Глава 1
Солнечные лучи проникали сквозь плотную завесу листвы, нагревая влажный воздух. Из-за близости водоема и болотного перешейка – становилось трудно дышать. Орды мошкары отчаянно донимали скрывающихся в зарослях людей. Два десятка воинов тхулу, во главе с таном Кэчеда, ждали команды к нападению. Чуть ниже по склону, покрытому папоротником, расположился лагерь врага. Женщины возились с едой у котлов, а мальчишки играли, бросаясь камнями. Воины брезгливо рассматривали людей, больше похожих на животных. Аборигены, разговаривающие на неизвестном тхулу, рявкающем языке, даже не подозревали, что должно начаться в любую минуту. Высоко в кронах, на связках лиан и бревен, расположились небольшие хижины. От них до земли свисали веревки с множеством узлов.
Кэчеда, доверенный Хранителя Ктахи, поднял руку с широким ножом. Из его груди вырвался угрожающий клич, который подхватили, бросившиеся в бой люди. Кэчеда созерцал панику, возникшую в деревне, стоя на холме. Один из аборигенов выскочил из шалаша навстречу смерти. Показалось, что воины пробежали мимо, но внутренности мужчины покинули брюхо хозяина, которые тот судорожно старался удерживать на месте, пока не был обезглавлен. Крики женщин слились в унисон со звоном оружия и грохотом битвы. Первая волна оказалась единственной, и вскоре редкие стычки приобрели лишь случайный характер.
- Хранитель, в деревне больше нет живых людей, - проговорил на ухо шаману, подбежавший молодой человек с черной косой до пояса, вместо прически. Старик коротко взглянул на него и брезгливо отвернулся. По рукам воина стекала кровь, а на бедре красовался порез, на который тхулу, казалось, не обращал внимание. Сандалии и скудные одежды также безнадежно испорченны пролитым соком чужой жизни. Катхи закрыл глаза, и устало вздохнул. В руке, спрятанной от любопытных глаз под полами мантии, появился осколок минерала, идеально круглой формы. Отшлифованный миллионами поглаживаний, он был призван успокаивать хозяина в тяжелые минуты. Кто-то другой, возможно, уже праздновал бы победу - устроил триумфальный танец на трупах женщин и детей. Но Катхи насилие казалось чуждым его сути, и он не разделял радости, выраженной на лицах воинов. Наоборот, сердце захлестнула усталость, и бессилие, чувство невозможности изменить свершенное деяние. Всюду разбросанные мертвые тела лишь усугубляли пагубное влияние совести на Катхи.
Старик был одет в мантию обшитую шкурами животных. Вместо капюшона расположилась лиса –её лапы плавно переходили в воротник. Амулеты, одетые по случаю военного похода, разноцветным клубком дополняли наряд. Сам Ктахи не любил формальности, предпочитая простоту домашних одежд, походной пышности. Под плотной тканью ритуального облачения шаман держал короткий клинок с изогнутым лезвием. По обе стороны от главнокомандующего стояли два воина, выделяющиеся из общей массы внушительными габаритами и накидками из шкур леопарда. На их лицах застыла гримаса скуки и безразличия – даже истекающий кровью воин не был удостоен внимания.
Самому Ктахи, члену Совета, третьему по важности человеку в племени, аскету и Хранителю Знаний, происходящее причиняло боль. Все ученое существо шамана противилось жестокости, и когда его невозможно избежать, выискивало обходные пути решения проблемы. Но в данном случае таковых не нашлось. Суть дела состояла в пропаже детей. Будучи живыми, те, кто сейчас валялся в лужах крови и кишок, ухитрялись воровать младенцев. Когда выяснилось, зачем они это делали, Ктахи обуял ужас, а Совет собрался на удивление быстро. Старик вспомнил, как после доклада разведчика из клана Детей Луны, члены Совета заразились яростью, замешанной на страхе оказаться родителем украденного ребенка. Решение приняли молниеносно, и бремя исполнения приговора возложили на его, Катхи, плечи.
Между наспех построенными, измазанными глиной, домами суетились воины, добивая раненных и выискивая прятавшихся врагов. Посередине деревеньки, расположились, воины с духовыми ружьями во главе к Кэчедой. Их, увенчанные головными уборами из перьев, фигуры кружились на месте, высматривая врага в кронах деревьев. Иногда из длинных бамбуковых трубок вырывались утробные выдохи, после
которых с высоты, валилось тело аборигена. Несколько секунд после падения он корчился, выплевывая кровавую пену изо рта, а спустя минуту, мертвец исполнял прощальный танец предсмертной агонии и замирал, на этот раз навсегда.
Трупы собирали в одном месте, где скоро образовалась гора. Из груды мертвых тел, словно родник, вытекал красный ручеек, и, смешиваясь с грязью, бежал к ногам Ктахи. По правую руку от Хранителя складывали добычу: оружие, одежду, овощи, фрукты и специи. Большинство из них принадлежало разным племенам, и шаман сделал вывод, что тхулу не первые, кого терроризировали каннибалы, но последние. Из всей кучи хлама шаману приглянулся кусочек минерала. Камень переливался, играя на свету серыми гранями. Когда Хранитель взял безделушку в руки, она оказалась невероятно легкой. Сетка тонкого орнамента, безусловно, работы мастера, покрывала идеально гладкую поверхность.
На секунду окружающий мир померк перед бездушным куском материи. Шаман разглядывал его, крутил в руках, нюхал и даже пробовал на вкус, а стоящие рядом воины, смотрели на Ктахи с любопытством. Хранитель, не мог понять, что с не так с голышом: слишком маленький вес для камешка такого размера или отсутствие шероховатости, что же эта за вещь?
- Где вы нашли это? - спросил он мужчину, приносящего добычу из глубины деревни.
Смуглый, испачканный кровью человек, вздрогнул от неожиданности. Прямое обращение шамана к рядовому исполнителю считалось редкостью, и вызывалось только крайней необходимостью. Но Ктахи считал эту традицию пафосной и намеренно игнорировал, не в угоду другим главам кланов.
- В шатре над вон тем деревом, Хранитель, - парень протянул руку, указывая куда-то вверх. – Он был на шее у мальчика-пленника.
- Какого мальчика? – бровь шамана поднялась в удивленном жесте.
- Он сидел в клетке. Наверно, один из похищенных детей.
-Надеюсь, у вас хватило мозгов оставить его в живых? – осведомился старик.
- Я не знаю, Хранитель, - лоб мужчины покрыла испарина, а руки еле заметно задрожали.
- Так поторопись, лунное дитя, - сказал старик дрожащим от нетерпения голосом. – Пусть дитя предстанет перед моими глазами.
Мужчина поклонился и бросился выполнять приказ, а Ктахи смотрел ему в след, лелея надежду, что ребенок жив, а не разделил судьбу каннибалов. Через несколько минут посланник вел парнишку в набедренной повязке – тот спотыкался, пытаясь удержать равновесие. Лицо отрока обрамляла копна спутавшихся волос, цвета каштана, а на щеке застыл смачный кровоподтек. Ктахи не моргая, смотрел на мальчика. Его цепкие черные глаза, казалось, физически ощупывают паренька. До сего момента старик отказывался признать тоску о семье и детях, которых у него не было. Но сейчас, когда юнец смотрел на него, обжигая зелеными глазами - у члена Совета защемило сердце. Столько непосредственности, беззащитности, но в тоже время, гордыни и силы, было во взгляде пока еще маленького мужчины.
- Откуда у тебя это? – шаман протянул к мальчику ладонь с амулетом. – Кто тебе дал его?
Мальчик молчал, смотря на взрослого исподлобья.
- Как тебя зовут? Откуда ты? – продолжал расспрос шаман, но ответа не последовало.
- По всей видимости, мы опоздали, и дикари все-таки съели твой язык, - пожал плечами старик, а окружающие загоготали.
На самом деле Ктахи пришло в голову, что юноша просто не знает речи тхулу и прекратил расспросы.
- Мы забираем его с собой, - сказал старик охране, вставая. – Ах, да… и он поедет вместе со мной. Надеюсь, вы не надорветесь.
***
Фигурки тхулу ровным строем исчезали в зарослях папоротника. Идущий впереди абориген разрубал широким ножом спутавшиеся заросли, образовавшие подобие стены. Разросшиеся ветки пальм, сплошь покрытые гроздями молодых лиан, скрывали уходящих вглубь джунглей людей. В середине процессии четыре воина несли ложе из бамбука, укрепленное на двух длинных шестах. Внутри находился человек в лисьей шкуре. Рядом с ним сидел мальчик и что-то жевал. Паланкин двигался медленно, словно лодка по реке из человеческих полуобнаженных тел. Добычу тоже несли на плечах. Рабов не взяли - особей, опустившихся до поедания себе подобных, уничтожили полностью. Ведомые страхом и отвращением, воины тхулу, прямо на его глазах вырезали целую деревню. Но в душе ничего не шевельнулось. Он прекрасно осознавал, что люди самые опасные представители живого мира. Изощренные охотники, способные на многое, дабы прокормиться себя и потомство. Но потерявшие человечность особи, перестали быть людьми, когда сломали границу, вкусив плоть человеческую.
Его не смущало ничего более. На мгновение забылась даже мошкара, до этого не дававшая покоя. Цель достигнута, остальное дело техники. Но интуиция подсказывала ему - долго осточертевшее бездействие не продлиться. Так же он отметил, что все складывалось как нельзя лучше, и судьба дала возможность пойти путем наименьшего сопротивления. Глядя на змейку из воинов тхулу, медленно уползающую в чащу тропического леса, он задумался. Когда замыкающий колоны аборигенов скрылся в густом подлеске, человек поправил разгрузку и двинулся следом.