Стенгазета часть вторая

Константин Миленный
         
            С  Т  Е  Н  Г  А  З  Е  Т  А

           (ч  а  с  т  ь   в  т  о  р  а  я)



У меня был постоянный напарник по ночным бдениям,
Владик Тутынин, скромный паренек родом из Липецка. Будучи еще
студентом МИСиС он женился на москвичке, кажется, студентке из
своей-же группы постарше его. После окончания института поступил
в аспирантуру.

Потом что-то у них не склеилось с женой, они благополучно,
а, может, и не очень, развелись и, с благоволения заведующего
кафедрой, все того же Петра Ивановича Полухина, добрейшей души
человека, Владик жил в помещениях нашей лаборатории. Быстро
привык к обстановке и чувствовал себя как дома.

Был у него здесь свой шкаф, надувной матрац, который
он на ночь расстилал в кабинете заведующего лабораторией прямо
на столе заседаний, постельное белье, электробритва, электроплитка
и радиоприемник. Вот, пожалуй, и весь малый джентльменский набор,
как говорил Ося Бендер или по, крайней мере, как он мог  сказать,
необходимый для аспиранта первого года обучения столичного вуза.

Парень он был  покладистый и в роли принимающего
хозяин услужливый. Ко мне  относился с уважением, как к старшему
по возрасту и коллеге на выданьи. Я имею ввиду предстоящую уже
вот-вот защиту кандидатской диссертации.

Ночные бдения проходили у нас с ним слаженно,
непременно с выпивкой, но всегда в меру. Владик просил меня не
беспокоиться о закуске, раскрывая при этом дверцы щкафа,
самодельные полки которого были уставлены трехлитровыми
банками домашких липецких овощных консервов.

Заведующим лабораторией в ту пору был совсем недавно
защитившийся мой сверстник  Мастеров Виталий Анатольевич.
Вообще, их было много и менялись они с периодичностью в
полтора-два года. Все, как правило, свойские и славные ребята.
Да и что было важничать своим постом, сегодня ты заведующий,
завтра я. Незыблемый авторитет оставался только один - Полухин.
И все это прекрасно понимали.

Виталий  был  парень весьма грамотный, педантичного
склада, многозначительный, статный, привлекательный со всех
точек зрения, выглядел  солидно и достойно с очень идущими
ему крупными роговыми очками. И при всем при том отъявленый
хлыщ.

Охотно и умело выступал на всех Ученых Советах по
защитам кандидатских и даже докторских диссертаций. На хорошо
знакомую, малознакомую и совсем незнакомую ему тему. Готовя
таким образом мягкую постель для защиты своей будущей
докторской диссертации.

И еще он был сухарь, ну, абсолютно ни чем и ни кем не
размачиваемый сухарь, ни вином, ни откровениями его
собеседников. Я, как вы уже поняли, его откровенно недолюбливал.
Мне иногда казалось, что сам Виталий понимал, что  был чужим в
этом откровенном, по молодости лет, коллективе.

Жизнь не стоит на месте и мой Владик тоже не надолго
задержался на вольном холостом выгоне. Скоро у него появилась
пассия из числа лаборанток нашей кафедры, на которой он потом
и женился, на этот раз очень удачно.

Я понимал, что мое присутствие может ее как-то сковывать.
И  решил, что будет неплохо, если я стану время от времени
освобождать их от своего пребывания на этой новобрачной
площадке.

Часа в два ночи я отправлялся по пустынной Москве к
себе домой на Щипок. Дорога была короткой и уже через полчаса я
спал мертвым сном на тахте, купленной в долг на деньги моего
друга Алика Шейх-Али, ставшего аспирантом нашей же кафедры 
через год после меня.

Однажды после  ночи, проведенной на побывке дома,
я прибыл несколько позже начала рабочего дня, поскольку имел
на то полное право, так как  у аспирантов был свободный график
пребывания на  кафедре.

Дежурный на коммутаторе, таинственно улыбаясь,
сообщил, что меня уже давно ждет у себя в кабинете заведующий
лабораторией. Все, кто попадался мне на пути к кабинету
заведующего,  явно хотели стать свидетелями нашей с Виталием
беседы.

У Мастерова была  манера разговаривать со всеми
сотрудниками лаборатории официально на вы, включая аспирантов,
вольных людей, с которыми у него, в лучшем случае, могли  быть 
приятельские отношения, а чаще вообще никаких.

Вроде бы, ну и что в этом плохого? В общем случае - да,
ничего плохого, а совсем даже наоборот. Но в манере Мастерова 
не было и намека на обыкновенную вежливость. В его исполнении
это был барьер между ним, начальником и остальными, его
подчиненными.

-Константин Федорович, это вы сегодня ночью работали
в подвальном помещении лаборатории, где установлен докуматор?

Докуматор - стол для исполнения фотографических
отпечатков большого размера.

- Ну, да - брови кверху.
- Я прошу вас зайти туда сей же час и посмотреть на то,
какой след вы там оставили.

Недоумевая я отправился в подвал, где накануне развесил
целую бобину пленки на ночь. У входа в фотолабораторию меня уже
ждала толпа жаждущих представления. Я вошел в помещение и
сразу же увидел у самой ножки стола докуматора вплотную к ней
устроившуюся приличного размера, извините, кучу засохшего дерьма.

Я подумал - кошка, тем более, что в  стене под потолком
было круглое  отверстие со встроенным в него вентилятором. Кошка
могла легко проскользнуть между лопастями, а прыгнуть на пол с
такой высоты это привычное для них  дело. Правда, улика-то будь
здоров какого объема, такая не только кошке, она и не всякой собаке
по калибру, если только догу или сенбернару какому-нибудь.

Хорошо, предположим, что это натворила собака, но тогда
как она могла  проникнуть в люк, расположенный так высоко. Ну, а
если это не животное, то остается только человек. Человек, в отличие
от животного, и не на такой подвиг способен.

Казалось, что логическая цепочка была построена верно.
Но тут меня обуяло полнейшее неверие в правдоподбность
сложившейся ситуации. Ведь кто бы ни был производитель этой
продукции, она материальна и, следовательно, появилась на белый
свет из материальной-же задницы, а всякая материальная задница
имеет конечный размер, у человека этот размер есть радиус его,
чтобы не быть однообразным, седалища.

Следовательно, рассуждая логически, как я это делал до
сих пор, обсуждаемый нами предмет  должен находиться от
ножки стола докуматора минимум на расстоянии, равном радиусу
неизвестно кому принадлежащей задницы. Плюс необходимый
зазор, чтобы не касаться холодной металлической ножки стола
докуматора во время процесса облегчения.

А представленный ко всеобщему  обозрению предмет
расположен вплотную к ножке. Нонсенс, но, может быть, ее кто-то
уже успел отодвинуть? Нет, следов перемещения не наблюдается.
И вдруг мне  стало ясно, а ведь Мастеров считает именно меня, и
ни кого другого, автором этого, уже успевшего нашуметь,
произведения.

Поэтому именно мне, а не кому-нибудь другому он
по-садистски предложил полюбоваться якобы моими
достижениями. Больше всего меня оскорбило то, что этот чистюля,
как никак, но числившийся в моих приятелях, мог подумать, что я
способен на такое.

Подвернувшейся под руку обычной чертежной линейкой
я попробовал сдвинуть улику с места. Так и есть, она легко
поддалась, не оставляя за собой никакого следа. Я все понял, 
коллективу лаборатории был представлен великолепно
исполненный муляж из гипса, выкрашенный в характерный,
хорошо узнаваемый цвет. И теперь я знаю, что буду с ним делать.

        окончание:http://www.proza.ru/2019/08/02/434