руках, а кошей для грибов нет.  Обидно белкам – не стоят на земле коши с грибами. Даже гриб умыкнуть не у кого! А зима-то длинная… Удивительная метаморфоза! Ой, удивительная…

 Самые лучшие аппараты не прострелили. Погрузили и увезли. Для своих нужд, наверно. Ведь, тоже люди. Тоже любят качество. И количество. И валюту. А хороший бровар был настоящей рекой. Бурным потоком жидкой валюты.

12

– А ещё, – продолжил будущий милицейский полкан, – очень часто ссорятся соседи. Чего-то поделить не могут. Вот неделю назад в одном благополучном селе курица через плот перелетела в огород соседа.
– Кыш, кыш! Куда пошла? – закричал сосед.

А курица ноль внимания. Да и петух соседский краше. Не уходит. Схватил он подвернувшуюся под руку палку, да и шмальнул её в курицу. Да так шмальнул – прямо загляденье. В детстве, играя в пекаря, редко выбивал рюху. А тут – прямо в курицу. Прямо по голове. Бедная – даже не затрепетала.

– Ой, Вань! Ты погляди-ка, что делается на белом свете! Сосед нашу любимую пёструю несушку убил. Наповал, – заголосила соседка. – Ирод окаянный!
– Да я не хотел. Случайно получилось, – попытался оправдаться сосед.
 – Что ж ты, ирод этакий, наделал? Чтоб тебе жизни не было на этом свете? Чтоб ты век… – договорить она уже не успела. Что она ещё хотела пожелать своему соседу – она никому не скажет. Достаточно и того, что пожелала.

Как раз в это время к ней подбежал муж. На беду, долго не надо! Он рядом у сарая сено складывал. Как держал вилы в руках, так с ними и прибежал. А как в деревне говорят: муж и жена – одна сатана! Жена кричит, причитает. Курица лежит, не шевелится. Сосед рядом стоит. Не стал разбираться муж. Закипело внутри! Поднял вилы и по голове. Соседу по голове.

А через минуту уже побежал к другому соседу – скорую по телефону вызывать. Всё обошлось. Через пару недель сели, выпили и помирились. Соседи всё-таки!
– Вот, что я вам скажу, ребята, – продолжил замначальника. – Нельзя было так. Надо же было по-хорошему. Сходить за бутылочкой первача, взять курочку, зайти к соседу и сказать:
– Извини! Не хотел, так уж получилось! Вот твоя бедная курочка, моя бутылочка. Сели бы, врезали, закусили сальцем. Пока баба, безмозглая как курица, курицу готовила.
Посидели, поговорили, договорились.
– Завтра, сосед, бери вечерком бутылочку и заходи ко мне. Мою курочку замочим. Бутылочка твоя, а курочка – моя.
– Вот так, пацаны, надо поступать, по-честному, по-нашему, – не унимался подполковник, – по-человечески. Нельзя же чуть что вилами по голове. Нельзя! Правильно, ребята, я говорю?
– Конечно, правильно! – донеслось до него из зала. – Кто ж вилами по голове бьёт? В живот надо было!
Уж лучше бы и не спрашивал.

Временами мне кажется, что любые проблемы можно решить. Договориться.  По-соседски решить, закусывая не магазинным бройлером, не американскими окорочками, а экологической курочкой – и своей, и соседской. И Трампа звать не надо! Пить не умеет! Самим решить. А вилы пусть постоят. Отдохнут. На их век и сена хватит!

13

У моей бабушки было пятеро детей: дочь и четыре сына. Мама была самой старшей.  Два моих дяди вели обычный сельский образ жизни на другом конце села. А двух других я видел раз в один-два года. Приезжали домой недельки на две. Иногда с детьми.

Один из них работал в одном из леспромхозов Карелии. Той самой, что славится голубыми глазами озёр и карельской берёзой. Остался он там сразу после армии. Предпочитал московскую, со знаменитой на весь мир зелёной этикеткой. Он жил в России, но всей своей белорусской душой чувствовал только ту, единственную, производимую из зернового спирта. А ещё любил свежее молоко.

Второй дядя выдавал на-гора уголь на шахтах Донбасса. Как поехал после армии на заработки, так там и остался. Молоко его мало интересовало. Надоело. Получал за вредность. Но настоящую из зерна, чистую как слеза, чувствовал всеми фибрами белорусской деревенской души. Как говорят в народе, нутром чувствовал. И звали его Иван. Нормальный, толковый мужик.
– Был один раз в жизни настоящим дурачком, – любил вспоминать он.
А было дело в первый год войны, в далёком сорок первом. В те тяжёлые первые месяцы войны, когда немцы стремительно продвигались вглубь страны, а её судьба висела на волоске.

Рядом с домом бабушки в саду поставили палатку, в которой разместили радиостанцию. Моей маме тогда было пятнадцать, а Ване не было и десяти. У палатки постоянно находился часовой. Остальные квартировали у бабушки и в соседних домах. Ночевали – когда в палатках, а когда и в домах на лавках. Во всех домах был земляной пол, который посыпали по большим праздникам белым песочком. Печь, грубка и лавки. Лавки во всю длину стен. Набивали сеном своеобразный матрац – сенник, укладывали на лавку и спали. И спать мягче, и приятный пьянящий запах душистого сена.

Немцы особенно не зверствовали – партизан ещё не было и в помине. Жили немцы как обычные постояльцы. Никто их не беспокоил. Вот и они никого особенно не беспокоили. Они были не из тех, что покорили всю Европу. Они просто обеспечивали связь. Даже автоматов, так знакомых нам по военным фильмам, у них не было. Одни винтовки. Это и спасло жизнь моему дяде.
Собрались как-то мальчишки и решили немного погеройствовать. Показать, какие они смелые. И не боятся этих самых фашистов. Кто-то предложил украсть винтовку, кто-то гранату. Так, на всякий случай. Вдруг пригодится. И фашистам гранату можно под ноги кинуть, и рыбу глушить можно. А маленький Ваня пошёл дальше всех. То ли, кто надоумил, то ли сам придумал… Бог его знает. Он и сам не сообразил, как всё получилось.

Приближалось время обеда. Солдаты стали накрывать в саду. Винтовки поставили в козлы. Расстелили на траве кусок брезента и давай носить. Все у них было своё. Только чугунок то ли борща, то ли супа попросили сварить бабушку. Сварила. Куда денешься?  Тем более, не приказали, а попросили.
А Ваня в это время, как кошка. Шустрый. Шмыг, и на дерево. На молодой раскидистый дубок. Ближе к верху. Спрятался в ветках. Никто не видит.
Разместились немцы прямо под дубком, в его тени. Приступили к еде. И тут… Ваня как из брандспойта начинает поливать с верхушки дубка, опустошает свой терпевший до обеда мочевой пузырь. А на небе ни тучки, и запах не тот…

Солдаты вскакивают. Они обомлели, ошарашены… Такой наглости они явно не ожидали. Оцепенение прошло быстро. Один из солдат хватает винтовку и целится в сжавшегося в комок мальчишку. Хорошо, что в этот момент бабушка несла тот самый чугунок то ли с супом, то ли с борщом. Она бросилась к солдату:
– Не стреляй! Не надо, нихт шиссен! Это мой! Мой кленуйка. Мой, мой кляйн, – пытается она спасти сыночка. А тот ни в какую! Целится и всё. И палец потянулся к спусковому крючку. И тут… Другой солдат в прыжке толкает прицелившегося. Пуля проходит в стороне.
– Не надо стрелять, – поясняет он своему товарищу. – Он ещё маленький, ребёнок. Дурак, не понимает, что делает.
Спасибо ему. Успокоил кое-как товарища. Тот поставил винтовку. А Ванька дал стрекача. Только пятки засверкали. До вечера то в картошке, то в жите ховался.
Вот так немец спас маленького белоруса, ставшего впоследствии гражданином соседней Украины. Вот такая вот, неожиданная метаморфоза.

Не знаю, что стало с тем немцем. Выжил ли он, погиб ли. Но в памяти нашей семьи он остался. Остался навсегда.
– Эх, и дурак же я был! – грустно улыбается Иван. И Героя Советского Союза не получил бы, даже медаль не получил бы. Даже посмертно…
Давайте возьмём пример с этого немецкого солдата. Отбросим в сторону свои обиды. Не будем стрелять в соседей, в стариков и детей. Детям жить надо! Они рождены для жизни!  Они наше будущее! Цветы жизни!
А снарядов в земле и так много. Еще со времён войны. Той, уже далёкой, но до сих пор отдающейся болью в сердце и белоруса, и русского, и украинца…

14

Я – белорус. Мой отец – белорус. В паспорте моей мамы записано – украинка. По матери. В паспортах её братьев записано – белорус. По отцу. Я родился и вырос в Западной Белоруссии. Той части, которая часто меняла свою государственную принадлежность. Здесь никогда не было чистого белорусского языка. Здесь был русский, украинский польский, еврейский… Белорусский ввели в школах уже после воссоединения Западной Белоруссии с БССР. Знают его неплохо, но русский всё же лучше. У нас два государственных языка. В городах говорят по-русски. А в моём родном и соседнем с ним сёлах до сих пор чаще слышен местный диалект. Тросянка, как говорят белорусские языковеды. Не всё сено было хорошее. Вот и смешивали коровам и телятам лучшее сено, так называемый груд, с сеном похуже. Насмыкают с двух стогов, или скинут из разных частей сеновала и трясут, трясут вилами… Чтобы перемешалось. Которое похуже есть не хочет корова. А будет выбирать получше, захватит и похуже. Так и зима пройдёт. А там, глядишь, и весна. На пашу можно.
Вот так и язык у нас в окрестных сёлах. Непохожи диалекты друг на друга. Ой непохожи. Вот такая вот метаморфоза. Живём рядом, в нескольких километрах, а языки отличаются. Как сено. Перетрясли и получились диалекты. Соседи ели зелёные яблоки, а я – зылэпухэ. Они наслаждались ароматом спелых яблок, а я – пуспилых еблык.

У каждого села свой особый, колоритный говор. Но все понимают друг друга, хорошо понимают. С полуслова. В этих говорах и русские, и белорусские, и украинские, и польские словечки. Вроде одни и те же, но произносятся совершенно по-разному. А вот люди похожи – добрые, душевные, сердечные, гостеприимные… Настоящие, памярко;ныя беларусы.

И живём мы дружно, не ссоримся. Поселится афроамериканец, и его обижать не будем. А не взять ли с нас пример нашим братьям и сёстрам из России и Украины?  Пример добрососедства, дружбы и терпимости.

Я намекаю на политиков и олигархов. Тех, кто мешает жить своим народам и ссорит их с другими. Ссорит нас с соседями. С чудесными соседями. С самыми лучшими и добрыми соседями на свете.

15

Память снова и снова возвращает меня в прошлое. Сквозь годы я слышу пророческие слова своего Шефа. Так мы, студенты и аспиранты матмеха ЛГУ, с лёгкой руки нашего друга, тогдашнего аспиранта из Ижевска Вячеслава Головизина, называли нашего Учителя, нашего научного руководителя Александра Васильевича Малышева – профессора, доктора физико-математических наук, заведующего лабораторией алгебраических методов ЛОМИ имени В.А. Стеклова, крупного специалиста по теории чисел.

Он рассказывал, как выступал с докладом на коллоквиуме по теории чисел в Будапеште. Перед поездкой его вызвали в органы. За столом, прямо как в президиуме, сидели те, от кого зависела судьба зарубежной поездки.
После вопросов со стандартными ответами «да», «нет», «поддерживаю», «не был», «не состоял», «не привлекался», неожиданно спросили:
– А может ли в нашей стране произойти нечто подобное произошедшему в Венгрии и Чехословакии?
– Нет, не может! – без тени сомнения ответил профессор.
– А почему не может? – пытались выяснить из президиума.
– Наше правительство, ведомое Коммунистической партией и лично Генеральным секретарём ЦК КПСС Леонидом Ильичом Брежневым, продолжает славные ленинские традиции и заботится о народе, о всех жителях страны. Наша жизнь становится лучше. У нас нет и не может быть причин для чего-то подобного, – оттарабанил он.
Перед ответом Александр Васильевич подумал:
– Конечно, может, где-нибудь в Грузии! Но не дадут! Задавят людей! Задавят такие, как вы. В зародыше задавят.
Этими мыслями он с комитетчиками не поделился.
– Достоин! Морально устойчив! – вынесли они свой вердикт.

Поездка прошла успешно. А иначе и быть не могло!
Профессор не учёл одного – распался Союз, не стало страны, в которой мы жили. Дождался он распада. Теперь может полыхнуть везде. Вот и полыхнуло в братской Украине! О людях надо думать!  Заботиться о своём народе, чтобы не полыхнуло. Чтобы из искры не разгорелось пламя. Пламя не нужной людям братоубийственной гражданской войны.

16

В 1985-м году в советские школы вошла информатика. Точнее, её безмашинный вариант. Вскоре появились Агаты, Ямахи, Бэкашки, Корветы, УК-НЦ…. На смену им постепенно стали приходить IBM PC и их аналоги. Винчестер в сто мегабайт – это уже что-то! Настоящее чудо. Да и столь непривычные дискеты 1,44 Мб. Появилась одна из таких машин и у меня на работе. Это было время, когда программы ещё хранились в основном на дискетах. Дискетами обменивались. Переписывали всё, что есть. А потом при случае разбирались с файлами. И вот однажды в 1992 году мне попалась на глаза игра «Морской бой». Компьютерная версия игры для школьной Камчатки. Преомерзительнейший по тем временам сюжет. Гипотетическая война между Россией и Украиной. На Чёрном море. Мне было омерзительно даже подумать о возможности войны, а некоторых – забавляло. Смеялись до… сами догадаетесь до чего? У Украины было четыре порта: Керчь, Одесса, Севастополь и Николаев, а у России – три: Новороссийск, Сочи и… Батуми.

Прямо не игра, а какое-то предсказание. Неужели автор предвидел такой поворот событий? А может быть русский программист хотел спровоцировать конфликт? Увидели же американцы русский след! А был ли он? Вот вопрос.
Но не он меня мучит. Батуми в Грузии. Неужели и за Батуми воевать будут? Неужели будут…
А как хочется, чтобы наш старший брат помирился и с Украиной, и с Грузией наладил отношения. Добрые отношения. Взаимовыгодные…

17

В 1981-м я и три моих однокурсника попали в одну воинскую часть. Три математика и один кибернетик. Четыре молодых лейтенанта, четыре друга-товарища, четыре вчерашних выпускника матмеха ЛГУ, имя-отчество одного из которых Яков Яковлевич. А попали они в село Яковлевка Яковлевского района… И поселились в офицерской гостинице. Улица Карпатовская,  дом 50. Мой деревенский дом стоит на улице Рыбацкая, а вот номер тот же – 50! Так уж случилось, что встретил я здесь свою судьбу. Её отца звали Пётр. Так звали младшего из двух братьев моего отца и старшего из четырёх братьев моей мамы – моего крёстного. Но самое странное, я бы сказал невероятное, – его отчество Логвинович лишь ударением отличалось от моей фамилии. Я понял – от судьбы не уйти…

Два года. Вроде и много, а пролетели как-то незаметно. Мы решили не оставаться в армии. Всё-таки сушили в университете мозги не ради военной службы. Что же оставить на добрую и долгую память о себе? И вот одному из нас, Валере, пришла в голову идея – посадить берёзки, наши берёзки. Напротив, гостиницы.  Со стороны входа. Андрей, Вовочка и я дружно поддержали эту идею. Незадолго до увольнения, мы её претворили в жизнь. В военном городке удивлялись:
– Вот это да! До чего додумались!

Воинский городок построили всего несколько лет назад. Офицеры заселились. А до благоустройства территории руки так и не дошли…
Проводили нас всем шестым отделом и не только им… Жалко, не успели звёздочки обмыть. Очень жалко. Приказ пришёл спустя неделю после нашего увольнения в запас. Так и не успели мы примерить погоны старлеев. Не успели…
Часть существует до сих пор. И растут там наши берёзы. Берёзы, выросшие из тех маленьких берёзок, которые тридцать шесть лет назад посадили мы.
А поливали их все наши друзья, оставшиеся в Яковлевке, в которой мы оставили частички своих сердец.
Поливали все – и белорусы, и украинцы, и русские…
Вот так и россияне должны заботиться об иве, калине… Сажать и поливать тополя…
Так и украинцам не стоит пилить, а надо попробовать сажать и поливать русские берёзки…
Как сажали мы! И поливать всем миром…

18

Виктор Лавров в одном из своих рейтинговых произведений дал совет президенту Украины Владимиру Зеленскому – переименовать свою партию «Слуга народа» в партию «Слуга США, ЕС и НАТО!». А ещё он предсказал партии в лучшем случае 10% голосов избирателей. Но народ Украины не обманешь! Партия получила более 40% голосов. Народ Украины поддерживает Президента, доверяет ему – слуге народа.
Пока доверяет!  Хотелось бы, чтобы доверял и дальше.
Не будем катить бочку на молодого Президента. Он пока только учится. Научились же Президенты встречаться и ходить без галстуков. Модно стало! Может и Президент Украины привнесёт свой, особый, новый, неформальный стиль общения.
Давайте немножко подождём. Хотя бы до осени. Ведь цыплят по осени считают!
Вспоминаю свою молодость. Далёкий 1989 год. КВН. Выступление знаменитого хора «Уральских дворников». Спетое ими до сих пор актуально.

Речи не раз уже слышали модные,
Мол, перемены грядут...
Только по-прежнему слуги народные
Лучше хозяев живут.

Не хотелось бы, Уважаемый Президент, чтобы однажды со сцены КВН прозвучал ремейк этой песни. Не хотелось бы…
Верится – украинцы станут жить лучше. А ремейк так и не прозвучит.
И это будет такая долгожданная метаморфоза!

19

Говорят, вот же шутники, что в Беловежской Пуще растёт необычное дерево. На хуторе Вискули. Точнее, дерево обычное. Надпись на нём больно необычная: «Здесь были Боря, Лёня и Стасик».

Судьба пометила Пущу ещё в XIX веке. Не хорошей меткой. Ой, не хорошей. При проведении первого лесоустройства Пущу разбили на кварталы размером две на одну версту. Кварталов получилось 666.  Звериное число.
Вот такая вот метаморфоза.

Может стоит что-то поменять. Я не говорю, что их должно быть 95.
Можно было бы встретиться не в Вискулях, а в 95-м квартале. И выглядеть это могло бы примерно так.
– А может Дональда позовём?
– Не надо, Володимир, не надо!
– А может всё-таки…
– Я ж сказал, Володимир, не надо! Без него разберёмся!
– Правильно, Володя, правильно! Зачем он нам. Говорить по-нашему не умеет. Толмача звать придётся. Пить тоже не умеет. Пробку понюхает – хорохориться начнёт, петушиться… Того гляди и масло в костёр подливать начнёт. А оно нам надо?
– Поддерживаю. Банкуй, Саша! Наливай!
– Ех, гаразд, умовили. Наливайте, Олександр! До самих країв.
– Ну, за дружбу!
И выпили. Зубровку. До дна. Не ради пьянки, общения ради. И сделали надпись. На молодом дубе. Чтобы на века.
«Посидели. Выпили.
Побалакали. Договорились.
Владимир и Володимир.
Удостоверяю.
Александр».

Было бы просто замечательно, если бы средний (по возрасту) брат помирил старшего и младшенького. Ой, как хорошо было бы! Всем хорошо…

20

– А если Дональд обидится?
– Не беда. Мы же вместе. Мы же соседи, добрые соседи. Беларусь, Украина, Россия. Пусть попробует! Мы вместе всё сможем! ПроБУРим Землю насквозь. До Америки достанем. Мало не покажется!
– А если не успеем проБУРить?
– Не беда! В век IT-технологий другого президента поставим. Нам ли привыкать! Учись, Володимир! Учись, Зеленьский!

21

Последние разделы всего лишь шутка. А в каждой шутке, как известно, есть доля правды!
Может пришла пора?
Может хватит?
Может скажем:
– Давайте жить дружно!
Скажем и начнём.
Дадим слово пацана! Пора уже! Давно пора...
Такое слово дадим, чтоб ни один, ни один Швондер не усомнился!
Вот это будет метаморфоза! Самая желанная для нас и наших соседей.
Братья и сёстры должны жить в согласии.


Пусть мамы спокойно растят детей.
Пусть парни и девчата любуются мирными закатами.
Пусть они слышат только мирные раскаты грома.
Пусть они в обнимку встречают мирные рассветы.
Только мирные!
И строят планы на будущее.
На светлое будущее!
И пусть так будет всегда!

И в соседстве своём
Прирастайте недюжинной силой,
Три сестры!
Беларусь!
Украина!
Россия!