Сочувствие Дьяволу

Валентин Душнилов
«У него есть тело, но внутри ничего нет». При этом в его сердце можно было найти столько цветов, что их хватило бы для того, чтобы украсить целый город. Гордый и горький. Она без оглядки бросилась навстречу неизбежному.
Овцы любят смотреть своим псам прямо в пасть. Без полнейшего непонимания людей, отсутствия трепета и чуткости к их поэтическим душам, далёким от тягот реальности, они никогда бы не нашли силы принять решение покинуть свой рай.
Социум был их врагом. А по отношению к врагу всё дозволено.


За кулисами театра кипела своя жизнь. Атмосфера сказки, вот-вот грядущей, порождала искусительные мечты всех причастных к свершаемому ежевечерне ритуалу. Выступления в старом оперном театре на Бродвее оживляли потухшие огни в чреве здания, заставляя его рождаться вновь и вновь в ослепительном свете софитов как птицу Феникс из огня. Душа пела, ноги неслись на встречу тысяче пар снедаемых от нетерпения глаз. Ещё чуть-чуть, и двери зала распахнуться, чтобы дать страждущим по искусству душам насладиться упоительным соком лицедейства. Они уже готовы.
— Так-так, мои дорогие дамы и господа, леди и джентельмены, — с бравурными нотками громогласно заявил господин Эрлтон, бывший главным в их маленьком напыщенном, кишащем «театральной показушностью» мирке. — Прошу поприветствовать нового главу театра, мистера Роберта Бёртона.
Бёртон был человеком весьма далёким от театрального искусства и прочей мишуры, впрочем, как и Эрлтон, но у того хотя бы хватало ума прислушиваться к местным гениям режиссуры и постановки. Роб же, напротив, видел в постановках Бродвея золотую жилу, так как весь бомонд рассчитывал выбить себе имя «просвещённых в искусстве» людей. Ему бы льстило иметь право на должность «короля театрального искусства».
Целью Бёртона было вернуть на помостки мюзикл по роману Гастона Леру, по каким-то неведомым причинам прекративший ставиться в их театре.
— Сэр, видите ли... — острожно начал Эрлтон. — У нас не играют «Призрака Оперы» уже много лет. Тому есть довольно веские причины...
— Какие причины? — недоумевающе прервал его лепет Бёртон. — Все только и ждут этого мюзикла! Я уже слышу звон их кошельков у парадных дверей!
— Вы не понимаете, мистер Бёртон! — взмолился Эрлтон. — Каждый раз, буквально перед премьерой, находили мёртвых актрис при загадочных обстоятельствах. Они были повешаны или даже распяты! Все эти девушки были молоды и красивы, как солнечный луч в ненастье. И каждой из них предназначалась роль Кристины Дайе...
— Что за вздор вы несёте?! Если несколько девушек решили покончить собой, не справившись с возложенными на них обязательствами, это только их проблемы! Мы не можем из-за кучки сумасшедших актрисулек, накрутивших себя, перестать ставить такую замечательную, а главное прибыльную вещь!
Конечно, этот ни черта не смыслящий в делах театра мужчинка решил начать «качать права», толком не разобравшись во всех перипетиях и тонкостях в укладе жизни «ничего не смыслящих в бизнесе фигляров и гаеров».
Актёры — более чем суеверные существа. Так вышло, что новый хозяин театра заявился к ним тринадцатого числа. В это время они репетировали, о ужас, «Макбета». Текст Шеспировской пьесы выпал из рук режиссёра-постановщика, а его, как истинный благодетель, поднял и учтиво вручил ему мистер Бёртон. Режиссёр в тихом шоке изобразил страдальческое выражение лица, словно всё несчастье мира скопилось над его головой. Все артисты театра знали, что прежде, чем поднять рукопись со сценарием, нужно сесть в воду, грязь или снег. Иначе жди бед. Этому правилу неукоснительно следовали все служившие театру люди. Поэтому уже с порога новый владелец был сродни чёрной кошки, перебежавшей им дорогу. В случае же с мистером Бёртоном, то он буквально ворвался в их жизни, словно торнадо, рушевшее из года в год сложенные устои. Мужчина ещё не знал, какой гнев на себя навлёк своим появлением у серого кардинала сего храма Мельпомены — их личного Призрака Оперы, взирающего на него сверху вниз, как на букашку, посмевшую побеспокоить его тревожный сон.
— Так значит... — предчувствуя грядущую бурю, отрывисто произнесла бывшая прима театра, Фелиция Риц, — вы всё-таки настаиваете на постановке «Призрака»? Даже вопреки нашим предостережениям?
Бёртон жалостливо, даже как-то по-отечески взглянул на почти ровесницу. Она была для него не более, чем очередной глупой женщиной.
— Феличе, радость моя, как ты уже догадалась, именно так и поступлю. И главную роль будешь играть отнюдь не ты. Нужна свежая кровь. Устроим выборы главной голосистой красавицы театра с ликом и песней ангела!
— Не нужно, сэр, — загодя проворковал Эрлтон, выталкивая вперёд себя высокую голубоглазую блондинку. — Вот наша звезда, Миранда Суон.
Бёртон оценивающе взглянул на достоинства девушки в виде яркой внешности и услышал арию Кристины, исполненную звучным меццо-сопрано.
— Чудно, — стал более сговорчивым Роберт, — идеально. Когда состоится премьера?
Тут всё безнадёжно смокли, рухнула их последняя надежда на то, что удастся избежать кару богов. Не тут-то было. Они услышали, как деревянные колосники протяжно заскрипели над их головами. Послышались торопливые, сбивчивые шаги. Во тьме сверкнул чёрный плящ из плотной органзы и начищенные до блеска смоляные ботфорты. Всё это «обмундирование» жандармов времён 30-х годов вихрем пронеслось и практически беззвучно испарилось. Казалось даже, что это лишь наваждение и мимолётная иллюзия, вызванные чрезмерным страхом перед провидением.
— Что это? — нахмурился Роберт. — Кто-то решил провести меня, да? А теперь послушайте сюда, массовики-затейники. Ни одной живой душе не удастся предотвратить постановку «Призрака Оперы»! Чтобы ни случилось, шоу должно продолжаться! Вы знаете, что не явиться имеют право лишь мертвецы. Если не согласны, то можете убираться отсюда прямо сейчас, я никого не держу. Ваши проказы с беготнёй по крышам за голубями мной расцениваются лишь как жалкие попытки предотвратить неизбежное. «Призрак» будет идти, и Кристина будет петь и петь без конца свою арию, слышишь, Эрик? — нагло обратился Бёртон к герою романа Леру в маске.
Ответом ему служила лишь оглушающая тишина со всех уголков огромной разукрашенной махины. Роберт принял это за немое согласие, пожелав детальнее рассмотреть свои «новые владения». Все же остальные жители этого маленького королевства были встревожены как никогда. Их «улей» тряс без конца новоявленный король, возжелавший захватить власть, не принадлежавшую ему. Оставалось лишь ждать возвращения истинного короля, который никогда не позволит занять свой трон подобному невежде и верхогляду.
— Шерри, дорогая, — скорбно проговорила сквозь слёзы Миранда, выйдя за кулисы, — что мне делать? Вдруг этой ролью я подписала себе смертный приговор? Не зря же у нас почти пятьдесят лет не ставили «Призрака Оперы»? Даже это название мне страшно произносить... От одной мысли о моей участи у меня трясутся поджилки. Ты знаешь, я не верю во всякую чепуху, но я не чувствую себя в безопасности здесь. И всё из-за этой дурацкой роли...
— Тише, Миранда, не о чем беспокоиться. Старайся не думать о плохом.
Шерил старалась утешить свою подругу, бормоча о спокойствии и прочей ереси, хотя сама ни на секунду в это не верила. Рука, скользившая по её волосам, сильнее тряслась от страха и осознания того, что ждёт Миранду. Каждый понимал, что существование некоего человека или же сущности, желающей смерти новоиспечённой Кристине Дайе, — не просто байка. Раз за разом гибли ни в чём не повинные девушки. И каждый раз виновный не был найден. Приходилось всё списывать на самоубийство, хотя все понимали, что никакой причины у них на то быть не могло. Поэтому малышка Миранда была безутешна.
- Прекрати! - резко схватила дрожащую руку Шерри блондинка. - Мне и так тошно. Всё это вгоняет меня в тоску... Вроде я должна радоваться, хах, плясать от счастья! Только если эта ария Кристины не окажется для меня лебединой песней.
— Прекрати! — резко схватила дрожащую руку Шерри блондинка. — Мне и так тошно. Всё это вгоняет меня в тоску... Вроде я должна радоваться, хах, плясать от счастья! Только если эта ария Кристины не окажется для меня лебединой песней.

***

— А как же вы... Как же... Я не брошу вас тут, ни за что!
— Убирайся отсюда, Кристина! — гаркнул мужчина. — Убирайся прочь! Беги отсюда, даже не думай обернуться!
— Но ведь... Я люблю вас!
— Ложь! Всё ложь! Ты просто боишься меня! В тебе говорит страх. Ослушайся же его о, Кристина!
— Я вас не понимаю! — неуёмно верещала девушка, раскидывая повсюду вещи. — Вы ведь хотели влюбить меня в себя, ослепляли этим призрачными миром музыки, желая подчинить полностью его воле. Так почему же сейчас, когда я больше всего на свете хочу быть с вами, вы отвергаете меня?!
— Всё это ты наивно вбила себе в голову, непослушная девчонка!
— Не желаю слышать!
— Прочь!
— Я... Я... — заливалась слезами Кристина. — Я верила вам, а теперь ненавижу! Ненавижу, ненавижу! Будьте вы прокляты вместе со своим театром! Знать вас больше не желаю! В аду горите, — охрипшим шёпотом добавила она еле слышно. Призрак понял её по губам.
Ему не хотелось причинять ей боль, он даже по-своему любил. Но понимал, что так будет лучше. Во всяком случае, так считал он сам. А её мнение, её чувства... Что она могла смыслить во всём этом, она ещё так молода...