Родная

Анастасия Софийская
Соня влетела в комнату в обнимку с куклой.

— Мама, у тебя есть в чемодане место? Давай Тася поедет с твоими вещами, а то в моих она с Катей вечно ссорится.

Мама улыбнулась.

— Пойдем проверять, все ли ты собрала. Не забыла положить два купальника? Тасю я возьму к себе, не переживай.

Они прошли в детскую, перебрали чемодан и Соня забралась в кровать. Мама задернула плотные шторы, включила торшер, села в кресло и стала читать сказку. Соня слушала, разглядывая узоры света на потолке и развлекаясь со своим курносым носом: то прятала его под одеяло, то высовывала обратно. Наконец она повернулась на бок, шумно выдохнула и закрыла глаза. Мама выключила свет, поцеловала дочь в макушку и тихо прошла в спальню. Она открыла шкаф и в дальнем углу нащупала толстую тетрадку в кожаной обложке, села за стол и начала неторопливо листать страницы. Сзади подошел муж и обнял ее.

— Ты уверена? Может, все-таки не стоит?

Мария повернулась. Она теребила в руках шариковую ручку.

— Сереж, я не знаю, как лучше. А если она умрет? Мне кажется, если мы не встретимся, это будет неправильно. — Маша вздрогнула и плотнее запахнула халат. — Что-то прохладно, давай чаю попьем? Согреешь? Я приду через 5 минут.

Она торопливо исписала пару страниц и положила тетрадь на самое дно чемодана, убрала туда же куклу и вышла на комнаты. На кухне муж уже заварил чай и достал зефир. Они сидели в тишине, осторожно отламывая кусочки сладостей и смотря только в свои чашки, словно если прольется хоть одна капля, быть какой-то катастрофе. Затем Маша помыла посуду, Сергей вытер стол и они пошли спать. Как только погасли лампы на прикроватных тумбочках, они обнялись и будто стали двумя безмолвными красками, темно-зеленой и темно-фиолетовой, которые, медленно смешиваясь друг с другом, становятся единой черной темнотой.

На перроне было многолюдно. Пассажиры тащили огромные чемоданы, пляжные зонты, рюкзаки и пакеты. Соня катила на колесиках свой чемодан, поглядывая то на родителей, то на электронное табло с временем, а еще без конца спрашивала, правда ли поедет по мосту прямо через море. Они нашли нужный вагон и купе, сразу разложили на столе воду, печенье и раскраски с карандашами. Папа убрал багаж и поднял наверх полки, так как они выкупили все места. Проводница в коридоре громко попросила выйти сопровождающих.

Когда поезд тронулся, Маша взяла в руки журнал, Соня распаковала новые карандаши, а папа в наушниках поставил фильм на ноутбуке.

В Анапу поезд придет через 17 часов, утром, после им нужно пересесть в автобус, который повезет их через Керченский пролив и дальше до Ялты. В вагоне Соня быстро познакомилась с другими ребятами. Они до самого вечера то играли в прятки, то по очереди угощали друг друга конфетами, то считали, какой длины коридор. После такого насыщенного дня девочка уснула, едва коснувшись подушки.

Маша смотрела, как день прячется в раскаленные красно-бурые тучи. Когда совсем стемнело, она легла на полку и следила за бликами от фонарей, которые проносились по купе, словно диафильмы. Она их очень любила в детстве. Пять лет назад в таком же купе они ехали с мужем, всю ночь не сомкнув глаз, а потом пережидали непогоду в порту, чтобы паром перевез их в Керчь. Маша закрыла глаза, но, похоже, утро в этот день также не торопилось, как и тогда.

***

Солнце поднималось от земли, готовясь обнимать туристов. По телевизору рябила заставка утренних новостей.

— Мам, а мы сегодня пойдем на тот пляж, где огромная горка? Пожалуйста, пожалуйста!, — Соня сложила руки около перепачканного черничным джемом рта. Папа дал ей салфетку, а Маша сказала:
— Нет. Сегодня мы пойдем в другое место. Помнишь, когда ты была маленькая, мы с папой рассказывали тебе одну особенную сказку?
— Про принцессу Соню? Конечно, помню! Это же обо мне сказка.
— Да, милая. О том, как мы мечтали о маленькой девочке. Однажды аист прилетел и рассказал нам, что в далеком городе в одном большом доме грустит принцесса Сонечка. Мы сразу поехали к этой девочке и забрали домой, чтобы жить долго и счастливо.

Маша делала паузы в каждой фразе, но обмануть дочь не получилось. Соня забралась к ней на колени и вгляделась в лицо:

— Мама, ты что, плачешь? Мамочка!

Маша продолжила:

— Мы с папой рассказывали тебе, что у тебя есть еще одна мама, но она не могла быть с тобой. Так ты попала в детский дом. Это было здесь, в Ялте.
— Здесь живет моя вторая мама?
— Да. Сейчас мы поедем и познакомимся с ней.
— Хорошо. — Соня слезла с маминых колен и вернулась к столу. Она взяла из вазочки конфету и шумно хлебнула чай.

— А потом-то мы пойдем на пляж с большой горкой?

Маша несколько секунд смотрела на дочь, потом ее лицо немного дернулось и она ответила, что после встречи они вернутся домой, переждут жару и пойдут на море ближе к вечеру.

— Ну ладно, я тогда потом свою сумку соберу.

Из дневника Маши:

«25 апреля 2014

Я почти отчаялась. Вот уже восемь месяцев ищем ребенка, а результата все нет. Вчера опять предложили взять девочку с серьезными отклонениями по здоровью. В такие моменты чувствую себя монстром, который детей выбирает как помидоры на рынке. Муж предложил поискать ребенка в Крыму, но на сайте пока нет базы данных.

31 мая 2014

Мы в поезде. Едем знакомиться с 3-летней Соней. Сережа постоянно молчит, да и я тоже. Как она нас примет? Что ей сказать? Я уже начинаю сомневаться, что вообще умею ладить с детьми.»

В коридорах опеки за 5 лет многое поменялось. Тогда, в 2014 году, здесь были обшарпанные зеленые стены и стулья с откидывающимся сиденьем, обитые красно-коричневым дерматином. Белые деревянные двери открывались с противным скрипом. Сейчас повсюду стояли растения в красивых горшках, небольшие диванчики и кресла, столики с карандашами и раскрасками. По одной из стен плыл на льдине мамонтенок. В кабинете Татьяны Петровны изменилось все, кроме самой Татьяны Петровны. Тот же аккуратный пучок седых волос, пышная грудь под темно-синим трикотажным платьем, старомодные очки с толстыми стеклами и помада цвета апельсина.
К ее столу перпендикулярно примыкал стол для посетителей с четырьмя стульями. С левой стороны на одном из них сидела молодая женщина. Она была очень бледной и худой. Черные распущенные волосы и черное платье сливались в единое целое, делая лицо еще белее, отчего она походила на призрака. Сергей остался на пороге, Маша секунду помедлила, но потом вошла, отчеканив каблуками по плиткам несколько шагов, посадила Соню, поздоровалась и сказала:

— Сначала мы хотим переговорить с Евгенией в коридоре, наедине. — Ее слова были громкими и четкими. Биологическая мать и Соня несколько секунд смотрели друг на друга, затем женщина поднялась и пошла к выходу. Ее плечи были широко развернуты, а голова как будто запрокинута наверх, в то время как тело казалось почти прозрачным. Соня пожала плечами и взяла предложенную сотрудником опеки бумагу и фломастеры.

Женя скрестила руки на груди и подняла голову, чтобы смотреть на приемных родителей, которые были намного выше. Сергей стоял, широко расставив ноги и сложив руки замком на животе, а жена крепко опиралась на его руку. Со стороны они были похожи на скалы, к которым приближался потрепанный черный парусник, потерявший управление. Маша сказала:

— Вы не должны расспрашивать у Сони, где она живет и в какую ходит школу. Вы не должны пытаться вызвать у нее жалость и придумывать непреодолимые обстоятельства, которые заставили вас отдать ребенка в детский дом. Вы не имеете права давать любые оценки мне и моему мужу. Мы не забирали у вас дочь, вы сами сделали этот выбор. Я считаю, что ей еще рано знакомиться с вами, но так как вы серьезно больны, я дала согласие на встречу. В дальнейшем вы сможете общаться с ребенком по телефону, но только в нашем присутствии по громкой связи.

Она все также стояла со скрещенными на груди руками. Один уголок рта поплыл в улыбке. Бледное лицо стало совсем страшным.

— Хорошо. Я успела увидеть ее...

Женщина пошатнулась, по ногам потекла черно-красная кровь. Она прислонилась к стене и сползла на пол. Маша оглянулась на дверь кабинета, которая была закрыта, Сергей достал телефон и позвонил в скорую. Женя потеряла сознание, сбежались люди, а Маша вернулась к Соне. Дочь показала ей нарисованное море и кораблик, мама кивнула, быстро написала записку и передала Татьяне Петровне: «Биомаме плохо, вызвала скорую. Помогите отвлечь ребенка». Сергей тоже вернулся в кабинет.

Из дневника Маши:

«2 июля 2014

Я запомнила ее запах. Она пахнет компотом и пирожками. Мы ждали ее в зале для спортивных занятий. Из коридора приближался тихий размеренный голос воспитателя и.. плач. Она плакала. И вот они заходят. Она такая крохотная. А воспитательница говорит: Знакомься, Соня, это твои мама и папа. Серега закашлялся. Зачем она так сказала? Ее подвели к нам и я протянула куклу. Она внезапно перестала плакать. Потом мы играли в мяч, рисовали и водили куклу в туалет. Я не знаю, почему вдруг кукле понадобилось столько раз в туалет, но любая попытка сделать что-то другое заканчивалась трясущейся губой. Нас очень смущало только то, что все это время воспитатели пристально за нами наблюдали. Понимаю, что такой порядок, но чувствовала себя как рыба в аквариуме.

6 июля 2014

Каждый день ходим к Соне. Она нас уже узнает и спокойно подходит сама. Ждем, когда подпишут все документы для опеки. Я не говорю Сереже, но постоянно думаю, не ошибка ли все это? Может, то, что бог забрал у нас возможность иметь детей, правильно? Может, мы не готовы? Как мы будем жить все вместе? Я все больше и больше боюсь, и все меньше у меня уверенности. Вторую ночь читаю разные форумы. Успокаивает только то, что все приемные родители чувствуют примерно одно и то же. Муж молчит и повторяет фразу «все нормально». После детского дома ходим к морю, купаемся, чтобы хоть как-то снять стресс. Вино по вечерам не пьем, вдруг что опеке с утра не понравится.

10 июля 2014

Мы дома. Я выключила телефон, потому что он разрывается от звонков и сообщений. Все что-то советуют, спрашивают как дела, чем помочь. Бесят. Как будто я сама с ребенком не справлюсь. Хотя, что уж там, я не справляюсь. Она постоянно истерит и плачет. Я помню, что это нормальная реакция. В школе приемных родителей про это целая лекция была. Но я почти срываюсь. Сережа на работе целый день и отпуск сейчас взять не может. В те бесценные два часа днем, пока она спит, я съедаю по две шоколадки. Ненадолго становится легче.

25 июля 2014

Сегодня первый раз была на приеме у психолога по программе поддержки приемных родителей. Вывалила на нее все свои горести, все проблемы. Призналась, что считаю это ошибкой. Она мне разложила все по полочкам, стало как-то легче. Через неделю опять пойду. Вечером с мужем спорили, стоит ли Соне рассказывать о том, что она приемная. До этого мы думали, что не будем ничего скрывать, да и психологи в школе нас так учили. Приемные дети должны знать о своем прошлом, они имеют на это право. Но вот как ей, трехлетке, это объяснить? Не знаю.»

Звуки и крики в коридоре становились все громче. Донесся приглушенный топот врачей. «Здесь есть кто-нибудь, кто знает эту женщину? Аллергии, диагнозы?». Маша вытянулась в струну. Ее руки, сложенные друг в друга у груди, были в постоянном движении. Она гладила и заламывала собственные пальцы. Бледный Сергей сидел неподвижно. Татьяна Петровна встала, но Маша ее опередила и выбежала к врачам:

— У нее рак в последней стадии.

Вокруг была тишина. Кто-то протянул чистый аккуратно сложенный носовой платок врачу, чтобы закрыть перекошенное лицо покойной. Маша повернулась и увидела рядом Соню. Она стояла, широко открыв глаза и рот. Маша попыталась закрыть собой ужасную картину, но дочка вырвалась и продолжила смотреть. Спустя несколько минут Соня затряслась и заплакала.

Из дневника Маши:

«15 мая 2019

Сегодня мне позвонила Татьяна Петровна из Ялтинской опеки. Биологическая мама просит разрешения пообщаться с дочерью, хотя бы по видеосвязи. У нее рак, метастазы. Жить осталось от силы пару месяцев. Я не стала говорить ей, что в июне мы поедем в отпуск в Крым. Мы еще не решили, нужна ли эта встреча. Вдруг она станет для Сони травмой? С другой стороны, что я ей скажу, когда она вырастет и узнает, что мы не позволили ей познакомиться с мамой? Простит ли нас за это?»


Они  вышли из здания, держась за руки. Молча пришли домой и легли на большую двуспальную кровать. Мама гладила Соню по голове.

— А вдруг ты умрешь также, мам? И папа умрет. Что тогда со мной будет?
— Все люди могут умереть, так бывает. Но мы с папой молоды и здоровы. Мы будем жить долго.

Было шесть часов вечера, когда они проснулись. Маша ушла в душ. Она сидела и сидела под горячей водой: пара стало столько, что она уже почти не могла дышать. Наконец она выключила воду, вытерлась, замотала голову полотенцем, надела халат и вышла. Сергей обнял ее, но она отстранилась. Он сел на стул и ждал, пока ревущий звук фена, которым жена сушит волосы, прекратится, затем сказал:

 — Пойдем прогуляемся.

На набережной Ялты уже стало темно и пахло сладкой ватой. Соня каталась на аттракционах. Родители сидели на скамейке и вглядывались в темнеющий морской горизонт.

— Зачем мы с ней так?, — голос Маши звучал хрипло и глухо. Муж не стал ничего отвечать, просто взял ее за руку и притянул к себе.

Курортный вечер набирал обороты. На работу вышли уличные музыканты, фокусники, везде сверкали огни. Кто-то фальшиво тянул ноты в караоке. Два человека, мужчина и женщина, шли против толпы. Они смотрели на девочку, которая бежала впереди. На их родную дочь.