Глава 1.
Я не раз замечал, что часто бывает в жизни так, что, когда чего-то очень хочешь, оно обязательно приходит. Оно приходит, и сам удивляешься, как это события так подстроились, обстоятельства так сложились, и всё совпало, несмотря на, казалось бы, непреодолимые препятствия. Главное – хотеть и делать минимальные действия. Минимальные. И всё придет само. Не верите? Проверьте. Начните тотчас же. Чего вы хотите? Так. А чего вы хотите на самом деле? О, это разные вещи. Человек по своим, ну, скажем так, человеческим обязанностям, должен хотеть более-менее стандартный набор, как-то: не болеть, получать сколько-нибудь достаточно денег, здоровья близким, мир во всем мире, сраный ремонт в квартире и так далее. Кто-то хочет любви, и он её получит, не сомневайтесь. Но даже это – не совсем то. Есть желания, которые трудно понять посторонним. Даже если эти посторонние – ваша семья. И это – настоящие желания. И сегодня речь пойдет именно о них.
Я сидел перед монитором компьютера и просматривал объявления. Меня интересовали старые машины, фильтр отбора ограничивал дату производства 1995-м годом. Я не планировал ничего покупать, но просмотр машин в продаже давно стал моим ежедневным ритуалом. Когда попадалось что-то стоящее, я, тщательно изучив объявление, говорил сам себе:
- Одобряю! Можно брать.
И, посмотрев еще какое-то время, с сожалением закрывал страницу. Иногда я сохранял понравившиеся фото себе на память. Таких картинок набралось уже немало. Зачем я тратил минуты и часы, просматривая объявления о продаже тачек? Трудно сказать. Но, скажите честно, много ли смысла вообще в том, что мы делаем каждый божий день? Просыпаемся, встаем, куда-то едем, что-то делаем… Какой смысл в этих действиях, если когда-нибудь придет день, и всё это станет нам также не нужно, как становятся не нужны остриженные ногти или обрезанные волосы? А раз наши действия по определению лишены смысла, отчего бы не выбирать то, что, хотя бы, приносит минутное удовольствие? Да, я получал удовлетворение от просмотра машин. Если бы это было возможно, я договаривался бы о просмотре их вживую, приезжал, ходил вокруг, прикасался к ним и обсуждал технические подробности. Но это значило - зайти слишком далеко. Машина может ведь и не отпустить. А это – уже опасно.
Сейчас передо мной находилось объявление о продаже Ауди-200. Слог, которым оно было написано, разительно отличался от стандартного набора вроде: «Не бит, не крашен, срочно продаю, подробности по телефону.» Объявление стоило того, чтобы привести его здесь полностью:
«Здравствуйте! Подыскиваю достойного преемника, чтобы передать ему по-настоящему хороший автомобиль. Единственная причина, по которой я это делаю – моя старость. Я не могу больше ездить за рулем из-за возраста, а взять свою тачку с собой в ад, к сожалению, не получится. Автомобиль поддерживается мной в отличном техническом состоянии. Предпочтение коллекционеру или ценителю марки. Цена обсуждаема при осмотре». Объявление сопровождалось подробными фотографиями машины во всех возможных ракурсах. Придирчиво просмотрев их все, я откинулся на спинку стула и выдохнул. Иногда мне приходилось видеть неплохие машины в продаже. Сейчас передо мной находилась идеальная по всем параметрам Ауди-двухсотка. Если она такова и в действительности, то этот автомобиль имеет уже реальную историческую ценность. Как тридцатилетняя машина могла иметь такой вид, это, конечно, загадка, но у дедов возможно всякое. Были случаи, когда в продаже всплывали идеальные ГАЗ-24, простоявшие всю жизнь в гараже. И не просто простоявшие, но получавшие своевременное техобслуживание и бережно выгуливаемые по выходным. Так или иначе, машина производила сильное впечатление. Все важные мелочи были на своих местах и свидетельствовали о том, что это чудо реально происходит. Заводские наклейки, у которых даже не обтрепались края. Первозданный вид пластика и шлангов под капотом. Чистый, свежий кузов. Приборная панель без единой трещины. Даже водительское сиденье без видимых потертостей, что для такого возраста вообще фантастика. Ясные, прозрачные стекла фар и подфарников, полный комплект надписей на крышке багажника. Идеальный автомобиль.
Некоторое время я сидел без движения. Потом взял в руки телефон. Не нужно думать ни о чем. Наверняка, машина не так уж хороша в действительности. Очевидно, дед её просто намыл и отполировал. Может быть, даже потратился на химчистку салона. Надо только поехать и убедиться, что всё обстоит именно так. Потому что если она и в самом деле находится в таком безупречном состоянии, то… Нет! Машина старая, и надо непременно убедиться, что то, что я вижу на фото – не более чем удачные кадры. Постановочная съемка. Быть может, даже на 5D-камеру. Каждый знает, что на фото вещи выглядят лучше. Надо поехать, увидеть обман своими глазами и успокоиться. Вот что надо сделать. Если не сделать этого, эти фото будут преследовать меня… ну, скажем так, долго. Зачем мне это? Я просто съезжу, осмотрю машину и развею наваждение!
И вот, перед капотом моей (очень даже неплохой!) Ауди-100 тянется дорога. Автомобиль как бы пожирает эту серую длинную ленту. Мне нравится смотреть машины. Чувство, которое приходит во время пути, сравнимо только с чувством, которое охватывает человека, идущего на свидание. А может быть, оно еще глубже. Понять, что такое любовь, способен, пожалуй, каждый. Понять же, что такое любовь к технике, дано не всем. Я еду смотреть Ауди-200 турбо кваттро. Машина ожидала меня в одном из гаражей в частном секторе. Бегло поздоровавшись с хозяином, я впился взглядом в автомобиль. С первых секунд я понял, что дело плохо. Дело было настолько плохо, что я уже прикидывал в уме, сколько стоит моя любимая соточка, и какой дисконт надо будет сделать, чтобы она ушла быстро. Впрочем, денег всё равно не хватит. Честно говоря, я ожидал увидеть хороший автомобиль, но не более того. Но увидел я, что автомобиль этот - новый! Это была новая Ауди-200! Новая, хоть ты тресни и рассыпься на тысячу осколков, как рассыпается безопасное автомобильное стекло. Что теперь делать, я не знал.
- Фу-у-ух! – только сейчас я заметил, что вспотел. Заканчивалась зима. Слежавшийся снег был местами сер от пыли, укатан колесами, утоптан ногами. Природа устала от холодов. Серое изможденное небо скупо пропускало солнечный свет. Облачка пара от разгоряченного дыхания таяли в воздухе.
- Производит впечатление, правда? – мягко заметил продавец.
Только сейчас я обратил на него внимание. До этого я был всецело занят машиной. Человек, продававший машину, был немолод, однако, он и не был таким уж глубоким стариком. Ясный взор, четкая речь, скорее всего, высшее образование, умственная работа. Интеллигентный человек.
- Еще какое! – с чувством сказал я. Искать мнимые недостатки было просто глупо. Я был восхищен и не скрывал этого. Машина того стоила. А хозяин, пожалуй, стоил того, чтобы быть с ним откровенным.
- Я не представился, - как будто что-то вспомнив, сказал он, - меня зовут Альфред. Альфред Дибнер. Обычные русские имя и фамилия, - он усмехнулся и протянул руку.
Это была рука человека, который, определенно, не боялся работы. Ладонь была велика, широка. Множество заживших шрамов и шрамиков покрывали ее сплошь. Больше всего их было на длинных, плоских пальцах, заканчивающихся серыми ногтями. И да! Ладонь сильно дрожала. Как бы смутившись этим обстоятельством, человек невесело усмехнулся.
- Мандражирует…Возраст!
- У вас отличная машина, - сказал я, чтобы сгладить возникшую паузу.
- Я тоже так думаю, - продавец ненадолго задумался о своем, - это – самое лучшее, что было в моей жизни.
- Из всех машин? – переспросил я.
- Нет, вообще.
- Как это? – вырвалось у меня. Я пожалел было о своей бестактности, но Альфреда, по-видимому, это ничуть не смутило.
- А вот так. Что может быть лучше хорошего автомобиля?
Я удивился, потом задумался. Вопрос был поставлен необычно.
- Ну… Много чего может быть, - начал я, рассуждая, - у человека должны быть семья, дети, работа. А машина – это хорошее подспорье, если угодно. Помощник. Верный друг, наконец!
- Вот! – подхватил Альфред, - ты это сказал! Машина – это друг. Понимаешь?
- Понимаю, но… Машина ведь тоже может подвести. Она может сломаться, к примеру.
- Может! – воскликнул продавец, - но это не ее вина. И, починив машину, ей снова можно доверять. А вот если человек сломался, - Альфред опять усмехнулся. Усмешка вышла невеселая, - тут другое дело.
- Да уж… - со сказанным было, пожалуй, трудно не согласиться, - но человек ведь тоже может осознать… Может исправиться… Наверное.
- Наверное… - Альфред вздохнул, - нет уж! Если человек пришел в негодность, его уже не починишь. Поэтому я с некоторых пор больше доверяю машинам. Если ты по-настоящему любишь технику, то она всегда отвечает взаимностью. Всегда!
Я не знал, что на это ответить. Мы стояли около раскрытого гаража. Мелкие снежинки падали на блестящий лакированный кузов Ауди.
- Если вы так любите эту машину, зачем продаете?
Альфред ответил не сразу.
- Видишь ли, - начал он задумчиво, - надо расставаться вовремя. Думаю, всё дело в этом.
Видя, что до меня еще не дошло, он продолжал:
- У меня дрожат руки. Есть и кое-что еще. Одним словом, это та болезнь, которая превращает человека в трясущийся кусок идиота. Пока она еще не зашла слишком далеко, я хочу устроить судьбу этой машины. Нужно передоверить ее тому, кто будет любить ее так, как я любил.
Я подумал, что понял его. Пожилой человек не хотел, однажды выезжая из гаража, продрать машине бок. А то и вовсе угодить под самосвал, не заметив горящий красный свет на перекрестке. Что ж, это логичное решение. Хотя и трудное. Наверное, было пора задать самый главный вопрос. Альфред опередил меня:
- Ты, наверное, хочешь спросить о цене?
Не дожидаясь ответа, он продолжал:
- Как по-твоему, я похож на человека, которому надо много денег?
Я пожал плечами. Трудно сказать. Лечение такой хворобы, как болезнь Альцгеймера – дело, надо думать, не дешевое. Хотя, с другой стороны, как вылечить старость? Итог, в любом случае, будет один.
- У вас хорошая машина, - сказал я. Если не знаешь, что сказать, говори очевидное. Не ошибешься.
Глава 2.
Я обычно сам ремонтирую свои машины. Выбираю их таким образом, чтобы иметь возможность потом совладать с ними. Но Ауди-200 – не самый простой автомобиль. Возможно, не самый сложный, но и не самый простой. Поэтому, когда при разгоне появились неприятные провалы, мне пришлось посетить клубный гараж, в котором были нужные манометры для измерения давления топлива, а, самое главное, светлые головы, специализирующиеся исключительно на Ауди и Фольксвагенах. Мое появление на Ауди-200 породило весьма странную реакцию.
- Приветствую, Алексей! – переступив высокий порог калитки в гаражных воротах, я обратился к главному клубному специалисту. Мне приходилось бывать тут и раньше. Не часто, но приходилось.
- Привет, - Алексей вытер замасленные руки ветошью.
В моем воображении возникла ухоженная девица из салона красоты, восклицающая, широко раскрыв глаза: «Ваша кожа, молодой человек, находится просто в ужасном состоянии!» Алексея такие мелочи, похоже, мало интересовали. Недавно он приобрел себе очень неплохую Ауди А8. А счет на восстановление его первого Аванта до первозданного состояния вплотную приблизился к шестизначному числу.
- Что там у тебя стряслось? – Алексей распрямил спину, не торопясь, подошел к воротам и выглянул наружу.
Обернувшись, он присвистнул. Публика, присутствовавшая в гараже, – всего человек пять – потянулась к выходу, чтобы посмотреть.
- Машина Дибнера...
- Всплыла…
- Да, это она…
На меня уставились с любопытством.
- Вот куда она ушла…
Похоже, мне ничего не собирались объяснять. Ребята обменивались краткими репликами. Я почувствовал себя неловко. Похоже, я знал о своей машине меньше всех.
Мы вышли на улицу. Публика обступила Ауди-200. Чувствовался какой-то повышенный интерес к этой машине. Так рассматривают спящего, но живого аллигатора. Про меня как будто забыли.
- Кхм… А что не так с этой машиной? – спросил я, ни к кому не обращаясь.
Ответ пришел не сразу.
- Всё так. Это машина Дибнера, - вспомнив обо мне, сказал Алексей. Звучало это как исчерпывающее объяснение.
- Это хорошо или плохо? – спросил я.
Алексей пожал плечами. Присутствующие переглянулись.
- Мы пытались ее купить, - сказал он, - но Фрэд уперся, хотя ему предлагали нормально. За сколько ты ее взял?
Теперь настала моя очередь выдержать паузу.
- Ну… Скажем так… Мы договорились, - я развел руками.
- Понятно, - такие ответы, похоже, здесь никого не удивляли, - не думаешь продавать?
- Пока не планирую.
- Ладно. Что там у тебя? Открывай капот.
Алексей нырнул внутрь. Ко мне подошел Саня, помощник. В своей бороде он напоминал чеченского эмиссара.
- Она к тебе еще не приходила? – спросил он как о чем-то само собой разумеющемся.
- Кто она? – удивился я, - кто не приходил?
- Понятно… - Саня махнул рукой, потеряв ко мне интерес, - скоро узнаешь.
- Нужно промыть дозатор, - послышался из-под капота голос Алексея, - и форсунки тоже. Где-то ты, похоже, левак заправил. Фильтр давно менял?
Надо отдать должное, Алексей знал свое дело. Спустя два часа я выезжал из ворот ГСК. Мотор работал ровно, а мощности значительно прибавилось. Полбака некачественного бензина пришлось слить в две канистры.
- Заправляй только хороший бензин, - напутствовал меня Алексей. Мне показалось, что он хотел добавить что-то еще.
- Лех! – из ворот выглянула физиономия Санька, - иди сюда, верховный шаман!
- Давай! – Алексей махнул мне рукой и зашагал на зов.
Незаметно скончалась зима. Я стоял перед открытым капотом Ауди-200. У меня есть привычка перед тем, как утром завести машину, всегда осматривать колеса и двигатель. Ведь это техника, и техника старая. Всякое может случиться. К счастью, моя новая (новая!) Ауди-200 не преподносила более неприятных сюрпризов. Проверив уровень масла, я закрыл тяжелый капот. Начинался светлый мартовский день. Асфальт был уже сухим. Остатки снега лежали на теневой стороне двора. На площадке перед домами было безлюдно. Публика отсыпалась после напряженной рабочей недели. Во дворе послышался звук работы мотора, который напомнил о грузовых автомобилях марки ЗиЛ-130. Однако вместо советского грузовика во двор въехал квадратный чемодан небесного цвета с металлическим эффектом. Размерами он не уступал тому самому грузовику, а самосвал с короткой рамой, мог, пожалуй, и переплюнуть. Это был Бьюик, а может быть Кадиллак или Линкольн. Без видимого труда чемодан взобрался правой стороной на бордюр. Иначе он загородил бы всю проезжую часть. Я перевел взгляд на Ауди-200. По сравнению с прибывшим монументом, она выглядела малолитражкой, чем-то вроде Жигулей. Из небесного динозавра вышла симпатичная молодая леди. Закрыв дверь, которая своей толщиной могла соперничать с капитальной стеной дома сталинской постройки, она направилась куда-то по своим делам. Я одобрительно осматривал прибывшую технику. Такое не часто увидишь в собственном дворе.
- Молодой человек! – я с удивлением обнаружил упомянутую незнакомку возле себя.
Нельзя сказать, что она была как-то по-особенному красива. Вполне ординарная молодая женщина. Симпатичная, но не более. Должно быть, ищет что-то. Или кого-то.
- Да, чем могу быть полезен? – осведомился я. Интересно, кто чинит ей этот Бьюик? Или как его там.
- Я Луиза, - сказала молодая женщина так, как будто это всё объясняло.
Я поднял брови.
- Луиза Дибнер, - уточнила она, - Это машина моего отца. Бывшая его машина.
- Вот как, - сказал я.
- Да, и у меня к тебе дело, - взгляд Луизы уперся в меня.
- Чем могу вам помочь? – повторил я.
- Прежде всего, не называй меня во множественном числе, - по лицу молодой женщины промелькнула гримаска, - можешь обращаться ко мне на ты. Но на большее и не надейся!
- Не очень-то и надо, - вслух я, конечно, такого не произнес, ограничившись следующим:
- Хорошо… Как скажешь.
- Уже лучше! - а вот улыбка Луизы мне понравилась. Она мне понравилась, и я забеспокоился. Нехорошо, когда с первых минут знакомства так нравится улыбка незнакомой женщины. После таких улыбок подчас трудно бывает изгнать из себя печаль.
- Чего же ты хочешь от меня, молодая леди, прибывшая на машине, которая стоит больше, чем вся моя жизнь? – проникновенно вопросил я.
Теперь брови Луизы взлетели вверх. Она усмехнулась. Затем полезла в сумочку, достала пачку сигарет и закурила. Очевидно, с моим лицом что-то произошло.
- Что, не нравятся, курящие девушки? - спросила она, выпуская дым.
Я покачал головой.
- Это папина машина? – спросил я, кивнув на крейсер небесного цвета.
- Ага, - красивые полные губы вновь охватили сигарету, - ну, так я и не твоя девушка.
- Аминь, - я улыбнулся. Легкое наваждение, вызванное появлением Луизы, прошло. Мне стало скучно. Надо было ехать по своим делам.
- Заболталась я с тобой, - Луизе пришлось сделать два шага, чтобы выбросить окурок в урну, - я, собственно, по делу.
- Итак… - я направился к водительской двери.
- В общем, слушай, - Луиза стала говорить торопливо, как будто боясь забыть сказать что-то важное. Высокий лоб, частично скрытый челкой, пересекли несколько параллельных морщинок, - сейчас это тебе покажется ерундой, чепухой… Но ты запомни. Хорошо запомни. Мой папа – непростой человек. Он занимал высокий пост в свое время. У нас дома часто бывали министры, известные люди, спортсмены, актеры. Боже, что я говорю… Короче, ты слушай и запоминай. Если начнет происходить что-то странное, совсем странное…. Ты поймешь, сразу увидишь.
Речь Луизы стала сбивчивой, ее ладони нервно двигались, обхватывая одна другую, так что могло показаться, будто бы она моет руки под невидимой струей воды.
- Если начнет что-то такое происходить, совсем непонятное, сразу звони мне! Понял? Понял или нет?
- Фух… - мне стало немного не по себе от такого напора, - я понял, но, думаю…
- Ничего не надо думать! – Луиза вытащила новую сигарету, закурила. Это немного успокоило ее. Она достала из маленькой красной сумочки косметический карандаш и оторвала от сигаретной пачки кусок бумаги, - В общем, ты предупрежден. Предупрежден, а, значит, вооружен. Запиши мой номер себе в телефон, а лучше выучи его. И дай бог, чтобы он тебе не пригодился!
Она повернулась и быстро пошла к своему кораблю. Цок-цок-цок! Мягко захлопнула дверь. А через минуту рокот мощного двигателя стих и ничто более не напоминало о странном визите странной гостьи. Ничего, кроме номера на обрывке сигаретной пачки. Я сел в машину и вбил номер в смартфон. Некоторое время разглядывал след карандаша для губ на плотной бумаге. Затем положил клочок в бардачок. Клочок – в бардачок!
Глава 3.
Есть так называемая теория катастроф. В одном из старых журналов «Наука и жизнь», прочитанных мною на теплом деревянном крыльце родительского дома, рассказывалось, как собрать из подручных средств простейшую машину катастроф. Я помню про круг из картона, две резинки и что-то еще. Эти детали не имеют значения. Инструкцию легко найти в интернете. Дело в другом. Когда катастрофа уже близко, скорость ее приближения устремляется к бесконечности. Вот почему никто и никогда не успевает предотвратить катастрофу, когда она уже близко. Но все же события из разряда катастрофических происходят не вдруг. Существуют так называемые предвестники. Они происходят по очереди, следуют один за другим, и еще можно принять меры, пока их не накопилось слишком много. Самое главное – увидеть и распознать их. А, точнее, - захотеть сделать это. Потому что, если мы признаем, что дело идет к катастрофе, это значит, что мы решились увидеть правду. А правда почти всегда страшна. Она страшна, как самый страшный грех. По сути, узнать правду – и означает пережить катастрофу. Пережить ее до того, как она придет. В этом случае, жертвой окажешься только ты. В противном – пострадают и другие. Вопрос лишь в том, заслуживают ли они этого? Очень даже может быть. Опять же, если говорить правду.
Я ехал на Ауди-200, возвращаясь домой. Был апрель, и вот-вот должны были зазеленеть тополя, высаженные вдоль дороги. Солнце медленно садилось за многоэтажки на окраине города. Широкая федеральная трасса позволяла ехать быстро, но я люблю не лететь, а катить по хайвэю. Тот, кто купил Ауди, может позволить себе не торопиться. Шутка, конечно, но я действительно избегаю резкого вождения. Резкость опасна и на дороге, и в жизни. Это один из уроков, который я прочно усвоил к своим тридцати годам. Я спокойно двигался в своей полосе и слушал радио. Четыре динамика выдавали мелодичный инструментал. Японцы шестидесятых годов. После памятной американской бомбардировки их воинственность значительно поубавилась, и в моду вошли минорные лирические композиции без слов, абсолютно русские по звучанию. Для полного счастья не хватало только красивой девушки рядом. Некоторое время назад я стал жертвой несчастной любви. Возможно, я сам был виноват в том, что позволил сесть себе на шею. Меня держали за осла, и я тащил чужую и ненужную мне повозку, как и подобает ослу. Теперь мне это было совершенно ясно. Хорошо, что хватило характера соскочить с этой поистине наркотической зависимости. Период выздоровления был труден. Сейчас я находился в поиске, но дальше первого-второго свидания с девушками пока не шло. Не возникало взаимного притяжения. Ищите и обрящете, стучите и вам откроют, кажется, так сказано во утешение всем нуждающимся.
Задумавшись, я чуть не пропустил поворот. Принимая вправо, я по привычке бросил взгляд в боковое зеркало. Я всегда проверяю перед тем как повернуть, нет ли справа машины. Вдруг какой-нибудь идиот решит на пустой дороге обогнать меня по обочине, кто знает? Всё было чисто. Я включил поворотник и заложил чудесный вираж.
В тот же момент на машину обрушился страшный удар. Звук, сопровождавший его, был похож на пушечный выстрел. Моя голова пришла в тесный контакт с боковым стеклом, а руль едва не выбил мне пальцы на руке. Что-то пролетело мимо, высекая искры. Послышался скрежет раздираемого металла. По кузову застучал щебень, поднятый с обочины, и машину накрыло облако пыли. Стало жарко, и салон наполнился запахом жженой резины. Моя нога надавила на тормоз, а руки вращали руль, выравнивая машину. Всё это происходило автоматически, без участия сознания. Девушки, очевидно, в такой ситуации закрывают лицо руками и визжат, но я за рулем с шестнадцати лет. Рефлексы глубоко сидят в сознании. Машина останавливалась долго, очень долго. Больше всего мне не нравилась густая пыль, залепившая стекло. За этой пылью вполне мог возникнуть металлический отбойник, а то и мачта освещения. Я давил на педаль тормоза и старался удержать руль неподвижно. Двигатель сам собой набрал обороты, хотя я моя правая нога была занята тем, что давила на педаль тормоза. Очевидно, ничего хорошего под капотом не происходило. Я повернул ключ в замке, выключив зажигание. Машина останавливалась так долго, что я смог бы не спеша выпить чашку горячего кофе, если бы она была поблизости. Наконец, движение все же прекратилось. Теперь у меня появилось время включить стеклоочиститель. Щетки сделали взмах. Стекло очистилось. Теперь его украшала трещина от края до края. Машина стояла на краю дороги. Я отстегнул ремень и открыл водительскую дверь. Чудесный вечер, определенно, закончился. Выйдя из прогретого салона, я ощутил сырость и прохладу. Наступали сумерки. Я огляделся, ища виновника торжества. К моему удивлению, никакой другой машины рядом не оказалось. Не оказалось ее ни далеко впереди, ни сзади, ни даже в боковом проезде, куда я планировал повернуть. Водители проезжавших мимо легковушек с любопытством косились на меня. Я обошел машину кругом. Очевидно, я пребывал в шоковом состоянии, потому что произошедшее не вызвало во мне каких-либо сильных эмоций. Я безучастно рассматривал заломы металла и пласты отслоившейся краски. Металл блестел первозданной новизной и белой оцинковкой. Заводская окраска – вот и все, что пришло мне в голову. Я заставил себя оторвать взор от поврежденной машины и осмотрелся. Я искал черные полосы, возникшие от резкого торможения, но на асфальте не было ничего, за исключением гравия, выброшенного с обочины. Ничего удивительного, сейчас почти все машины оснащены антиблокировочной системой тормозов. Рискуя попасть под машину, я совершил пробежку до места предполагаемого столкновения. Возможно, там остались какие-то обломки, детали, по которым можно идентифицировать автомобиль, ударивший меня. В наступивших сумерках я осмотрел асфальт и обочину. Ничего. Точнее говоря, обломки, конечно же, были, но это были не те обломки, которые нужны. Я нашел стекло переднего фонаря о своей машины и передний бампер, который сорвало ударом. Не считая кубиков разбившегося бокового стекла. Может быть, что-то улетело в траву на обочину, но в быстро наступавших сумерках я смог различить только старый пластиковый колпак, лежавший здесь, очевидно, еще с прошлой осени. Я медленно вернулся к машине. Она стояла, мигая аварийными огнями. Нужно было вызывать дорожную инспекцию. Я достал из кармана телефон. До дому я добрался в тот день нескоро.
Утром я проснулся в хорошем настроении. Была суббота, и можно было позволить себе вставать не под писк будильника в смартфоне, а по велению организма. Мочевой пузырь сигнализировал мне, что неплохо бы совершить небольшую прогулку в одно небольшое, но уютное помещение. Приятно набухший член намекнул, что, наверное, пора заканчивать быть таким переборчивым и стоит-таки обратить своё внимание на какую-нибудь не слишком страшную девицу. Если, конечно, не хочешь начинать свой день с утренней дрочки. Потом приятные мысли стали развеиваться, как редкие облака под солнцем. Реальность постучалась в мозг. Я вспомнил, что моя красавица Ауди-200 турбо кватро сильно пострадала вчера. Виновник ДТП бесследно скрылся, свидетелей не оказалось, а повреждения, значительные в сумерках, имеют свойство усугубляться при свете дня. Обо всем этом я думал, выпуская мощную струю и стараясь не промахнуться. Ненавижу мыть толчок. Выпив кофе, я решил спуститься вниз и подробно осмотреть масштабы бедствия.
Я стоял, поеживаясь от утренней прохлады и осматривал подбитую тачку. Начинался чудесный день. Правая сторона сильно пострадала. Полировкой тут не обойдешься, подумалось мне. В это время мое ухо уловило знакомый рокот. Во дворе появился небесный Линкольн. Монументальность его стремилась к бесконечности. Он был запылен, а лобовое стекло и номер хранили следы многих разбившихся насекомых. Из большой машины выпорхнула Луиза. На ней был бархатный спортивный костюм. Он породил во мне две мысли. Первой была мысль о доступности. Девушка в таком мягком и приятном на ощупь костюме казалось такой домашней, что было совершенно естественным обнять ее и начать освобождать от этого самого костюма. Второй была почему-то мысль о девушках легкого поведения. Мои размышления были прерваны самым бесцеремонным образом.
- Я так и знала, - взгляд Луизы был устремлен не на меня, а на драный борт Ауди 200, - привет, - как бы извиняясь, поздоровалась она.
- Привет, - медленно проговорил я, начиная улыбаться, - привет тебе, странное суетное существо, пришедшее ко мне из самых сладких снов! Могу быть тебе чем-то полезен? Может быть, нужно где-то забить гвоздь? Или починить текущий кран? Или, возможно, требуется совершить подвиг?
На меня устремился взор, исполненный негодования, возмущения и чего-то еще, что я не принял во внимание. Я был рад, что мое огорчение было скрашено появлением симпатичной девицы, и не загадывая далеко, получал наслаждение, дразня её.
- Ну что мне еще сделать? - продолжал глумиться я, - может быть ты хочешь получить в жертву мою жизнь? Готов и на это! – я принял трагическую позу и замер, наслаждаясь эффектом.
В светло-карих глазах засветилось презрение.
- Оставь свою никчемную жизнь себе, клоун, - девушка, вздернув хорошенький подбородок, старалась говорить строго. Я не отводил взор, смотря ей прямо в глаза. В них промелькнуло смущение.
- Извини… Да слушай ты, наконец! – она вцепилась мне в ветровку своими руками и встряхнула хорошенько. Сквозь ткань я ощутил ее острые ноготки, - ты можешь меня выслушать уже?
- Могу, - сказал я, расплываясь в идиотской улыбке, - у тебя руки замерзли, - я взял ее лапки своими клешнями, и готов вам гарантировать, ей было приятно.
- Нам надо поговорить, - сказала Луиза, высвобождая руки, - дело очень важное…
- Здесь холодно, - поежился я, может, сядем в мою тачку?
- Пошли лучше в мою, - поколебавшись секунду, пригласила Луиза, - у меня теплее.
- Не знаю, как начать… - Луиза достала из пачки тонкую сигаретку и закурила. Я поморщился.
- Я в своей машине, - она коснулась хромированной кнопки, и боковое стекло отъехало на пару сантиметров вниз, - за пять минут не задохнешься.
Я хотел было развить мысль о начинающемся раке легких, но Луиза наконец собралась с мыслями:
- Ты должен починить машину, - быстро сказала она, - и не просто починить, а отремонтировать на совесть. Сделать ее лучше, чем она была. Вот что надо сделать. И как можно скорее.
- Ничего себе, - растягивая слова, сказал я, - вот это глубина! Спасибо тебе большое, что сказала мне это. Ты поистине открыла мне глаза! Теперь я знаю, что надо делать!
Ответом был ее кулачок, больно прилетевший мне в грудь. Я перехватил ее руку. Почувствовал, что моя рука гораздо сильнее. Она тоже почувствовала это. Выкинув в окно сигарету, попыталась ударить меня свободной рукой. С тем же успехом. А потом я просто прижал ее к себе и закрыл ее ротик своим поцелуем. Было прикольно, только запах дерьмовых девчачьих сигарет слегка портил кайф. Отступать было некуда. Поэтому пришлось идти до конца. Я никогда раньше не занимался сексом в машине. Наши машины несколько тесноваты для этого. Но, говорят, половина Америки была зачата на заднем сиденье автомобиля. Чего уж, задний диван в Линке дивного синего цвета оказался самых подходящих размеров. Нет, все-таки секс сближает людей! Уже позже, в моей квартирке, усадив Луизу на колени, я снизошел до того, чтобы выслушать ее:
- Ну рассказывай уже, что тебя беспокоит.
- Это не обычная машина, - Луиза говорила, медленно подбирая слова, - это даже не совсем машина, она только выглядит как автомобиль. Если с ней что-то случается, то начинают происходить странные и пугающие вещи. Вот почему ее нужно как можно скорее привести в исходное состояние. Если не сделать этого, случится нечто такое, что затронет нас всех – тебя, меня, моего папу и еще многих людей. Всех тех, кто когда-то прикасался к этой машине. Она помнит всех. Всех, понимаешь?
Теперь в глазах Луизы был страх. А ее голос звучал как мольба о помощи. Я обнял ее, но даже через ткань бархатного костюма ощущалась дрожь. Я ощущал себя героем. Еще бы! Взять с ходу девицу на Линкольне – это не за хлебом сходить.
- Расскажи, что тебе известно об этой машине? – сказал я, - с чего ты это всё взяла?
- Я мало что знаю, - голос Луизы звучал растерянно, - лучше спросить об этом папу. Я как раз хотела повидаться с ним. А потом почувствовала, что с его Ауди что-то случилось. И я просто села в машину и приехала.
Вот так. Просто села и приехала.
Глава 4.
Перед уходящим в перспективу капотом Линкольна тянулась серая асфальтовая дорожка. Местами разбитая. Впрочем, подвеска этого чемодана цвета весеннего неба проглатывала выбоины как бегемот глотает кусочки сахара. Мы едем с Луизой к ее отцу, Фрэду Дибнеру. Вскоре перед нами предстал старый дом с большим гаражом, который правильнее было бы назвать, скорее, небольшим ангаром. В предыдущий раз я, очевидно, был слишком занят осмотром Ауди 200, так что помнил это место лишь в общих чертах. Сейчас мне бросилось в глаза то обстоятельство, что гараж выглядел куда ухоженнее дома. Когда-то основательный дом выглядел порядком запущенным, стекла были тусклыми и запыленными, а ржавая табличка с номером держалась на одном вылезшем наполовину шурупе. Некошенная трава в палисаднике скрывала какие-то железки автомобильного происхождения, очевидно, старому Дибнеру было недосуг сдать старьё в металлолом. Пока я рассматривал пейзаж, Луиза покинула салон и, стоя у калитки, жестом поманила меня. На улице было прохладно, и я с сожалением выбрался из уютного синего плюша. Рука Луизы с легкомысленным разноцветным маникюром коснулась дешевой пластиковой кнопки звонка, прикрытой от дождей ржавым козырьком. Было странно видеть такое отношение к хозяйству. Очевидно, на этом свете старого Дибнера интересовали только его машины. Нам пришлось подождать. Наконец, старая калитка приоткрылась, и перед нами предстал сам Альфред. Он сильно сдал с того момента, когда мы познакомились. Вишневую Ауди-200 мне продал вполне еще крепкий мужчина. Сейчас я видел перед собой старика. А прошло всего-то неполных четыре месяца. Если так пойдет и дальше, скоро дочь Луиза получит наследство в виде объемистого ангара, в котором вполне может скрываться еще что-нибудь интересное. Альцгеймер беспощаден. Мы проследовали в дом. Он не удивил нас чистотой и опрятностью. Я осмотрел кружку, в которой Луиза подала мне чай. Надеюсь, она ее хотя бы сполоснула. Мы расположились за кухонным столом, накрытым не особенно чистой скатертью. Окна давно не мылись, поэтому был включен верхний свет.
- Пап, сказала Луиза после того, как все слова, приличествующие встрече любящей дочери с престарелым отцом, были уже произнесены, - расскажи нам про эту вишневую Ауди. Она ведь не совсем обычная, правда?
Альфред засопел носом, отхлебнул чаю. Ему было трудно держать кружку. Дрожь рук была столь заметна, что не было смысла ее скрывать.
- Чего в ней необычного? – наконец произнес он, глядя куда-то на дно своей кружки, - машина как машина.
Все чувствовали, что правды в этих словах было не больше, чем порядка на кухне старого Дибнера. Хорошо, если порядок еще сохранился в его голове.
- Папа, мы должны знать, - терпеливо продолжала Луиза, - помнишь, ты говорил, что это особенная машина, что ее нужно беречь…
Мне стал надоедать этот плохой спектакль.
- Я попал в серьезную аварию. Кто-то снес мне правую бочину. Очень жаль, но могло быть и хуже. А так пострадало только железо.
Это произвело впечатление. Руки Альфреда перестали дрожать, а взгляд сразу стал осмысленным.
- Да, - повторил я, - машина сильно пострадала, а ко мне тут же примчалась ваша дочь. Она сильно беспокоится, а я ничего не понимаю. Внесите ясность, если можете.
Глаза Альфреда вновь потухли. Он взял кусок белого хлеба, окунул его в чай (оставив плавать на поверхности крошки), и с видимым удовольствием отправил в рот. Нам пришлось подождать, покуда он прожует и проглотит кусок.
- Это старая история, - наконец, произнес он, - настолько старая, что неизвестно, что в ней правда, а что вымысел.
Альфред надолго задумался. Видно было, что его взор устремлен внутрь, в прошлое.
- Ты думаешь, что купил эту машину? – длинный искривленный палец с коричневым ногтем остановился в паре сантиметров от моей груди, - ничего подобного!
- Не совсем понимаю, - начал я…
- Не ты купил эту Ауди, - почти вскричал старый Дибнер, - Это она выбрала тебя! Она сама тебя выбрала, как меня когда-то. Она сама захотела, чтобы ты забрал ее, понимаешь? Он сама! Сама.
Он откинулся на спинку стула, такого же старого, как и вся обстановка в доме.
- Ты прав, это особая машина. Но машина ли это? Вот в чем вопрос! – Альфред увлекся, и его голос заполнил небольшое помещение кухни, - я потратил немало времени, чтобы понять, что это такое. Но увы. Это выше моего понимания. Я понял только одно. Лучше, если эта вещь будет находится в состоянии гармонии. В состоянии максимального совершенства. Тогда всё будет хорошо. Если произошло то, о чем ты говоришь, я даже боюсь предположить, что она сделает. Меня она наказывала за куда более мелкие проступки.
Когда Фрэд Дибнер был еще вполне себе моложавым мужчиной, он любил скорость и красивых женщин. Так как голова его работала также хорошо, как и руки, он мог себе позволить очень неплохие по тем временам тачки, пригоняемые из Европы или привозимые из Америки. Альфред без особого труда покорял то одну, то другую красавицу, но как-то раз остановил свой выбор на симпатичной стройной блондинке, которая спустя год после свадьбы родила ему дочку Луизу. Звали ту блондинку Татьяной, но Фрэд называл ее на свой манер – Татой. Когда малышке Луизе было годика три, красавица Тата, покидая салон вишневой Ауди, не так давно появившейся в их семье, весьма сильно стукнула дверцей о металлическую ограду, возле которой припарковался ее муж. Альфред, обойдя машину, с сожалением рассматривал скол краски величиной с десятикопеечную монету
- Пойдем! Что ты там смотришь? – голос жены был жеманным, что начинало реально подбешивать. Тата была очень эффектной, но, увы, не самой умной женщиной.
- Подумаешь, железка!
Эти слова припомнились Фрэду примерно через полгода, когда его хорошенькая жена показала ему пятнышко на локтевом сгибе своей правой руки. Пятнышко было розоватым, а кожа вокруг слегка припухла и шелушилась. Оно было правильной круглой формы и размером напоминало монету в десять копеек. Таты не стало через полтора года. Когда она доживала последние дни, в ней едва ли можно было узнать ту красавицу, в которую когда-то влюбился беспечный автомеханик. Похоронив жену, Альфред решил избавиться и от вишневого седана Ауди. Слишком много приятных минут они с Татой провели в ее салоне. Слишком много ужасных дней он возил свою умирающую от рака кожи жену на процедуры в клинику. Он отогнал машину знакомому маляру, и тот убрал слишком заметный скол на двери, попутно устранив еще несколько небольших царапин и отполировав кузов целиком. Но с продажей машины возникли трудности. Как только приходил потенциальный покупатель, с машиной начинали твориться необъяснимые вещи. Абсолютно исправный автомобиль почему-то отказывался заводиться. Непонятным образом у машины заклинивали тормоза, что от колодок шел пар, если плеснуть на них водой из пластиковой бутылки. Во время одного из просмотров под капотом задымился генератор, замена которого вылилась в приличную сумму. Неприятности следовали одна за другой. Последней каплей стал упавший капот, который весил как бабушкин сервант. От страшного грохота Альфред, заглядывавший в этот момент под машину, вздрогнул и моментально взмок. Хуже всего было то, что его рука держалась за край поперечины, на которой находились защелки капота. По счастливой случайности эти защелки оказались в стороне от ладони Альфреда, так что упавший капот всего лишь нежно коснулся резиновым уплотнителем его пальцев. Альфред Дибнер был умным человеком. Он понял, что получил последнее предупреждение. И снял машину с продажи. Поломки прекратились. Жизнь понемногу наладилась. Дочка Луиза подрастала. Альфред встречался с женщинами, но больше так и не женился. Менялись машины в гараже, который со временем превратился в ангар. Альфред покупал и продавал машины. Общался с интересными людьми, коллекционерами. Порой в его собрании появлялись самые настоящие раритеты. Появлялись и исчезали. Только вишневая Ауди-200 была постоянно присутствовала в обширном хозяйстве. Так шел год за годом. Ауди-200 никогда не использовалась как повседневный автомобиль. Альфред выезжал на ней только в хорошую погоду и исключительно летом. Машина всегда была исправна, вымыта и заправлена. В таком виде она и дожила до того дня, когда ее за символическую сумму забрал простой воронежский паренек Саша Книгин, то есть я.
Возвращаясь от Дибнера, я думал, прояснила эта поездка что-нибудь, или нет. Скорее нет, чем да. Старый Альфред просто спихнул на меня свою странную тачку и собрался на покой. Цинично, но, если мы действительно хотим правды, то придется расчистить для неё место в голове, выбросив такие приятные вещи как самоуспокоение, вежливость и мораль. Одно я знал совершенно точно. Кем бы ни был Дибнер, и чем бы ни была его машина, мне определенно нравилась его дочка, Луиза. Она была здесь, рядом, и это было очень хорошо. Я давно не чувствовал себя так умиротворенно и спокойно. Возможно, в словах Альфреда действительно что-то есть. Но всё это – слова. Может быть, они действительно важны. Скорее всего, так оно и обстоит. Но есть также некая реальность. И эта реальность важнее слов. Поэтому, вечером, засыпая в объятиях Луизы, я ощутил одно очень приятное чувство. Я смог бы его описать всего в дух словах. Я – дома.
Утром я проснулся как обычно, по зову мочевого пузыря. Однако попасть в очко, когда у вас утренняя эрекция, задача не из легких. Вид члена в полной готовности напомнил мне о том, что вчера я истратил последний презерватив. Это было нехорошо. Утренний секс замечателен тем, что сил еще много, а голова не заморочена проблемами. Впрочем, в бардачке Ауди-200 лежит неначатая упаковка. Нужно всего лишь тихо одеться и по-быстрому сбегать вниз, до машины. А потом вернуться и нырнуть обратно по одеяло к моей новой пассии. Да, именно так и нужно сделать, тихо и быстро. Часы на смартфоне показывали девять утра. Сквозь тонкие шторы проглядывало безупречное утреннее небо.
Наскоро одевшись, я бесшумно вышел на лестничную площадку, тихонько притворив дверь. Несколько лестничных пролетов – и я уже вдыхаю чудесный утренний воздух. Начало июня! Что может быть лучше? Впереди целое лето, и принесет оно – только хорошее! Да, именно так и будет. Поеживаясь от утренней прохлады, я зашагал к тому месту, где стояла моя подбитая машина, Ауди-200 вишневого цвета. Она была на месте. Но не одна. Возле машины стоял утренний алкаш. Спортивный костюм не первой свежести, кроссовки, бывшие когда-то белыми. Густая щетина на грубом лице и совершенно неуместные интеллигентские очки в металлической оправе. Грязный бандаж на шее. Облик дополняли два предмета, которыми были заняты руки человека, опустившегося на самое дно. Это были дымящаяся сигарета и початая бутылка дешевого пива. Человек улыбался. Он, очевидно, был в отличном расположении духа. Своим грязным задом он облокотился аккурат на водительскую дверь Ауди-200. Я подошел ближе. Прохладное утро перестало быть чудесным.
- Здравствуйте.
Ответом был небрежный кивок. Улыбка на лице такого сорта могла в любой момент смениться выражением агрессивной набыченности.
- Знаете что, это моя машина. Мне надо открыть дверь. Разрешите!
Реакции не последовало. Незнакомец продолжал блаженно улыбаться. Я приблизился и сказал ему в самое ухо:
- Доброе утро! Подвиньтесь пожалуйста!
Запашок от него был не очень. Девушка типа Луизы такому, пожалуй, не дала бы.
Алкаш не сдвинулся с места. Несмотря на непрезентабельный вид, он был весьма широк, высок и крепко стоял на ногах. Массивные пальцы, казалось, могли бы без труда раздавить стеклянную бутылку, из которой незнакомец сделал неторопливый обстоятельный глоток.
- Фу-ух! – с видимым удовольствием произнес, наконец он свои первые слова. Далее последовала пауза, необходимая для глубокой затяжки.
- Меня зовут Константин, - сказал алкоголик таким тоном, как будто это всё объясняло.
Я не счел нужным представляться. Нимало не смутившись, неприятный собеседник продолжал:
- Я пришел сюда, чтобы предупредить.
Мы стояли напротив, не более шага друг от друга. Было хорошо слышно, как булькает пиво, переливаемое из бутылки в пищевод. Я терпеливо ждал.
- Скоро мне придется кое-что сделать, - с видимым сожалением произнес Константин, - я не хочу этого, но мне придется. Придется.
- Что происходит? – к чему бы ни шло дело, мне оно нравилось все меньше.
- Нужно начать ремонт машины, - мягко заметил человек, представившийся Константином. Интересно, кем он был до того, как дошел до нынешнего состояния? Определенно, не ботаником в НИИ сахарной свеклы.
- Кто вы? – спросил я. Что-то в последнее время мне часто стали советовать, а я этого не люблю. Да и кому понравится такое?
- Я – Константин Штайнер, - повторил стоявший у машины, - старик Фрэд когда-то знал меня, - он усмехнулся. Усмешка вышла невеселой, - похоже, скоро он присоединится к нашей честной компании...
- Посмотрите! – воскликнул я. Ткань красной мастерки на уровне живота Костантина потемнела, и на асфальт закапали желтоватые капли. В воздухе почувствовался запах светлого пива.
- А, - обернулся тот, ища, куда поставить опустевшую бутылку. Хотел было поставить ее на вишневый капот. Не поставил. Помедлил. Бутылка полетела в полисадник. За ней последовал окурок. Константин расстегнул молнию. То, что я увидел, заставило меня взглянуть по-новому в лицо человека, стоявшего напротив. Очевидно, я изменился в лице. Константину это, определенно, понравилось. Он ухмыльнулся, наслаждаясь эффектом. Застегнул мастерку. Смахнул рукой остатки пива. Сунул руки в карманы.
- Я буду здесь, недалеко, - он кивнул в сторону, где стояли две скамейки. Понимающе улыбнулся и посторонился, чтобы я мог, наконец, открыть дверцу.
Только поднявшись в квартиру, я вспомнил, зачем спускался вниз. Впрочем, утренний секс меня уже мало интересовал.
Спустя час я вновь стоял у своей вишневой Ауди. Капот был открыт, и я осматривал повреждения. Луиза укатила на своем чемодане. Сейчас это было, скорее, к лучшему. Надо, наконец, сосредоточиться. Правое колесо Ауди было неестественно вывернуто, а диск хранил следы удара. Если поставить запаску и заменить согнутую рулевую тягу, возможно, машина сможет передвигаться своим ходом. Это уже неплохо. Мои размышления были прерваны разноголосым тревожным хором. Я выглянул из-за капота на детскую площадку. Константин оставил свое место на лавочке и приблизился к одной из колясок. Пара-тройка взволнованных мамаш всполошились, заставив обернуться всех присутствующих. Фигура подошедшего составляла разительный контраст с чистенькими опрятными мамами и благообразными убеленными бабушками. Шумевшие в песочнице дети разом притихли. Константин рассматривал лежащего в коляске младенца. Умильно улыбнувшись, он протянул руки и вдруг выхватил малыша. Мамаша вскрикнула, но не решилась схватить ребенка. Она была близка к истерике. Вокруг Константина медленно собирался круг. Из тени дерев вышли два папаши. Константин поднял ребенка высоко над головой. Тому, видимо, понравилось. Улыбка Штайнера растянулась до ушей, так что очки съехали на сторону. Ребенок засмеялся, пустив ртом пузыри.
Константин стал легонько подбрасывать малыша вверх, ловя его своими огромными руками. На площадке воцарилась гробовая тишина. Головы людей двигались вверх и вниз, следя за полетом, так что казалось, будто все они повторяют:
- Да, да, да!
Ребенок взлетал всё выше. Ему, очевидно, перестала нравиться игра. Над площадкой разнесся плач.
- У-уу-ух! – Малыш взлетел на добрые два метра над вытянутыми руками человека в красном спортивном костюме.
- А-а-а! – послышалось сверху.
Теперь Константина окружили плотным кольцом. Дети и взрослые молча смотрели, боясь произнести слово.
- Оставьте ребенка! – не выдержал кто-то.
Улыбка словно приклеилась к лицу человека на площадке. Он подбрасывал малыша снова и снова, так что тот взлетал выше качелей, выше турника и вполне мог бы застрять в баскетбольной корзине, если бы Штайнеру вздумалось сделать пару шагов в её сторону. Ребенок стал задыхаться, его личико сделалось багровым. Я бросил ключи, которые держал в руках, протиснулся сквозь толпу и стал напротив.
- Перестаньте немедленно! Или я спалю эту гребанную тачку прямо тут, во дворе!
Константин сделал по инерции еще два взмаха и молча передал изнемогающего ребенка мамке. Та, схватив его, с жалобным воем кинулась прочь. Невзирая на поднявшиеся возмущение, Штайнер проследовал к своей скамейке и уселся на нее.
- Молодой человек, - передо мной возник один из папашек, крепкий мужчина с интеллигентным лицом, - если это ваш знакомый, уведите его, пожалуйста. Здесь детская площадка, - он выразительно поиграл бицепсами и одарил меня многозначительным взглядом. Мне захотелось ударить его по умному лицу, но я сдержался.
- Он такой же мой знакомый, как и ваш, - сказал я кротко, - если хотите, могу вас ему представить.
Интеллигентный мужчина вежливо отказался. Он хотел что-то добавить, но отчего-то передумал, провожая взглядом Константина. Тот встал со скамейки и медленно удалился. Как мне представляется, недалеко.
Глава 5.
Наконец-то я смог вплотную заняться машиной. Сняв поврежденное колесо, я приступил к осмотру подвески. Вроде бы ничего страшного. Во всяком случае, на первый взгляд. Орудуя инструментом, оставшимся со времен Ауди-100, я отсоединил поврежденную рулевую тягу. Править ее смысла не было. Проще съездить на авторазбор и взять новую. Там такого добра достаточно. Надо теперь собрать инструмент, подняться в квартиру и отмыть руки от грязи. Взять немного денег и можно ехать на разборку. Я взял телефон и набрал номер Луизы. Ее небесный чемодан сейчас бы здорово пригодился. Гудки. Длинные гудки. Скучные длинные гудки, как говорят в дебильной рекламе. Странные существа – девушки. Они появляются из ниоткуда и исчезают в никуда. Так я думал, поднимаясь наверх и открывая дверь ключом.
Я проследовал в ванную и как следует вымыл руки. И, войдя в комнату, обнаружил, что в ней не один. Женская фигура, стоящая напротив окна, повернулась в мою сторону.
- Луиза? – обрадованно и удивленно вопросил я.
- Нет, я не Луиза, - женщина повела плечами, повернулась влево и вправо, - но думаю, мы найдем общий язык. Свет, падающий из окна, мешал рассмотреть черты лица гостьи, и, очевидно, это ее устраивало. Я остановился в замешательстве.
- Моё имя Тата. Тата Дибнер, - невозмутимо продолжала стоявшая у окна. Завитые светлые волосы обрамляли голову подобно нимбу, - думаю, ты слышал обо мне.
Отчего-то перед моим внутренним взором предстал Константин Штайнер. Он смотрел на меня улыбаясь, и капли светлого пива капали с его мастерки вниз, на грязно-белые кроссовки, испачканные кладбищенской глиной. Я молчал. Женщина оттолкнулась от подоконника и приблизилась. Теперь я смог рассмотреть ее. Сходство с Луизой было сильным. Так бывает у женщин. Если хочешь узнать, как будет выглядеть твоя девушка через двадцать лет, взгляни на ее мать. Тата Дибнер была эффектной женщиной. Трудно было что-либо сказать о ее возрасте. Одна деталь портила облик. Кожа Татьяны выглядела нездоровой. Слой тонального крема не мог скрыть расширенных пор и провалов от заживших нарывов. С трех шагов она выглядела еще ничего, но с двух открывалась поистине жалкая картина. Должно быть, я изменился в лице. Татьяна усмехнулась.
- Что, не красавица? - видя мое замешательство, она отступила назад и движением рук согнала волосы вперед, чтобы они по возможности скрыли лицо, - ничего не хочешь спросить?
- Что происходит? – произнес я после некоторого замешательства, - кто-нибудь может объяснить мне?
- Ха! Мужчины… Мыслители! - горькая усмешка женщины была исполнена чувства, которое было очень похоже на презрение, - вы всегда копаете вглубь и не замечаете того, что лежит на поверхности. Неужели ты еще не понял?
- Не понял, - честно сказал я, - мне только и твердят, чтобы я чинил эту машину. Это порядком уже достало, сказать по-совести.
- Глупыш… - Тата приблизилась и тряхнула головой, освобождаясь от своих волос, - Ты – симпатичный и прикольный глупыш, - она положила руки мне на плечи и сомкнула пальцы. Примерно такие же ощущения можно было получить, повесив на шею связку сосисек, только что вынутых из холодильника.
- Эта машина – адские врата. Врата, или ворота, это уж как тебе угодно. И эти ворота сейчас приоткрыты. Появилась щель, сквозь которую можно пройти в ваш мир. Это, наверное, плохо. Но я все же благодарна тебе. Этот мир, как бы он ни был жесток, всё же лучше, чем ад. Куда лучше. Я рада, что снова здесь. Очень рада. Спасибо тебе, красавчик.
Она рассмеялась. Если не фокусировать внимание на коже, Тата была еще вполне привлекательной женщиной. Может, лучше смотреть в глаза? Я попытался, но очень скоро оставил эту попытку. В уголках карих глаз, где у людей находится зачаток третьего века, смоченного слезой, были лишь сухие черные провалы. Да и сами глаза были лишены всякого блеска. Они напоминали, скорее, прозрачный пластик. Я сделал два быстрых шага назад, освобождаясь от холодных объятий.
Тату это не смутило. Она расстегнула блузку с высоким горлом. Поймав мой взгляд, быстро застегнула ее обратно. Шов, идущий от горла вниз, был, вроде бы, выполнен тщательнее, чем у Константина, однако он… был. Он был, и этого достаточно.
- Мужчины! – в голосе послышалась досада, - вы всегда ищете суть? Только зачем она вам? Зачем вы хотите всё знать? Все беды происходят от знания! Счастье – в неведении! Татьяна попыталась улыбнуться, - я ведь еще привлекательна, правда? Можешь не отвечать… Я понимаю, что стара для тебя. Но я знаю того, кто обрадуется мне. Еще как обрадуется!
Послышался странный звук, который должен был означать смех женщины. Мои силы были на исходе. Два говорящих покойника за день – это, пожалуй, слишком много. Я попятился и быстро выскочил за дверь.
Остановившись у машины, я попытался собрать мысли в единое целое. Складывалось стойкое ощущение, что я делаю что-то совсем не то и совсем не так. Делать, конечно, нужно, но что именно? Хороший вопрос. Врата ада, каково? Вроде бы, я собирался съездить на авторазбор и купить рулевую тягу. Руки вымыты, деньги с собой. Чего тут торчать? Возможно, отвлечься будет даже полезно. Вне всякого сомнения.
Я зашагал через двор на выход. Дом образовывал правильный четырехугольник, с одним проездом и двумя арками, благодаря чему в нем никогда не было сквозняков. Довольно редкое решение в наш век архитектурного бандитизма.
Пройдя через арку, я направился к автобусной остановке. Весьма непривычно. Когда же я последний раз ездил на автобусе? И почем сейчас проезд?
- Да ты зажрался, батенька, - вслух усмехнулся я, - надо быть ближе к народу….
Мой путь пролегал вдоль газончика, на котором местные собачники приудобились выгуливать своих любимых псин, пустобрехов и кабыздохов. Я – кошатник в глубине души. Говорят, что те, кто любит кошек, предпочитают дарить любовь, а любители собак, напротив, стремятся её получать. Размышляя над этим, я наблюдал трехногого пса бойцовской породы, которого выгуливала живущая в нашем подъезде старушка. Они выглядели странно. Одинокая пожилая женщина и калека-питбуль, каково? Питбуль был, разумеется, без ошейника и намордника. Ведь это добрейшее существо, мухи не обидит. Ждем очередных новостей в духе «собака во дворе съела ребенка». Бабка имела вид весьма самоуверенный, если не сказать нагловатый. В самом деле, чего волноваться, если рядом бойцовый сральный агрегат, не ведающий страха и боли? Пусть даже и на трех ногах. Тем временем, невозмутимое выражение морды питбуля претерпело серьезные изменения. На ней отразился испуг. Вы когда-нибудь видели испуганного питбуля? Сейчас я наблюдал это явление во всей своей силе. У собаки подкосились задние лапы. Испустив жалобный визг, бойцовый пес приник к земле подле ног хозяйки. Ее же взор был устремлен мимо собаки, вперед. В этом взоре было многое. Очевидно, в этот самый момент мировоззрение женщины подверглось серьезному пересмотру. Следуя ее взгляду, я обернулся. К нам быстро приближалось существо. Это была не собака, не волк и даже не молодой медведь. Существо напоминало, скорее козла, если бы козлы питались мясом. Маленькие глазки имели выражение такой незамутненной злобы, что ее нельзя было спутать ни с чем другим даже на расстоянии двадцати шагов. Длинные нити вязкой слюны свешивались из оскаленной пасти. Существо быстро приближалось. Как это бывает в экстремальных ситуациях, глаз мог рассмотреть каждый волосок на покатом волчьем лбу, кривые желтые клыки, плохо вяжущиеся с козлиной бородой и витые сайгачьи рога, торчащие из грязной шкуры. В последний момент питбуль вышел из оцепенения и успел сделать один неловкий прыжок в сторону, на асфальт. Но было уже поздно. Хруст пакета с печеньем, на который наступили каблуком слился с воплем, похожим на крик ребенка. На дорожке осталась лежать половина пса, вокруг которой быстро расползалась в стороны ярко-красная жидкость. Косматое существо, урча, пробежало мимо и скрылось в кустах акации. Старуха молча упала на газон, как мешок. Мне стало нехорошо. Я не считаю себя слишком уж сентиментальным, но произошедшее меня, определенно, впечатлило. Стало ясно, что поездка на авторазбор – плохая идея. Если куда и ехать, то уж точно не за деталями для этой чертовой тачки. Чертовой, вот подходящее слово.
Вместо авторазбора я решил посетить местную церковь, находящуюся у торгового центра «Максимир». Это была ближайшая церковь, но и до нее пришлось проехать несколько остановок на маршрутке. Замедляя шаг, я приблизился к высоким деревянным дверям церкви. Открыто. Я отворил тяжелую створку церковных дверей и ступил внутрь. Прохлада и полумрак встретили меня. Рядом с иконами, висящими на стенах и квадратных колоннах стояли массивные подсвечники. Несколько свечей горело, и в воздухе чувствовался аромат ладана.
Я огляделся. Зал был пуст.
- Есть здесь кто-нибудь? – мои силы были на исходе. Происходило то, чему нет объяснения с нормальной, человеческой точки зрения.
- Добрый день, - обернувшись, я увидел весьма молодого человека в рясе. Возможно, он был даже моложе моих тридцати лет. Отчего-то мне подумалось, как в этом возрасте люди церкви справляются с желаниями плоти. Хотя, ведь это не католики. Интересно, женат ли молодой дьякон?
- Как хорошо, что вы здесь есть! – выдохнул я, - как вас зовут?
- Георгий, - ответил ровесник в рясе.
- Мне необходимо посоветоваться с вами, сможете уделить мне несколько минут?
- Да, конечно, - ответил Георгий, хотя, как мне показалось, его ждали какие-то дела. Впрочем, дела ждали и меня. И если так пойдет дальше, они ждали и весь славный город Воронеж. А может, и весь мир.
- Послушайте, Георгий, - начал я, подбирая слова. Здесь, в стенах церкви, было ощущение спокойствия и безопасности. Это мешало начать как следует. Легкий сумрак большого помещения успокаивал. В тишине потрескивали горящие свечи. Не придумав никакого вступления, я спросил прямо:
- Вы когда-нибудь сталкивались с дьявольщиной?
- Разумеется, - ответил дьякон так же просто, как если бы я спросил, ел ли он сегодня.
- Это хорошо… То есть, хорошо не это, а то, что вы меня поймете, - и я рассказал дьякону Георгию о всех произошедших событиях, начиная с покупки старой новой Ауди-200.
- Что мне теперь делать? – вопросил я, окончив своё повествование, - не ехать же, в самом деле, за запчастями для этой адской колесницы?
- Нет, ехать не надо, - дьякон сохранял спокойствие, но и в его голосе послышалось что-то. Возможно, легкая озабоченность. Должно быть, он не считает меня сумасшедшим. Это хорошо, - Ваша история мне что-то напоминает… Другую историю. Впрочем, сейчас это неважно.
- Вы мне верите? –уточнил я.
- Да, разумеется.
- И что же теперь делать?
Дьякон Георгий помолчал, скрестив на груди руки. Затем внимательно взглянул на меня и мягко сказал:
- Простите за прямоту, но спиртные напитки, наркотики не употребляете?
От неожиданности я замялся, но моё лицо, очевидно, дало исчерпывающий ответ.
- Ну, иногда могу выпить, конечно. Как все. В разумных пределах. Но белочка – это не про меня, наркотики тоже. Это точно.
- Верю, - сказал дьякон, кивнув, - верю. Он имел теперь вид человека, раздумывающего над серьезной проблемой. Я надеялся, что эта проблема состояла не в том, чтобы убедить пришедшего в храм чудаковатого парня, что ходячие покойники и дьявол, разорвавший бойцового пса, пусть и о трех ногах, всего лишь безобидные видения.
- Что же теперь делать? – вновь спросил я.
- Род сей изгоняется постом и молитвой, - изрек, наконец, дьякон Георгий.
Я, честно сказать, ожидал услышать нечто большее.
- И только?
- Других способов у нас нет. Пост и молитва. Это слова Иисуса.
- Но послушайте! А как же изгнание дьявола? Есть же специальная процедура!
- Нет, православные священники не занимаются экзорцизмом, - вид дьякона был задумчив, а взор, казалось, устремлен куда-то в прошлое, - всё что есть у нас – это молитва. Молитва и вера. Дьявола изгоняет Господь, и делает это по нашей вере. Только так. Всё остальное – художественный вымысел.
- Дьякон Георгий! Могу я просить вас пойти со мной в тот двор? Чтобы вы сами увидели. И потом, вы все-таки дьякон, почти священник! – я хотел говорить спокойно, взвешенно, но это трудно, если вас начинает колотить, и во рту становится сухо, а язык не слушается. Может быть, это от того, что под церковными сводами слишком прохладно, а на мне только футболка и легкие джинсы.
Дьякон очень внимательно взглянул на меня. Наверное, я выглядел убедительным. То есть испуганным до усрачки.
- Разумеется, я пойду с вами, - сказал он, - но вы должны знать, Александр, что для Господа моя и ваша молитвы – равны, если вы верите в него, как я. Каждый православный – священник! В том числе и вы, понимаете? Я не посредник между Господом и вами, я такой же сослужитель, как и вы, это очень важно.
Возможно, это и так, но в данный момент мне было куда важнее знать, что рядом будет человек, имеющий хотя бы отдаленное представление о том, как затолкать обратно всех вырвавшихся на свободу джиннов из дьявольской бутылки под названием Ауди 200. Возвратиться же к своему родному дому в одиночестве после всего увиденного было абсолютно невозможно.
И вот мы шагаем от остановки к моему синему панельному дому, выстроенному колодцем, внутри которого находится не что иное, как приоткрытые адские врата. Погода стремительно портилась. По небу клубились сиреневые облака, освещаемые заходящим солнцем. Задул ветер, поднимая пыль и пригибая верхушки зеленых тополей, растущих у дома. Ряса дьякона приподнялась, подобно юбке Мерилин Монро в старом фильме. Ко всей гамме чувств, приличествующих пережитому сегодня, добавилось ощущение легкой тревоги, которая всегда возникает перед надвигающейся непогодой. Солнце скрылось, и вокруг враз потемнело. Когда мы вошли в арку, ведущую во двор, на землю упали первые крупные капли летнего дождя.
- Вот она, посмотрите, - начал я.
В этот момент на нас обрушился дождь. Это был июньский ливень, мощный и оглушительный, промочивший нас до нитки и заставивший закрыть глаза. Холодный ливень. Прямо над головой грянул раскат грома. Мы стояли неподвижно, застигнутые врасплох. Прятаться было поздно, да и некуда. Оставалось только расслабиться и получать максимальное удовольствие. Я закрыл глаза и подставил лицо потокам воды. По телу быстро расползались ручейки, проникая в трусы и внутрь кроссовок. Тело быстро остывало. Когда первый напор стихии немного стих, я открыл глаза. Зрелище, представшее пред моим взором, могло явиться только в самых фантастических снах. В струях дождя вырисовывались контуры высоких кованых ворот, уходящих ввысь, прямо к серым тучам. Врата эти были обрамлены колоннами, обвешаны оковами, на которых тускнели полукруглые головки заклепок. Створки ворот были закрыты на засовы, стянуты цепями, заперты массивными замками, ключи от которых не под силу поднять человеку. Мечи, копья, черепа и терновник были развешаны там и здесь. Ворота были заперты не вполне. Небольшая щель открывала темный провал, в который определенно не хотелось всматриваться. Каждый раз, когда двор оглашался звуками грома, из ворот вылетали длинные молнии и шары огня, шипящие и исторгающие клубы пара. Перед воротами можно было видеть силуэт автомобиля, Ауди 200. Машина казалось моделью в масштабе 1:43, так широки и высоки были кованые ворота. Слева и справа от автомобиля стояли люди. Я узнал Константина Штайнера с идиотской улыбкой и погасшей сигаретой в зубах. Вот Тата Дибнер с мокрыми волосами и оголенной грудью, улыбается весело и развратно, стоя под проливными потоками. Ее косметика поплыла и оставила на плечах и груди темные и светлые пятна. Какие-то незнакомые мне лица. Человек в сером костюме, улыбающийся весело и цинично. Мужчина в белой чиновничей рубахе, с портфелем и лицом аристократа в первом поколении. Какой-то гаражных дел мастер. И еще кто-то очень знакомый. Альфред Дибнер! Боже, здесь Альфред Дибнер, собственной персоной, с виноватой улыбкой на сером лице. Куда подевалась его болезнь? По-моему, он кивнул мне. Или это дождь заставляет дрожать картинку? А это кто рядом?! Нет! Только не она… Нет. Она. Увы. Всё-таки, это она. Луиза Дибнер, обнимая папу, молча смотрит на меня. Сколько длилось это видение? Возможно, несколько секунд. Или десять минут. А может быть, полчаса. Или несколько лет. А, может быть, в этом месте и совсем нет понятия времени. Я почувствовал, что могу вечно смотреть на приоткрытые врата. И я испытал странное чувство отказа от всего. От своих желаний, от самого себя, от жизни, от любви, от бытия. Мне захотелось успокоиться, отказаться от… От своей жизни. Да, именно так. Я ощутил, что устал жить. Зачем? Зачем все беспокойства, хлопоты, большие и малые дела, какие-то проблемы, которым нет конца? Для чего мне всё это? Покой. Полный покой, вот что надо. Альфред Дибнер поманил меня рукой, одобрительно кивнув. Я почувствовал, что готов сделать шаг. Точнее, готовы сделать его были мои ноги. Я пока еще не хотел двигаться, но что-то уже тянуло меня вперед. Я понял, что, если взгляну в лицо той, что обнимает папочку, ничто не удержит меня на месте. Тогда я испугался.
А потом услышал голос дьякона Георгия. Дождь лил, не переставая, так что проезды двора превратились в бурлящие ручьи, а пустая песочница стала напоминать небольшое озерцо. Дьякон читал «Отче наш», «Символ веры» и другие молитвы, которых я не знал. Очертания ворот высились среди двора. Скользнув взглядом по окнам нашего дома, я увидел лица. Много людей приникнув к окнам, смотрели, смотрели во двор. Они выглядели загипнотизированными. Лица ничего не выражали. Никто не кричал, не показывал пальцем. Все стояли и смотрели. Железная дверь подъезда отворилась, и под дождь вышел человек. Он моментально промок, но это его, похоже, не интересовало. Не сводя глаз с высоких ворот, он направился прямо к открытому проему. Стоявшие у ворот люди приветствовали его. Человек приблизился и в следующий миг исчез в темном провале. Это послужило сигналом. Двери всех восьми подъездов отворились, и из них один за одним стали выходить люди. Некоторых я знал в лицо. Они выглядели спокойно и отстраненно, а их лица были свободны от тревог и забот, сопутствующих жизни в этом мире. Мужчины и женщины, средних лет и помоложе, молча шли вперед, и взгляд их был устремлен к воротам. Мой мозг машинально отметил, что среди идущих не было видно детей. Только взрослые, и в основном, как говорят по ящику, трудоспособного и репродуктивного возраста. Происходящее не вызвало во мне каких-то особенных эмоций вроде удивления или страха. Всё происходило само собой, как должное. Жители двора шли прямо к вратам, и я видел в них только одно желание – успокоиться навек. Оставить труды и тяготы, которым нет конца. Лечь на дно. Забыть всё. Вернуть обратно эту бесценную жизнь, которая на поверку подчас хуже ада. Разве и вам подчас не хочется сделать то же самое?
- Вы такой же сослужитель Господу, как и я, а голос двоих слышнее! –дьякон Георгий напомнил мне о том, что я нахожусь всё-таки в реальном мире.
- Молитесь, как умеете! Или вы хотите последовать за ними?
И я понял, что всё-таки не хочу идти туда, к воротам. И стал повторять вслед за дьяконом. Это было долго, мучительно долго. Я ощутил тесноту и отчаяние. Казалось, что мы окунулись в вечность. Дождь никогда не кончится, холод не отступит, а люди будут идти и идти, исчезая один за другим в черном провале ворот. Тягостное ощущение. Ничего нельзя исправить, ничего нельзя изменить. Только холод, мрак и безнадежность.
Наконец, поток людей стал иссякать. Но почти в каждом окне можно было видеть лица, и многие лица были детскими. Они смотрели из окон, но взоры их были направлены вовсе не на врата ада. Они были направлены в нашу сторону. Люди смотрели на нас. Даже сквозь сильный дождь можно было видеть, что губы многих шевелятся.
- Вместе наша молитва слышнее, - во весь голос закричал я. Мне вдруг захотелось, чтобы мистерия, развернувшаяся посреди ничем не примечательного воронежского двора, побыстрее уж окончилась. Да я уже и порядком замерз под совсем не летним проливным дождем. Тело, помимо воли, начало мелко дрожать.
- Все вместе! Повторяйте за мной, - я замахал руками и запрыгал, отчасти для того, чтобы согреться.
И люди стали открывать окна. Несмотря на потоки воды, они высовывались из окон и вскоре общий глас молитвы стал пересиливать шум дождя. И вот тогда в небе блеснул первый луч солнца! Это произвело такой эффект, будто люди увидели самого Иисуса, спускающегося с небес подобно огненной молнии. Люди запели в полный голос, и во дворе зазвучала настоящая литургия. Публика, стоявшая у адских ворот, заметно напряглась. С лиц исчезли улыбки. Только Альфред Дибнер, как бы извиняясь, легонько усмехнулся мне. И тут во двор ударила молния. Она выглядела как белый столб огня, упавшего с неба. Словно тысяча электросварок озарили стены дома и деревья, растущие на детской площадке. Горячая волна с запахом озона бережно подняла меня на воздух.
Я осторожно поднялся с земли. Волосы потрескивали, а одежда была совершенно сухой. Рядом со мной сидел Дьякон Георгий. Я взглянул в его лицо, и онемел. Длинные волосы дьякона образовали шар вокруг головы диаметром в метр. Зрелище было что надо. Георгий, поймав мой взгляд, схватился за голову, отдернул руки. Затем мы оба рассмеялись. Вовсю светило солнце. Остатки луж поблескивали вдалеке. Двор был наполнен людьми. Они окружили нас, говоря какие-то слова и чему-то сильно радовались. Вскоре послышался звук сирен, и во дворе стали появляться машины полиции и скорой помощи.
Всякая суета рано или поздно заканчивается. Что бы не случилось, граждане привыкают к новой реальности и продолжают свой жизненный путь в трудах и заботах. Уехали следователи что-то вынюхивавшие во дворе, дознаватели, совершавшие поквартирный обход дома, исчезли эксперты с приборами и рулетками, публика понемногу смирилась с потерей родных и близких. Рабочие засыпали двухметровую воронку, оставшуюся после удара молнии. На этом месте, кажется, было решено поставить какой-то памятник. Во дворе был проведен молебен о спасении душ, обольщенных дьяволом и, без сомнения, томящихся теперь в аду, после чего жизнь постепенно стала входить в привычный режим. Однако, кое-что осталось. Никто не обратил внимания на вишневую Ауди-200, скромно стоящую во дворе среди других машин. Никто, кроме меня. Машина, находящаяся в эпицентре удара молнии, чудесным образом уцелела. И это при том, что эвакуаторы вывезли никак не меньше десятка обугленных и примятых остовов других легковушек. Занятно, правда? Я обошел машину кругом и остановился у правого борта. Если вы хотите знать, как устранить последствия сильного удара, то, кажется, я теперь знаю такой способ. Нужно, всего-то поместить вашу тачку под сильнейший электрический разряд. Конечно, при условии, что ваша колымага является порталом непосредственно в ад. Смешно, правда? Как бы там ни было, машина была абсолютно целой и, по всей видимости, исправной. Я открыл дверцу и сел внутрь. С лобового стекла исчезла трещина, появившаяся в недавний памятный вечер. Я вставил ключ в замок и повернул его. Двигатель сразу запустился. Он работал ровно. Машина словно звала в путь. Я заглушил мотор и достал ключ из замка. Положил его на ладонь. Ключ с встроенным фонариком, логотипом Ауди и надписью Huf на лезвии. Красивый ключ.
Говорят, апостол Петр держит при себе ключи от рая. Это, вероятно, метафора. В мире, который некоторые называют тонким, а иные загробным, навряд ли есть привычные нам ключи и замки. Воронежский паренек Саша Книгин, волею судьбы, держит теперь в руках ключи от ада. Вернее, ключ. Самый настоящий, осязаемый и реальный ключ. Только с какой целью он вверен мне? И вообще, зачем в этом мире существует дверь в ад? Слишком много вопросов. Слишком сложно. Даже дьякон Георгий, хотя и видно, что очень старается, но и он не может дать ясный ответ. Воистину, пути Господни неисповедимы. А если это так, то да будем жить и делать то, что должно. Но я знаю одно. Эту машину вы не увидите на дорогах нашей страны. Я приготовлю ей достойное место. Она будет стоять там, помытая и заправленная, и будет выезжать лишь в сухую погоду, да и то, только для того, чтобы не заржавели тормоза и не окислились контакты в системе зажигания. А когда придет время, я передоверю эту машину (машину ли?) следующему хранителю. Но это один из возможных сценариев. Можно поступить и по-другому. Если есть вера, и вера эта сильна, можно начать эксплуатировать этот автомобиль самым обычным образом. Всё случается, если мы в это верим. Если сказать себе, что это – обычная тачка, может, она и станет такой? Кто знает? Или продать ее, как самую обычную машину в хорошем сохране, притом задорого? Разумеется, ничего не говоря о необычной предыстории. Что произойдет тогда? Кто даст ответ? Способна ли вера управлять реальностью, и если да, то насколько? Ответа, как всегда, нет. Вернее, он заключается в наличии веры. Или в ее отсутствии. Так веришь ты или нет?