- Уже давно ничего нет на той улице , даже название её сменилось.
Куда делись пышные влажные по утрам кусты сирени, от которых рождалось восхищение в глазах?
Где аромат лепестков яблонь?
Где смолёная, залитая чёрным гудроном лодка на заднем дворе?
Клочки земли с грядками и заборчиками?
Где то крыльцо, на которым степенно сидел дядя Петя с корзиной только что собранных красноголовиков и не спеша их чистил?
Где скандалист и пьяница дядя Яша, весёлый, с топором в руках бегущий за тихой женой в белом платочке?
- Варнак! Пермяк-солёны уши! - кричал он кому-то вдогонку.
И все расступались.
А моя мама прятала бедную старушку под кроватью.
Все они давно сошли с поезда каждый в свой назначенный час,-
думала Тася.
Но помнила дворик. Вот она открывает скрипучие ворота. Через подворотню проник вместе с ней Шарик лохматый и всеми уважаемо любимый, ласковый и бережёный ребятнёй от собачников. Кто-то караулил на улице, когда они уедут, чтобы потом выпустить собаку. У него даже конуры не было. Он прятался в лазе пол домом. Туда и прятали сердобольные и жалостливые дети брошенных собачат.
Мимо идут в чёрных одеждах смиренные монашки. Рядом церковь. Медленно и торжественно бьют колокола. Мальчишки шкодят и иногда на ниточке подбрасывают им пустой кошелёк на тротуар. А потом дёргают за ниточку и хохочут. Играют в ножички, режут землю, сбившись в кучу.
Их казённый дом. Низ каменный. А верх деревянный. Стена в чуланчик всегда промерзала. А Тася всегда спала у промороженной стены и бухала ночью от кашля. Квартире не хватало тепла русской печки. Для этого в морозы топили буржуйку. Тепло буржуйки было временным, железные бока накалялись и быстро остывали, но можно было вскипятить чайник или пожарить картошку.
Справа - крыльцо. Там жили Филипповы. Когда они поднимались по деревянной лестнице на второй этаж, Тасе были слышны их шаги над головой и скрип ступенек.
Её сундук, на котором она спала летом в тёмном чуланчике, находился под лестницей.
Там были ещё две кровати для братьев и сестёр.
Темно, прохладно и загадочно. Это была тайная комнатка без света. Он пробивался через щели ставен единственного окошечка. Туда отправляли в наказание.
Там однажды, единственный раз, после работы пришла мама и рухнула на кровать как подкошенная, не сказав никому ни слова. Её смена в больнице совпала с праздником Восьмое марта. Как страшно это было. Потом, уже повзрослев, Тася поняла и сделала выводы, что после смены коллектив отметил коротко Международный день независимости женщин. Работа мамы была в самом пекле, в родильном отделении. Целый день роды, целый день и даже ночью. А это на грани жизни и смерти матери и ребёнка.
Дети сели около неё и смотрели в страхе:
- Не умерла?
Дышит? - спрашивали младшие.
- Дышит, - отвечала Тася.
Молодость задирчива и беспощадна. Потом Тася бросит маме жёсткие слова.
- Ты неправильно нас воспитала!
- Скажи спасибо, что никто не стал калекой и были сыты- одеты, - проглотив обиду, ответит мама.
Как поздно я прошу у неё прощения. Шестерых накормить, обуть.
В день получки, а это тридцать шесть рублей санитарки, мерила лучинкой ножку тому, у кого обувка износилась, и шла в какой-то магазин.
Бедная мама! Она никогда не надевала своего шерстяного синего цвета платья с высокими плечиками по тогдашней моде и вышивкой на плечах. Она никогда не ходила в кинотеатр «Победа», куда бегали мы.
Не помню, чтобы что-то отмечали застольями.
Только отец с дядей на кухне вспоминали войну, вспоминали горько, без мата. Самое страшное ругательство дяди Коли «Японский бог!» А дети на полатях, один мала меньше, послевоенное поколение, головы русые и тёмные, ушки на макушке, всё слышат и видят.
В чуланчике лежала отцовская собачья мохнатая, рыжая, как лиса, шуба. Её купили или обменяли после войны на рынке.
Здесь Тася изрезала единственную крепдешиновую розового цвета мамину кофточку, пыталась шить.
Здесь карябала тайно от всех, иначе не поймут, в сумраке первые строчки поэмы, посылала в журнал «Юность», откуда рукописи не возвращаются.
Вот с перил этого крыльца она прыгала, отрабатывая технику прыжка с парашютом. А зимой, накинув на голое тело старенькое пальто, и взяв в руки два ведра с ледяной водой, скрипя по морозу подшитыми валеночками, шла в снежную крепость их огородика. Скидывала пальтишко и обливалась водой, в которой плавали острые тонкие льдинки.
Почти всю жизнь свою поднимала в небо голову, когда летел «кукурузник».
Вот здесь из угловатой девочки превращалась во что-то округлое и стеснительное. Так стыдливо шла по улице, не поднимая глаз, боясь грубых и насмешливых слов мальчишек.
Она и сейчас помнит маршруты старых улиц: школа, керосиновая лавка. Туда всего стыднее было ходить с ржавым бидончиком. Никто не помнит, как зажигались керогазы. А она помнит. Маршрут к большой реке, мимо винного завода, где воздух был наполнен парами спирта. Мимо хлебозавода, где запах простого хлеба был маняще сытным.
А однажды ей приснилось в чуланчике, что появится когда-нибудь в будущей жизни.
Нет, не принц на белом коне, не Грэй под алыми парусами.
К ней спустится с неба смуглое божество в виде юноши. Картинку она видела в книге «Легенды и мифы древней Греции». А лица она не запомнила.
Телевизора ещё не было. Звёзды светили только на небе.
И соседи осуждающе смотрели на высокую девицу длинноногую с подкрашенными губами. Шептались, что подалась она в модельерши.
Книжек своих не было, и она тайком читала книги взрослых, ничего не понимая.
Прошла жизнь.
Не было в этой жизни ни божества из героев Эллады, ни алых парусов, но было много работы, трудов и разочарований.
И когда Таисья оглянулась на прожитую жизнь, горько вздохнула. Вроде всё правильно делала, жила по совести, не завидовала, Есть дети и внуки. Чего ещё?
Но такая усталость в глазах.
Её никуда не денешь, не спрячешь
И в это время вместе с ветром скользнул мимо силуэт. Села напротив неё женщина с улыбкой на губах.
- Ну, что ты удивляешься? Я тебя знаю. Помнишь тот сундук, на котором ты спала? В нём остались мамино, почти неношеное платье и твои несбывшиеся мечты.
Я твоя Поздняя Первая и Единственная любовь. Пришло моё время к тебе явиться.
- Ты посмотри на меня, разве в такие годы это случается?
- В любые годы случается внезапно, когда не ждёшь.
Мир вокруг станет другим. Будешь всё понимать и везде находить радость. Рано встанешь, увидишь первые лучи солнца. Не удивляйся.
- Но ведь появятся разочарования, слёзы, боль, горечь и разлука.
- Это жизнь. Принимай её такой, какая она есть, не жди наград.
Незнакомка ушла, прошуршав шёлком осенних листьев, под вуалью лёгких паутинок на маленькой шляпке.
- Будь, что будет! - прошептала Тася и шагнула навстречу неожиданной встрече…
Ветер перемен подхватил её и понёс в Неизведанное.
фото автора