24 Слоун-Сквер

Антоша Абрамов
        Я был разочарован, не обнаружив на своём столе в офисе внешней следственной группы никаких материалов и документов.

        – Пришлось озадачить людей другим, пока ты был в больнице, – сказала Стефанопулос.

        За шесть дней Отделу убийств и мне удалось выполнить только около двух с половиной действий. Мало того, что это неважно выглядело с точки зрения производительности, но я сомневался, что участие в канализационной битве с подземным магом Земли послужит объяснением.

        Не желая затягивать задержание, Заку не предъявили обвинение. Но ясно дали понять, что альтернативой "помощи полиции в её расследовании" будут арест и Рождество в камере.

        Комната для допросов находилась в пустом безликом кубе с Виндзорскими синими стенами и истёртой деревянной отделкой. В середине деревянный стол в царапинах и порезах, а также стулья, стандартный двойной магнитофон и камера видеонаблюдения в непрозрачном плексигласовом шаре, свисающем с потолка. Примерно за час нахождения Зака в допросной стол покрылся грудой обёрток от шоколадных батончиков и клочками пластиковой чашки.

        – Привет, красотка, – сказал он, когда мы с Лесли вошли.

        – Не знал, что тебя это волнует, – заметил я.

        – Поесть бы. Скучно голодать.

        Я смахнул сор в мусорную корзину и водрузил перед ним гибкий пакет в жиронепроницаемой бумаге. Зак осторожно открыл его, принюхался и широко улыбнулся: “От Молли?”

        – Что там? – спросила Лесли.

        – Коричневый бутер.

        – О'кей, – сказала Лесли, как настоящая эссекская девушка знающая цвет ливера. Как-то она полчаса объясняла, какие странные и тайные части тела животных регулярно появляются в "традиционной" кухне Молли. Кто ещё не знает, тому я не смогу объяснить, что такое коричневое. Давайте просто скажем, что общим названием для подобного будет зельц, и оставим на этом.

        Если бы не маска, то наверняка и Лесли выглядела бы шокированной тем, с каким энтузиазмом Зак всё поглощал.

        Есть несколько методик использования уловок и вкусностей в допросах. Сиволл говорит, что в старые времена, когда почти все курили, подозреваемый рассказывал о чём угодно в обмен на затяжку. И это работало, если главным был результат. Но для получения точной информации приходилось быть немного хитрее.

        Готовясь к допросу, мы пришли к общему мнению, что Зака надо не просто  разговорить, а чтобы говорил он только по делу. Мы не собирались заманивать его сладостями – отсюда и сэндвичи с субпродуктами.

        – Давай поговорим о твоём друге, – начал я.

        – У меня много друзей.

        – Давай поговорим о том, который хорошо работает руками, – уточнил я. Зак ответил ничего не понимающим взглядом, но не обманул меня: “Бледное лицо, толстовка, взламывает бетон голыми руками”.

        Зак посмотрел на магнитофон с двумя шелестящими кассетами: “Вам позволено говорить об этом?”

        – Здесь только мы, – сказала Лесли.

        Если бы, подумал я. Вполне вероятно, что Найтингейл, Сиволл и Стефанопулос наблюдали за происходящим по монитору, оживлённо комментируя.

        – Ты пытался задержать меня на подземной вечеринке, – сказал я. – Не хотел, чтобы я пошёл за ним.

        – И посмотри, что случилось.

        – Значит, ты его знаешь, – утвердила Лесли.

        – Возможно, наши пути пересекались. Немного бизнеса, немного общались.

        – Кто он? – спросила Лесли.

        – Стивен. Есть ли шанс на батончики "Марс"?

        – Фамилия?

        – Горячий шоколад? – Ничто так хорошо не завершает зельц, как горячий шоколад.

        – Фамилия?

        – Они не разбрасываются фамилиями.

        Я хотел спросить, кто такие "они", но лучше ему думать, что я не заметил. Поэтому спросил, откуда Стивен.

        – Пекхэм.

        Мы спросили, где именно в Пекхэме, но он не знал.

        – Знаешь, что он сделал со своим пистолетом? – спросил я.

        – Что за пистолет?

        – Пистолет, из которого он стрелял в нас.

        На мгновение Зак уставился на нас, как на сумасшедших. Затем нахмурился. После паузы сказал: “О, этот пистолет. Вы, должно быть, что-то сделали, потому что он  предназначен исключительно для самозащиты. Не хочу, чтобы вы думали, что он просто ходит и стреляет в кого ни попадя”.

        – Он тебе его показывал?

        – Что?

        – Пистолет. Ты когда-нибудь видел его?

        Зак откинулся на спинку стула и легонько помахал рукой: “Конечно, но не держал и ничего такого”.

        – А что за пистолет? – спросила Лесли.

        – Вот такой, – Зак рукой изобразил форму пистолета. – Ну не разбираюсь я в оружии.

        – И всё же – револьвер или полуавтоматический пистолет? – Лесли была настойчива.

        – "Глок", такой же, что у полиции.

        – Успел поверить, что ты не разбираешься в оружии, – заметил я.

        – Это Стивен сказал, – Зак повернулся к Лесли. – Я умру сейчас без горячего  шоколада.

        Будучи в значительной степени невооружённой, лондонская полиция довольно серьёзно относится к незаконному владению огнестрельным оружием. Старшие офицеры не медлят, чуть что отправляют на разборку CO19, группу захвата, чей неофициальный девиз – не оружие убивает людей, мы убиваем людей с оружием. Зак наверняка знал об этом. Что такое важное пытался он скрыть, подставив даже приятеля Стивена под обвинение в незаконном огнестрельном оружии?

        Особенно учитывая, что опросив всех свидетелей и обыскав Оксфорд-Серкус, Отдел убийств был уверен, что хороший друг Зака "Стивен" выходил с поезда без оружия.

        – Так тебе горячий шоколад? – спросила Лесли, вставая.

        – Да, пожалуйста.

        Лесли спросила, не хочу ли я кофе? “Да, – ответил я и добавил в работающий магнитофон: – Констебль Лесли Мэй вышла из комнаты”.

        Зак усмехнулся. Очевидно, подумал, что сохранил свою тайну, чего мы и добивались.

        – Стив твой друг?

        – Стивен, он не любит, когда его зовут Стив.

        – Твой друг Стивен из Пекхэма. Как давно ты его знаешь?

        – С самого детства.
   
        Я заглянул в блокнот. “Когда  ты был в детском доме Святого Марка?”

        – Так уж случилось, да.

        Тот, что в Ноттинг-Хилле, – уточнил я. – Не так уж близко от дома Джеймса Галлахера. Да и от Пекхэма далековато.

        – Никто из нас не любит сидеть взаперти. Так что бесплатный автобус и всё такое.

        – Значит, вы тусовались, – констатировал я.

        – Тусовались? – переспросил Зак. – Наверное, и так можно сказать. Мы частенько расслаблялись.

        – Ваши границы – Портобелло, Лэдброк-Гроув?

        – На рынке всегда что-то происходит. Стивен малость помешан на культуре, мы зарабатывали немного денег, выполняя поручения и прочее.

        – Он увлекался искусством?

        – У него хорошие руки, – сказал Зак, и что-то в его тоне заставило меня задуматься, почему он не хочет говорить об искусстве.

        – Он делал керамику?

        Зак изображал думанье, вошла Лесли с подносом горячего шоколада, кофе и тарелкой печенья. Дальше давить на  Зака не имело смысла, и я написал в блокноте: Стивен – Керамика? – Мотив?

        Лесли объявила о своём приходе для записи, а затем наклонилась к магнитофону и прошептала: "Клянусь, здесь делают самый плохой кофе”.

        Я многозначительно посмотрел на Зака, сказав: “Действительно интересно, –  Зак не реагировал, и я продолжил. – Так говоришь, у дружка есть пистолет?”

        – Был, наверняка уже сбросил.

        – В Оксфорд-Серкус пистолета не было.

        Зак взял свой горячий шоколад. “Я же говорю – должно быть, сбросил”.

        – Нет, – сказала Лесли. – Ни в поезде, ни на рельсах, ни где-нибудь между лестницей в Холланд-парке и платформой на Оксфорд-Серкус. Мы всё осмотрели.

        – И самое смешное, – добавил я. – В меня стреляли не из пистолета, а из пистолет-пулемёта. Поверь мне, их не спутать.

        – Не говоря уже о том, что их легко отличить в баллистической лаборатории, – опять Лесли.

        – Значит, их было по меньшей мере двое, –  я  глотнул кофе. Он и в самом деле оказался мерзким. – Два большеглазых и бледнолицых старикашки, и я не думаю, что они из Пекхэма. Да же?

        – Они братья, – сказал Зак, и можно было восхищаться им, хотя бы за упорство. Но… во время допроса ложь может быть почти так же хороша, как правда. Потому, что в ней столько правды, сколько лжец посчитает достаточным, чтобы сошло с рук.
        Ложь труднее запоминается и менее последовательна. Варьируя одни и те же вопросы, можно отсортировать одно от другого. На это может уйти весь день, если повезёт.

        – Они что, фейри? – спросила Лесли.

        Зак бросил испуганный взгляд на магнитофон, а затем на камеру видеонаблюдения. “Вы уверены, что можно об этом говорить?” – он кивнул на магнитофон.

        – Почему нет? – спросил я.

        – Вы знаете, что только вы говорите “фейри". Мы ведь не называем людей жирными. Нет, если хочешь сохранить свои зубы.
   
        – Ты говорил, что твой отец был фейри, – сказал я.

        – Ну да.

        – Реки сказали, что ты наполовину гоблин.

        – Не имею ничего против Рек, но они часть кучки заносчивых мудаков, – Зак заметно повысил голос в конце.
        Наконец-то, подумал я, появилась точка входа.

        – Значит, твой друг Стивен – гоблин? – спросила Лесли.

        – Ты не должна называть людей гоблинами, если не знаешь, что означает это слово, – голос Зака опять звучал обычно – разбитной кокни. Но я слышал волнение. К тому же он начал барабанить пальцами по столу.

        – Как же нам тогда их называть? – спросила Лесли.

        – Вы! – Зак навёл палец на меня, затем на Лесли. – Не называйте их вообще,  оставьте просто в покое.

        – Один из них стрелял в меня, – сказал я. – Из пистолета Стэн. А другой  похоронил меня под землёй, под грёбаной землёй, Зак, и оставил умирать. Поэтому никакого покоя.

        – Они просто защищали... – начал Зак и спохватился.

        – Защищали что?

        – Себя. Вы люди Исаака, мы знаем о вас всё от начала времён. Мы все знаем, что происходит, если вы – квадратный колышек в круглом отверстии.

        Точно фейри, подумал я и спросил: “Так кого же они защищали?”

        – Самозащита.

        Откровенная ложь. "Как зовут его брата?"

        Зак помолчал, потом выдал: “Маркус”. Ещё одна ложь.

        – Он ест много зелени? – спросила Лесли. – Братья Ноланы доставляли тонну овощей всего для двух человек?

        – Они живут активной, здоровой жизнью, – Зак продолжал упорствовать.

        – Зак, – мягко сказал я. – Насколько мы глупы?

        – Хочешь по десятибалльной шкале?

        – Кто они? – спросила Лесли.

        Он открыл рот и явно собирался повторить: кто они? Но Лесли хлопнула ладонью по столу. “У меня чешется лицо, Зак, – прошипела она. – Чем скорее ты скажешь нам правду, тем скорее я смогу вернуться домой и снять эту маску”.

        – Кто они? – мягко спросил я.

        – Они просто люди. Вы должны оставить их в покое.

        – Слишком поздно, – сказал я. – Твой друг отключил центральную линию метро во время рождественской лихорадки. Платформа закрыта на срок до шести месяцев, они говорят о миллионах фунтов. Ты действительно думаешь, что их удовлетворит, если я просто подойду и скажу: “Мы знаем, кто это сделал, но решили оставить их в покое”?

        Зак наклонился вперёд, прижался головой к столу и театрально застонал.

        – Дай нам что-нибудь предъявить наверх, – сказала Лесли. – Тогда мы можем заключить сделку.

        – Мне нужны гарантии.

        – Даю слово, – сказал я.

        – Никакого неуважения, Питер. Но я не хочу обещаний от обезьянки. Нужно от шарманщика – от Найтингейла.

        – Если они особенные, – я старался не выдать раздражения. – То есть шанс, что мы сможем сохранить это в тайне. Но если ты хочешь, чтобы я привёл шефа, тогда сначала поговори со мной.

        – Кто они? – спросила Лесли.

        Насколько понимал Зак, Они встретились с Юджином Билом и Патриком Галлахером, когда те работали на железных дорогах к югу от реки.

        – Не тогда, когда рылась канализация? – спросил я.

        – Ещё до. Они помогали рыть туннель в Уоппинге.

        Это объясняло, почему бригада Била имела репутацию экскаваторов. “Ты говоришь, они не фейри, – я уже успокоился. Похоже, мы выходили на финишную прямую. – Но они отличаются?”

        – Да.

        – Чем? – спросила Лесли.

        – Смотри. В принципе есть два разных типа, верно? Рождаются разные. Одни подобны мне и девушкам Темзы. Ты называешь нас фейри, но только потому, что не знаешь, о чём, чёрт возьми, говоришь. Другие похожи на тебя и Найтингейла, – Зак указал на меня и нахмурился. – Извини, пусть будет три основных типа, хорошо? Рождаются избранные и те, что с отличиями – он указал на Лесли. – Будто из-за несчастного случая или типа того.

        Лесли уставилась на его палец, и он опустил его. Я как раз собирался спросить, что он имел в виду, но Лесли посоветовала Заку не отходить от темы. “Не обращай на меня внимания, – сказала она. – Эти люди рождаются другими? Ты это хочешь сказать?”

        Зак кивнул, и я бы записал “подвиды” в свой блокнот, но доктор Валид однажды  прочитал мне строгую лекцию об использовании биологических классификаций. Вместо этого я написал "мутанты", но затем зачеркнул. Доктору Валиду придётся довольствоваться тем, что он родился другим.

        Лесли попросила Зака говорить громче для лучшей записи.

        – Родились другими, – повторил громче Зак. – Я не знаю, откуда они взялись изначально. Галлахеры и Билы связались с ними ещё во времена раскопок. Не знаю, как – может быть, выкопали их.

        – Но ведь именно они делают керамику, верно?

        Зак снова кивнул, а после того, как Лесли навела пальчик на магнитофон, сказал: "Да, это они делали керамику”.

        – У них есть имя? – спросила Лесли.

        – У кого?

        – У этих людей. Кто они – дварфы, эльфы, гномы?

        – Мы называем их Тихими людьми.

        – И ты позвал Джеймса Галлахера вниз встретиться с ними? – я опередил Лесли, явно желавшую спросить: молчат они или нет.

        – Дошли слухи, что он интересуется имперской керамикой, и мне показался  возможным бизнес, – сказал Зак. – Я предложил свои услуги. Говорил же тебе, что был  его проводником, помнишь, когда ты впервые спросил меня.

        – Это ты купил чашу с фруктами?

        – На самом деле, статую. Вернее, я повёл его на гоблинский рынок, и он купил её там.

        Лесли бросила на меня недобрый взгляд, когда я выяснял, что "гоблинский рынок” – это перемещающийся постоянно Назарет, но я подумал, что Найтингейл захочет знать.

        – Ты отвёз его на Повис-сквер? – я продолжал быстро задавать вопросы, пока Зак разговорился.

        – Нет. Сначала был гоблинский рынок, – а до рынка на Повис-сквер он  добрался сам. Умный мальчик. – Зак сунул палец в кружку в поисках остатков горячего шоколада.

        – А чаша?

        – Он нашёл.

        Я рисковал вызвать гнев Лесли, перейдя на другую сторону и вытащив чашу с фруктами. Даже сквозь прозрачную пластиковую сумку судебной экспертизы я чувствовал вестигию, толкнув чашу через стол к Заку.  “Это та самая чаша?”

        Зак едва взглянул на неё: “Да”.

        – Настоящая чаша? – сказал я. – Не просто похожая?

        – Да.

        – Почему ты уверен?

        – Знаю.

        – Это работает со всей керамикой, или твой дар идентификации распространяется только на каменную? – спросил я.

        – Что?

        – Если бы я принёс из столовой тарелку и показал её тебе – смог бы ты через неделю найти её в ряду таких же?

        "Линейка тарелок, – подумал я. – Бог знает, что с этим сделает Сиволл”.

        – Ты потерял голову. Их же делают Тихие люди, а не на каком-нибудь заводе в Китае. – Зак говорил медленно, чтобы убедиться, что я понял. – Значит, все они разные, как и чьё-то лицо, вот как я их различаю.

        Я подумал, что Зак, наполовину фейри, наполовину гоблин или кто-то ещё, воспринимал вестигии иначе, чем я, Лесли и Найтингейл. А тогда мог и реагировать на них по-другому, возможно, менее мощно. Я сделал пометку на потом, зная, что Лесли вернётся в полицию.

        – Идём дальше, – она вернула разговор в русло. – Значит, ты провёл Джеймса Галлахера через канализацию, чтобы встретиться с этими "тихими людьми"?

        Зак улыбнулся ей: “Ты можешь снять маску, мы не возражаем. Правда, Питер?”

        Я ожидал, что Лесли либо проигнорирует Зака, либо осадит, но она повернулась ко мне с вопросительным выражением.

        – Ты не должна спрашивать моего разрешения, – сказал я, отчасти надеясь, что она оставит её.

        Она посмотрела на Зака, который состроил ей рожицу. “Я сниму её, – медленно произнесла Лесли. – Если ты перестанешь нас дурачить”.

        – Хорошо, – сказал он без колебаний.

        Лесли расстегнула маску и сняла её. Лицо было ужасным, как всегда, и блестело от пота. Я застыл, через мгновение сообразив передать Лесли несколько салфеток. Когда она вытерла лицо, я обнаружил, что Зак пристально смотрит на меня сужеными глазами.

        – Маска снята, – сказал я. – Твой ход.

        – Джеймс Галлахер и семь гномов, – попыталась шутить Лесли.

        – Разве я сказал, что они низкие? – спросил Зак.

        Мы просто смотрели на него, пока он не закончил. Джеймс, сказал Зак, был очень настойчив, как только американцы и продавцы стеклопакетов способны. Что бы ни говорил и ни делал Зак, включая то, что он выскочил из дома и помчался к машине, Джеймс не сдавался. “Итак, мы собрали кое-какие вещи и спустились в кроличью нору”.

        Кроличья нора с ужасным запахом. Я попросил Зака точно определить люк, в который они спустились, на распечатке Гугл-карт. Поразительно, но люк находился в пятидесяти метрах от дома Джеймса Галлахера. Интересно, не его ли нашла агент Рейнольдс?

        Мы показали ему ботинки, он тихо пукнул и согласился, что да, это ботинки Джеймса или, по крайней мере, похожи на ботинки, которые Джеймс купил для спуска в канализацию. Особого внимания ботинкам Джеймса он не уделил – странным был бы босой Джеймс, не так ли?

        – Если ты в ботинках, – сказал Зак. – Какая разница, в каких?
 
        Я подавил желание стукнуть его лбом о стол.
        Наконец, после того, как Лесли дала понять с помощью многих тонких словесных штучек, что она против желания ударить Зака лбом по столу, мы подошли к моменту, когда он представил Джеймса Галлахера Тихим людям.

        – Не то чтобы их действительно называли Тихими людьми, – сказал Зак.

        – Звучит двусмысленно, – быстро вставил я.

        Зак не знал, как они себя называют и  где живут. “Я знаю, как добраться туда под землёй, – сказал он, когда мы снова вытащили карту. – Но без понятия, где это над ней”. Где-то в Ноттинг-Хилле – вот и всё, что он знал.
        Зато я подозревал, что точно знаю где, но молчал.

        Они жили не в канализации, Зак подчеркнул это, а в своих собственных туннелях, сухих и удобных. Однако не мог сказать, как выглядели туннели. “Потому что они любят темноту”.   
        Для Джеймса их мир был любовью с первого взгляда.

        – А как же они? – cпросил я.

        – Они чувствовали. Джеймсу нравился их способ чувствовать. И Тихие люди любили его – родственные души и всё такое. Они наконец-то пропустили меня через коридор – что привело к дружбе со Стивеном.

        – Значит, его действительно зовут Стивен, – отметила Лесли.

        – Поверь, – Зак ударил себя в грудь. – Я ничего не выдумывал. Стивен, Джордж, Генри – у них у всех такие имена. Удивительно, что они не носят кепки и подтяжки.

        Они редко поднимались, Стивен был исключением, потому что уходящие люди не живут под землёй.

        – Так что же искал Джеймс? – спросила Лесли.

        – Не знаю. Что-то художественное, а могла быть одна из девушек. Знаешь, что они говорят – тот, кто сделал “это” с фейри, тот не уйдёт.

        Он что-то знал, я понял это по тому, как он пытался нас отвлечь.

        – Значит, он просто вошёл и оставил тебя снаружи? – сообразила Лесли.

        – В коридоре.

        – Ты ведь догадывался, что он делал?

        – Я добрался только до гостиной, несмотря на всё, что сделал для них. – Зак скрестил руки на груди. – Пропуска за кулисы так и не получил.

        – Но они впустили Джеймса, – Лесли продолжала расковыривать его ранку. – Это тебя разозлило?

        – Да. Должен сказать, что да.

        Только для Джеймса были объятия, пиры и радостные восклицания. И неважно, сколько раз Зак лично спасал задницу Стивена или решал какие-то наземные проблемы, потому что Зак не был потомком Билов или Галлахеров. Никакого откормленного телёнка для Зака, хотя он не стремился к нему. “И всё же, – сказал Зак. – Немного благодарности не помешало бы”.
   
        Ещё одна хрестоматийная иллюстрация на тему, почему надо говорить как можно меньше, когда вас допрашивает полиция – его негодование дало нам мотив, а ведь  я и Лесли списали было его как подозреваемого.

        Мы с Лесли обменялись взглядами – она тоже до сих пор не думала, что это сделал Зак. Только отведя взгляд, я понял, что прочитал выражение её лица, не реагируя на то, во что оно превратилось.

        – Получит ли Грэм Бил откормленного телёнка? – спросил я. – А как же Райан Кэрролл?

        – Кто такой Райан Кэрролл?

        – Знаменитый художник. Джеймс был его поклонником.

        Я его не знаю, извините. Не могу знать всех. Но если бы он был тем самым Кэрроллом, его бы тоже впустили.

        – А как же Грэм Бил? – спросил я. – Управляющий директор.

        – Он часто навещал нас. Но там его брат проводил время. Сошедший с ума от копания, очень грустно, что он так умер. Стивен говорил, что они больше никогда не видели Грэма Била.

        – Сколько их там? – спросила Лесли.

        – Не знаю.

        – Десять, двадцать, двести?

        – Больше двадцати. По крайней мере, несколько семей.

        – Семьи, – сказала Лесли. – Боже.

        – Они занимаются своими делами уже сотни лет. Держу пари, твой хозяин даже не знал, что они там были. И что теперь? Собираетесь спуститься туда толпой? Когда узнаете, что их дети не посещают школу, то позвоните в социальные службы, запишете им прогулы, обвините в проживании под землёй без лицензии? – Зак пристально посмотрел на меня. – Ты ведь не знаешь, что будешь делать, правда?

        Он был прав, я не знал, что буду делать, но ведь именно для этого Бог создал старших офицеров.
        Не то, чтобы они знали, что делать.

       
        – Вы знали об этих людях? – спросил Сиволл у Найтингейла.

        Мы собрались перед доской  расследования этого убийства, что была покрыта временными графиками, записями и фотографиями людей, которые только что стали совершенно неуместными.

        – Нет, – ответил Найтингейл.

        – Может быть, я говорю преждевременно, но это выглядит как мой недосмотр, – сказал Сиволл. – Видишь ли, Томас, в этом году я приобрёл личного друга в лице мистера Панча и помог сжечь Ковент-Гарден. В это же время Мириам здесь приходилось иметь дело с женщинами с хищными влагалищами и настоящими кошко-человеками. А теперь под Ноттинг-Хиллом возможна целая грёбаная деревня людей-кротов, вооружённых грёбаными пистолет-пулемётами. С учётом того, что мне неоднократно поручалось полагаться на ваш опыт во всех областях, связанных с нерегулярными и особыми обстоятельствами, я имею полное право выразить определённое недовольство тем, как вы выполняете свои обязанности в этой области.

        – К сожалению... – начал Найтингейл.

        – Это более чем чертовски неудачно, – перебил Сиволл, его голос стал очень тихим. – Это непрофессионально.

        Я увидел, как вздрогнул Найтингейл, и знал его достаточно хорошо, чтобы понять, что это было за лёгкое движение его головы. “Вы, конечно, правы, – сказал он. – Я прошу прощения за недосмотр”.

        Взгляд Стефанопулос на меня выражал: какого чёрта! Но я был поражён, как и она. Даже Сиволл выглядел подозрительно.

        – До того, как я возглавил “Безумие”, – сказал Найтингейл. – Я редко видел “акции” в Лондоне. Большую часть времени я проводил за границей. Когда мы потеряли большую часть наших… – он запнулся на мгновение. – Перестали быть доступными мои  коллеги, занимавшиеся такими вопросами. Вполне возможно, что я мог бы найти некоторые ссылки на них в литературе, но, как и вы, был занят в последнее время.

        Сиволл прищурился. “Мы хотим попасть туда как можно скорее… прежде чем мерзавцы успеют закопаться, – он обдумал только что сказанное. – Выкопайте их”.

        – Предлагаю подождать до Рождества, – сказал Найтингейл.

        – Хотя бы из-за сверхурочных, – поддержала Стефанопулос. – Вы знаете, что CO19 и TSG будут заняты составлением списка вероятных целей до Нового года. Они заставят нас заплатить, и я не думаю, что мы должны идти туда без помощи.

        – Мы можем хотя бы побеседовать с Грэмом Билом сегодня днём? – Сиволл потихоньку успокаивался. – Если это не доставит слишком много чёртовых трудностей.

        – И с Райаном Кэрроллом, художником, – добавил я. – Нужно выяснить, контачил ли он с Тихими людьми.

        – Грёбаные Тихие, – Сиволл покачал головой. – Давайте первым делом соберём других известных людей, они будут славными и жирными после рождественского ужина. А потом, когда у всех пройдёт похмелье, спустимся под землю.

        – Я поговорю с Темзой, – сказал Найтингейл.

        – Ты? – оживился Сиволл. – Было бы великолепно.

        Стефанопулос вздохнула и многозначительно посмотрела на меня.

        – Кофе? – предложил я.

        – Пожалуйста, Питер.

        Столовая в отделе не так уж плоха, несмотря на натужную попытку праздничного приветствия с мишурой вокруг кассы и переплетающей коробки шоколада, мюсли и мини-пакеты печенья. Я не стал повторять ошибку дважды и взял чай вместо кофе.

        Пока конголезка за кассой выбивала чек, я заметил, что мишура натянута слишком близко к зоне горячего питания, позволяя случайной пряди окунуться в вечную кастрюлю с бефстрогановым. Такое отношение к гигиене питания объясняет, почему столичная полиция теряет так много рабочих дней из-за болезней. Я бы отметил, конечно, и вклад собак с представителями общественности.

        "Неужели они не знают о кишечной палочке?" – подумал я, осторожно поставил  поднос, повернулся и вышел из столовой обратно в офис, перепрыгивая через три ступеньки.
   
        – Теперь в туннели, – сказал я себе. – Прежде чем Кевин, чёртов Нолан, успеет убить их всех.