Жизнь прожить Глава 1

Валентина Карпова
          В то утро Антонина проснулась рано по давно установившейся у неё привычке - за пять минут до оглушающей трели будильника, хотя вот уже десять дней прошло с того момента, как отпала необходимость вскакивать и переводить его стрелки… Да, сегодня как раз пошёл десятый день, как она осталась одна в просторном доме, по деревенским меркам – хоромах, после так неожиданно отправившейся в мир иной Петровны, приёмной, а по сути самой что ни на есть родной, матери, добровольно взвалившей когда-то на свои плечи заботы о жизненном устройстве на тот момент глупенькой шестнадцатилетней девчонки, только что ставшей мамой серьёзного мальчугана, весом три килограмма и шестьсот граммов при росте в пятьдесят восемь сантиметров.

          Так уж случилось, что именно Маргарита Петровна в свой почти самый последний рабочий день принимала роды у неё, Антонины по фамилии Калина, настолько хрупкой и юной девчонки, что всей бригаде, дежурившей в тот день, а затем и ночь, всё происходящее казалось полнейшим абсурдом, несмотря на грубую прямоту реальности. Роды затягивались… Оно и понятно: вряд ли растущий организм роженицы был готов к подобным испытаниям. Но в конце концов всё разрешилось благополучно и новый человек уверенно приветствовал свой первый день торжествующим криком:«Я родился! Извольте с этим считаться, слышите меня?» Вот только не было вокруг него тех, для кого его рождение оказалось бы самым важным событием и радостью, поскольку его мамочка, едва оправившись, сразу же положила на стол заведующей родильным отделением небрежно вырванный листок из школьной тетради в клеточку, на котором почти каллиграфическим почерком старшеклассницы-отличницы был написан отказ от малыша с уверениями в том, что в дальнейшем от неё не последует никаких претензий, поскольку судьба новорожденного сына ей безразлична…

          Имея за спиной огромную врачебную и, что ещё более важно, жизненную практику, Маргарите Петровне не один раз, к великому её сожалению, приходилось сталкиваться с подобным решением, и всякий раз она, выступая на стороне беспомощного перед проявленным жестокосердием человечка, бросалась в уговоры, отстаивая право только что рождённого быть любимым той, что произвела его на свет, и в большинстве случаев ей таки удавалось убедить, уговорить либо заставить не пополнять и без того не оскудевающий поток отказников, сирот при живых родителей. Да, кого-то из малюток потом брали в приёмные семьи, и даже удачно, но, зачем лукавить, далеко не всех…

          Вот и на этот раз, перечитав написанное, она сразу же поспешила в палату, где молоденькая роженица суетливо запихивала какие-то пожитки в пластиковый пакет с логотипом магазина «Спар». Без живота девушка выглядела настолько не по девичьи, настолько по-пацански угловато, что не зная о том, что именно она только что стала матерью, её с лёгкостью можно было бы принять за невысокого худенького парнишку с роскошной пушистой косой…

          - Сколько тебе лет? – тихо спросила Маргарита, не зная с чего начать разговор.

          - В личной карточке написано! – буркнула та, чуть покосившись в её сторону, и замерла, отвернувшись к окну.

          - И всё же?

          - Шестнадцать! А что? Вот только не надо, не начинайте…

          - Не начинать – что? – сходу подключилась Маргарита Петровна, радуясь в душе пусть такому, но всё же началу диалога.

          - Мораль мне читать не надо! И без вас всё хорошо понимаю…

          - Но я и не собиралась даже…

          - Вот как? А зачем же тогда пришли? Отказная составлена не по правилам, что ли?

          - Нет, не в этом дело… О каких тут правилах можно говорить? Нет, я даже не стану спрашивать: почему? И так всё понятно…

          - Да, что вам может быть понятно?! – вдруг сорвалась на крик Антонина – Что вам понятно? Вы же совсем ничего не знаете про мою жизнь…

          - Не знаю… Тут ты абсолютно права, девочка моя! Но понимаешь какое дело… Есть очень выражение у древнего мудреца по имени Соломон. Слыхала о таком? – и, не дожидаясь ответа, продолжила – «Проходит всё! – сказал он когда-то – Пройдёт и это!» Его слова нисколько не утратили своей актуальности и в наши дни, поверь мне, старухе! Жизнь прожить, не поле перейти… Пройдёт какое-то время, и ты непременно опомнишься, и будешь горько сожалеть о том, что делаешь в данную минуту… Я уже так давно живу и ещё ни разу не встретила опровержения. Сколько вас вот таких прошло через мои руки – счёту нет… Жаль-не верну, что не додумалась смолоду вести хоть какие-то записи…

          - Каких, таких? – зацепилась за слово Тоня, вырвав из контекста всего прозвучавшего.

          - А вот таких, у которых от «большой» любви «крышу» напрочь сносило…

          - Какой ешё любви?! – почему-то шёпотом произнесла Тоня, присаживаясь на кровать – Меня просто-напросто насиловали, понимаете? Насиловали… и не кто-то в подворотне или кустах, а так называемый очередной «папочка», тридцатилетний здоровенный бугай, для которого мой невыносимый ужас и боль были чем-то таким, чему я не знаю названия, понимаете? Вот только умоляю не заводите разговор про заявление в полицию, ладно? И так тошно… - и внезапно разразилась такими рыданиями, что Маргарите пришлось срочно вызвать медсестру с успокоительным. После укола девушка крепко уснула, а пожилая женщина-врач ещё долгое время сидела рядом с ней, время от времени то поглаживая её по худенькой руке, то что-то неслышно приговаривая…

          На следующее утро Антонина проснулась от душераздирающего крика сына, не допуская и мысли о том, что это мог кричать какой-то другой младенец. Казалось, всё здание переполнилось его возмущением и обидой, ожиданием и ещё чем-то таким, от чего сердце юной мамаши неистово заколотилось о рёбра, словно вознамерившись прорвать броню кожи и выскочить наружу, чтобы покатиться туда, к источнику настойчивого зова и пронзительной тоски… Забыв о своих вчерашних намерениях, или оставив их на потом, Тоня немедленно отправилась на поиски.

***

          - Почему он один? – спросила она медсестру на посту у детской палаты.

          - Остальных развезли на кормление! – пробормотала та едва разборчиво, невозмутимо продолжая заниматься своими делами.

          - Можно мне пройти к нему? Взять на руки, успокоить?

          - Нет. Для этого нужно специальное разрешение пока ещё Маргариты Петровны. Сходи, спроси, может и сжалится – она у нас мадам непредсказуемость… А вот, кстати, и она… - почему-то не скрывая раздражения, сквозь зубы проговорила медсестра, не оставив и тени сомнения по поводу того, как она относится к своей пока ещё начальнице. Но закулисные интриги Тоню не волновали вообще – у неё всё меньше оставалось сил слушать непрерывный крик сына там, за стеклянной стеной детской палаты.

          - Можно мне взять его на руки?  - бросилась она навстречу врачу.

          - Ну, а почему же нет? Знаешь что? Иди-ка ты в мой кабинет, сейчас тебе принесут твоего Тимошку!

          - Почему – Тимошку? – пронеслось в голове – Кто так решил? – но промолчала, боясь, что та может передумать и не позволит ей взглянуть на сына, прикоснуться к нему.


***

          Едва девушка скрылась за поворотом больничного коридора, Маргарита, не скрывая раздражения, спросила у медсестры:

          - По собственной глупости или чьей-то ещё ты распорядилась не носить на кормление ребёнка Калине?

          - Ну, как… - замялась та – По распоряжению заступившей на дежурство Нелли Исааковны. Она же, эта самая Калина, написала отказ от ребёнка…

          - Да?! И кто же тебе это сказал? А хотя бы и так – ты-то тут при чём? Твоё дело телячье… Продолжить, или сама сообразишь в чём оно заключается?

          Вспыхнув, постовая уже перестав соблюдать субординацию, нагло уставилась прямо в глаза, прошипела:

          - Маргарита Петровна, если бы вы только знали, с каким облегчением мы вас проводили на пенсию! Как вы всем тут надоели своими бесконечными придирками и брюзжанием! Вот вы где у всех! – и красноречиво провела ребром ладони по своему горлу - Ступайте уже, отдыхайте, не мешайте людям спокойно делать своё дело! – и демонстративно отвернулась к шкафчику с лекарствами, давая понять, что неприятный разговор окончен.

          - Ах, вот даже как?! А вот тут ты сильно заблуждаешься – моей власти ещё больше чем достаточно для того, чтобы вышвырнуть тебя с треском не только из этого отделения, но и вообще из больницы, голубушка! Советую уже начать собирать вещички, поскольку подобного демарша я не прощу… - и решительно вошла в детскую, взяла плачущего малыша на руки и пошла в пока ещё свой кабинет, где её уже заждалась его мамочка, носящая странную фамилию Калина.

***

          - На, держи своё сокровище! – протянула она через минуту свёрток с всё ещё хнычущим малышом – Ишь, каким горластым-то оказался - мужчина! Да, не так, не так! А ну-ка, присядь на диван! – тоном, не допускавшим возражения, скомандовала Тоне, у которой от неуверенности дрожали руки – Вот так, головкой на сгиб локтя… Да не трясись ты так!

          - Ага… - подняла та испуганные глазищи – А вдруг что сломается…

          - Небось, не сломается, если ломать не будешь! Ишь рот-то как разевает – сиську мамкину ищет. Доставай, что там у тебя есть для него, не заставляй сына ждать. Да не красней ты так, меня удивить уже почти невозможно… Господи, да есть ли они вообще-то у тебя, а? Ну, что есть, то есть… Подноси его к соску-то, дальше он сам сообразит! – продолжала ворчать по-стариковски Марго, умело руководя при этом действиями неопытной мамаши.

          - Ага, подноси… - мелькнула паническая мысль у Антонины – А он как хватит зубами-то… - и тут же одёрнула саму себя – Дура, какие у новорожденных зубы? Опомнись! – и решительно сделала то, что перед этим советовала врачиха. Малыша словно магнитом притянуло к едва заметной пуговке соска, и он, сделав несколько сосательных движений, вдруг взглянул ей прямо в глаза настолько серьёзно и осмысленно, что она невольно зажмурилась. Вопрос… Во взгляде её крохотного сына бегущей строкой читалось:«За что? Почему ты хочешь отдать меня чужим людям?» Открыв через минуту глаза, Тоня всё никак не решалась вновь взглянуть ему в лицо, хотя уже безусловно понимала, что не сможет просто повернуться и уйти отсюда одна, не сможет оставить его здесь… 

          Прижав тёплое тельце, она тихо и совершенно беззвучно плакала, не желая потревожить неосторожным всхлипом наконец спокойно уснувшего сына. Маргарита, безусловно понимая, и остро ощущая драматизм происходящего, молча взяла у неё ребёнка и положила на диван, а девушку поманила к столу:

          - Тонечка… Ты вообще-то чем по жизни собираешься заниматься? У тебя есть родные, кто бы мог помочь в предстоящих хлопотах с ребёнком?
 
          - Я год отучилась в профтехучилище на продавца. Живу там в общежитии. Мне домой никак нельзя… А теперь и в общагу не пустят… - размазывая слёзы по щекам, прошептала Тоня – Вот почему я хотела его оставить, понимаете?

          - Хотела… А теперь уже, значит, не хочешь?

          - Не могу…

          - Точно? Смотри, это ведь не кукла, это живой человек, понимаешь? И во всем белом свете он, проживи сто и больше лет, не найдёт никого роднее тебя, понимаешь?

          - Да… Но, Маргарита Петровна, что же мне делать? У меня для него даже сменного комплекта пелёнок нет… И домой не могу…

          - Для начала, перестань плакать, а то молоко не придёт… Хотя в твоём случае, ему и приходить-то особо некуда… Но да ладно, это дело десятое. Знаешь что? Ты только не отказывайся сразу, хорошо? Я вот что хочу тебе предложить: а поехали ко мне! У меня в деревне не так далеко отсюда есть вполне приличный просторный дом с садом и огородом. Живу я одна – так сложилось в судьбе. Места всем хватит. А на продавца и без училища выучиться можно. Пред тобой сейчас стоит куда более важная задача – стать настоящей матерью вот этому чуду. Ишь, сразу успокоился как мамку рядом почувствовал, а то как орал-то, как орал – всю душу вымотал своим криком. Уж я ему ночью и бутылочку, и пустышку – нет, чуяло, видать, сердечко нависшую-то беду, чуяло…

          От прозвучавшего предложения Тоня на какое-то время даже лишилась дара речи. Это был первый случай в её жизни, такой короткой, но настолько наполненной злым цинизмом и равнодушием, когда человек, причём абсолютно чужой, протягивает руку помощи просто так, ни за что и не требуя ничего взамен… Хотя нет, второй, первой всё же была тётя Галя, повариха в школьной столовой... Но и тем не менее! 

          А между тем Маргарита расценила её долгое молчание по-своему:

          - Тонь… Пойми меня правильно, ты же не глупая девочка... Я ни не настаиваю, а прошу… Видишь разницу?

          - Почему? – наконец нашла что спросить та – Зачем вам это? Ведь вы же меня совсем не знаете… У меня за душой ни гроша… Чем я смогу вам отплатить?

          - Господи! Да что же это за время-то такое? - всплеснула руками Марго - Ну, почему всё измеряется лишь в денежном эквиваленте? Я же с открытой душой… И потом, почему ты исключаешь возможность обоюдной выгоды?

          - Выгоды? – не поняла Тоня – Какая от меня выгода? Полы помыть, да грядки прополоть, чего сроду не делала?

          - А хотя бы и так! Это в твои годы подобное и за труд посчитать смешно, а в мои уже каждый шаг чрез преодоление каких-то внутренних немощей, пусть и скрытых от постороннего взгляда. Главное отныне не наши с тобой интересы, а благополучие Тимофейки!

          - Почему вы его так называете?  - вдруг улыбнулась Тоня, смахивая ладонью всё ещё бегущие слёзы.

          - А тебе, что не нравится? Да, он вчера как только выскочил из тебя, так всем в родовой сразу же стало понятно – вылитый Тимофей! Мужик серьёзный, основательный…

          - Нравится, не нравится... Просто как-то неожиданно… Имя редкое, старинное, даже сказочное какое-то… Тимофей-котофей, Тимоша, Тимочка, Тимка-невидимка… - перебирала задумчиво Антонина, словно пробуя на вкус, варианты предложенного имени – А пусть будет Тимофей – согласна!

          - А по-отчеству как?

          - Андреевич, как и его маму.

          - Значит, его отца зовут Андреем?

          - Ничего это не значит… Андреем звали моего папу, которого я, к сожалению или к радости, почти не помню…

          - Ну, и ладно! Захочешь рассказать, расскажешь. Но я так понимаю, что и со вторым моим предложением ты склонна согласиться, так? – обняла её за плечи Маргарита.

          - Не знаю… - всё ещё пребывала в нерешительности девушка – Чудно как-то… Но, ладно, давайте попробуем… Только хочу предупредить сразу – у меня просто отвратительный характер!

          - Да ты что?! Ох, а я всё боялась признаться, что и у меня он… - рассмеялась Марго – А как поступим с этим? – и достала из стола написанную рукой Тони отказную от ребёнка.

          - Дайте мне его! – приподнялась на стуле Тоня.

          Та молча подала. И Антонина решительно изорвала ни в чём не повинный клочок бумаги так мелко, как только смогла...