Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
— Я уже много раз, - говорит одна девица, — уже говорила, что мышление у меня ассоциативное, это по его вине ко мне в голову забредают всякие нелепые мысли, мои подруженьки, и возникает неуёмное желание ими делиться с вами.
Марфа посмотрела на своих товарок по скамейке под окном и продолжила:
— Вот, например, вчера, увидела я, как вечером за дома садится солнце. Ничего не обычного, вроде, и даже красивого, обычный городской закат. Но тут же ко мне пришлёпала мысль.
И вот тут с этого момента, когда мысль её, не посетила, а пришлёпала к ней, всё и началось.
А началось вот что…
Марфа была женщиной ещё молодой, 38–ми годков от роду, когда ещё и не скажешь, что вот уже и 45, а баба ягодка опять, а только тридцати восьмилетнюю женщину назовёшь бабой, да ещё и не молодой. Впрочем, затруднение в определение её возраста создавали её наряды, то надетые длинные цветастые юбки до полу, и сверху майки, обтягивающие её совсем не худое тело, и на ногах кроссовки к этому наряду, то ещё какой-то непонятного вида прикид, небрежно напяленный на её полное не по возрасту тело, который дополняла по обычаю неприбранная простоволосая голова, опять кроссовки в цветочек, и манера вести себя так, будто было ей уже ни мало, ни много, а лет так, 60, и собственно, по этой причине она и исповедовала христианство с православием, регулярно наведываясь в 21 веке в церковку. Правда, верить в бога и посещать храм божий, не смотря на состоявшийся технический прогресс и эволюцию в умах людей, было сейчас очень модно, и кто верил по-настоящему, а кто просто так нахаживал, сказать было затруднительно.
Тем не менее, Марфа и крестик на груди носила, надетый на какую-то тесёмку чёрного цвета, и не стеснялась говорить вслух о том, что православная, вот как тогда, когда всё началось, и мысль к ней пришлёпала.
Собственно и мысль к ней пришлёпала ничего так особенного, про то, какое солнце всё-таки разное, что утром оно требовательное, прям, так и кричит своими лучами: "Давай, вставай! Я уже встало, и ты поднимайся, иди, делай что- нибудь полезное, целый день впереди..."
— И я встаю, иду и делаю.
Продолжила делиться с подругами мыслями Марфа:
— А вечером всё по- другому. Оно нежное и как бы извиняется: " Ну, ты, того прости, если что- то не получилось или не успела, завтра ещё раз попробуем..."
Бред конечно, но вот как- то так … у меня думается... — Закончила излагать она свою пришлепнутую к ней эту незамысловатую мысль.
А незамысловатой она была потому, что Марфа, как она любила сама говорить, вообще мыслями не страдала.
— Так, живу по чувствам, просто смотрю, читаю и фиксирую, что я чувствую, а потом ощущение записываю.
Призналась она как-то в разговоре с незнакомым ей человеком. А тот удивился и даже переспросил её:
— Вы, Марфа, сами –то поняли, что сейчас только что сказали, как это, вы, вообще, мыслями не страдаете?
А она, эта молодая, по сути, ещё, даже не сорокалетняя женщина и впрямь не поняла, и потому с капризным выражением лица пятилетней девочки обратилась с просьбой к тому незнакомцу :
— Объясните, пожалуйста, что ни так?
А чего там было объяснять, если и так всё было ясно, всем, только не Марфе, которая мыслями не страдала, а если что, так они к ней пришлёпывали, ну, как-то так…
Разумеется, раз девочка попросила, то вопрос повторили, так и сказав:
— А что тут не понятного? " Я вообще мыслями
не страдаю"?
Но ей всё равно было не понятно, и потому она решила внести коррективы в свою цитату « Я вообще мыслями не страдаю», которые прозвучали не лучше самой цитаты:
— Я стараюсь меньше думать мысли, — начала мямлить тридцатидевятилетняя, не будучи недоразвитой, а просто, как уже становилось понятным, дурой, Марфа, — то есть это не значит, что я живу на бытовом уровне бездумно, это значит, что я научилась не думать думы.
Тут она и сама застряла в тех думах, которые не думала, и уже только обескуражено добавила:
— Как сказать-то это понятнее, не знаю?
А надо бы сказать, что Марфа была женщиной не просто глупой, а с претензией на большой и глубокий ум, она по стихам поэтов, стихи которых не только читала, но и любила, пыталась, словно через микроскоп, разглядеть сущность самого поэта, неважно даже, просил тот её об этом или нет. Она так и говорила окружающим её людям и тем девицам, что сидели вместе с ней на лавке под окном:
— Мне нравится по произведениям авторов узнавать об их жизни и о них самих. — Всё делилась она своими ощущениями от прочитанного, думать не думала и потому кому-то из поэтов, прочитав его детище, с очень умным видом, будто в тот момент надела на нос профессорские очки, чтобы поверили, заявила:
— Интересная экспрессия в этих строках. Чувствуется, что прописано чистыми эмоциями.
Но потом, вдруг узнавав, что автор не на эмоциях писал, и более того, не о себе, не смущаясь, добавила:
— Тем не менее, строки живые, реально дышащие, энергетика сильная.
Спорить с ней было бесполезно, ведь она прочитала, почувствовала и, если не записала, то поделилась своими ощущениями, плюнув на ощущения самого автора и реальность вещей, ей было так понятнее всё в этой жизни, как собачке, которая руководствуется в основном, ощущениями тепла, сытости, полученной ласки и тоски по хозяину, которая тоже думала столько же мало, сколько и Марфа, дающая анализ прочитанному и увиденному.
По сей причине при общении с ней возникал закономерный вопрос, а сколько же ей лет, выглядит, как баба, и лет на 60, не меньше, рассуждает, как ребенок лет пяти и тоже не больше, оперирует словами, как взрослый человек, и потому тому незнакомцу, кому она в подробностях рассказывала о своих думах, которые она не думает, и просто живёт бездумно, тоже вместе со всеми стало интересно, а сколько же ей лет и он спросил:
— Марфа, можно не скромный вопрос, а какая у вас дата
рождения?
— Мне - 38! — С готовностью откликнулась
она и тут же задала встречный вопрос тому незнакомцу, который вместе со
всеми удивлялся:
— А вы верите в гороскопы?
— А при чем тут это?
— Простите, что- то я туплю. Обычно, узнав
дату, сразу переходят к гороскопу.
Упс, вот это мысль пришлёпала к той, которая только что с важным видом интересовалась, тем, не хочет ли незнакомец, чтобы она ему «психо-физиологическую и эмоциональную характеристику» дала, не зная, кто он такой.
И потому, конечно же, уже в виде шутки ей было заявлено о том, что, да, как раз гороскоп её и хотели составить, потому и начали с даты её рождения.
Говорить о том, что она не понятно насколько лет выглядит, а тем более не понятно на сколько лет рассуждает, но только не на свои уже почти сорок, не стали, тем более, что тут же последовало признание, что она православная и что, конечно же, отношение её «к этой отрасли человеческих изысканий неодобрительное», «впрочем, это дело личное» не забыла по- христиански толерантно- терпимо добавить она.
Действительно, какие гороскопы для неё, для образованной на одной книжке бытия, это же уже астрономия — звёзды, наука о небе и галактике, а у неё на небе один только бог, так что тут не до астрологии и не до астрономии, а раз так, то она понесла дальше ещё какую-то чушь, про какие-то стереотипные связки, что означало у неё, опять, что раз дело дошло до даты, то это или анкета, не понятно какая, из фсб, что ли, или гороскоп, тут уже слава богу, понятно, откуда, из астрологии.
Ещё она много говорила, но не думала, о том, что ей кажется, что мир очень меняется, что появляется много пишущих людей, она ведь и сама стишки писала о том, что чувствовала, хоть и не понимала, но мало терпеливых, что подразумевалось ею, что людей, готовых слушать мысли других, становится всё меньше.
Когда ей резонно заявляли:
— Марфа, вы не в курсе конкретной ситуации, а спешите с выводами.
Она спешила, не слушая, сказать, и ей неважно было, услышат ли её на самом деле или нет, и потому говорила, затыкая уши, чтобы не слышать оппонента, изъясняясь умно-глупыми фразами:
— Да–да, я не знаю фабулы, но она, думаю и не так важна, человек уходит, когда его не слышат, не понимают, всё остальное просто узоры сюжета, суть всегда одна — не взаимность.
То, что истинную причину своего поведения или поступка ей не раскрывали, её не волновало, она продолжала уже даже не поэта, написавшего понравившиеся ей стишки, а просто какого-то человека, выводить на чистую воду, глядя на него сквозь привычный микроскоп, и всё твердя и твердя своё:
— Да нет, конечно, я тоже не обладаю экстрасенсорными способностями, просто я стараюсь почувствовать, что человеком движет. Вот меня целый день, — продолжала она, не заботясь о том, слушают ли её, она это чувствовала, что да, слушают и потому всё не заканчивала начатое повествование про кого –то там, всё говоря и говоря, о том, как с утра её пытается зацепить один товарищ.
— А я чувствую, что не со зла это он, просто ему плохо, и он сделал перенос на меня, то есть хороший человек, а обстоятельства толкают его поступать по-плохому.
То, что может быть, по-хорошему он и не может или не хочет, она не знала, и подумать о таком не могла даже, она же всё, как собачка, только чувствовала, и мысли к ней какие-то пришлёпывали непонятные, и потому сейчас вдруг пришлёпала такая вот, что хочет она просто спать. И она об этом сказала и поделилась с теми тремя девицами, что сидели дружно под окном:
— А, знаете, девочки, я хочу спать, вот такая мысль ко мне пришлёпала сейчас, ну, вот как-то так….
30.07.2019 г.
Марина Леванте