Слишком много людей теперь пишет стихи, и поэтому я перестану писать.
Слишком много людей и плохих и бухих. Как поверхностны их глаза-голоса.
Словно в лужу смотрю, колыханье и плеск, бурный рост микрокосма на теле блохи.
Непонятно зачем в эти дебри полез, слишком много людей.
Я теряюсь в плохих.
Я теряюсь в хороших. Каждый пишущий брат так отчаянно верит, что он только прав.
У него есть ковчег (у меня Арарат), я бухой затеряюсь в округе дубрав.
Слишком много стволов, каждый смотрит наверх, там качаются ветви, взывая к богам.
Почему для меня микрокосмос померк, даже звёзды на небе – всего лишь фольга?
Два десятка голов - два десятка основ. И за каждой идея, мечта или блажь.
Всё смешалось в гипноз, всё смешалось в говно. Потекла и размазалась в каждом гуашь.
Слишком много чужих, инородных и злых. Слишком мало готовых своё предложить.
Потому я цепляюсь в стволы…за стволы. Я не буду писать про ложь и для лжи.
Слишком много людей теперь пишет добро. За картонной основой – увы, ни черта.
Раньше голубь летал. Нынче стая ворон! И от бешенства пена скопилась у рта.
Слишком мало людей хочет сдохнуть, как я, плесневело мечтая о жизни иной.
Я не знаю, в какие лететь мне края, чтобы там - на пути – снова встретился Ной.
Там так мало людей, лишь по паре зверей, моё карканье злое разбудит овец.
И вода, и потоп у дверей!
У дверей!
Глубочайшая лужа, наконец!
Наконец!