Дом.
В единственное узкое окошко с восточной стороны заглянул рассвет. Серое утро с трудом продавило чернильные ночные уголки. В поле стелется туман, верхушки полыни еле пробиваются сквозь его густую паклю. Но сопки растворятся во мгле, резко оттеняя весеннее небо. Деревенька, зацепилась огородами за окраины дачного поселка, она чадила трубами, словно дорисовывая серое на сером. Где-то гулко холостил дизель, заливалась сявка. Тянется по небу реверсивный след, скоро опрокинется рев самолета, утонет в бетонной крыше. Дом сегодня никого не ждал. Привычно проковылял бухарь Вовчик, человек незлой и по своему – несчастный. Ветер принес густой синюшный перегар, смешал его ароматом цветущих слив. Старых, корявых, перекрученных замысловатыми узлами. Грядки подернулись зеленой ряской – то ли травы, то ли редиски. Да и какая разница? Шло время, в небе разгорался теплый глаз. Туман заструился в лес. Дом жадно подставил солнцу кирпичи, радостно ощутил, как калится крыша ржавого гаража. Запахло зноем и окалиной. Вдруг под перекошенным забором остановился автомобиль. Хотелось бы отметить, что длительное время периметр преодолевали лишь коровы, оставят вонючую лепеху, и поминая, как звали. Буренки дальше забора не ходили. Еще хаживал Вован, выдирал из земли железо, но однажды был схвачен казаками. Надолго запропал. В чем между ними разница, дом не понимал - то же амбре, дубленые серые лица в красных прожилках и вороватость.
Из белого джипа вышел мужчина лет тридцати, одет не по сезону: шорты, футболка, бейсболка. Глаза веселые. Они пробежались по дому, по забору, зацепились за кроны, усыпанные белыми цветами.
- Ле-ен! – протяжно позвал он, тыкая пальцем вглубь территории, - смотри, какая красотень!
- Да, иду я.
Женщина. Не курва, которых прежде привозили под его забор и поили сивушной дрянью, орали, лапались. Дом утайкой и с любопытством рассмотрел ее. Слова сложились сами собой: хозяюшка - тайное, теплое и волшебное слово. Невозможное и заведомо обреченное. Ему стало стыдно за скрипящую калитку, коровьи котяхи и подтёки на северной стене. Мужчина уверенно вошёл во двор, взвизгнув створкой ворот.
- Лен! Ёлка, Лен, - заорал он, уставившись в правильную хвойную пирамиду, ровесницу дома. – Будет, где Новый Год встречать.
Дом насторожился. Слово «будет» давно исчезло из лексикона. А женщина, тем временем вышла из-за гаража. Прошла мягко по галевой дорожке и, скромно заглянув в ворота, позвала:
- Саш? - и буквально сразу, узрев объект внимания спутника, воскликнула. – Обалдеть.
- Я говорил, - обернулся мужчина.
- Чудо какое, - она подошла к нему и приобняла за плечо.
- Я?
- Елка, болван.
- А я? – притворно обиделся он.
- Что мы десять лет вместе – это чудо.
- Гы.
Дом не понимая половых игр, попытался привлечь внимание. Блеск витража заставил мужчину сменить тему.
- На дом посмотри, крепость, а не дом.
Женщина с сомнением изучила стену, остановилась на высохшей лозе, что достигала крыши и протянула:
- Да-а. – Дом хотел бы фыркнуть негодующе, если бы смог. Она добавили, - Хм, дом…
- Нормальный, - возразил Саша. Его палец творчески заплясал по воздуху. – Крышу доделаем, стену прорубим….
- На трансформаторную будку похоже, - вклинилась женщина. Он не заметил:
- …балкончик.
Лена посмотрела с интересом:
- Балкончик?
- Кованый, - заливал Саша.
- Полукруглый?
- Хоть треугольный.
- Береза красивая, оставим? С балкона будет хорошо смотреться.
- Ага.
- Только столб надо снести, - она кивнула на покосившийся деревянный столб между домом и березой. – Тяжело будет?
Саша усмехнулся:
- На стену гадить тяжело, а за деньги можно горы свернуть.
- Ну, так уж и горы. Откуда такие деньги?
- В нашем случае – песочницу, - захохотал Саша и обнял Лену до хруста в плечах. – Пойдем еще что покажу. – И потащил ее навстречу белым облакам сливовых лепестков. Дом вдруг захотел, чтобы эти люди никогда не уезжали.
***
Выходной. Едва порозовели облака, машины запылили по избитой колее: грузовички, ржавые развалины, массивные люксовые седаны, не вязавшиеся с сельской местностью и грязью – полны коробочки дачников, несчастных людей, захваченных растениями. Вслед топает пехота – сгорбленные старушки, пенсионеры, дети с ведрами. Среди ничейных псов оживление, есть люди – быть халяве. Жизнерадостно крутят хвостами ветер. Пыль, мухи – благодать. Его счастье пришло нежданно, после обеда. Саша и Лена натянули зеленый тент во дворе, под сливой. Разожгли костер. Лена заколдовала на складном столе. В их стане был новичок: пухлощекий пацан лет семи. Он мгновенно освоился на новом месте и принялся рубить палкой полынь и лопухи. Запахло мясом. Потом подгорелым мясом. И подтянулись гости. Дом встретил их встревожено. Присмотрелся к своим. Волнуются. И как-то это увязал с собой. Вдруг осознал - смотрины.
Это тоже была пара. Парень в шортах ниже колена, объемной футболке с нечитаемым логотипом какого-то предприятия принес два объемных пакета. Лохматый, русый, нос уточкой, водянистые прозрачные глаза. Фигура, когда-то спортивная, теперь изогнута вопросом под весом пуза. Спутница, напротив, несет в мир лоск и очарование. Не портит их ни спортивный костюм, ни холодные глаза. Они неожиданно растаяли:
- Какая красота, - девица коснулась ствола сливы.
- Да охренеть! – поддержал пузатый.
- Прелесть, правда, Костя?
- Угу, - поддакнул пузатый. – Хозяева, а харчи куда?
Внутри дома что-то заклокотало. Хозяева. Тревога отпустила. Он ощутил ко всему происходящему прилив тепла. Пузатый разместил уже пакеты рядом с Леной. Его подруга предложила:
- Лен, помочь? – она закатала рукава мастерки, а затем, задумавшись на мгновение, сняла ее совсем.
- Закончила, спасибо, Маша, - ответила Хозяюшка.
Шло время, люди как-то перемешались, загалдели. Звон бокалов, пивных бутылок, пошлые плоские шутки от мужчин. Дом задремал. Ноют кирпичи у фундаментной плиты, тонкую стену ломит под весом двух этажей. Подземный ключ, будь он неладен, точит нещадно бетонные блоки, грызет раствор в зазорах, крадет щебенку. Стук, скрип… Входная дверь! Дом встрепенулся под визг дверных петель. Шаги. Внутри. Давно здесь никого не бывало, за исключением крыс и мышей. Ну, и ворья. Старый комод напоминает о них выдвинутой крышкой. Дом посмаковал: хозЯин. Покатистое, овальное слово. Дурной ли, хороший – а крутятся массивные буквы, строя или разрушая. Дом насупился. Нет, Сашка не таков. Костя скрупулёзно изучил трещины в штукатурке, покачал головой, от вида потолка, противно цыкнул сквозь зубы. Заглянул в чуланчик-спальню. Свистнул в дыру в межкомнатной стене. Дом ощущал, что Сашка напряжен, ждет решения. Костя не спешил.
- Будет куда на шашлыки ездить, - сказал Сашка с надеждой.
- Угу, - откликнулся Костя, зачем-то подергал лестницу на второй этаж и предположил с сарказмом, - военный строил. Что-то спер, что-то прижилось.
- Сад хороший, - сказал Сашка. Дом вздохнул - пол заскрипел. За ставней Лена с Машей расставляли салаты. Пацан поливает угли водой.
- Сань, - позвал Костя.
- А?
- Стену с дырой снеси. Колхоз.
- Да фиг с ней, - отмахнулся Саша.
- Лучше окон наруби.
Саня с сомнением просверлил глазами глухие стены.
- Зато не жарко.
Костя опешил:
- Не гони. Вставьте окна и живите, как люди.
- Жить? Тут? – Саня опешил, Дом ощутил, как он по-новому смотрит на стены, пол, на засушенных мокриц. – Думаешь?
- Поверь. Крепкий дом. У Пасеки был?
- Нет.
- Сгоняй. Латифундия. С фонтаном и амурами.
Дом замурчал. Надо же: не каменный сарай, не трансформатор, даже не дача – Дом. Плесень в углах замолчала. Костя потянулся к выключателю.
- А тут у нас что… - хоть лампа и покрылась патиной серой пыли, но все увидели огненный жгут спирали. Костя потянул носом. – Проводку менять. Воняет. Стопудово с корабля прибрана лет десять назад. Эх, колхоз.
Дом держался изо всех сил, чтобы сохранить лицо, в перспективе брезжила новая жизнь. Напряжением воли свело воедино потрескавшиеся кирпичи и разбежавшиеся вольты. Терпеть. Терпеть. С улицы раздалось:
- Мужчины, идите жрать.
- Идем, - откликнулся Саня и выключил свет. За мгновение до того, как лопнула вольфрамовая спираль. Дом облегченно выдохнул подвалом и залюбовался Хозяином с забытым благоговением. На грани обожания. Из старенького счетчика потянулся вслед сизый дымок сгоревшей изоляции. Но теперь – пустое. Мужчины небрежно затворили вход. А он, всплакнув из-под ресницы подоконника, забормотал перестуком крысиных лапок: «я снова Дом».