1.Камрань
Дело было в бухте Камрань, что во Вьетнаме, в те годы, когда там была сформирована 17-я оперативная эскадра кораблей Тихоокеанского флота в Южно-Китайском море и построен пункт материально-технического обеспечения. Это место было определено совместным решением правительств СССР и СРВ и с начала восьмидесятых годов прошлого столетия в бухте постоянно стояли разные корабли, суда и подводные лодки. Почти каждую неделю кто-то приходил, устало швартуясь к огромному, выстроенному еще американцами причалу, а кто-то уходил, прощально гуднув всем остающимся, мол, пока ребята…
В бухте всегда было относительно тихо, палубные команды бесконечно отбивали ржавчину, мазали все рыжим суриком, верхняя вахта сидела внутри надстроек, ловила тень, а свободный народ прятался от прямых солнечных лучей внутри корабельных тел, называемых по простому «коробками». Иногда, в небе с ревом проносились самолеты – недалеко был военный аэродром, где сидело несколько звеньев наших Мигов, самолетов - разведчиков и вертолетов, но в остальном - тоска жуткая.
Однако, там, в корабельных «низах», было не лучше – на стоянке кондиционеры, как правило, не запускали, поэтому за целый день температура внутри была, как в настоящей сауне. В Камрани всегда было одинаково душно и жарко и только поздней осенью, в сезон дождей и зимой, когда температура падала по ночам до 23-25 градусов, можно было существовать относительно комфортно.
Вечером жизнь на пароходах оживала, так как во Вьетнаме, как и в любой южной стране, вечер наступал рано, и черная ночь обнимала корабли, принося прохладу и некоторую свежесть. В экипажах наступало личное время, моряки писали письма, кто-то гонял мяч на берегу, офицеры захаживали к соседям, начинался бесконечный разговор под рюмочку на тему – «…вот помнишь, бывало…» - как там, где нас нет, всё удивительно и прекрасно, а как у нас здесь сейчас жарко, гнусно и всё не так.
Гидрографическое судно «Пурга» прибыло на временную стоянку в Камрань в первых числах августа на 4 дня, заправиться питьевой водой, топливом, передохнуть, как говориться, и обратно на «Разрезы». Так называлась одна из программ изучения мирового океана, когда в определенном районе моря определялись параметры воды на различных глубинах. Для этого судно должно было лечь в дрейф на точке и опустить несколько десятков батометров, чтобы забрать пробы воды на заданных глубинах. И так надо было ползать туда-сюда по заданному квадрату, опускать и поднимать эти треклятые батометры в течение нескольких месяцев.
А основная неприятность была в том, что и погода нас частенько не миловала, и «покладка в дрейф» неминуемо приводила к сильной бортовой качке, что все кишки наружу вынимало. Иногда батометр не переворачивался на заданной глубине и, соответственно, вся точка замеров браковалась, потому что следующие за ним батометры тоже не переворачивались и забора воды на этих глубинах не получалось. А понять этот брак можно было только тогда, когда ты постоишь на одном месте, подождешь положенное время на переворот всех батометров, подымешь весь «виноградник» на борт и увидишь, что половина нижних не сработала. Теперь надо корректировать положение судна, выводить точнее на заданную точку и потом опять снаряжать трос и опускать батометры. Однообразность этих действий и ежедневного окружающего ландшафта на «Разрезах» – опять море кругом – приводит к быстрой усталости людей и разным, при этом смешным и не очень, происшествиям.
На стоянке экипаж переходил на упрощенный режим труда и отдыха, иногда, вечером, разрешалось покупаться в дальнем конце бухты, чтобы купающихся не было видно морякам, несущим суровую службу на тральщиках и эсминцах. Как говаривал боцман «Пурги» Володя Карпов – чтобы у них глаз «не выпал». А посмотреть было на что. На «Пурге» тогда было пять женщин в экипаже и порядка десяти в экспедиционном составе, так что, когда наши дамы шли на пляж, весело размахивая полотенцами, мимо всяких СКРов и БПК, то там, на ютах, сразу начиналось оживление, моряки покрякивали, посвистывали, иногда отпускали какие-то шуточки, облизываясь как мартовские коты, но устав есть устав, когда на берег схода нет, значит нет. Видит око, да зуб неймёт!
На следующее же после швартовки утро на трапе «Пурги» появился молодой человек в тропической форме с погонами старшего лейтенанта, на флоте их называют «старлеями» и четко произнес дежурному по судну:
- Доложите командиру, старший лейтенант Шершнёв, военный корреспондент из Москвы, прошу принять!
Командир ГиСу «Пурга» капитан 3 ранга Ванин Сергей Иванович в это время был в кают-компании на завтраке, однако лично встретил и, хлебосольно приобняв за плечи, пригласил к своему столу старлея, мол, отведайте из нашего бачка. Так на флоте принято называть посуду, употребляемую для приёма пищи команды на корабле. Шершнёв, засмущавшись, присел на кресло, где обычно сидел старпом.
- Не беспокойтесь, старший помощник уже позавтракал, он сейчас на мостике!
Ванин был само радушие – мало ли что корреспондент срисует, потом доложит там, где не надо. Сергей Иванович знал, по своему опыту, что с чужаками, особенно из Москвы, надо держать ухо востро. Шершнев представился – военный корреспондент Красной Звезды! Ничего себе залетел куда, на край земли, собирать информацию. Вначале командир напрягся – а причем тут мы? Вон соседей сколько – герои, военные моряки, на боевой службе по несколько месяцев, бытовые условия на некоторых кораблях оставляли желать лучшего, но ребята несли службу, выполняли боевые задачи и не пищали. А у нас что? Кондиционеры, баня-сауна, много пресной воды, а в море, известно, это главный дефицит, на югах загораем, иногда купаемся. Да еще и женщины на борту, кино после рабочего дня, в общем, курорт! Никакого героизма, одна черная зависть! Так говорили его однокашники, когда случалось встретиться с гидрографами на бескрайних морских просторах.
- В редакции мне дали установку собрать больше фактуры про реальную жизнь на кораблях, сделать несколько очерков о конкретных офицерах советского военно-морского флота, о быте и службе.., собрать материал для серии статей о дальневосточниках! – военный корреспондент с мольбой взглянул на командира.
- Так о нас нечего писать, неинтересно никому – будни гидрографа – ничего героического или даже заслуживающего внимание читателя центральной газеты – Ванин встал из-за стола, давая понять, что разговор закончен и можно … к выходу. Командир интуитивно понимал, что освещать будни гидрографа лучше на другом пароходе…, да и некогда тут распинаться.
Но Шершнёв уперся и настойчиво заговорил, что о гидрографах пишут только в специализированных журналах, что вообще информации очень мало и никто толком не знает чем вы занимаетесь, кто-то считает вас разведчиками, кто-то – учеными, что он напишет только небольшую статейку и все.
- Ладно, если вы так настойчиво просите, сейчас что-нибудь придумаем!
Ванин куда-то позвонил и коротко сказал в трубку: - Саша, зайди ко мне!
В кают-компанию вошел капитан-лейтенант Заворыкин, заместитель командира по науке.
- Вот наш главный по науке, знакомьтесь, Александр Заворыкин! А это корреспондент Красной Звезды старший лейтенант Шершнёв. Саша, расскажи ему кратенько суть нашей задачи в этом рейсе, покажи мостик и все такое, ты сам сообразишь, только не сильно грузи его своими подробностями!
- Сергей Иванович, у меня же плановые ремонты техники, все задействованы, я лично хотел присутствовать на проворачивании, потом в море вы же с меня спросите, почему батометры не работают!
- Александр Петрович, все сейчас заняты, я прошу вас… - Он сказал слово прошу как то по-особому, по-ванински, что Заворыкин понял, что не отвертеться, бросил:
– Есть! Пошли, старлей! За мной!
В общем, никому не хотелось рассказывать какому-то заезжему москвичу о своих буднях и заботах, ну просто не хотелось, потому что уже с утра 32 градуса, и забот полон рот и Александру Петровичу хотелось просто налить в каюте ванну забортной воды, лечь в нее и ни о чем не думать.
Рабочий день набирал обороты, все разбрелись по свои делам.
Обед на флоте – святое время. В 11.55 в кают-компании все должны сидеть на своих местах и быть готовыми к приему пищи. Идет командирская пятиминутка, после которой в районе 12.00 входит командир судна, приветствует всех, желает приятного аппетита и все начинают работать ложками. После этого никто в кают-компанию войти не может. Таковы традиции, которыми так богат военно-морской флот.
На обеде командир спросил Заворыкина:
- Саша, ну как там, поговорили?
- Все нормально, Сергей Иванович, рассказал, показал, угостил чаем, отправил на берег! Все Окей!
Четыре стояночных дня пролетели как миг и «Пурга» снова пошла в море. Проболтались еще полтора месяца, закончили свой район, измотались вконец. Последние три недели были в зоне тайфунного ветра, слава богу, сам тайфун прошел стороной, но покачало все-таки прилично.
На 113-м дне похода на борту уже витает напряжение, сутки тянутся долго, команда нервничает, ведь по плану остается 7 суток и всем понятно, что вот-вот последует распоряжение на возвращение в базу. Экспедиция опять взвешивает колбасу в своей лаборатории и спорит со старпомом, что, мол, паёк для всех одинаковый, а вы на экспедиционном составе экономите, свои недостачи по мясу за наш счет покрываете. Никто особо на это уже не обращает внимания, потому что трудно в море, в монотонной суете и при качке оставаться нормальным человеком более трёх месяцев.
Мотористы, после вахты в машинном отделении, выползают потные и чёрные, как афроамериканцы, подышать на верхнюю палубу и постоянно ворчат на палубную команду загорелых, перемазанных суриком тел в шортах и тропических тапочках.
Наконец, по громкой связи объявлено: «Специалисту СПС прибыть в каюту командира!», а это значит, что пришла шифровка из штаба флота, возможно приказ на возвращение. В этот момент, когда получено «радио», у всех начинает чуть мощнее щемить где-то внутри, сразу включается счетчик времени – всего 7 дней и мы дома и каждый день теперь на счету. Волнение нарастает, радостное настроение от предчувствия встречи с любимыми поселяется в тебе и во всех. В этот период отступают все проблемы, во всех «войнах» объявляется перемирие.
Командир сам лично по «громкой» обычно низким, с хрипотцой, голосом произносит: «Внимание, экипаж и экспедиция! Получено добро на переход во Владивосток. Идем домой. Расчетное время прибытия – пятое октября, 12.00».
С этого момента экипаж и экспедиционный состав начинает подготовку себя и судна к прибытию в порт приписки. Палубная команда с боцманом выкрашивает пароход, как конфетку, а примерно за сутки до швартовки, если позволяет погода, обновляет белые борта и аккуратно подводит названия судна черной краской. Экспедиция строчит отчеты, подбивает материалы, упаковывает оборудование.
Домой, всегда – летим! Кажется, что время ускоряет ход и последние сутки все просто сидят и ждут швартовки.
Наконец – апогей! Швартовка на виду у начальства, соседей по цеху, «миллиона» гостей и родственников на берегу. Иногда – оркестр, играет встречный марш, особенно если встречает судно сам начальник гидрографии. Все должно быть чётко и слаженно, красиво и безопасно. Так было с Пургой и в этот раз - пришвартовались, доклад командира адмиралу, начальнику Гидрографической службы ТОФ, короткие разговоры и все - начальство уехало на газике по делам, родственники просочились по каютам, вахта выставлена, экипаж начал разъезжаться по домам. Выдохнули.
2.Белая радуга
Это был понедельник, солнечное октябрьское утро набирало силу, прекрасная погода, ощущение сделанного дела, предстоящий отпуск, неплохая «получка» почти за 4 месяца, полученная в день прихода – все складывалось, как нельзя хорошо. Сергей Иванович позвонил дежурному по ГС ТОФ, так, на всякий случай, нет ли каких вводных на эту неделю. Старпома он отпустил в отпуск всего на неделю, а жена Сергея Ивановича уже купила на следующий вторник билеты на самолет в Сочи, мыслями он был уже там.
Дежурный Володя Котков из 5 отдела Управления Гидрографии, его старый знакомый, похмыкав в трубку, сказал:
- Сережа, там наверху какая-то суета… приказано тебе бегом с замом по науке прибыть к самому!
- А в чем дело, Иваныч, не слышно? - Не-а..!
Неприятное предчувствие поползло по телу откуда-то снизу, этот вызов не предвещал ничего хорошего, потому как три дня назад, на докладе, всё вроде было нормально. Почему адмирал ничего не сказал сразу, хотя… Теперь Ванин вдруг вспомнил что во время доклада Георгий Сергеевич смотрел на него с легкой ухмылкой, пожал руку, потом сказал:
- Молодцы!! Спасибо за службу! ... Молодцы!!, но последнее молодцы с ударением на первое «О», теперь он понимал, что это неспроста, тут где-то и была разгадка...
Ну, ладно, прибыть так прибыть.
- Выезжаю! – бросил он в ответ Иванычу и пошел собираться.
Когда входили в здание Управления гидрографии на Ленинской, 80, Ванин уловил едва сдерживаемую улыбку дежурного.
- Ну чего там такое?? Что за тайны Мадридского двора?
- Идите, идите! Там уже вас ждут!
Ванин со Зворыкиным поднялись по лестнице на последний этаж, где размещался кабинет Начальника Гидрографической службы ТОФ контр-адмирала Варакина Георгия Сергеевича. В приемной было тихо, помощник сказал:
- Входите, входите, адмирал ждет!
Сколько раз он уже здесь стоял, перед этой дверью. Сколько разных выговоров и благодарностей он слышал от самого. Но сейчас почему-то было спокойно на душе и он постучав, вошел.
- Прошу разрешения, товарищ адмирал?
- Входите... - Необычно тихий голос не предвещал ничего хорошего. Варакин, кивнув на свой стол, спросил:
- Ваша работа? Моряки…!!! С обросшими ракушкой жо..ми!!! Громкость и накал в голосе возрастали с каждым словом.
- Белую радугу видели!!?? Вы в глаз бури шли!!?? Да я сейчас вам этот глаз на ж..у натяну! Я вам такую белую радугу покажу, что у вас вся охота отпадет... в унитаз!!!
Ванин смотрел на стол адмирала, но пот неожиданно предательски выступил на лбу и толком ничего было не разглядеть, только смог прочитать заголовок статьи в газете вверх ногами «Белая Радуга». Ничего не понимаю, причем тут я, подумалось. Ванин краем глаза уловил движение своего заместителя по науке и его отрешенный взгляд. В чем же дело? Интрига нарастала!
- Вы как посмели...? Я с вами теперь на весь Союз прогремел! Ишь, герои центральной прессы, вздумали пошутить над мальчиком!!?? Марш отсюда в приемную!! Читать вслух! Вслух, я сказал! А я подумаю, как вас наказать!
Ниже, уважаемый читатель, я приведу в кавычках и курсивом цитаты из статьи, которая была опубликована на основании той давней беседы тёплым южным днем между старшим лейтенантом Шершневым и капитан-лейтенантом Заворыкиным в его каюте на стоянке в бухте Камрань.
…«В то время как все корабли и суда, получив от своих метеорологических центров предупреждение о надвигающемся тайфуне, начинают маневры уклонения от пути его вероятного движения, а попросту прячутся в бухты и гавани или уходят полными ходами от центра тайфуна, гидрографическое судно «Пурга» берет курс на тайфун!»...
Так начиналась газетная статья на половину разворота «Красной Звезды» под заголовком «Белая Радуга». Читка газеты по приказу Варакина происходила прямо тут в приемной адмирала. Варакин захлопнул дверь со словами – Черти!!! В углу, насупившись, сидел заместитель начальника службы и сверлил взглядом присутствующих.
Ванин посмотрел в конец статьи и прочитал – «..по материалам военного корреспондента старшего лейтенанта Александра Шершнева..» - сразу всё стало на свои места.
- Саша, ты б…, опять нас всех под монастырь подвел? - Ванин почти прошипел эти слова своему заместителю по науке. - Я же теперь отпуска не увижу до следующего года!!
«Судно наваливалось носом на волну, принимало на себя всю мощь водной массы, которая набегала жадно на бак и носовые надстройки, поглощая всё пространство. Судно продолжало двигаться вниз, как бы сползая в черную глубину, вода глотала пароход целиком, но затем наступала секундная пауза, судно замирало в нижней точке и потом медленно начинало выгребать наверх, сбрасывая толщу воды, которая с сожалением покидала борт судна и уносила с собой все незакрепленные предметы, оказавшиеся в это время на палубе. Рулевой строго держал носом на волну, то есть «рубил» её поперек, рассекая носом пополам, превращая все это в игру кто, кого победит. Пурга шла точно в центр тайфуна, в глаз бури, будто играя с природой, показывая, кто над ней властен».
- Саша, ты что, перегрелся в Камрани? Я же тебя просил рассказать и показать всё о буднях гидрографов, а ты?
- Товарищ командир, да надоели они, эти корреспонденты всякие, моряки московские, со своей бестолковостью, да и жарко было!
«Пургу бросало все сильней и сильней, каждый удар волны воспринимался, как тяжелый молот. Иногда она замирала в нижней точке так надолго, что, похоже, у каждого, кто видел это с мостика, холодело где-то внутри живота и предательски потели ладошки. Командир поднялся на мостик и сказал:
- Что прижали хвосты, мореплаватели? Боязно? Не дрейф, наша малышка и не то выдерживала! Поляки корабли умеют строить!
Командир не спеша уселся на свое любимое кресло напротив крайнего левого смотрового лобового иллюминатора, и, как и все здесь, на мостике уперся взглядом в набегающее море. Смотреть на это можно было часами. Вокруг не было ничего, кроме светлой полоски неба с тяжелыми, налитыми дождем и злостью облаками и темно-изумрудного океана воды, все это было в движении и бурлении, вверх - вниз, опять вверх и опять вниз. Вдали, над прыгающей кромкой воды, виднелись лучи света, пробивающиеся сквозь облачность откуда-то сверху, похожие на световые столбы огромного диаметра.
- Коля, держи в-о-о-он на то светлое пятнышко, понял?! Наша задача сделать кое-какие замеры прямо в центре тайфуна!
- Есть, товарищ командир! – на руле стоял старший матрос Коля Иванов, и это означало, что надо заметить по компасу направление на светлое пятно спереди по носу и держать этот курс на руле»
Ванин вспомнил все - тогда, на штурманской вахте стоял Лёша Степашин, 2-й штурман. Молодой, высокий парень, он пришел в гидрографию из средней мореходки и уже прославился в дивизионе тем, что когда ухаживал за Леночкой, буфетчицей с ГиСу «Север», он понес её на руках по трапу на берег, но не удержался и в самом конце, когда ограждающие леера уже закончились, они с Леночкой бухнулись прямо в воду между причалом и Пургой. Это было вечером после рабочего дня и народу на юте было много, так что вытащили их очень быстро, мокрых и с мазутными пятнами на одежде. Ленка ему сразу съездила наотмашь по затылку и со словами – Ну ты, Лёха – идиот!! – и отбыла в свою каюту на «Севере». После этого Степашин долго не мог прекратить смешки и шуточки в свой адрес, пока время не заполировало этот случай в дивизионные легенды.
«Вахтенный штурман Алексей Степашин на полусогнутых ногах для устойчивости двумя руками держался за выступы на РЛС (радиолокационная станция), периодически втыкался взглядом на экран.
- Ну что там вокруг? Никого? – не поворачиваясь, спросил командир.
- Тишина вокруг! – сказал Степашин, хотя ветрюган завывал на все свои 24 метра в секунду, снаружи всё свистело, а океан ревел, однако, тишина имелась в виду того, что на экране РЛС не было ни единого намека на присутствие каких-либо соседей на ближайшие двадцать миль вокруг.
- Дураков нет, все разбежались!
Ветер все усиливался и усиливался, было заметно, как он срывал пену с верхушек волн, а это признак полных четырех баллов шторма. Командир судна поднялся на мостик, хотя командирская вахта была Зворыкинская, и заместитель командира по науке отвечал за все происходящее на судне. Ванин хотел просто подбодрить моряков в такой суровый час. Зворыкин перемещался время от времени к штурманскому столу, посматривал на установку космической навигации и быстро прикидывал координаты местоположения судна, что-то записывая в журнал.
- Что с глубиной, Саша?
- Достаточно, товарищ командир! – Зворыкин видел, как чётко ложатся отметки глубины на батиметрический планшет...»
- Капитан-лейтенант Зворыкин!!!! - Ванин дочитав до этого места вслух смачно ругнулся.
- Ну какой батиметрический планшет, кто его видел!??
- Ну, товарищ командир, я же не знал, что они все там, в газете такие чайники, я своим языком ему рассказывал наши будни! – Зворыкин, уже не сдерживая улыбку, прочитал дальше:
«Все движимое имущество на судне в такую качку распихивается по углам, привязывается или принайтовывается, как говорят на море, на своих местах. Баночки, то есть кресла в кают-компании привязаны к палубе, на камбузе кастрюли привязаны к плитам, вахтенный радист привязан к своему креслу, ведь руки ему нужны свободными. По- другому нельзя, иначе никак не удержать и ничего потом не найти. Еще через пару часов полной болтанки, когда экипаж уже практически весь лежал, кроме вахтенных, Пурга неожиданно вошла в полосу затишья, почти в штиль, качка исчезла, небо над судном просветлело совсем, облака развеялись и все, кто высыпал на верхнюю палубу проведать, что да как, увидели … белую радугу. Да, да, именно белую радугу!»
- Зворыкин, а вы что заканчивали? – плохой знак, когда Ванин переходил на Вы.
- Ну что молчите, двоечник? Когда бывает белая радуга и вообще, что это за явление, вы хоть читали что-нибудь?
- Нет, товарищ командир, просто мне понравилось звучание и необычность – белая радуга!
- Разобраться и доложить мне к утру!! – коротко бросил Ванин и медленно пошел по лестнице вниз, ловя ухмылки и смешки стоящих в приемной Варакина офицеров.
- Будет тебе Белая радуга!