Слушая Шульце - 2

Альберт Бурыкин
1. В 1980-м я вошёл в общение с магиней Ларисой Яковлевной Семашко. Она поселилась на квартире рядом с метро «Проспект мира», и вскоре двор этого дома стало не узнать - от обилия машин её клиентуры. В тот год с экстрасенсорики сняли табу, в «Технике-Молодёжи» вышел вразумительный материал на эту тему (без туповатых манипуляций «за» или «против», как принято сейчас), а в «Комсомолке» - статья-бомба о Джуне Давиташвили.

Первое впечатление от Л.Я. было незабываемо. Она шла, а перед её глазами как будто двигалось выпученное пространство. Лариса с коллегами (их было трое) научила меня базовым упражнениям для развития «биополя», затем перешла к работе с клиентами – было всякое, гнула кости, выправляла зрение и т.п.  Впрочем, впечатления остались внешними, устойчивость этих эффектов я проверить не мог – но в 82-м испытал её способности на себе.

После ряда операций встал вопрос о продолжении моей учёбы в ВУЗе, сил не хватало. За полчаса до пересдачи двойки по «Сопромату» я позвонил Л.Я. с телефона-автомата в институтском коридоре. Разговор был короток:
- Здравствуйте! Это сын (имя мамы), Альберт, я был у Вас как-то. Я очень болею…
- Э-э-э… Я поняла (маловразумительно, сонным голосом). Альберт, перезвоните часа через два.

Минутой спустя состояние резко изменилось – стало печь, как в сауне. Горело всё от пяток до макушки, но это не утомляло, а бодрило. Я перекусил и пошёл на пересдачу. Билет оказался на удивление понятен, я быстро начеркал ответы, поднял руку и вызвался отвечать первым. Крепкий лысый экзаменатор подсел, проверил листок, посмотрел на меня внимательно - «Вы не списали?» - и стал задавать каверзные вопросы по смежным темам. К моему изумлению, я отвечал. Ответы выхватывались из памяти, превратившейся в ясное пространство с открытыми страницами конспекта и видеоклипами лекций.

Минут через пять экзаменатор сделал паузу, потом резко произнёс: «Зачётку!» И в ней он увидел даты предыдущих экзаменов и пересдач… «За четыре дня три экзамена? А сейчас мне на пять с двойки пересдаёте? Буду с Вами разбираться!» Экзамен превратился в экзекуцию. Подробностей не помню, но длилось это минут двадцать, и я временами ощущал жгучее внимание сдающих соседей-студентов, потому что излагал обширный курс «Сопромата» понятным языком. В итоге мой экзекутор с досадой сдался: «Я не знаю, как у вас там это происходит, как ставят двойки, но Вы не могли выучить весь предмет за четыре дня, сдавая другие экзамены!» А я и не учил.

2. С Ларисой Яковлевной мы в тот раз так и не увиделись, болезни отступили, и я ушёл с головой в свои дела. Но в 1986-м неожиданно вспомнил о ней. Тем летом я в очередной раз поехал в Ялту к Нике Турбиной, точнее, на странное дело дистанционной помощи Нике, поскольку вход в её дом был на тройку лет для меня закрыт. Я бродил по улицам, вбирая в себя напряжение города, в попытках молитвенно и практически изменять обстоятельства жизни девочки. Мне пришла мысль отыскать экстрасенсов города (в те годы это было не слишком экстравагантно), и тут же, по зову сердца, я отправился к центральному фонтану. Присев на его край, я закрыл глаза и через несколько минут услышал обращение к себе: «Время не подскажете?»

Простоватого на вид мужичка лет сорока звали Иван Великий, мы оказались рядом, поскольку он условился о встрече на этом месте с поэтом-магом по прозвищу Скиф. Тех, кто активно практиковал экстрасенсорику, в Ялте оказалось трое, они общались, одним из них и был этот поэт. Четвёртым пожелал стать Иван – и встреча, к которой я подоспел, была их назначенным знакомством. Скиф запаздывал, и я успел расспросить о двух других экстрасенсах. Один работал кочегаром, другой, кажется, бухгалтером. Наперёд скажу, что кочегар (хиромант, визионер и мудрец) произвёл на меня самое сильное впечатление.

Появившийся Скиф, мощный бородач, повёл нас в кафе на набережной, в процессе разговора я узнал, что он друг и почитатель Ларисы Яковлевны… погибшей совсем недавно. И тут я вспомнил и поведал трём собеседникам (к нам в кафе присоединился парнишка) несколько рассказов Л.Я.

С милицией она виделась часто (обилие машин во дворе беспокоило соседей), но как-то к ней наведались работники «органов» и предложили куда-то с ними проехать. В комнате ей предложили стул, расспросили о роде её занятий и поинтересовались, может ли она прямо сейчас продемонстрировать свои возможности. «А давайте любого с плохим зрением – сразу и вылечу». Был вечер, мимо здания в центре Москвы шли с работы люди. Службисты взяли первого прохожего в очках с большим «плюсом» и, белого как мел, усадили перед Ларисой Яковлевной. «Дайте ему газету… Дорогой, теперь снимите очки и читайте». Ошеломлённые аппаратчики после этого дали команду милиции её не беспокоить. Но появились другие люди.

Она потом интересовалась – это не было посещением КГБ и известных ей госслужб. Люди в штатском не представились и сразу предложили ей работать на них, откровенно обрисовав контуры обязанностей: в частности, тихое устранение нежелательных лиц или доведение их до патологий. Она дала жёсткий отказ и с тех пор (к моменту своего рассказа) пережила три попытки покушения (на дороге), которые считала настойчивыми призывами к сотрудничеству с этими людьми. Четвёртое покушение стало фатальной автокатастрофой, о которой и сообщил Скиф.

3. Ещё через 20 лет я оказался там, где жила Л.Я. Почти ночь, бегу по делам. И вдруг ловлю напряжение места... Дом, что через дорогу от меня, выделяется среди прочих определённым, обильно льющимся из него настроением, жизнью, которая находит отклик в чувствительных сердцах. Именно ночью, когда впечатления ума приглушены, эта памятная жизнь, оставшаяся в стенах дома, давала о себе знать особенно явственно. Я замедлил шаг и остановился.

Ларисы Яковлевны нет здесь, но, как след на песке, ещё не замытый волнами, осталось её застывшее присутствие. Как лучи радиоактивности, оно свидетельствует о шагах по жизни ядерного, взрывного человека, имени которого нет даже в интернетном поисковике. Мы пронизаны подобными лучами от окружающих вещей, они влияют на наши суждения, чувства и знания.

Мы обязаны этим – многим, о ком и не вспомнит почти никто. Но память, которую мы считаем своей, жива шире, и, если не слишком бежать по своим делам, мы в праве расширить взор на её широту... И исполниться как благодарностью, так и осторожностью. Огонь вне выбора добра или зла, это один из плодов древа познания - так и память, сокрытая в вещах, может нести пользу или вред. Но, овладевая ею, как некогда прежде овладев огнём, мы растём как люди - к большей мудрости и большей благодарности. Если выберем жизнь.

Я отвернулся от старого дома и пошёл к своему. Но уже не так быстро.


(На иллюстрации - картина русского космиста Б. А. Смирнова-Русецкого "Ночные силуэты").