Тишины - Линия отца. Часть 3

 
МИХАИЛ
Самый младший сын Якова и  Пелагеи - наш папа Михаил Яковлевич Тишин. Он родился в городе  Уральске в 1905 году  в доме Лебедевой (Лебедихи),где  семья   арендовала  жильё. Однажды папа показал нам этот дом, и мы,дети, проходя мимо него, всегда говорили: – “В этом доме родился наш папа”.  Семи лет  Михаила привезли в аул Барбастау на  землю, полученную отцом Яковом, в результате столыпинских  реформ.  Товарищами по играм у Михаила были  казахские дети, поэтому  казахский язык стал ему вторым родным языком.
 
  В  1919 году во время Гражданской войны  тринадцатилетний Михаил  пережил огромный страх за жизнь отца.   В ауле Барбастау на его глазах белоказаки  пороли отца (65 ударов плетью) за то, что  сыновья  Иван, Сергей и Василий  оказались у красных.  Когда стало известно, что  белоказаки будут  пороть  Якова  ещё раз, а потом расстреляют, Михаил вместе с матерью Пелагеей ночью  прятал отца далеко в степи в яме.   
  Отец  стал тяжело болеть;  Михаилу пришлось самому сеять зерно,  управляться со скотом, валять кошмы,  валенки; и  он старался из  всех своих мальчишеских сил  вести хозяйство так, как вёл его отец.

   Михаилу  было  четырнадцать  лет,когда отец Яков задумал переезд в Уральск.  Он видел у сына тягу к образованию - Михаил самостоятельно  научился читать, писать - и  хотел, чтобы он  ходил в школу.    Но в школу в Уральске Михаилу пойть не пришлось.  Необходимо было выполнять условия  договора по купле дома:  три года сеять пшеницу и выращивать бычков в уплату за дом. Отец тяжело болел,  всё легло на плечи   сына - подростка.   В ауле Барбастау Михаил пахал и сеял, а в Уральске поддерживал жизнь угасающего отца.  Много раз он рассказывал,  как  ухаживал за умирающим отцом: переносил его с места на место на руках – так он высох.

 Яков Никитич  умер в 1924 году.  Мать Пелагея, помня мечту мужа – «учить Миньку»,   наняла  частную учительницу, чтобы подготовить  сына к экзаменам  за  начальную школу.  Михаил оказался таким способным  учеником. что учительница взялась обучать его  по программе  школы семилетки.  За три года обучения Михаил  смог получить образование неполной средней школы.
Расплатившись  за дом,он  перевёз всё хозяйство в город:  верблюда, лошадь и корову; право на землю в  Барбастау  было утрачено.
 
 В двадцать четыре года Михаилу  пришла пора  жениться. Взявшись помочь товарищу поближе узнать хорошенькую  Наталью Ляпину, он сам влюбился в девушку и послал мать, брата Ивана с женой сосватать ему невесту.    Свадьба  сыграли в 1929 году.    Брак  оказался  вполне счастливым;  Талёк и Милок - так папа называл нашу маму, и  она ему была опорой и преданным другом до конца его дней.

А жизнь с самого начала их супружества оказалась не лёгкой. В Уральск пришёл голод. Из-за засухи  нечем стало кормить скот. Верблюда и лошадь продали,  а  корову  отдали на выпас казахам в аул. Казахи  молодых обманули: сказали, что корова "сдохла", а на самом деле,  перегнали её в  другой дальний аул.  Михаил решил отомстить казахам.
   
На  следующее  утро,  когда  казахи   уехали,  Михаил  с Натальей  поднялись  на подоловку( чердак дома), и  там Михаил открыл большой, старый    сундук.     Обомлевшая  Наталья  увидела  казахские  пояса,   усеянные  серебром,  и  большой  чёрный  зипун,  расшитый  серебряными  подвесками. Это были вещи семьи казаха Мусума, которому отдали корову.  В 1929 во время  раскулачивания он  попросил    мать  Михаила  Пелагею спрятать  эти  вещи.   Михаил  здесь же на подоловке велел Наталье  спороть  всё  серебро и  отнести   его  в   Торгсин (торговля с иностранцами и покупка драгоценных металлов).  За серебро  дали немного денег и пшена. В голодный 1930-ый год  это пшено спасло от голда их первенца - годовалую  Лидочку.   А из  зипуна Мусума  сшили   Михаилу   зимнее  пальто, которое он носил  вплоть до  пятидесятых годов.
 Так Михаил частично восстановил справедливость.

   Михаил устроился работать  в валяльнную артель.  Он быстро  овладел  с детства знакомым ему ремеслом  и даже обучал  других  вальщиков  (в том числе и братьев Ивана и Сергея)  валять выворотные бурки (белые валеные сапоги, обшитые  коричневой кожей), - что считалось высоким классом валяльного дела.  Но страсть к   механизмам, которую он получил от отца, и мода  на новую профессию шофёра заставили его пойти учиться.  Как "ударник" производства,  он получил  нужную рекомендацию и,  не бросая работы, поступил на курсы  шоферов.  Мама вспоминала, как трудно было  ему усваивать теоретический материал.  Не имея достаточных базовых знаний (ведь  учился всего три года!),он старался дойти  до всего сам, никогда не расставался  с учебником (даже в уборную шёл с книгой!) и по воскресным дням просиживал  на  чердаке целые сутки.

Михаил  получил профессию шофёра, но работу найти не смог –  в  Уральске было ещё очень мало машин.   Безработица и голод начала  тридцатых годов  вынудили    Михаила уехать  в город Кирсанов,  но и там он работал только мастером в валяльной мастерской.   Долго молодые жить врозь не могли, и Наталья, оставив ребёнка на свекровь Пелагею, приехала в Кирсанов. Без дочки, без квартиры (ютились в арендованном холодном чулане) Наталья жить в Кирсанове не смогла и уговорила Михаила  вернуться домой в Уральск.  А  в Уральске продолжались  голод и  безработица.

 На помощь пришёл брат Натальи Василий  Ляпин.  Он работал в обкоме (областной комитет) партии Западно-Казахстанской области водителем  первого секретаря обкома.  Василию удалось  договориться о передаче  разбитой неисправной  полуторки из гаража обкома   «в руки энтузиаста - автомобилиста Тишина Михаила Яковлевича», который   обязался  восстановить машину и на ней  бесплатно стажировать  курсантов  школы шофёров.  С помощью друзей Михаил отремонтировал машину и стал наставником для многих молодых парней в Уральске. Но первыми  стажёрами он взял  своего брата Сергея и  двоюродных братьев Натальи - сирот Михаила и Василия Стениных. По  воскресным дням им  удавалось выезжать  на заработки  в сельскую  местность,  чем и  спасались от голода.

 Семья Михаила  росла. Вторая дочь Нина  родилась  в 1933 году, а следом за ней в 1934 году – Тамара.  В поисках стабильного заработка Михаил   пришёл на завод «Механический», где скоро из простого рабочего - слесаря превратился в руководителя цеха. Однако беспартийный, он не мог оставаться на руководящей  должности. Ему предложили  стать членом партии (в тридцатые годы на руководящие  места ставили только партийных) и остаться на  посту начальника цеха, но он предпочёл уйти на должность слесаря – наставника и в партию не вступать.

  Ещё в 1929 году Михаилу довелось увидеть «деяния»  новой влати, когда  его, как лучшего  производственника валяльной мастерской,  послали  в  Большую Усть- Урень Карсунского района Симбирской области (родина его отца)  учиться  валять бурки. Там он  увидел  результаты  «обобществления» крестьянских  хозяйств,  политику партии по коллективизации.    Его родственники Тишины, Колотилины, Варакины, Павловы были крепкими хозяевами, но именно они пострадали в первую очередь.  Их дома и скот  передали в колхоз, а  семьи с малыми детьми зимой в мороз выгнали или, как например Тишиных,  загнали в баню, где семье в  одиннадцать человек пришлось ютиться несколько лет.  Михаилу   достаточно  было увидеть безумное разорение крестьянства, чтобы  больше уж никогда не «радеть» за партию и  стараться обходиться в жизни  без неё.

   На   заводе «Механический»  среди его учеников-слесарей оказался казахский беспризорник Шамиль - мальчик  четырнадцати-пятнадцати лет. Михаил, помня свое босоногое детство в ауле, сжалился над парнишкой и взял его в свою семью.
 
Только в 1934 году Михаил получил долгожданную работу шофёра в   организации «Маслосбыт».  Поездки в Гурьев и другие города давали возможность  покупать одежду, продукты для семьи, и жизнь постепенно стала налаживаться.  В 1937 году родилась четвёртая дочь – Светлана. А в 1940 году на свет появился  долгожданный  Борис,- любимец родителей и сестёр. Мама, смеясь,  рассказывала, как папа, узнав, что родился сын,  прибежал в роддом и просил врача  показать ему «доказательство», что родился  мальчик.   В начале войны  родилась  ещё одна дочка Людмила, которая умерла в младенчестве.

 Семья из  девяти человек требовала  от Михаила большого физического труда  не только на работе, но и дома.  Магазины были пусты,  базар- дорогой, поэтому   необходимо было  держать корову, кур. “Как потопаешь, так и полопаешь”, - говорили  старики. Ведь только  одной картошки приходилось чистить на день целое ведро.  Мижаил запасал сено, рубил лёд на реке и набивал им погреб, заготовлял дрова на зиму  для печки.   Всей семьёй делали кизяки (навоз укладывали в формы и  утаптывали  его  ногами, затем вынимали из формы на землю и высушивали на солнце, – отличное  топливо для русской печи. А ещё  надо было запасать  картошку, солить капусту, огурцы.

 Работа шофёра на полуторке (грузовая машина) тоже не из лёгких.   В те времена ремонтных мастерских  не было. Шофёру,невзирая на  стужу, грязь и дождь, приходилось  самому  ложиться под машину, искать поломку и устранять её.  Был случай, когда на обратном пути из Гурьева  в Уральск    "полетел"  карданный вал.   Михаил  с  трудом  добрался  до  населённого  пункта,  однако  не  нашёл никого, кто  бы смог справиться  с поломкой.  И он сам  взялся устранять  неисправность.    Нашёл  деталь  от  старой  сельскохозяйственной   машины, сам в сельской кузнице   выковал  металлический квадрат, приварил  его к карданному  валу и так доехал до Уральска. Как часто мы,дети, принося обед на работу,  заставали папу под машиной за ремонтом.

 Тяжёлый физический труд был уделом наших   родителей. Фактически безграмотные,  Михаил и Наталья могли прокормить свою большую семью  только собственным трудом.Чтобы дети не повторили  их судьбы, они поставили перед собой цель  - дать детям  высшее образование, избавить их  от каторжного труда, вывести   на более высокую ступень  общественной лестницы.
 
В доме было всё подчинено нашей учёбе.  Нам  давали понять, что учёба – наше основная работа, и делать мы её должны хорошо.  Лида вспоминала, как папа в воскресенье садился  рядом с ней за стол и, читая газету, одновременно дожидался, когда она закончит писать упражнение. У Лиды был плохой почерк,  отец вырабатывал у неё хороший.  Метод был простой: если она писала плохо, лист из тетради вырывался, и ей приходилось выводить буквы снова и снова до тех пор, пока папа был доволен. Так он воспитывал у неё, как тогда говорили,  прилежание.

  Из класса в класс все дети переходили с похвальными грамотами. На стене   комнаты зала) висела  деревянная рама, в которой под стеклом   находились наши грамоты.  Кто приходил к на в дом, обращал внимание на  раму; и в этот момент родители не упускали возможности похвалить нас и погордиться нами, что было замечательной психологической поддержкой и стимулом в нашей учёбе. Ну, а если случались тройки или двойки, и об этом узнавал папа, то   обычно говорил:  “Ну, что ж,  возьмёшь  лопа-лопагус и пойдёшь чистить гавна - гавнагус”. Так  коротко  и с шуткой  он направлял  нас  на отличную учёбу.

Когда в июне 1941года началась война, из  Западно – Казахстанской области 32%  мужчин были отправлены на фронт. Призвали и Михаила  Яковлевича Тишина.
По моим воспоминаниям,  мы провожали папу на фронт три раза. Сестра Нина  помнит четыре раза. Обливаясь слезами, мама каждый раз сушила сухари и  собирала папе тёплые вещи. Но его возвращали; в последнем случае, свидетельствует брат Борис,  его вернули, когда  состав с новобранцами был уже  в  Тамбове.

  В Уральск было эвакуировано  четырнадцать промышленных предприятий.  Михаила оставили работать на  ленинградском заводе №181 “Двигатель”, - в Уральске он назывался Военный завод имени Ворошилова.   Старшая сестра Лида вспоминала, как рабочие  на  этом заводе  неделями не ходили домой. Отработав смену в 12 часов, рабочий шёл спать здесь же на заводе, а затем вновь становился к станку.  « Не выполним задание фронта – домой не уйдём! – лозунг, который  люди осуществляли на деле. Острая нужда в квалифицированных рабочих  заставила  завод готовить их ускоренным методом.  Михаил, будучи  первоклассным токарем и слесарем, сразу же стал  наставником молодёжи, особенно молодых казахов, не владеющих русским языком.  В семье долго хранилась  вырезка из газеты Приуралье, где в статье о  передовиках производства отмечали и  труд Михаила Яковлевича Тишина.    К сожалению статья не сохранилась.

Осенью 1942 года Западный Казахстан стал ближайшим тылом Сталинградского фронта  -  единственной артерией, связывающей  тыл с фронтом.
Решением Военного совета Сталинградского фронта 16 октября 1942 года  Уральск становится прифронтовой зоной и пунктом противовоздушной обороны страны. В Уральске был создан комитет обороны, введено военное и угрожаемое  положение. К счастью, налёты  вражеской авиации  на  Уральск  не допускались,   но по сигналу  сирены  мы  много раз   прятались  в погребе. Ходили слухи, что над Уральском  пролетал фашистский самолёт, но его перехватили и заставили сесть. И в этих условиях  военной опасности  заводы Уральска продолжали выпускать боеприпасы  и осуществлять  ремонт бронемашин.   Взрыватели различных типов, фосфорно-кальциевые патроны, двадцатимиллиметровые  снаряды для авиационных пушек,  гальваноударные мины М-08 и ЭТ-80 (бесследные электрические торпеды, - образец   можно увидеть в Военно-Морском Музее Петербурга) давал фронту Уральск. Где-то было написано, что, если бы фашисты знали, какую военную продукцию выпускают в Уральске, то они стёрли бы город с лица земли.
 
 Чтобы быстрее доставлять боеприпасы в войска Сталинградского  фронта, действовали  автомобильные батальоны.   В 1943  году Михаил  вновь стал работать на машине и  часто ездить на станцию Джаныбек, граничащую со Сталинградской областью. Там с фронта шли   составы с ранеными,   с разбитой военной техникой, а на фронт -   пополнение личного состава,  новая отремонтированная техника и   боеприпасы.  Фашисты станцию регулярно бомбили. 
 Однажды я случайно услышала, как папа, вернувшись из поездки в Джаныбек, рассказывал  маме (разговор был не для моих ушей) о колонне  машин,  которая    попала под бомбёжку, но благополучно ушла в безопасное   место, а папе досталась лишь царапина  на руке.

Мама вспоминала, как во время войны, но уже  когда фронт откатился на запад, она ездила с папой (чтобы он не уснул в дороге) сдавать и получать  машины.   На  станции  Джаныбек зашли в  железнодорожный ресторанчик перекусить.  В зале из приёмника звучала музыка.  Ожидая обед, мама очень переживала, что  он будет  стоить дорого.
- Обед-то ладно, да вот и за музыку надо тоже платить, - серьёзно  сказал папа.
 Бедная мамочка изменилась в лице и бросилась к выходу. Папа  с трудом остановил её, признался в своей шутке, и обед  не был испорчен.

После  войны Михаил был переведён в Облвоенкомат (Областной военный комиссариат). Там он работал многие годы и, по воспоминаниям старшей сестры Лиды,  во время  ядерного испытания  в Казахстане был водителем  у  представителя Областного военкомата Западно -Казахстанской области.  Я помню,  как нам, ребятишам,вероятно в 1948 году, прямо на улице женщины из Красного Креста  раздавали  маленькие  белые таблетки. Они не отходили от нас, пока не убеждались, что  таблетка проглочена.   Вероятно, это была  профилактика  против радиации.

Невероятно тяжёлыми для нашей семьи были  послевоенные годы –  семья оказалась на грани голода.    До 1947 года хлеб в огромных очередях,  давке, криках, состоянии страха, что не попадём в магазин, мы  доставали    по карточкам. После отмены карточек  хлеба стало не достать, а на базаре  он стоил так  дорого, что  мы его там никогда не покупали.  Вот тогда  жмых стал лакомством, а из шелухи с добавлением муки пекли хлеб.    С большими трудностями (засуха, отсутствие кормов) держали корову и кур, но личное хозяйство облагалось, как и в военное время, государственным налогом, после уплаты которого мало что оставалось семье. Налог имел силу закона и  был натуральным, то есть в форме продуктов.  Чтобы  сдать налог,   приходилось на базаре докупать яйца, масло и др.


Обнищали мы и одеждой.  Будучи третьей в семье, я  донашивала  одежду после старших сестёр Лиды и Нины.   Слова: перелицевать, починить, заштопать,  доносить и др.   -  были в  обиходе того времени. Плата за обучение в старших классах (150 рублей в год) требовала от отца постоянного поиска дополнительного  заработка. Но в 1947 году произошло событие, которое  внесло изменение в нашу жизнь.  Сёстры утверждают, что это была командировка  в Ленинград, а я помню из рассказов мамы, что папу в Ленинград пригласил его начальник и друг военной поры подполковник Комаров. Он обещал  Михаилу  показать после войны  родной город Ленинград.  Вероятно, он помог  получить командировку. Комаров нашёл свою  пропавшую во время войны семью и добился перевода в Ленинград. Слово, данное Михаилу, сдержал -  взял его с собой.

Для Михаила Ленинград 1947 года  показался  совершенно другим миром.  Грандиозный, красивый, хотя ещё не залечивший раны, оношеломил его.  Особенно  восхищали люди: благожелательные, внимательные, услужливые. В магазинах на полках лежал хлеб, а в Пассаже можно было купить иголки, нитки,  материю, обувь – товары, которых  было не сыскать в Уральске.  Папа смешно рассказывал, как его старенький, замасленный,  военный полушубок помогал ему без очереди покупать дефицитные товары (пуговицы, иголки и др.)  Стоило  подойти к прилавку, как ленинградские  женщины наперебой предлагали  купить поскорее товар, боясь  испачкаться о его  полушубок.
 
 Своим  крестьянским умом  Михаил  понял, что в Ленинграде  можно  достойно жить и не тратить время на «достать», «договориться», «занять очередь» и т.д. Он оценил возможность для своих детей  учиться  в  условиях прекрасного большого города и вернулся  в Уральск с твёрдым намерением -  учить детей в Ленинграде. Первое, что надо было сделать, – это «заразить» Наталью своею мечтой. Отправить ребёнка в чужой большой город ей казалось безумием. Но на  её страх у Михаила был  весомый  аргумент:
- Подумай, Милок, - убеждал он её – ведь  даже если у неё один рубль в кармане, и то она будет сыта. Пойдёт в любой магазин и купит хлеб.
 Невероятным казалось Наталье, что в магазинах можно свободно покупать хлеб, продукты, одежду, и она согласилась с мужем.
 
 Старшая дочь Лида училась в медицинском техникуме и через год  должна была его закончить.  На семейном совете решили: Лида,  не бросая учёбы в  техникуме, будет одновременно учиться в десятом классе вечерней школы и получит аттестат зрелости. Весной, несмотря на то, что  не училась в восьмом и девятом классах, Лида успешно сдала выпускные экзамены  и получила аттестат зрелости, а  в техникум на государственные экзамены не пошла. Разразился скандал. Вызывали в техникум Лиду и родителей, грозились судом и суммой денег, которую надо было вернуть за учёбу (хотя обучение было платным - 150 руб. в год).  Папа ходил в техникум и смог убедить директора техникума не требовать  денежных компенсаций со студентки   Лидии Тишиной . Так  велико было  его намерение отправить Лиду поступать в институт в Ленинграде, что он не допускал и толику сомнения, что Лида  может и не поступить  и  тогда останется без диплома   медицинской сестры.
 
Главный вопрос -  на какие деньги учить детей в Ленинграде – мучил родителей. Обучение в Ленинградских вузах стоило 400 рублей в год. (Постановление Совета Министров СССР “Об отмене платы за обучение в старших классах средних школ, средних специальных и высших учебных заведениях в СССР”  появится только  6 - го июня 1956 года). Зарплата Михаила была, примерно 400 – 500 руб. в месяц.  У меня  сохранилась справка:

Дана настоящая гр-ну ТИШИНУ МИХАИЛУ ЯКОВЛЕВИЧУ В ТОМ, ЧТО ОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РАБОТАЕТ В ЗАПАДНО-КАЗАХСТАНСКОМ ОБЛВОЕНКОМАТЕ НА ДОЛЖНОСТИ ШОФЁРА С ДОЛЖНОСТНЫМ  ОКЛАДОМ в месяц  475руб.

Каждый месяц Михаил приносил зарплату, урезанную почти вдвое  после вычетов на облигации.  Подписка на  государственные облигации   со сроком погашения через 20 лет  была   принудительной,  денег в семье  катастрофически не хватало. И вот, в такой беспросветной нужде  мечта   учить детей  в Ленин-граде  не оставляла Михаила. Он решил  вернуться к валяльному делу. Пара валенок в неделю могла бы стать большим подспорьем. Но индивидуальный труд в послевоенные годы преследовался жестокими штрафами, если мастер работал без патента. Патент брали те редкие мастера, которые не работали на производстве, имели инструментарий (чесальная машина, набор колодок, катков и т.д.) У Михаила не было  собственного инструментария,  и он не хотел оставлять  работу шофёра.  Но  дополнительно зарабатывать было необходимо.

   
 Днём  Михаил  продолжал работать в Облвоенкомате, а ночью в  закатывал пару валенок «на заказ».  Очень боялись фининспектора, поэтому Михаил стирал, красил, сушил валенки в воскресные дни или в праздники. Труд был тяжёлый,  работали всей семьёй. Бывало, уже поздно вечером, когда закончишь делать уроки, присоединяешься к маме для разборки шерсти. Очень  долгая, грязная работа  руками разобрать шерсть до пушинки, потом ночью папа специальным  металлическим венчиком распушит её до волосков, и только тогда можно закатывать длиной во весь стол валенок.  Валенки получались  мягкими, пружинистыми и носкими. Заказчики, а это были наши знакомые, оставались довольны.
 
Так Валенки сделали  возможным  собрать Лиду в Ленинград. В 1949  году  она уехала,  сдала  вступительные экзамены и стала студенткой  Второго медицинского института им. Мечникова. Когда Лиде заказывали пальто, то посчитали, что лучше сшить ей демисезонное -  на  все сезоны. Папа в Ленинграде  был в январе, стояла оттепель, и ему было очень жарко в  полушубке.  Посчитали, что так тепло бывает каждую зиму, -  и просчитались. Зима 1949 -1950 годов была в Ленинграде суровой, и Лида часто простужалась  и даже болела воспалением лёгких.  В 1950 году с отличным аттестатом и серебряной медалью в Ленинград отправилась Нина. Она стала студенткой  Первого Государственного Ленинградского института иностранных языков. В 1952 году   поступила в этот же институт  Тамара.  В 1955году Светлана поступила в Ленинградское медицинское училище им. Филатова. И в 1958году  Борис с  отличным аттестатом и серебряной медалью становится студентом Ленинградского политехнического института,  затем поступает в аспирантуру и успешно защищает кандидатскую степень.

Все  мы получали стипендию, но плату за учёбу и 100 рублей в месяц высылали родители.  Начиная  с 1952 года, в Ленинграде учились трое. Вот тогда родителям было особенно трудно и единственное, что спасало – это «валенки».   Да, это был нелегальный труд, за него могли и судить. Как написал зять   Евгений Кузьмич  Яковлев (мой муж) в шутливой поэме:
Приходилось страшновато-
В снег закапывали труд,
Озираясь виновато –
Вдруг с милицией придут.
Как всё вспомнишь –
Волос дыбом.
Ведь нас надо бы судить.
Поразмыслишь – не виновны,
Стоит, право, наградить.
.
Михаил осуществил  свою мечту и вместе с женой Натальей  добился, что все дети получили высшее образование (кроме Светланы – она имела  среднемедицинское) и любимые профессии. Вот последние места работы детей Михаила перед выходом на пенсию:
Лида (1930 – 2013), - врач Мариинского театра в Ленинграде,
Нина - учитель английского языка Всеволожской средней школы в Бернгардовке Ленинградской области,
Тамара – преподаватель английского языка в Государственном Педагогическом институте  им. Герцена,
Светлана – заведующая  здравпунктом шахты в городе Краснокаменск Читинской области,
Борис – директор  филиала Государственной Московской  сельскохозяйственной   академии в городе Смоленске.
В этот список необходимо добавить имя Юрия Корьева - воспитанника Михаила.  Юра -“трудный подросток” рос без отца(погиб в  армии), бросил учёбу и, как говорила его мать, «отбился  от рук».  В нашей семье он появился, когда   все дети учились в Ленинграде. Своим врождённым талантом воспитателя  Михаил вовлёк Юру в работу по восстановлению автомобиля  “Люськи” – Эмки 1936 года, которую почти даром  у генерала приобрёл Михаил.  Обращаясь с Юрой как со взрослым, Михаил постепенно  пробудил у него  интерес к  машине, а затем и желание  получить  образование.   Юра  вернулся  в школу (вечернюю),закончил её и поступил в технический институт заочно,  стал инженером.  До самых последних дней Юра тепло и благодарно относился к своему второму отцу - “дяде Мише”. Благодарность Юры  особенно проявилась в дни похорон  нашего папы. Он  многое взял тогда на себя и даже сделал  на заводе, где   работал,  памятник, который сохраняется  на могиле  Михаила уже многие десятилетия.

Последнее место работы Михаила – преподаватель автошколы при ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту).  Он уволился из Облвоенкомата по собственному желанию,  не  считая для себя возможным  выполнить  приказ нового начальника отдела -  "вычистить вместе с коллегами наледь в  дворовой уборной". 
 В ДОСААФе он  работал  успешно,  знание  казахского разговорного языка  помогало ему быстро найти контакт с  ребятами из аулов.

В 1965 году Михаил вышел на пенсию. Мы окружили  любимых родителей заботой: высылали  ежемесячно деньги, покупали  им одежду и даже помогали  Борису, который учился в аспирантуре, чтобы  снять с родителей заботу о нём. Каждый год  мы приезжали  в Уральск и родители создавали нам условия отдыха. Старая машина Эмка (М-1) постоянно требовала затрат, в шутку папа называл  “Ем один”, но была отцу  большим удовольствием.   Он  сажал   на «Люську» 8-9  человек и вёз  на Урал, на озёра, в лес. Там  учил зятьёв рыбачить, солить и вялить рыбу, варить уху. Все зятья относились к нему с большим  уважением.

 Внуков Михаил  очень любил,  а дочку Светланы Леночку (она страдала экземой) оставлял в Уральске  жить. Лена вспоминает,  как дедушка за полгода из  троечницы сделал её отличницей. Методы оставались прежними:  сидел рядом во время приготовления уроков и нещадно рвал листы на первых порах, если написано плохо.   В письмах моим дочерям Татьяне и Ольге писал:
 - Как хочется, чтобы вы учились на отлично. И я думаю, что так  и будет. Главное - прилежание и старание. А я, как вижу по вашим письмам (почерку) и смыслу письма, у вас есть всё, чтобы учиться отлично.  Мы  с Бабушкой  думаем, что вы не подведёте. Это будет  папе,  маме и нам самым большим подарком…

 К великому нашему  несчастью, в 1970 году папе  поставили диагноз – рак.  Старшая сестра Лида прилетела из Владивостока в Уральск, чтобы присутствовать на операции. Хирурги дали ей убедиться, что метастазы проникли во внутренние органы  и  операция  бесполезна. Папе оставалось жить совсем немного.  Я  приехала  из Симферополя и   каждый день ходила в больницу. Папа знал диагноз, но старался  держаться бодро, особенно в присутствии мамы. В последний день  перед выпиской он вдруг стал просить у меня прощения. Я не спрашивала  - за что. Мы оба знали за что. В 1944 году я училась  в третьем классе и почти месяц  с  моим  одноклассником, Витькой Похилько, эвакуированным из Ленинграда, вместо школы  ходила на Старый базар    искать еду (есть тогда очень хотелось!).   Мы пробовали у хозяек семячки, изображая желание  их купить, подворовывали щепоточками  муку  из баночек у зазевавшихся торговок и т. п. А дома было не до меня:папа находился  в  постоянных командировках,  мама боролась с беспросветной нуждой,  и в это время  умирала сестрёнка Милочка. Витька тоже  был  предоставлен  сам  себе. Его мать пропадала на заводе. Учительница забила тревогу и вызвала  наших мам.  Испугавшись, что моё бродяжничество зашло слишком далеко, мама рассказала  об этом папе, когда он вернулся  из длительной, трудной поездки. Папа в «сердцах» выпорол меня.  Прошли годы. Вероятно, он не раз пожалел, что слишком сурово обошёлся со мной. Вину свою он держал в сердце всю жизнь  и перед смертью  попросил у меня прощения. А я никогда и не обижалась на него.  Я его очень  любила.

В  последние месяцы жизни  за папой ухаживали все дети. Приезжала Нина из Восточного Казахстана, Света из Одессы, Борис из Ленинграда.  Папа не сдавался, и часто, когда приходили его друзья, из его комнатки  раздавался дружный смех, но для  избавления от боли он перед этим принимал выписанный врачом  порошок.  Смерть неумолимо приближалась, и однажды он сказал маме: 
- Милок, а не пригласить ли церковный хор  на мои похороны?  -  и  замолчал,
потом  тихо  добавил:  - Пожалуй, не надо. Теперь уж всё равно.
Умер он 5-го марта 1971 года на  шестьдесят шестом году жизни. Провожать его пришло много народу. Когда выносили гроб со двора  звуки оркестра заглушали  сигналы  автомашин – это его  ученики посылали ему своё  уважение и память.

Прошли годы -  личность отца укрупнилась, наша благодарность к нему  возросла, а его дела во имя будущего  детей  приобрели почти героический характер.  Он ушёл из жизни,  не изменив себе. К Советской власти относился критично, считал её временной,  но  детям не препятствовал  жить и трудиться в обстоятельствах  своего времени.
Михаил ушёл из жизни, оставив свою частичку в каждом из нас. Его  Планета будет вращаться  пока будет продолжаться род Тишиных. В 2016 году родился мой правнук Михаил Тишин. Дай ему Бог прожить жизнь более счастливую, чем жизнь   прапрадеда Михаила Яковлевича Тишина!