Люблю степь.
Её простор и удивительную тишину под упругим, ясным небосводом.
Посеребрённый ковылём необъятный тегал, вздыхающий волнительно в порывах суховея, стрекот кузнечиков, вдруг умолкающих, лишь светило коснётся края горизонта, и пыльную дорогу, замысловато петляющую меж берегов густого травостоя.
Я проходил мимо обветшалых хат, щербатых заборов. Шёл дворами с огородами заросшими бурьяном, когда-то зеленевших богатыми грядками и не кивал ответно на приветствие селян.
Моя деревенька, почти брошенная, превратилась в забытую глухомань где задержались лишь старики, ожидая перехода в иные дали.
У околицы не тявкнула собака, голосистые петухи не пропели вечернюю зорю, и не тренькнули боталы коровьего стада.
Живой столетний сруб моих родителей сверкнул приветственно чистыми окнами в белых занавесках, отразив последний луч заходящего солнца.
Старушка семидесяти лет собирала малину в палисаднике. На скрип калитки обернулась, поправила очки и, глядя поверх линз, щурилась, рассматривая пришельца.
- Вы к кому? - удивленно повела головой и, вытирая руки о передник, приблизилась ко мне, - ба-атюшки, Васятка!
Я обнял её, а она суетливо искала руками мое лицо и, лишь коснулась губами щеки, всхлипнула, утёрла слезы и вроде заглянула в мою душу.
- Сподобился окаянный, приехал крестник.
Она уже суетилась на веранде, раскладывая по тарелкам нехитрую деревенскую снедь, а я всё ощущал её сухие пальцы на своей ладони и чувствовал живое тепло дорогого мне человека.
- Вот, советская, - старушка возвенчала стол бутылкой водки. Скукоженная наклейка «Сибирской» печально глянула на меня своей потертостью, извиняясь за многолетнюю несвежесть.
- Спасибо, тётушка. Не пью я,двадцать лет как отказался.
- А что так, милай? - и всплеснула руками, - я тебя все тридцатилетним бесом помню, а тебе-то уж пятьдесят и, смахнув бутылку со стола, улыбнулась, - ну и правильно. Да и старая она, стервь, вдруг отравишься.
Степная ночь заморгала звездами и теплым ветерком шевельнула листву древнего клена. Он скрипнул недовольно, возмущаясь игрой молодой листвы.
Тетка сметала крошки со стола и кивнула в его сторону: "Спили этого черта, Вася. Какой год боюсь. Рухнет на домишко. Здоровый подлец, разнесёт жилище впрах. Где мне доживать будет? - и перекрестилась скоро. Да вдруг и прикрыла ладонью губы, - ко мне-то надолго? - и глянула на меня волооко."
- Хватит, хватит времени просьбу твою исполнить, - улыбнулся я. А Найдёниха разрешит? С её двора клён-то растет.
Крёстная присела у стола, разгладила старенькую скатерть, да и вымолвила печально: « Померла Найдениха, а как Веру посадили, так и остальные сгинули».
- Как посадили?
- Ох, Вася, - тетка укоризненно глянула на меня и тут же отвела взор, как тогда, двадцать лет назад, - пойдем спать.
Я долго ворочался на стареньком диване, вспоминая былое и, наконец, заснул и вроде виделся мне сон.
Двадцать лет назад, весной я, как всегда, посетил тётушкин дом в надежде отдохнуть от городской суеты.
В саду под цветущим «белым наливом» друзья детства угощали меня отборным деревенским самогоном за столом с богатой деревенской снедью.
Эпоха социализма рухнула ветхим забором и, открыв свободу волеизъявления, ещё не порушив деревенский быт, позволяла сельчанам пока не бедствуя, строить планы на новую жизнь.
- Продам свой надел и в город, - вихрастый Колян одолел полстакана самогона и, вбирая широкими ноздрями запах копченой курятины, громко крякнул.
- Кто ж тебе его даст?- забубнил его сосед, разливая самогон по стаканам.
- Государство, - уверено продолжал Колька, - говорят и вайчер полагается. Оттяпаю кусок какого завода и буду жить поживать на проценты не хуже мириканца с тюрингии.
- Эт верно, американцем с Тюрингии и будешь, - усмехнулся небритый Мишка, - хрен ты получишь!
Мужики зашумели, заспорили, я же, глянув в соседский двор, увидел ладную девичью фигурку в цветастом сарафане.
- Кто такая?
- Беженка, - Мишка, хрумкнул квашенным огурцом, - из Казахстана в прошлом году с семьёй явилась. Такое порассказали, волосы дыбом!
Я смотрел не отрываясь на девчонку, не понимая её привлекательности, будто кто навязывал мне желание непременно встретиться с ней.
- Хороша девка, - Мишка скреб пальцами щетину, - не сказать красивая, но фигурка, - он цокнул языком, - и остальные бабьи причиндалы глаз радуют. Поспела девка, срывать пора, а в руки не дается. На язык востра, да и рука у ней тяжелая.
- Сколь ей лет?
- Двадцать, - вздохнул мой товарищ, и кивнул на наполненный стакан.
На завтра утром с желанием поправить здоровье, я шел к Мишкиному дому совершенно забыв о вчерашнем «видении», когда оно предстало предо мною у калитки.
Рыжая, с веснушками на смуглой коже! Среднего роста, идеальной фигурой и замечательно симметричными бампи, разделёнными чудной талией. Ощупай такую впотьмах и не сообразишь, где верх, а где ниже.
Раскосые глаза изумительной голубизны и простые черты лица придавали облику волшебную прозрачность.
Тот самый женский тип: вроде и не красавица, а сносившая разум мужикам. Вот и мой оплавился стеариново при эдаком представлении. Она провожала меня взглядом, совершенно не смущаясь моего откровенного.
И споткнулся я, клюнул носом в придорожную пыль. Девчонка рассмеялась звонко, будто хрустальный колокольчик затенькал.
Подошла ко мне и протянула руку.
Правильной формы губы, чудно подведенные едва заметной пюсовой каймой от природы, в улыбке обнажили белые зубы, и показалось мне из «Цветочного сада» Верона вышла красавица.
Я поднялся и замер истуканом. Она же смахнула пыль с моей щеки и глядела мне в глаза, и показалось - знакомы мы с детства.
С этого дня встречались мы за околицей, лишь солнце закатывалось за кавыльный горизонт. Я забыл о своей жене, друзьях и тетушке, отсыпаясь после бурных степных ночей, а к вечеру, томимый желанием встречи, маялся, ожидая сна крестной.
Как-то, лишь розово окрасив горизонт, с восходом зашлась утренняя зорька, я коснулся пальцами сладких губ своей красавицы и совершенно без умысла поинтересовался: «Скажи, Вера, откуда столько сексуального умения в тебе?. Ведь я первый ...
Она привстала, глянула в мои глаза и так, не отводя взгляда, медленно надевала сарафан, застегивала пуговки и смотрела, смотрела, смотрела.
Я очнулся, когда оживший ото сна шмель больно ударил меня в ухо.
Окрест громко стрекотали кузнечики, золотистые пчелы гудели над желтыми цветами астрагала, и переливчато трелил жаворонок, бабочкой зависший над мой головой.
Златовласая «опытница» не пришла ко мне ни в следующую ни в другую ночь, И не встречалась мне более ни у своего дома, ни на сельских улочках.
Через неделю, поцеловав крестную в мягкую щеку, я вышел из дома, завершив отпуск.
Из открытого окна тётушка смотрела мне во след с укоризной и, взмахнув рукой на прощание, задернула занавески.
Проснулся я поздно в аромате жареных с повидлом пирожков. Милая тетка, она помнила мою кулинарную «слабость». Я вошел на кухню, приобнял старушку и вдыхал сладкий аромат печева с приятным воспоминанием из детства.
- В центр поеду, - нажевывая сказочную вкусность, сообщил тётушке, - куплю бензопилу, без неё с твоим заданием не справлюсь, - и, утерев губы, поцеловал крёстную.
К вечеру я вернулся с приобретенным инструментом и забылся крепким сном до утра.
С восходом солнца, забравшись на скрипливого стращателя мой тётушки, опиливал его ветви и, вдруг, на одной из них сверкнуло что-то металлически.
Я добрался до места и с удивлением обнаружил колечко, вросшее в ветку. То самое, что подарил рыжей усладе в дни наших степных утех.
Как не пострадало оно с кленовым ростом? И, вызволив кольцо из заключения, увидел вырванную из верхушки шинку и каст, лишенный красной яшмы.
После обеда я лежал в беседке и, рассматривая растерзанное кольцо, вспоминал давно ушедшие дни.
Колечко я «увел» у тетушки, по мальчишески, не спросив разрешения. И теперь не помнил, искала ли она его.
- Нашлось, - раздался её голос. Крёстная стояла рядом, отводила очки от глаз, фокусируя их на предмете.
- Знала я, что ты его спёр и подарил ей, - она провела рукой по моей седой голове и застыдился я, как никогда.
- Ладно, ладно, не пунцовься, сколько лет прошло, - крестная поставила банку с квасом на стол, - твой любимый, свекольный.
- Сто лет не пил этой вкуснотищи, - одолевая стакан тёмно-красного напитка, восхитился я.
- Двадцать, - печально улыбнулась тетушка.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/08/05/1013