Солнце сушило и вялило низкую траву прерии. По тропе устало брёл огромный темнокожий детина, не так давно обритый наголо. Его мощные руки были скованы тяжёлой цепью, а к ней привязано внушительных размеров бревно, которое гигант волочил по земле. Позади ехал на лошади бледнолицый в пыльном и потном костюме-тройке с шляпой. Путники приближались к перекрёстку. Вокруг ни души.
—Папа Легба!..— уныло затянул пленник.
—Заткнись.
—Открой нам дверь...
—Я же сказал, закрыть рот, мразь! — Конвоир ударил своего подопечного хлыстом.
Здоровяк остановился. Он сел на своё бревно и произнёс:
—Я устал.
—Пшёл!
—Я устал, мне нужна вода, — повторил заключённый.
—Ссука,— всадник отстегнул флягу и кинул подопечному. Тот, отвинтив крышку, перевернул сосуд над раскрытым ртом. На мясистые губы упала скупая капля и тут же впиталась горячей сухой кожей.
—Пусто.
—Чёрт бы тебя побрал, громила, — проворчал белый, и слез с лошади. Когда он открывал сумку, негр снова запел:
—Твои дети ждут.
—Обезьяний сын! — крикнул пленитель, берясь за хлыст, но когда он развернулся, рядом с ними стоял невесть откуда появившийся пожилой хромец в широкополой соломенной шляпе — А ты ещё кто такой? Вали отсюда, чернозадый!
—Ай, как грубо! — возмутился старик.
Раб, несмотря на жажду, разразился хохотом. Калека с удовольствием подхватил. Законник скривил лицо и достал верный кольт. Африканцы посерьёзнели.
—Стреляй, малыш.
Бах! Кусок земли позади неподвижной мишени взлетел в воздух.
—Хи-хи.
Бах!
—Хи-хи-хи.
Бах! Бах! Бах! Бах!
Грубый смех разлетался по всей прерии, казалось, даже грызуны в своих норках хохочут над стрелком.
—Что за х...
Шутник щёлкнул пальцами и кобыла сильно боднула испуганного американца в спину, так, что он подлетел к бревну.
—Впрягайся.
—Эй, там, в сарае! А ну заткнулись, скоты!
Слуга погладил голову внучки и затушил свечу.
—Что было дальше, дедушка?
—Спи, родная, завтра рано вставать.
Имение погрузилось в крепкую сонливую тишину. Только из-за белоснежных молочных зубов малышки еле слышно исходила тоскливая песня:
—Папа Легба!..
—Т-с-с-с.