Сначала - учёба.
Старости свойственно вспоминать прошлое. Все чаще появляется желание «остановиться, оглянуться», как прожита жизнь. Было разное, и хорошее, и плохое. В памяти удерживаются события, люди. Несмотря на все то, что случалось, на моем пути, я считаю, что жизнь удалась, благодаря людям, с которыми я встречался на этом пути. Многим из них я благодарен за помощь, поддержку, за сочувствие, понимание моих помыслов в достижении целей и просто за радость общения с ними.
Капитаном сразу стать не получится… Сначала надо закончить школу и получить, хотя бы среднее образование. Потом надо закончить среднее мореходное или высшее морское училище. Но это не всё! Ты должен поработать рядовым матросом. Сначала получить свидетельство матроса второго класса, а потом – первого класса! Как говорят в народе – поработай сначала на должностях – «Принеси, подай, почухай» и заработай вначале необходимый морской ценз (стаж работы) для плавания в должности штурмана.
Для получения диплома штурмана, в соответствии с «Положением о дипломировании членов экипажей морских судов" допускаются лица не моложе 18 лет, годные по состоянию здоровья для работы на морских судах и занятия должностей членов экипажей морских судов, предусмотренных настоящим Положением, получившие образование в (советских) российских образовательных организациях, имеющих лицензии на право ведения образовательной деятельности.
Учёт ценза или стажа работы на судне члена экипажа морского судна осуществляется на основании документов, подтверждающих выполнение требований к стажу работы на судне (далее - справки о плавании) или документов, подтверждающих выполнение учебной программы морской образовательной организации (при первичном дипломировании).
Для лица, проходящего на судне практику или стажировку, в справке о плавании указывается характер выполнявшейся таким лицом работы, включая общее время несения ходовой вахты под наблюдением дипломированного специалиста по соответствующей специальности, фамилия, имя и отчество (при наличии) такого специалиста и его квалификация по диплому.
Официально понятие морской ценз было закреплено в «Положении о морском цензе для офицеров флота» принятое законодательным актом Российской империи, регламентирующий условия службы офицеров русского императорского военно-морского флота.
В этих моих воспоминаниях я буду оперировать своим советским прошлым, вспоминая всю свою лесенку движения по ней от матроса до капитана… Итак, поехали, как говорил Юрий Алексеевич Гагарин, отправляясь в космос.
Весной 1963 года, закончив восемь классов Немойтовской восьмилетней школы, я и не мыслил, что когда-то стану моряком, а тем более – капитаном. Я пошёл работать в колхоз на стройку зернотока с заезжими шабашниками, чтобы заработать себе на велосипед или же, в лучшем случае, на мопед, чтобы ездить в Сенненскую среднюю школу, которая располагалась в 10 километрах от нашей деревни. Но, жизнь распорядилась по другому. Если кому интересно, прочитайте главу, которая называется «Школа» - там всё подробно написано…
...После окончания работы, я подходил к дому и у колодца встретил соседку – тетю Дуню, которая сказала, что мама дома вся не в себе. Иди, мол, скорее домой… Когда я вошел в дом, мама сидела у стола в передней хате и плакала. Первые ее слова были:
- Славичек, что же ты такое натворил? Я ничего не понял – вроде бы ничего не натворил, а мама плачет горькими слезами. И вдруг она подает мне письмо.
– Вот из Ленинграда пришло письмо на твое имя, а я боюсь его открыть. Может, ты что-то сделал нехорошее и тебя уже разыскивают по всему Союзу. Отвечай мне, сынок. Я и сам напугался, вспоминая какой за мной может быть криминал. Но, когда взглянул на адрес, рассмеялся и сказал:
- Да это же из мореходного училища мне вызов на экзамены пришел!
– Какой еще вызов, какое училище? Мы же ничего не посылали никуда, откуда в Ленинграде про тебя знают? Мне пришлось маме все рассказать – и о Шурике, и о себе, и о том как я сам послал документы в ЛМУ. Тут у мамы от испуга, что я уеду в многомиллионный город, да еще один, чуть истерика не случилась. Она уже заранее меня хоронила… Пропаду мол в большом городе. Мама и сама никуда дальше Пинска и Витебска не выезжала, но она уже взрослой была в те времена. А мне ведь еще и 15 лет нет. Надо ждать папу – что он скажет? Я уже и сам был не рад, что сделал все сам, не поставив в известность родителей. От слез и причитаний мамы и мне стало становиться страшновато. Там же, в энтом Питере, сплошные жулики и банды уголовников по Невскому прошпекту шныряют и высматривают деревенских дурней типа меня, чтобы их ограбить и убить. Вряд ли доеду до училища. Ну, да ладно – утро вечера мудренее...
Вечером приехал папа, хорошо выпившим, поэтому разговор отложили до утра. Утром, видя, что отец в хорошем настроении, я протянул ему письмо и сказал:
- Мне через три дня надо быть в Ленинграде – пришел вызов на экзамены в мореходное училище. Отец, сначала, не поверил, но, прочитав письмо, начал расспрашивать, почему я ему не сказал об этом.
- Хотел сделать вам сюрприз, - такой был мой ответ. В целом, папа более спокойно отнесся к моей затее стать моряком. Но он тоже волновался, стараясь мне это не показывать и успокаивая маму.
Описывать, как я поступил в Ленинградское мореходное училище (ЛМУ) я тоже не буду, так как это описано в главе «ЛМУ». Только после того, как меня зачислили в училище, я сообщил об этом своим родителям…
Весна 1964 года стремительно приближалась день ото дня, а вместе с ней и парусная плавательская практика, которую мы ждали с нетерпением. Некоторые лихие мореманы, типа Сухова и Труженикова, уже стали отбеливать в хлорке воротники, другие тайком примеряли доставшиеся в наследство от старшекурсников настоящие, видавшие виды морские мицы (фуражки). Но прежде надо было сдать экзамены за второй семестр. И вот, наконец, сдан последний экзамен за первый курс, и мы уходим на практику. Серега Лукьянов (Мочало), в тайне от всех, сочинил гимн, посвященный парусной практике.
«Грудь стянута тельняшкой, и якорь на ремне. Курсантская фуражка подходит нам вполне. Полезное - для практики, нас выучат сполна: Соленый ветер Балтики - студеная волна. Азы морской науки, в училище пройдем. Мы Крузенштерна внуки, и мы не подведем. Причал мы свой оставим далёко за кормой. Пройдя, морские дали, вернемся мы домой. Немало мореходов ушло из этих стен. Пускай же через годы припомнятся им всем: Полезное - для практики, нас выучат сполна - Соленый ветер Балтики, студеная волна».
Потом была трёхмесячная парусная практика на шхуне «Кодор», где мы изучили все паруса и такелаж шхуны и оморячились среди суровых волн и штормов Балтики. Я был здоров, как молодой бычок и получил следующую запись в моей медицинской книжке – курсант 1 курса ЛМУ Кисляков В.В. годен для работы матросом-практикантом на учебном парусном судне «Кодор».
Всё об этой парусной практике изложено подробно мною в главе «Парусная практика» на сайте ПРОЗА.РУ под моим НИКом Вячеслав Кисляков 2.
Так текли наши будни - день за днем, сменяясь бесконечной чередой. Утром мы вставали, убирали свою роту: мыли полы кубриков и коридоры рот, туалеты и умывальники. Накрывали в столовой столы на все училище, хотя, по идее, должны были это делать только лишь для своей роты, но так уж устроен человек, что он быстро ко всему привыкает - и к хорошему, и к плохому. К плохому, привыкать неизмеримо тяжелее, и все мы, вчерашние мальчишки, а ныне курсанты-первокурсники постепенно привыкали к драконовским порядкам и несправедливости. Правда, не все, а только некоторые ломались, не выдерживали «рабского» труда. Они то и уходили из училища... Я, как и большинство ребят выдержали все и пришли к успешному финишу. Ну, а кто сошел с дистанции, те выбрали себе свой, другой путь…
Об учёбе в ЛМУ в период с 1964 по 1968 гг. читайте на сайте ПРОЗА.РУ в главах ЛМУ- 2 -3 – 4- 5 курсы. Надеюсь, что многие из читателей получат истинное удовольствие и узнают, как непросто стать настоящим моряком...
2 курс. После перехода на второй курс изменилась и нумерация групп. Так, наша 111-я группа стала - 121-й, 112-я – 122-й, а 113-я – 123-й. Мы на левом рукаве повесили две лычки, которые означали, что мы стали курсантами второго курса. За год обучения мы освоили не только основы курсантской жизни закрытого учебного заведения, но и сделали кое-какие выводы, правда, не все, а только те, кто спешил скорее расстаться со стенами бурсы. А выводы у таких ребят были следующие: Не стоит слишком сильно напрягаться по учебе, так как многие экзамены шаровые; Ложи на все болт, может, и так доучишься до конца; На наряды тоже болт положи. Постоял в наряде немного, все успокоились, и, ты можешь пойти и заняться своими личными делами. Подстрахуйся только. И главный вывод - не зацикливайся на науке и глубокой теории - на флоте это на фиг нужно! Да и после назначения последней даты дополнительной сессии - будет еще пять "последних дат", прежде чем тебя выгонят…
Практика на УС «Экватор» - лето 1965 г. После сдачи экзаменов за второй курс мы были направлены на практику на Черное море на учебное судно Одесской мореходки - УС «Экватор». Добирались мы туда поездом. По окончанию практики и сдачи зачетов мы получали корочки матроса 1 класса. Что это было за судно, мы еще не знали, но радость от того, что мы будем бороздить Черное море, была велика. Я ехал на Черное море, как и многие другие курсанты, впервые.
Теплоход "Экватор" был трофейным германским пароходом, который носил название "Catania". После передачи СССР "Catania" первоначально назывался УС "Меридиан", а с конца 1949 года судно получило новое название - УС "Экватор". Судно использовалось на Черном море в качестве учебного судна.
Потом был отпуск. На втором и третьем курсе для нас проводилось визирование на право плавать за рубеж. Это загадочный, запутанный и сложный процесс, покрытый мраком таинственности, секретности и сплошного тумана. Уже после первого курса, с учетом информации "стукачей" и "капальщиков", командир роты по прозвищу Костин-баба писал на каждого из нас характеристику, которую за подписями начальника и замполита училища представляли в комиссию по визированию. Тем временем, в поте лица своего, начинало собирать информацию о каждом из нас известно ведомство под вывеской КГБ, которое делало запрос даже по месту жительства родителей. После сбора информации составлялась справка-объективка с рекомендацией "пущать или не пущать". Если дети "врагов народа", бывшие репрессированные и имеющие за границей родственников могли рассчитывать на визу как на возможность увидеть свои уши, даже очень большие и без зеркала, то судьба других всецело зависела от бабушек и дедушек.
Как утверждают осведомленные люди, тщательной проверке подвергались все близкие и дальние родственники до третьего колена. У меня отец во время войны раненым, в бессознательном состоянии, попал в плен и, томился в немецких концлагерях. Был освобожден 5 мая 1945 года американцами в концлагере Маутхаузен. Я это знал, но во всех анкетах писал, что родители не были ни на оккупированной территории, ни в плену, ни за границей. Какой же я был наивный! Отца проверяли почти вплоть до конца 60-х годов. Если, кому-либо, визу не открывали, то причины никогда не сообщали, система хранила тайны за семью печатями. Тех, кому визу открывали, приглашали на комиссию, где давались последние наставления, как вести себя за границей. Если получить визу было делом архисложным, то потерять ее было очень просто. За любой проступок можно было лишиться визы, что и случилось со мной, но уже на третьем курсе, когда я был на годовой практике, и натворил для себя много больших бед. Хорошо еще, что меня не выгнали и оставили в училище. Но об этом позже…
За год ребята возмужали и повзрослели. Значительно расширился круг интересов за пределами училища, и времени официальных увольнений явно не хватало. А если учесть, что можно было угодить в наряд на день увольнения или лишиться его из-за двойки в классном журнале, то за училищным забором приходилось бывать реже, чем хотелось бы. И начинал тогда курсант думать, задействуя для этой цели весь имеющийся в человеческом организме мозг, включая костный. Одним из самых заманчивых и опасных мероприятий для курсанта являлась самоволка (самовольная отлучка), когда курсантское сердце стремилось в полет. Способов незаметно улизнуть из-под бдительного ока старшины роты было всегда несколько, а вот путь возвращения в роту, после отбоя, один - по пожарной лестнице до второго этажа, дотянуться до подоконника открытого окна гальюна, подтянуться, лечь грудью на подоконник, пройти гальюн, узкий коридор, мимо спящего дневального по роте и лечь в койку. Иногда этот путь прерывался за подоконником гальюна...
Ниже приведу небольшой морской словарь, который мы уже знали после второго курса.
Краткий словарь специальных морских терминов курсанта Кислякова.
Мастер - капитан судна.
Дед - старший механик.
Дракон - боцман.
Колобаха - судовой плотник. Претендент на должность боцмана.
Электромен - электромеханик.
Маслопуп - моторист.
Утак - пернатый самец, потенциальный муж утки.
«Яма», «машина» - машинное отделение со всеми её обитателями (из лексикона бывалых)
Фекалка - содержимое цистерны для стоков судовых гальюнов (туалетов), имеющих биологическое происхождение и стойкий специфический запах.
Локсодромия - линия, пересекающая все меридианы под одним углом. На поверхности Земного шара локсодромия изображается в виде спирали, стремящейся к полюсу, который она не достигает. Плавание по локсодромии, то есть с постоянным курсом, удобно, так как не требует дополнительных расчётов, связанных с частой переменой курсов. Однако следует помнить, что локсодромия не является кратчайшим расстоянием между двумя точками сферы.
Трабл (англ.) - беда, всяческие неприятности.
ЛМУ -131-141 группа. (Сентябрь 1965 г. - сентябрь 1967 г.)
К третьему курсу мы уже неплохо оморячились, побывав на практиках на Балтийском и Черном морях. Все мы имели свидетельства матроса 2 –го или 1-го класса, т.е. нижняя ступенька к капитанскому мостику нами была уже пройдена, но до которого еще было много других ступенек, а сам капитанский мостик маячил где-то далеко за горизонтом. Но мы знали уже, что моряки в море не плавают, а ходят. Другим нравилась заученная на практиках поговорка: «Море любит сильных, а сильные любят хорошо поесть». Девяти курсантам нашего стола во всей роте насчет пожрать не было равных. Но еда – едой, а учеба – учебой. Мы продолжали грызть гранит науки. На третьем курсе мы усиленно начали изучать специальные предметы, без которых не станешь хорошим штурманом.
На третьем курсе были забыты походы в Эрмитаж, заброшены кружки и спортзал. Мы начали потихоньку осваивать женские общежития, которых было множество вокруг мореходки и обзаводиться женским полом. По выходным отрывались на танцах в ДК имени Крупской, где мореходы всегда держали верх над городскими. Наиболее отчаянные ходили и в другие ДК, а в теплое время - и на танцплощадку Бабкина садика. Драки возникали часто. Заводилами этого дела были Казаков Саша (Казак), Ивашкин Саша (Батя), Михайлов Саша (Вожачок) и Валерка Бутенко (Бутя). Это, так сказать, основная ударная сила. Остальные были на подхвате. Бились до крови, но ножей и кастетов я не помню. Городские боялись, зная, что если пустят в ход холодное оружие, то курсанты бляхами забьют до смерти. Это их и сдерживало. Иногда драки носили массовый характер, когда с каждой стороны в драках принимали участие по 50 и более человек. Милиция сделать ничего не могла и только следила, чтобы не было пущено в ход холодное оружие. Несколько раз, при крупных драках, вызывались в ДК дежурные офицеры и командиры рот.
Командиры рот были на каждом курсе и факультете. Более старшие курсанты, 4-х и 5-х курсов, в таких побоищах уже не участвовали, так как боялись отчисления из училища, а до 3 курса – бузили почти все. В общем и целом в системе действовали не нами установленные законы бурсы. Помню, как на 3 или 4 курсе наши бурсаки затеяли драку в Доме книги на Невском проспекте. Их повязала милиция, так как были разбиты при драке большие витрины магазина, и сильно досталось некоторым случайным прохожим. Участвовали в основном курсанты 132 группы. Дело получило большой резонанс, и уже через 2-3 дня приказом по училищу были отчислены из училища зачинщики драки, а остальным объявили строгие выговора. Меня тоже чуть было не выгнали, но спасло то, что отец был вызван в училище. Не знаю, какой уж был разговор отца с начальником училища и деканом судоводительского отделения, но я был оставлен в стенах ЛМУ. Вот только визу мне не открывали за этот случай до тех пор, пока я не стал членом партии и уже был готов стать капитаном. А это длилось лет 10, почти до 1977 года – 60-летия Октябрьской революции.
Осенью 1965 года ко мне неожиданно пришла и первая любовь, которую встретил на танцах в ДК Крупской. Ее звали Тоней. Жить без нее не мог – влюбился по уши, даже собирался на ней жениться. Но, когда я ушел на годичную практику и уехал в Мурманск, моя любовь нашла, видимо, мне замену. Ну и я, конечно, не был святой.
Дело было молодое, и девушки на молодого курсанта сами липли, как пчелы на мед. Расстались мы с ней уже после моего возвращения со штурманской практики. Тоня вышла замуж и уехала с молодым лейтенантом на Дальний восток, вроде бы в Благовещенск. Если бы меня отчислили из мореходки, то не знаю, как бы сложилась моя жизнь в будущем. Явно, что капитаном я бы уже не стал, не увидел бы мир, не исколесил бы вдоль и поперек моря и океаны. Но все сложилось так, как сложилось. Я увидел море и не расставался с ним более 45 лет.
Как я уже писал, учение мне давалось легко. Особенно любил я навигацию, а именно, прокладку курсов на карте. С первых уроков навигации мы начали делать прокладку, то есть намечать путь судна из одной точки в другую по карте. Наш Джага очень серьезно относился к своему предмету. Еще бы: первый государственный экзамен – навигация письменная, именно прокладка. А прокладка знает лишь две оценки: "5" или "1". Позора от курсантов Анатолий Александрович терпеть был не намерен. Поэтому и требовал от нас серьезного подхода к своему предмету.
Так называемая обычная морская практика требует от судоводителя умения сочетать свои действия, основанные на знаниях и опыте, с благоразумием и осторожностью во избежание происшествий в обычных, сравнительно простых условиях. Управление судном в сложных условиях или при ликвидации последствий какого-либо происшествия предъявляют к судоводителю требования гораздо большие, чем, например, к механику. Здесь нельзя пренебречь ни малейшей возможностью соблюсти любую предосторожность. В этом и заключается сущность хорошей морской практики, которую можно проиллюстрировать известным штурманским правилом - всегда считать себя ближе к опасности, чем на самом деле. Иначе говоря, хорошая морская практика - это совокупность ряда широко известных и распространенных морских обычаев, неуклонно выполняемых всеми судоводителями. Они носят в основном технический характер и дают образец действий, помогающих точно и правильно, с учетом всех фактических обстоятельств выполнить необходимые маневры.
История мореплавания знает немало примеров, когда аварии и катастрофы случались только из-за пренебрежения правилами хорошей морской практики и неоправданного лихачества. Об этом должен помнить каждый судоводитель независимо от его личного опыта. Морская зрелость штурмана определяется не столько его квалификационным званием, сколько той ответственностью, с которой он подходит к управлению судном к каждому плаванию. Однако силы природы и обстоятельства плавания иногда бывают неодолимы, несмотря на правильные и своевременно принятые меры. Чтобы знать, как и что делать, оказавшись в неблагоприятных условиях, Лев Николаевич Белоусов – преподаватель морского дела, рассматривал с нами на своих занятиях некоторые особые случаи, встречавшиеся во время плаваний на разных морских судах, в том числе и из своей личной хорошей морской практики.
К маю 1966 года мы закончили обучение, сдали экзамены за 3 курс и на месяц были отпущены в отпуск. Экзамены я сдал хорошо и имел полное право на заслуженный отдых. К первому июля полагалось прибыть в училище, откуда нас должны были направить на годовую практику. После сдачи экзаменом нас распределяли по пароходствам. Я и еще два десятка курсантов должны были поехать в Мурманск – этот страшно далекий и холодный город и порт. Нас пугали страшными морозами, замерзшими морями Ледовитого океана и белыми медведями, ходящими прямо по городу. Никто из нашей команды в Мурманске до этого не бывал и понятия об условиях работы не имел. Но мы были молоды, энергичны и стремились к северной романтике.
30 июня все мы собрались в стенах ЛМУ, а вечером 1 июля наша группа была посажена на поезд Ленинград-Мурманск. Мы двинулись осваивать север… 1 июля днем в Ленинграде было тепло – плюс 19. Середина лета, белые ночи… Я ночь на 1 июля прощался со своей любимой девушкой Тоней. Уезжал от неё ведь на целый год. Обещали писать друг другу… Но, меня ждал Мурманск – самый большой и красивый город за Полярным кругом. Город, которому я впоследствии отдал более 42 лет своей жизни.
Утром 3 июля наш поезд прибыл на станцию назначения - Мурманск. Сразу всей гоп-компанией мы направились в отдел кадров Мурманского морского пароходства, который находился на улице Володарского. Принимал нас старший инспектор Сергей Иванович Суханов и сразу же направлял на суда или же давал направление в общежитие на Терском, 3. Меня, Валю Кустова и Васю Дмитрова направили на пароход «Илья Репин», который стоял у морского вокзала и назавтра должен был выйти в рейс на Озерко. Морской вокзал почти рядом – метров 500-600 от отдела кадров. После оформления необходимых документов в кадрах и проведенного с нами там инструктажа по технике безопасности, мы засобирались на наше новой судно – пассажирский пароход каботажного плавания. Очень уж хотелось поесть. В полдень температура на мурманских улицах поднялась до плюс 33 градусов. Вот тебе и белые медведи с морозами и туманами. Собрав свои небольшие пожитки, мы двинули на морской вокзал.
Подходя к морскому вокзалу, мы увидели прежде всего большую трубу, торчащую над пароходом. Верхняя палуба «Ильи Репина» была на уровне причала. Мы в то время еще не знали, что в Кольском заливе амплитуда приливов достигает больше 4-х метров. Трап лежал почти горизонтально. У трапа нас встретил вахтенный матрос и, узнав кто мы, вызвал вахтенного штурмана – Говоруху Андрея Яковлевича. Вскоре к трапу вышел молодой, красивый второй штурман. Посмотрев на наши направления, он дал нам команду:
- Шмотки бросить у трапа и быстро в магазин. Каждому принести по две бутылки «Столичной»… Мы одурели от такой встречи и стояли с открытыми ртами.
– Что? Непонятно? Быстро выполнять. Буду вас прописывать по пароходу!
Что нам оставалось делать? Матрос объяснил, что если перейти через переходной мост, то выйдем прямо к гастроному у железнодорожного вокзала. Вся операция должна занять не более 30 минут. Через полчаса мы стояли перед вахтенным штурманом во всеоружии. Андрей нас отвел в каюту, в которой мы должны были жить, забрал водку и сказал, чтобы через 10 минут мы были в каюте Раи Масич, где нас пропишут. Быстро привели себя в порядок, сполоснувшись под краном и почистив зубы, мы двинули по указанному адресу. Метров за 10 до каюты мы услышали громкие звуки музыки и женские голоса. А когда, постучав в дверь, мы ее открыли, то первое, что я увидел и услышал – это голую красавицу, пляшущую на столе, дым коромыслом и музыку под звон стаканов…
–Ну, девочки, расхватывай курсантиков!
Мой - вот этот! Васе Дмитрову на шею бросилось полуголое изящное существо. Вася чуть не лишился чувств, то ли от неожиданности, то ли от страха. Рая захватила Вальку Кустова, ну а мне досталась плясунья со стола – Валя. Такого райского приема мы не ожидали. Застолье и пляски закончились за полночь, потом начались пляски в кроватях, но к завтраку все мы как огурчики появились в столовой – на утренний чай. Работа есть работа и судно надо готовить к рейсу.
Вышли мы в свой первый рейс на портопункт Озерко, который находился на героическом полуострове Рыбачий. В Озерко, да и на всем полуострове Рыбачий находилось большое количество воинских и пограничных частей, а добраться туда, естественно можно было только морем. Эта была так называемая Западная линия. Была еще и Восточная линия – до Иоканьги. На западной линии были следующие заходы: Мурманск – Североморск – Кислая – Тюва – Западный Кильдин – Цып-Наволок – Порт-Владимир – Титовка – Озерко и обратно, со всеми заходами. Получалось, что каждые полтора-два часа судно заходило в очередной портопункт и становилось на якорь. Час-два стоянка на якоре с высадкой пассажиров и выгрузкой груза на мотодори, съемка с якоря, следование до очередного портопункта. В Озерко стояли часов двенадцать. Приходили утром, а выходили на Мурманск поздно вечером. По расписанию надо было отойти из Мурманска и точно по расписанию ошвартоваться в Мурманске у морского вокзала. За выдерживание расписания экипажу платили премию, и каждый капитан считал своей честью - вовремя отойти в рейс и вовремя вернуться. Что делалось в рейсе, никого не волновало. Поэтому все свободные промежутки в рейсе капитаном и экипажем использовались для рыбалки, сбора грибов и ягод. Особенно много времени было на Восточной линии. Рыба (треска, пикша, палтус, камбала, морской окунь, морской налим, зубатка и др.) обычно летом ловилась в Западном Кильдине, на Рыбной банке в Мотовском заливе. Ловили рыбу на "поддёв", т.е. на голый крючок.
Вася Дмитров с Валькой Кустовым, рвались в загранку. Где-то через месяц - полтора они получили направления на заграничные суда и ушли с "Ильи Репина". А я сразу заскучал, оставшись один на «Илье Репине». На другом, тоже грузопассажирском теплоходе «Акоп Акопян» работали в должностях матросов 2 класса Козлов Володя и Казаков Саша. «Акопян» ходил на Восточной линии до Дальних Зеленцов и Териберки. Я сходил в кадры к Суханову С.И и попросил его перевести меня на «Акопа Акопяна», что он и сделал где-то в конце августа. Стало веселее. Мы жили четверо в каюте – три курсанта и матрос Паша Щукис. В сентябре меня перевели в штат, а судно вышло в снабженческий рейс в Арктику. Грузились в Арктику мы на Бакарице в Архангельске…
Капитаном на тх «Акоп Акопян» был Павел Григорьевич Чурносов, старпомом – Борис Вольный, вторым штурманом – Игорь Дмитриевич Шахов, а третьим штурманом – Кузнецов Валерий Семенович, по кличке «Таракан» или «Кузя».
«Тараканом» его прозвали из-за усов, торчащих в разные стороны. Чурносов П.Г. был своеобразным человеком. У него был дефект речи (вроде бы из-за ранения во время войны). Говорил он тихо и невнятно, а если сердился, то понять его было совсем невозможно. Команды из-за своего дефекта речи он отдавал непонятные. Люди его не понимали и начинали переспрашивать, а это его очень бесило. Команда отдавалась капитаном повторно, но его уже совсем не понимали, и он злился еще больше. Он редко улыбался, ходил всегда какой-то смурной и вечно чем-то недовольный. Подстать капитану были и штурмана, особенно старпом Вольный. Второй штурман Дмитрий Шахов был запойным, и ему часто доставалось от капитана. Валера Кузнецов (вторая кличка – Кузя) был большим лентяем и еще большим любителем поспать на вахте. Когда мы вышли в Арктику, Валера задавал мне курс, а сам шел на диванчик в штурманскую рубку и ложился спать. Мне он говорил, что я уже почти штурман, а поэтому должен стоять на руле, наблюдать за горизонтом и вести на карте счисление. А главное, я должен был его вовремя предупредить, когда услышу, что капитан поднимается на мостик. Первое время я так и делал.
Мы работали по 12 часов на самовыгрузках. Помню, как после выгрузки в бухте Эклипс мы вышли в следующий пункт выгрузки. Я только отработал 12 часов, и сразу же надо было идти на вахту. Вышли мы из бухты ночью и двигались в темноте между плавающих льдов. Какое-то время Валера побыл на вахте, а потом, дав мне распоряжение делать одновременно три работы да еще вести наблюдение по радиолокатору, ушел в рубку и вскоре захрапел на полную мощь своих легких. Я, сколько мог, боролся со сном, стоя на руле, но через какое-то время сознание отключилось, и я просто уже стоял автоматом, держась за руль. Судно, конечно, шло само по себе, благо, что вокруг не было других судов на десятки миль, а льдинки были мелкие и не представляли опасности для «Акопяна». Капитан тихонько поднялся на мостик и стал около меня, адаптируясь к темноте. Вдруг я услышал крик: «Какой курс вы держите?» Я моментально очнулся, но забыл, какой курс надо держать, и побежал в рубку, чтобы взглянуть на карту. Тут Чурносов П.Г услышал издаваемые трели спящего на диване третьего штурмана. Таким капитана я больше не видел никогда. Он начал что-то нечленораздельно кричать и лупить кулаком по мордасам Кузю так, что на мостик в испуге прибежал даже второй штурман, которого он тут же поставил на вахту, да и сам уже не уходил с мостика до начала вахты старпома.
После Арктики, где мы провели больше месяца, «Акопян» всю зиму, весну и лето следующего (1967 года) работал на Западной и Восточной линиях. В конце октября судовой радист сообщил нам по секрету, что мне и Саше Казакову открыли визу, и нам можно было собираться в загранплавание. Мы решили, что с «Акопяна» надо уходить, но перед этим надо немного отдохнуть и съездить в Ленинград. Взяли отгулы выходных по судну и рванули на отдых. В общем, отдых наш закончился тем, что визу нам закрыли тут же и надолго, поскольку «погуляли» мы в Ленинграде хорошо. Да еще и из училища меня чуть не отчислили. Спасибо большое начальнику ЛМУ Ковальчуку В.С., который не дал делу ход и оставил меня в училище. Вернулись мы в Мурманск на «Акоп Акопян», где и доработали до июня 1967 года.
После окончания годичной практики мы с Казаковым вернулись в ЛМУ, чтобы получить отпускное удостоверение, и поехать по домам. Первым делом я решил навестить свою девушку Тоню, которая работала пионервожатой в детском лагере под Лугой. Добрался я туда на перекладных к вечеру. Вроде бы все нормально, но к ночи я понял, что мое место уже занято каким-то комсомольцем. Обидно, досадно, но ладно – пришлось уйти в ночь в другой пионерский лагерь, где пионервожатыми были девушки из Мурманска…
Домой, в Немойту, я приехал в начале июля; впереди меня ожидал двухмесячный отдых. Приехал я с деньгами, которые заработал на практике. Всем привез различные подарки – отцу, матери, сестрам и даже друзьям. Как-никак, моряк прибыл из дальнего плавания, а не абы кто. Друзья ждали моих рассказов, а рассказать было чего… Лето пролетело быстро и незаметно. И вот снова я еду в Ленинград грызть гранит морских наук.
Закончив третий курс ЛМУ, и пройдя годичную практику на судах ММП, мой морской словарь пополнился новыми морскими жаргонными словами, а именно:
Мастер (он же кэп, он же дорогой и любимый вождь) – капитан.
Чиф (он же старпом) – старший помощник капитана.
Помполит (он же поп, он же Его кпссное преосвященство) – первый помощник капитана. Примечание: непонятная для сухопопутных разница между старшим и первым помощниками заключается в том, что чиф – второе лицо на судне после капитана и одновременно главный штурман. Помполит же – практически бесполезное для жизнедеятельности судна существо, приставленное к экипажу для блюдения облико морале советского человека в рамках идеологии коммунистической партии. Проще говоря, профессиональный нервомот и штатный стукач.
Дед (он же стармех) – старший механик, глава машинной команды.
Секонд – общее обозначение второго штурмана и второго механика.
Трюльник – общее обозначение третьих штурмана и механика.
Четвертак – общее обозначение четвертых, самых низших, штурмана и механика.
Электромех (он же электробугор) – электромеханик.
Дракон – боцман, руководитель матросов и всей палубной команды, хранитель традиций и дисциплины.
Плотник – да какой он, на хрен, плотник? Просто заместитель боцмана, старший матрос. Название сохранилось с доисторических времен деревянного флота.
Артельщик – матрос, ведающий припасами и судовым магазином (артелкой), где можно брать товары в кредит.
Маркони (он же – макарона) – радист.
Пилюлькин – судовой врач.
Точила – токарь.
Сварной (он же гэс) - газоэлектросварщик.
Стармот – старший моторист.
Моторюга – понятное дело, просто моторист.
Лампочкин - электрик.
Маслопупы – общее название членов машинной команды.
Рогопыры, рогатые, сохатые – общее название штурманов и палубной команды.
Мочалки – общее название женской части экипажа: поварихи, буфетчицы и двух уборщиц.
Корыто – ласковое название родного судна.
Геморрой – ласковое название родного судна в неудовлетворительном техническом состоянии.
Яма – ласковое название машинного отделения.
ЦПУ – центральный пост управления в машинном.
СРЗ – судоремонтный завод.
ПСН – плот спасательный надувной.
ССХ – Служба Судового Хозяйства.
Льяло – небольшой отсек под днищем трюма для сбора воды.
Пайолы – плиты металлического настила нижней палубы машинного отделения. Ниже них находится жуткое переплетение труб различных систем, а еще ниже – несколько сантиметров обшивки, отделяющие живой мир теплохода от бесконечности темных глубин.
Брашпиль, грейфер, теплый ящик и т.д. – судовые и портовые механизмы и устройства, описывать которые не имеет здесь никакого смысла.
Подволок - потолок на судне.
Переборка – стена там же.
Шпация – отсек между переборками.
Банка – табуретка, лавка, стул… в общем, любой подсрачник.
Шконка – койка, кровать.
Сорокот – ветеран торгового флота, сильно покусанный жизнью за интеллект.
Четвертый курс для нас курсантов считался как бы во время прохождения годичной практики в должности матросов на транспортных судах различных морских пароходств. Часть ребят проходили свой четвертый курс в Балтийском, другие в Северном и Мурманском пароходствах, 2-3 курсанта попали в Черноморское, а двое даже в Дальневосточное. Так мы изучали географию нашей необъятной морской державы. Я, как и два десятка моих коллег, осваивали Север нашей страны, работая на судах Мурманского морского пароходства. Позже, после окончания ЛМУ, мы в основном и были направлены на работу в те пароходства, где проходили свою годичную практику.
Я попросился на работу в Мурманское морское пароходства без всяких раздумий. Север меня очаровал и захватил навсегда...
Но вернемся к учебе на пятом курсе, который был самым коротким и самым насыщенным за все годы обучения. Вернувшись из отпусков к 1 сентября 1967 года, мы в училище начали усиленно готовиться к государственным экзаменам и штурманской практике, которая должна была начаться у нас в начале ноября, т.е. через два месяца учебы. Все понимали, что прекрасное время учебы в чудесном городе Ленинграде скоро закончится и страна нас разберет по разным своим уголкам. Многие хотели остаться в любимом городе Революции, а посему искали разные способы зацепиться за Ленинград. Одним из таких способов – срочно жениться на девушке - ленинградке. Более умные сделали это еще на втором курсе, другие – на третьем. У меня желания остаться в городе трех революций как-то не было. Я уже выбрал себе отправную точку – Мурманск. Но девушки у меня были, а они хотели, чтобы я остался в Ленинграде. Последняя из них даже забрала мой паспорт и требовала срочно пойти в ЗАГС, но я тянул время и отделывался обещаниями пройти по красной дорожке ЗАГСа чуть попозже – после штурманской практики. Негоже как-то за матроса замуж выходить. Да и готовиться надо было к государственным экзаменам, не обременяя себя семейными делами. Но связи с невестами мы не теряли и регулярно встречались, дабы не рвать отношения окончательно. Два месяца очень напряженного труда, учебного и любовного, давали о себе знать. Я потерял в весе более пяти кг, под глазами черные круги, ремень пришлось подтянуть. Но молодая энергия била ключом и сил хватало на все.
В начале ноября нас разбили на две группы. Одна группа, в которую попал я, должна была ехать на штурманскую практику в Баку, на Каспийское море, на учебное судно «Володя Дубинин». Руководителем практики на «Володю Дубинина» назначили полунемца – Гелия Андреевича Штиглица, а отцом-командиром – капитана-лейтенанта Ипатова. Оба командира были не наши, поэтому у нас к ним было настороженное отношение. Вторая группа отправлялась в Одессу на Черное море, на известный уже нам «Экватор». Руководителем штурманской практики на Черное море поехал знаменитый Джага – Анатолий Александрович Любчинский. Мы считали, что ребятам повезло больше чем нам.
Добирались мы до Баку поездом дня два. Прямо с вокзала мы поехали в порт на УПС «Володя Дубинин». УПС это - учебно-производственное судно. Судно принадлежало Бакинской мореходке. Что такое БМУ? Пожалуйста! Даже анекдоты были насчет Бакинской мореходки такие:
- Кадет (грузин) на вахте. Капитан: - Сколько у нас на румбе? - Адын я на румбе! - Идиот, какой курс, я спрашиваю? - Пятый курс бакинский мореходка!
Автобусом до порта мы ехали через весь город. Вокруг нас по проспекту двигались танки, самоходки, машины с солдатами. Мы не могли понять, что происходит в городе. До нас дошли слухи, что ночью на доме правительства был поднят громаднейший портрет И.В.Сталина. Как его могли поднять в охраняемом здании, мы не понимали. Это было 5 ноября 1967 года. А послезавтра, вся страна собиралась праздновать 50-летие Великой Октябрьской социалистической революции. В воздухе пахло грозой… Солдаты на открытых машинах сидели стройными рядами, в касках и с автоматами в руках.
Вскоре, ближе к новому году, закончилась наша штурманская практика на УПС «Володя Дубинин» и мы должны были возвращаться в родные пенаты. Возвратились мы в ЛМУ числа 20 декабря, перед Новым 1968 годом. Надо было готовиться к государственным экзаменам и окончанию училища. Но пока мы бороздили моря, в ЛМУ снова возвратили военную кафедру. Начальник ОРСО Войтов решил и нас, выпускников, привлечь к военке. Вот что из этого получилось, по воспоминаниям Вити Лебедева. (Орфография и стиль Вити Лебедева здесь мной сохранены): «В конце декабря 1967 года начальник ОРСО Войтов устроил в ЛМУ общий училищный строевой смотр, заставил выйти на смотр все роты. Вышла и наша рота выпускников, 5-курс, после штурманской практики. Это была «картина маслом»! Выглядели мы (5 курс) как анархисты из фильма «Оптимистическая трагедия»: заграничные кожаные куртки, гражданские разноцветные пальто, шинели – если у кого и есть, то настолько короткие, что больше походили на бушлаты, а на ногах модные заграничные корочки; на головах мятые мицы, шляпы, кепки, береты, шарфы разных цветов. Бедный Войтов от увиденного на строевом смотре, потерял дар речи, замахал руками и громко заорал: «Назад! Прочь! Чтобы я больше вас в глаза не видел!». Больше он нас смотрами уже не доставал».
У меня на 4 курсе, перед штурманской практикой, появилась очередная любовь – Ира. Жила она недалеко от училища, буквально в 300 метрах. Ее мать, тетя Валя строила для Иры жизненные планы – муж у дочери будет капитаном. Ира будет сидеть дома и не надо работать. Ира тогда работала простой рабочей на фабрике, где изготавливались колоды игральных карт. Но у меня планов на женитьбу не было. Мне было просто удобно, так как далеко за любовью ездить не надо – впереди государственные экзамены, а время было на вес золота. Но сделал я большую глупость в том плане, что после штурманской практики взял и перебрался к Ире, как говорится, со всеми своими вещами. В том числе все мои документы и письма я хранил в чемодане. Тетя Валя посчитала, что Ирин будущий муж уже созрел для женитьбы. А Ира, не будь дурой, после моего возвращения из Баку, сразу же заявила мне, что она готовится стать мамой, а это обязывает меня на ней срочно жениться. Она также сказала мне, что если я с ней не пойду в ЗАГС, то она не отдаст мне мой паспорт и другие мои документы. Также пообещала, что напишет моим родителям письмо о том, какой я большой негодяй и изменник, да потом возьмет и поедет с ребенком ко мне в деревню, а там ославит меня на весь наш район. Ира уж очень быстро изучила все мои слабости, а узнав, что я очень ревностно отношусь к авторитету своих родителей, избрала вот такую тактику давления на меня. Отец, мол, - директор школы, мать - учительница, а сын – негодяй. Но одного Ира не учла - твердости моего характера. После очередного выяснения отношений я ей сказал: «Раз ты так себя повела, то я женюсь на первой понравившейся мне девушке, но только не на тебе. А ты делай что хочешь! Я ухожу, даже если заберешь все мои вещи и документы!».
Этот разговор состоялся в феврале. А 1 марта 1968 года у меня уже состоялась свадьба с моей любимой Аленушкой. Это случилось в последний мой заход на танцы в ДК имени Крупской, куда мы бегали все четыре года. Алена же впервые пришла в наш ДК на танцы, но с этого момента и ее жизнь резко изменилась раз и навсегда после этого вечера. Тот вечер решил для нас обоих все - Алена стала моей женой, и вот уже 51 год (на июль 2019 г.), как мы вместе. Говорят, что бывает любовь с первого взгляда. Я в это особо никогда не верил, но оказалось, что такая любовь есть. Во всяком случае, я Аленушку полюбил с первого взгляда.
Жизнь неожиданно закружилась и завертелась… Сдача государственных экзаменов, поездки к Алене в Гатчину, где она жила, решение вопросов со свадьбой. На все про все у нас с Аленой было две недели. Но я бы не был собой, если бы не решал все и сразу. В ЗАГСе мне сказали, что надо ждать очереди больше двух месяцев. Кто-то мне подсказал, что по письму начальника училища, в связи с выпуском из училища и направлением на работу, нас могут расписать быстро. И снова помог Виктор Семенович Ковальчук – написал нужное письмо. 25 февраля я успешно сдал последний экзамен… Начались заботы о проведении регистрации и о свадьбе. Свой костюм на регистрацию мне дал Саша Дорошко. Алена купила фату у знакомой женщины. У нее был красивый белый костюм, расшитый жемчугом. Золотые кольца себе и мне Аленушка купила на Суворовском проспекте в магазине для новобрачных. Время быстро двигалось к весне… весне нашей совместной жизни.
Бракосочетания было назначено на 12 часов 1 марта. В 11 часов мы с Васей Дмитровым и Сашей Дорошко вышли на улицу Седова, но очень долго не могли поймать такси, чтобы ехать за невестой. У каждого ведь в этот день было много своих дел и все ребята куда-то спешили. Вечером в Невской фабрике кухне нас ждал ресторан и выпускной вечер. А такси все не было и не было. Ребята рвались уйти. Я попросил их подождать еще пять минут, сказав, что если такси не подойдет, то и свадьбы не будет… Но такси появилось ровно через минуту после моих слов. Судьба! Мы поехали к бабушке Дуне, где меня ждала моя невеста. Ровно в 12.00 мы были в Невском ЗАГСе. Там нас уже ждали свидетели Лены – Захарова Валя и Ира – подруга с ее работы. Нас расписали быстро. Были цветы и шампанское, а потом мы вернулись к бабушке Дуне, где нас ждал торжественный стол.
Денег для свадьбы у нас с Аленой особо не было. Помогла бабушка Дуня, которая 1 марта, после нашей регистрации в Невском ЗАГСе, организовала стол, за которым мы отметили наше торжество. Официальными свидетелем на нашей свадьбе с моей стороны был Вася Дмитров, а у Алены – ее подруга Валя Захарова. Так завершилась моя учеба в Ленинградском мореходном училище – официальной женитьбой и роскошной свадьбой из двух отделений. Первое отделение – застолье у бабушки Дуни, где были тети Алены: Тася и Паня с детьми, наши свидетели, подруги и мы – жених и невеста. А потом, с 19 часов – второе отделение, в ресторане – на выпускном вечере. Счастье было полным, но в памяти мало чего осталось. Алена говорит, что помнит одно – как весь наш курс, все ребята, а также руководители училища подходили и нас постоянно весь вечер поздравляли, так что рука у нее болела дня три. Я помню, что за нашим столом сидели близкие друзья – Паша Лабутин, мой свидетель Вася Дмитров и Саша Диденко и кто-то еще – не помню. Было весело, шумно и грустно. Кончились четыре с половиной года нашей учебы в славном городе Ленинграде. Мы все разъезжались по местам будущей работы и не знали, увидимся ли когда-нибудь еще. Так впоследствии и получилось, что десятка два-три ребят я так уже никогда и не увидел. Многие ушли рано из жизни, а некоторые просто сгинули навсегда и без концов.
Приказ № 95.
Начальника Ленинградского мореходного училища ММФ
г. Ленинград 01 марта 1968 года.
Содержание: о выпуске техников-судоводителей.
На основании решения Государственной квалификационной комиссии от 1 марта 1968 года считать окончившими Ленинградское мореходное училище по специальности «морское судовождение» с присвоением квалификации «техника-судоводителя» с вручением диплома с отличием и свидетельства штурмана дальнего плавания (ШДП):
1.Гучкину Александру Федоровичу.
2.Глуховскому Льву Петровичу
3.Грищенко Валерию Николаевичу.
4.Зуйкову Юрию Афанасьевичу.
5.Трифонову Святославу Геннадьевичу
С вручением диплома «техника-судоводителя» и свидетельства ШДП:
1. Аверину Виктору Ивановичу.
2. Ашмянцеву Владимиру Алексеевичу.
3. Аборину Михаилу Юрьевичу.
4. Андросенко Анатолию Павловичу.
5. Богдану Михаилу Степановичу
6. Березюк Юрию Григорьевичу.
7. Бутенко Валерию Николаевичу.
8. Быковец Владимиру Алексеевичу.
9. Бондаренко Станиславу Ивановичу.
10. Воробьеву Леониду Михайловичу.
11. Воробьеву Валерию Марковичу.
12. Врублевскому Александру Владимировичу.
13. Галичу Геннадию Андреевичу.
14. Гультяеву Валерию Евгеньевичу.
15. Глова Сергею Степановичу.
16. Грищенко Александру Ивановичу.
17. Дмитрову Василию Кирилловичу.
18. Дорошко Александру Григорьевичу.
19. Диденко Александру Александровичу.
20. Егорову Евгении. Яковлевичу.
21. Есипову Вячеславу Борисовичу.
22. Захаренкову Владимиру Федоровичу.
23. Захарову Леониду Денисовичу.
24. Забелкину Николаю Николаевичу.
25. Ивашкину Александру Ивановичу.
26. Константинову Ивану Михайловичу.
27. Казакову Александру Трофимовичу.
28. Карасеву Юрию Федоровичу.
29. Козлову Владимиру Лавровичу.
30. Кузнецову Евгению Ивановичу.
31. Кислякову Вячеславу Васильевичу.
32. Кукину Николаю Ивановичу.
33. Курилову Валентину Васильевичу.
34. Лабутину Палу Ивановичу.
35. Лебедеву Виктору Кузьмичу.
36. Лукьянову Сергею Федоровичу.
37. Лукьянову Геннадию Аркадьевичу.
38. Лысовскому Виктору Петровичу.
39. Михайлову Александру Яковлевичу.
40. Михайлову Вадиму Алексеевичу.
41. Максименко Валерию Анатольевичу.
42. Марину Владимиру Павловичу.
43. Ненарокомову Леониду Николаевичу.
44. Орлову Владимиру Ильичу.
45. Павлову Александру Яковлевичу.
46. Плято Владимиру Петровичу.
47. Преснову Виктору Ивановичу.
48. Роленкову Юрию Михайловичу.
49. Родину Владимиру Яковлевичу.
50. Родикову Александру Порфирьевичу.
51. Савенко Владимиру Григорьевичу.
52. Сафронову Вячеславу Семеновичу.
53. Стулову Олегу Владимировичу.
54. Сердюкову Сергею Ивановичу.
55. Смирнову Николаю Сергеевичу.
56. Судакову Льву Юрьевичу.
57. Сабадаш Евгению Дмитриевичу.
58. Смирнову Валерию Александровичу.
59. Сорокину Николаю Николаевичу.
60. Суслину Михаилу Ивановичу.
61. Толпейкину Владимиру Ивановичу.
62. Тихонову Александру Ивановичу.
63. Фатихову Мухомяту.
64. Храмшину Сергею Афанасьевичу.
65. Чижикову Виктору Алексеевичу.
66. Шкаруба Виктору Анатольевичу.
67. Щипкову Николаю Николаевичу.
68. Юшкову Александру Федоровичу.
Начальник училища Ковальчук В.С.
Вот такой приказ подвел итоги нашего обучения в Ленинградском мореходном училище.
В Мурманское морское пароходство были направлены следующие выпускники ЛМУ:
Ашмянцев В.А., Березюк Ю.Г., Воробьев Л.М., Дмитров В.К., Забелкин Н.Н., Казаков А.Т., Карасев Ю.Ф., Козлов В.Л.,Кузнецов Е.И., Кисляков В.В., Кукин Н.И., Курилов В.В., Лебедев В.К., Лукьянов С.Ф., Лысовский В.П., Марин В.П., Преснов В.И., Родиков А.П., Сердюков С.И., Смирнов В.А., Тихонов А.И., Фатихов М., Юшков А.Ф. Всего – 23 человека.
В Северное морское пароходство уехали следующие наши ребята: Аверин В.И., Андросенко А.П., Глуховский Л.П., Грищенко В.Н., Дорошко А.Г., Зуйков Ю.А. Лукьянов Г.А., Суслин М.И., Толпейкин В.И.
Два человека – Егоров Е.Я. и Савенко В.Г. уехали работать в Азовское пароходство, двое – Судаков Л.Ю., а через год Зыбин Э. – уехали на Дальний восток. Остальные ребята остались работать в БМП – Балтийском морском пароходстве.
Нам оставалось еще получить в училище дипломы, направления на работу и подъемные в размере 200 рублей. По тем временам это были приличные деньги. Не помню, когда закончился выпускной вечер, но мы с Аленушкой после 24 часов уехали к бабушке Дуне, чтобы начать свою новую совместную жизнь.
Дня два у меня заняло оформление всех формальностей. Получив подъемные и документы я перебрался к Алене в Гатчину, где она имела небольшую комнатку в деревянном доме, в котором топилась дровами печка. Дрова надо было наколоть, просушить и затопить печь, чтобы ночью не замерзнуть. Но мы не замерзали. Нам было жарко от любви и чувств. В Гатчине жил мой лучший друг - Пашка Лабутин. Алена познакомила Пашу со своей подругой Томой, и мы некоторое время проводили вместе. Но все хорошее когда-то кончается. Мне надо было ехать в Мурманск. Договорились с Аленой, что я, как только приеду – буду искать ей работу сметчика, а также квартиру для жилья, а она должна закругляться на своей работе и ждать моего вызова. Я еще сам ничего не знал о себе: где буду работать, где будем жить, но вектор направления у меня был выбран правильный. Семья, жена должны быть со мной! После 20-го марта, я уехал в Мурманск – в неизведанность жизни моряка. Как и что меня ожидает в Мурманске, я не знал. Визы у меня не было, поэтому я предполагал две дороги – пассажирские суда и ледоколы. Но мною двигала любовь к моей Аленушке, которую я любил без ума. Без нее я уже и не представлял свою жизнь. Мысль была только одна – попасть на пассажирское судно, чтобы быть ближе к моей любимой. И не дай бог – ледокол, который уйдет в Арктику на 5-6 месяцев. Мне казалось, что такой длительной разлуки я не переживу.
Но все сложилось так, как я хотел. А по-другому и быть не могло. Но это уже другая глава.
А позже в интернете я нашел поэму о Бурсе, которую не могли, конечно, написать настоящие судоводители-моряки. Мне эта поэма не понравилась совсем, но всё же я решил её здесь привести дословно. Пусть те, кто учился в ЛМУ в моё время, сами сделают нужные выводы... К нашей Бурсе и к своим преподавателям мы относились всегда с очень большим уважением и теплотой. Бурсой мы называли наше ЛМУ или, как я его назвал позже - это был для нас Ленинградский Морской Университет.
Вот не знал я, кем мне быть? Моряком мечтал служить! Или просто в море плыть… В общем нужно было поступить, - в Бурсу ...
Я уже на первом курсе! Наконец, зачислен я! Будут обучать меня, как в моря нам всем ходить, как с работой этой жить. Вот одели меня в форму, не пускают больше к дому… Держат в ротных помещеньях: на уборках, построеньях, на скрипучих спим кроватях, бегаем в рабочих платьях. Постоянные проверки: формы, кубрики, вечерки… Заставляют полы мыть, шагом строевым ходить! Мыть, копать, носить и строить, а всё будет это стоить: принеси, спроси, подай, пошёл на х.. - не мешай.
Кормят нас не то, что б плохо, так, что б с голоду не сдохли. Жирный суп, с камнями гречка, рис горелый, будто с печки, с тараканами солянка, и с камнями каша - манка. Уха из петуха, в салат очистки и труха. Кружек, ложек не хватает, и еды, - порой бывает.
Доучились мы в нашей Бурсе – вот уже на втором курсе. Уже не самый низший класс, немного уважают нас. Я ни в чём не виноват! А командир меня в наряд! Разные они бывают, но что-то их объединяет: стоять в облом во всех нарядах, жизнь теряется на вахтах. Летом жарко на разводе, зимой, собачий холод в роте, в УК, в ДП вообще мерзляк, простуду схватишь наверняк. И это всё не говоря, про уличного патруля! А что б на вахтах ты не спал, и что бы с них ты не сбегал, тебя с проверкой посетит - дежурный, причём в момент, самый не нужный. Но вот закончился наряд, жизнь обретает новый взгляд. На «ёбку» к девкам, к пацанам, нужно расслабиться полностью нам.
Вот в Бурсе стал и третий курс, МППСС, и даже ТУС. Консультации, советы, курсовые, спецпредметы. Что ж поделать мне на парах? Оставить метки на столах старых? Пописать, или поспать, в морской ли бой разок сыграть? Не, - пойду-ка я отсюда, скажу, что стало очень худо. Мол, пошел-ка я в санчасть, иль лучше в туалет попасть, не, мне сейчас на вахту, он поверит, нету страху. Новый Год, иль май подходит, время сессии приходит, лабораторки нужны мне, попадаю по войне. Преподов идём лечить: кому-то бабок заплатить, кому-то что то распечатать, над кем-то жалобно поплакать, кому-то выучить и знать, кому работы просто сдать. Фу ты! Вроде рассчитался, х...я, что долг один остался. Не отчислят, пересдам, как-нибудь приду досдам.
Закончен третий курс кое-как, иди на практику моряк! Вот документы, ищи судно, хотя без связей это трудно, ты главное справочку принеси о том, что практику проходил. И вот, на практике, в машине, трубы, кабеля, станины, пятна от масла, провода, механизмы, железяки, привода. Шумят динамки, дизеля, вибрирует машина вся. Морская качка, - моря воля, блюю я прямо под пойолу. Трудно сначала, ничего не сказать, придётся к работе такой привыкать.
Вот, - закончили Бурсу, проучились мы все курсы, всё посдавали, всё замутили, ГОСы сдали, и тут же забыли. Мы закончили, мы всё прошли, дипломы обмыли и ушли. Бесследно не прошли эти годы, теперь мы знаем цену свободы. Многому Бурса нас научила, нашу личность собою обвила, здесь я научился матом ругаться, бездельничать, и когда надо стараться. Водку пить, и напиваться, и если что, и в драку бросаться. Здесь приобрёл я настоящих друзей, это больше всего важней. Я повзрослел, возмужал, стал сильней, я никогда не забуду о ней - прошедшие все эти курсы, в универе по прозвищу - Бурса.
Вот такой получился у меня краткий экскурс нашей учёбы в ЛМУ. Я стал сначала третьим штурманом на пассажирском пароходе «Илья Репин», потом четвёртым штурманом ледокола «Капитан Воронин» и снова возвратился на должность третьего штурмана теплохода «Петродворец».
Конец первой части.