Ой, как быстро пробежало времечко! Софья Петровна металась между зеркалом, гладильной доской и швейной машинкой. Сегодня у них пати. Язык сломать... пати... Раньше на завалинке семечки полузгаешь, с ребятами похохочешь, душевную песню споёшь до слёз расчувствовавшись, а теперь - пати... Ну деваться некуда, будут сослуживцы внука, его подводить нельзя. Как сказал бы дед Матвей: "Прощай, квашня, я гулять пошла." Она торопливо надела приготовленное заранее платье, натянула парик. Из зеркала на неё смотрела стройная молодка. Хороша... Ну прямо заграничная артистка, которую она в детстве с подружками пять раз бегала смотреть в кинотеатр. Покрутилась и напела: "Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра..." Выбившуюся прядь волос наспех накрутила на бигуди, добавила румян.
Пригожа бабонька, ну всё при ней! Дед Матвей сказал бы: "Точёная головушка..." Эх, хороший был дед, конюх отменный, ценный кадр на селе. Он учил её не бояться ничего на свете, скакать на лошади, верховодить мальчишками. Она и росла сорвиголовой, брала призы на районных скачках. Не признавала перин и подушек, на синяки и ссадины не обращала внимания. Ночью в чердачное окно заглядывали звёзды, пахло яблоками и сеном, внизу вздыхала корова Лыска. А утром чуть свет, с дедом на конюшню.
Пришла пора, влюбилась в такого же, как она, отчаянного. Дочка у них была крепенькая, оручая, росла бесшабашной. И замуж выскочила рано, родился Гришка. Но недолго длилась счастливая семейная жизнь, однажды дочь застукала своего мужа за шашнями с соседкой, чуть не ухайдокала обоих подвернувшимся дрыном! И выгнала в снег и мороз, не пожалела.
Вот и рос хлопец без отца, не пошёл в родню, разочек попробовал городской жизни и прикипел к ней. Гламуры, лямуры, тужуры... Выучился портновскому делу, сколотил какую-то артель, законодателем мод величают. Никто у них в роду портки на заказ не шил, а теперь это в почёте. Мать познакомил с иностранцем, увёз тот её в заморские страны, живут душа в душу. А и правильно: незнамо перевода меньше болтаешь- меньше надоедаешь, ведь бабий язык что чертово помело. Бабку, то есть её, внук уважал, привозил заморские штучки, а когда она перебралась к нему в город, и вовсе приобул-приодел по последней моде. Стала она гламурной городской дамой, никто бы не узнал в ней лихую деревенскую девчонку.
Внук позвонил,лимузин ждёт у крыльца. Она заторопилась. Туфельки... шляпка... сумочка... Вот и дворец, вот и пати. Её подхватили под рученьки друзья Григория, с почётом проводили в зал. А там папарацци защёлкали фотиками. Уж она старалась, делая лицо как у понравившейся ей заграничной артистки! И только успокоившись, с ужасом обнаружила, что впопыхах забыла снять бигудишку. Конечно, срочно сняла, ничего не сказала внуку. Но он, просматривая утром газеты, при виде её фотографий только хрипло выдохнул: "Ба,ну ты даёшь... круче не бывает..."
Зато под фотографиями была восторженная статья журналиста о гениальной дизайнерской новинке, открывающей дорогу широкому направлению в линии весенне-осенней коллекции головных уборов. Прославлялось смелое решение светила, то бишь Григория, устроить показ модели в лице своей грэнни, то бишь бабулечки. "Светило", изумившись такому повороту в развитии событий, кинулось рисовать эскизы, посыпались звонки, дело закипело... И уже совсем скоро в супермодном магазине "Грегори лав" молоденькая продавщица, обычно дежурившая с натянутой улыбкой, оживилась при проявлении грэнни, любезно предложила ей последний писк моды - изящную шляпку с аксессуарами в виде бигуди со стразами. Ох, что сказал бы дед Матвей...