Стояли звери
Около двери,
В них стреляли,
Они умирали.
А. Б. Стругацкие ( Стишок маленького мальчика)
— Стас, вставай.
— Да кто там ещё? — попытался сказать, но мысль так и осталась во мне. Солнце так приятно и настойчиво прорывается под веки. Горячий песок пляжа обволакивает тело приятным теплом.
За плечо потянули сильнее.
— Ты чего, Стас? Договаривались же.
Сквозь пелену жаркого пляжа в сознание входит понимание сна, это только сон. Но как же он хорош! Уже понимаю, что будит меня брат и неприятное воспоминание наваливается мрачной действительностью.
— Да встаю уже. Хватит меня трясти. — вспомнил вчерашний разговор за ужином ; выпили, обсуждали; воспринимал все бодро и по-деловому, но то вчера, и только разговор, а сейчас предстояло это сделать. Открыл глаза, утреннее солнце слепило, а брат с хитрой ухмылкой, тормошил за плечо.
— А что вам городским слабо рано встать? Я уж и Борьку вывел, под яблоней ждёт.
Увидел, как я заморгал, хмыкнул и вышел из комнаты и уже из коридора:
—Ты там долго не раскачивайся, скоро коров на поле гнать, времени мало.
Я проснулся окончательно, сердце стучало громко и тревожно. Руки слегка дрожали: «Вот же размазня, возьми себя в руки.“ Медленно одевался. Оттягивал время. Мать, как всегда, в таких случаях, ушла к соседям. В доме никого. Шнурки на ботинке никак не хотели завязываться, все норовили под ботинок. Плюнул и оторвал часть шнурка. “Прячется зараза.“ ; Стал злиться. „Как они так спокойно это делают? “ — подумал с раздражением. Двор встретил мокрой травой после ночного дождя и сверкающими каплями на листьях.
— Ну и что делать? — сердито спросил у брата
— Поговори с ним, погладь. Его успокоить надо. Вишь волнуется. Копытом бьет.
Борька смотрел на меня тревожными глазами. Его первый раз одного вывели утром. Это его пугало. Ко мне он тянулся всегда, да, и жизни его, сколько всего? Сейчас август, а Рыжуха отелилась в марте. Любит он играть со мной, вот и вчера на выгоне, коровы те не спеша, травку щипают что те трактора, захватят участок и никуда в сторону. Да и тёлка Белка от Тихони, от нее ни на шаг, так ровнехонько следом пасется. Другое дело Борька, носится по выгону, и до всего ему дело. То к соседской корове прибьётся, то к лошадям поиграть, но те строго ; гонят его. А мне на верёвку сажать его жалко, хоть и наказывал брат, вот я пару часов на поле и сижу. Книжку в руки и под березку. А ветерок нежный такой, тёплый, по лицу гуляет. Хорошо мне читается и на Борьку поглядываю. А он набегается, и ко мне. Дурачится и все норовит морду между страниц. Ругаю его, строго так, мол паразит ты эдакий, уйди от меня. А он довольный, отскочит, задними ногами взбрыкнет и кругами, а зачитаюсь, опять тихонько подойдёт и языком по лицу.
— Ну чего ты? Поговори с ним.» — нетерпеливо ко мне брат.
А я видел только глаза телёнка. Это был взгляд ребёнка, с тревогой и доверием ко мне. Он как будто спрашивал меня: «Ты же любишь меня? Ничего плохого не будет?» Я коснулся его мордахи, и он как щенок, изловчился и начал лизать ладонь.
— Борька, хороший ты наш", — ласково ему.
Наши глаза встретились.
" Пора. Дай ему травы", — услышал голос брата. Оторвал взгляд от Борьки и послушно взял охапку из рядом стоявшей тележки, положил у ног телёнка, а он доверчиво наклонился и торопливо хватал охапками сочную траву. Похоже он успокоился. Хвостом отгонял назойливых мух, жевал траву и косил взгляд на меня. Я не заметил, как на плече у брата оказалась мощная кувалда. И как только телёнок наклонился за очередной порцией он внезапно, одним резким взмахом, нанёс удар обухом теленку по темени. Борька вздрогнул, застыл, растерянно посмотрел на меня и медленно завалился на бок.
«Я его только оглушил, и, теперь надо быстро,» — торопил меня брат и присел на корточки. В руках у него нож. Дальше все как в тумане ; подавал брату то тазик, то полотенце, а сам не мог оторвать взгляд от глаз Борьки. Они начали тускнеть и перестали излучать свет; в одну минуту их затянула мутная пелена. Передо мной был уже не ласковый Борька, а тушка неодушевленного мяса. Равнодушно подумал о том, что теперь мяса нам хватит на долго. Как сомнамбула выполнял команды брата. Не заметил, как пришла мать, и уже жарила нам свежатину и только после третьей рюмки крепкого домашнего самогона, начал приходить в себя. Брат что-то весело рассказывал и накладывал себе добавки. А я односложно отвечал, механически ел мясо. Да, нам очень кстати будут эти 20-30 кг мяса. Но радости от этого не чувствовал. Понимал, что мясо мы за месяц — два съездим и забудем, а вот глаза Борьки теперь останутся со мной навсегда.