- Спасибо, Катюша, было вкусно. Но завтра нужно купить мясо и продукты. Вы молодые, вам надо хорошо питаться, - сказала я, встав из-за стола.
- Мама оставила нам денег, купим, если надо, - ответила Катя, зевая.
Она тоже встала и направилась к выходу.
- Гуленька, вымоешь посуду? Что-то так спать захотелось, - капризно надув губки, сказала Катя.
- Да, иди, я вымою. - быстро ответила Гульнара.
- Ох и хитрая ты, Катька, теперь работу по дому на Гулю перекинула? - недовольно сказал Паша, вызвав мою улыбку.
- Не будь занудой, мы по очереди будем это делать, - ответила Катя и быстро вышла, боясь, что Гульнара может передумать.
- Я тоже лягу, устала, - сказала я и вышла следом за Катей.
Но что-то меня остановило, нет, подслушивать у меня и в мыслях не было, но я остановилась за дверью.
- Я помню тебя совсем маленькой, с большими глазками и пухлыми губками. Ты стала такой красивой, Гуля, - сказал Паша.
Гульнара смущённо опустила голову.
- Скажешь тоже... обыкновенная, - ответила она.
Мне стало не по себе, я не знала, уйти или вновь войти на кухню. Нет, я против Паши ничего не имела, я любила его, как сына, да и в те годы не было препятствий, узбек, русский, люди женились по любви. Мой сын тоже полюбил Анну и был с ней счастлив. Но Гульнара, да и Павел, были ещё детьми. Она приехала в Ленинград учиться, а тут и до свадьбы недалеко. Ноги сами меня занесли на кухню. Гульнара смутилась, встала и быстро стала убирать со стола.
- Поздно уже, Паша, спать иди, утром вставать рано. Вместе в институт пойдём. Ты только отведи нас, мы сами не найдём, - сказала я.
Паша, оглядываясь на Гульнару, вышел.
- Послушай, дочка... ты приехала учиться, поняла? Могу и к тёте Мухаббат тебя обратно отправить. Мне не трудно, пять часов и ты в Ташкенте, - строго сказала я, подойдя к дочери.
- Почему, мамочка? Что я такого сделала? - с удивлением спросила Гульнара.
Мы говорили на узбекском языке, но и Паша и Катя его хорошо знали, прожив с нами два с лишним года, до приезда Анны.
- Ты поняла меня, больше повторять не буду. - ответила я.
Я подождала, пока она уберёт со стола и вымоет посуду, потом вместе с ней мы прошли в спальню, где раньше спали Абдулла и Анна. Там стояла большая, широкая кровать, нам с дочерью хватило места на двоих.
Утром, мы с ней проснулись рано, за окном стояла бутылка молока и бутылка ряженки. Я принялась за завтрак, достав муку и пару яиц. По очереди, на кухню зашли Паша и Катя. Стол я накрыла и мы все, позавтракав, решили идти в институт, оставив Катю дома.
- Документы все взяла? - спросила я дочь.
Она кивнула головой, не смея смотреть на Пашу.
Только я понимала, что чувства, если они зарождаются, не остановить. И что делать, я не знала. Успокаивало, что скоро начнутся занятия и Паша уедет. Будет приезжать только по субботам, чтобы в понедельник, рано утром, уехать обратно.
Паша повёл нас с Гульнарой к метро, на котором мы и доехали до института. Паша очень помог, кажется, сами мы бы не справились. Сдав документы, мы поехали обратно.
- Через два дня экзамен, желаю тебе удачи. Ты вовремя приехала, - сказал Паша.
- Спасибо. Немного боязно, всё-таки Ленинград. А город такой красивый, - сказала Гульнара.
Я видела, как они натянуты, разговаривают с каким-то страхом.
- Ты ещё города не видела. Хочешь, после экзаменов, мы погуляем по городу, я покажу тебе его? - спросил Паша, улыбнувшись своей милой улыбкой, которая всегда восхищала меня в нём.
Так он и маленьким улыбался, когда просил у меня что-то и я не могла ему отказать. Гульнара с испугом посмотрела на меня.
- Конечно покажи, Паша, Катю с собой возьмите, погуляете втроём. А сейчас, давайте в магазин зайдём, продукты домой купим, - сказала я, когда мы вышли из метро наверх.
И Паша, и Гульнара, молча согласились и мы вошли в ближайший магазин. Купив всё необходимое, мы вернулись домой. Когда поднимались по лестнице наверх, навстречу шёл мужчина лет шестидесяти, может быть меньше, с военной выправкой, с грустными глазами, красивыми чертами лица, с короткой стрижкой седеющих волос. Впереди него бежал пёс, овчарка, который возле нас остановился, с умной мордой обнюхал меня и Гульнару и даже не посмотрев на Пашу, повернувшись к хозяину, завилял хвостом и продолжил путь вниз.
- Здравия желаю, товарищ полковник! - громко сказал Паша, остановившись.
Паша был с непокрытой головой, поэтому и честь отдать не мог.
- Павел? Здравствуй. А я вот Матильду выгуливать иду, - ответил мужчина, странно посмотрев на меня.
- Здравствуйте, - поздоровались и мы с полковником.
- Здравствуйте, пойду, меня Матильда ждёт, - ответил мужчина и не останавливаясь, спустился по ступеням вниз.
- Жаль его, мировой мужик, Александр Фёдорович, жена у него весной умерла, совсем один остался. Единственный сын на фронте, в самом начале войны погиб. А Александр Фёдорович тоже воевал, после войны у нас в училище преподаёт политинформацию, - сказал Паша, провожая полковника взглядом.
Открыв своим ключом дверь квартиры, мы прошли на кухню.
- Ну что, сдала документы? Ой, а это что? Фарш... может котлеты приготовим? - разглядывая продукты в авоське, спрашивала Катя.
Кажется, вопрос про документы её уже и не интересовал.
- Я и взяла фарш для котлет, можно и блины с мясом и пюре испечь, - сказала я.
Паша недовольно фыркнул и ушёл в свою комнату.
- Мамочка, Вы устали, отдыхайте, я сама всё сделаю, - сказала Гульнара.
- Хорошо, дочка, я и правда устала, на балконе посижу, - ответила я и вышла на балкон, где стояла тахта, плетёный стол и стулья, которым, кажется, былосто лет. Я села на стул, посмотрела в большое окно и тут же отпрянула, поймав на себе пристальный взгляд Александра Фёдоровича. Но любопытство взяло вверх, из-за занавески, я стала наблюдать за ним. Перед домом был небольшой сквер, где росли высокие деревья и кусты, он бросал палку, а его верный пёс бежал за ней и приносил обратно. Мне стало неудобно подсматривать, я вошла на кухню. Девочки лепили котлеты, картошка на гарнир кипела, они весело болтали. Следом за мной, зашёл и Паша.
- Я проголодался, вообще-то. Когда уже готово будет? - спросил он, заглядывая через плечо Кати на стол.
- Отстань, видишь, мы стараемся, - дёрнув плечом, воскликнула Катя.
- Уже совсем скоро. Потерпи немного, - улыбнувшись нетерпению Паши, сказала Гульнара.
- От чего умерла его жена? - почему-то спросила я Пашу.
- Чья жена? - сразу и не поняв, о ком я спрашиваю, спросил Паша.
- Ну... как его... Александра Фёдоровича, - ответила я, ругая себя за любопытство.
- Татьяна Николаевна, что ли? Болела она долго. Говорят, после гибели сына так и не смогла оправиться. А у Александра Фёдоровича тоже сердечный приступ был. Но он крепкий мужик, справился, - с безразличием ответил Паша.
Мне стало искренне жаль полковника.
- Как же он один живёт? Готовить надо, стирать, гладить, тяжело же, - спросила я.
- К нему женщина приходит, ну, типа домработницы, что ли. Не каждый день, в неделю два раза. А так, он же в училище питается, в офицерской столовой, - ответил Паша, не отрывая взгляда от Гульнары.
- Понятно... - пробормотала я, возвращаясь на балкон.
Но взглянув в окно, я уже не увидела Александра Фёдоровича, видимо, он вернулся домой. Когда котлеты были готовы, я положила в тарелку пюре и четыре котлеты.
- Паша, отнести это Александру Фёдоровичу, - сказала я.
- А это ещё зачем? Мне неудобно, да и не возьмёт он, - ответил Паша.
- Но мы же просто угощаем его, жаль мужчину, один и обеда у него нет, наверное. В Ташкенте же мы угощаем соседей, иди, - повторила я свою просьбу.
- Баба Халида, я не пойду, пусть вон Катька сходит, - категорично ответил Паша.
Я поняла, он не пойдёт и посмотрела на Катю.
- Нееет, я тоже не пойду, это в Ташкенте угощают, тут не принято, - ответила Катя.
- Глупости какие. Человек один живёт, ладно, я сама пойду, а вы ешьте. Какая у него квартира? - спросила я, заварив это дело, отступать не хотелось, хотя и ругала себя, зачем мне это вдруг понадобилось.
- Сорок первая. Это на четвёртом этаже, справа, - удивлённо подняв свои красивые брови, ответил Паша.
Я взяла тарелку и направилась к выходу. Возле двери, я нерешительно остановилась.
- Что же я делаю... это просто угощение, ничего больше, - прошептала я, словно оправдывая себя и открыла дверь.
Я поднималась на четвёртый этаж, а ноги словно свинцом налились. Ну не возвращаться же с тарелкой обратно? Я позвонила в сорок первую квартиру, предательски дрожали ноги.
- Вы? Что-то случилось? - полковник был крайне удивлён.
А я готова была провалиться сквозь землю, хотя нет, сквозь ступени лестничной площадки.
- Я это... мы котлеты пожарили... вот... угощайтесь, пожалуйста, - запинаясь, произнесла я.
- Зачем это вдруг понадобилось? - спросил полковник, но потом широко открыл дверь.
- Простите, спасибо Вам. Вы проходите, я как раз обедать собирался, - улыбнувшись, сказал Александр Фёдорович.
- Нет, что Вы! Неудобно... - воскликнула я, сделав шаг назад.
У меня чуть тарелка из рук не выпала с этими котлеты и пюре. Я представила, как бы они смотрелись на ступенях, под моими ногами.
- Простите, Вас как зовут? - спросил полковник.
- Зачем? Ой, простите, меня Халида зовут, а Вас... Александр Фёдорович, мне Паша сказал, - кажется, я совсем не соображала, что говорю.
- Красивое имя, но мне не выговорить, можно просто Лида? - спросил он.
Наверное, мы с ним смешно выглядели возле его открытых дверей, я с этой пресловутый тарелкой с котлетами, он в домашних тапочках. Вдруг, я услышала, что кто-то идёт наверх, я быстро вошла в квартиру и закрыла за собой дверь.
- На кухню проходите Лидочка, направо, - любезно сказал полковник.
И я прошла и наконец поставила тарелку на стол. Почувствовав запах гари, я посмотрела на плиту.
- Ну вот, яичница моя сгорела, - воскликнул Александр Фёдорович, быстро подойдя к плите.
- Простите, это из-за меня. Я пойду, а Вы поешьте, - сказала я, смутившись при имени, которым он меня назвал.
- Стоять! - вдруг услышала я его командный голос и от удивления, плюхнулась на стул.
Александр Фёдорович засмеялся и посмотрел на моё растерянное лицо.
- Давайте вместе обедать. Чай попьём, правда у меня к чаю только сахар и есть, - сказал он, более мягко.
- Меня дети ждут, мне идти надо, - сказала я, боясь подняться со стула.
- Они взрослые, не переживайте. Посидите со мной, одиночество, понимаете ли, угнетает, - сказал Александр Фёдорович, ставя на стол чашки и вилки.
- Неудобно как-то... - только и нашлась я, что сказать, ёрзая на стуле и ощущая себя полной дурой, ругая себя за то, что вообще пришла.
С балкона послышался лай собаки. Александр Фёдорович подал мне вилку, налил в чашку горячий кипяток и разбавил из фарфорового чайника густой заваркой. Есть я, естественно, не могла, думая, как бы побыстрее уйти. Но что-то в нём притягивало, в этом строгом, с правильными чертами лице, с густыми бровями, прямым носом, чуть с горбинкой, немного узковатыми губами, отчего казалось, что он сердится. Но ласковый, низкий голос подкупал.
- Съешьте хотя бы одну котлету, мне это много, - сказал полковник, пододвигая ко мне тарелку.
- И всё же я пойду, простите. Мне не следовало приходить к Вам. Просто хотелось угостить Вас, как это делают у нас, в Ташкенте, - взяв себя в руки и наконец поднявшись, сказала я.
- Так Вы из Ташкента приехали? Надолго? - спросил он, явно не желая, чтобы я уходила.
- Да, из Ташкента, приехала с дочерью, она будет поступать в медицинский. Анна, она жена моего сына, живёт в Ташкенте. Но Вы, наверное, знаете, - сказала я.
- Поверите? Не знаю. Тут друг о друге никто ничего не знает. Вот Пашу знаю, хороший парень, учится у меня в группе. Ладно, не смею Вас более задерживать. Спасибо за угощение, приятно было познакомиться с Вами, Лидочка, - сказал Александр Фёдоровович, поднимаясь со стула.
- Мне тоже. До свидания, - ответила я, быстро уходя у выходу.
Полковник закрыл за мной дверь, а я прислонилась к стене, чтобы не упасть.
- Ужас... зачем я вообще пошла к нему? - прошептала я себе.
- Что-то Вы долго, баба Халида. Вместе с полковником пообедали? - спросил Паша.
Иронии в его словах я не почувствовала.
- Да нет, мы просто разговаривали, - ответила я, сев за стол.
Гульнара встала и быстро подала мне тарелку с пюре и котлетами. Они сидели за столом и непринуждённо разговаривали, а я, уткнувшись в тарелку, давилась едой.
- Два дня осталось, мне заниматься нужно, - первой встав из-за стола, сказала Гульнара.
- Ладно, иди. Эти два дня, я буду мыть посуду, но потом будем делать это по очереди, - сказала Катя.
- Если хочешь, могу помочь тебе. По химии, биологии, вот в анатомии я не разбираюсь, не люблю её, - сказал Паша.
Я смотрела на него и на Гульнару.
- Эх, молодость... А я что видела в ней? Колючую проволоку, насилие, тяжёлый труд. Махсуд... ну почему ты оставил меня? - думала я.
Я быстро ушла в спальню и уткнувшись в подушку, расплакалась. Почему вдруг, я не знала, просто захотелось выплакаться. Вспомнила Абдуллу, сердце защемило.
- Нужно Даше письмо написать, как он там? Правда, профессор Дубовицкий говорил, что для переживаний нет повода, что приступы ярости не повторятся, но всё же. Хотя, Даше сейчас не до меня, Мухаббат тоже напишу, - думала я, отвлекая себя от мыслей, которые возвращались к полковнику. Но признаваться себе в этом, мне не хотелось.