Петрович примостился перед компьютером посмотреть новости перед завтраком, чтобы аппетит подпортить. В телевизоре – там больно долго и размазано – не ускоришь. Начнут с официоза – кто там куда поехал и что сказал, потом что-нибудь неотложное, потом, про коров и коровники и прочие достижения. А тут, не хочешь – не читай, не открывай даже. И что тут? Ага Зеленский… то сказал, то сделал (зачем открывать), землетрясение, жертвы – не у нас, не Зеленский, самолёт очередной грохнулся – не у нас (и так бывает). А это что «Металлика» пропела Цоя. Ага! Маму вашу! Так «Металлика – Американская группа? Да, боги мои, металл всегда у Петровича ассоциировался с Германией: Крупп, Рейнметалл, панцер… Америка – это «Боинг», люминий, или не так? А Цой причём? Ага, они на русском языке песню его спели… Ну, ну… Целая страница откликов, одни пишут, мол, какого, другие пишут, а, вот, мол, сами. А сын Цоя сказал, что ихнюю, «Металликину» песню так споёт, что Бурановские бабушки прослезятся. И дальше Цой,Цой, Цой… А ведь Петрович видел Цоя, лично и без гитары…
Генке, так тогда звали Петровича, ещё до войны (его войны – Афганистана), довелось поехать за пивом на станцию Поречье.. Чтобы всё выглядело не как в кино, а пристойно, отправился он старшим машины на водовозке. С собой взял, как бы теперь сказали, офицерский общак и паращютную сумку. Нет, не ту фрайерскую сумочку на клёпочках, с которой ВэДээСники в отпуск ездили, а нормальную сумку от паращюта Д 6…
И возвращается, значит, Генка из магазина, уже после заправки бочки водой, а сумки пивом, и видит, что транспорт его окружили странные люди обеих полов. Шумят, руками машут, а водила на крыше сидит и на пути смотрит (автомобиль рядом с железкой стоял – так удобнее).
- Товарищ офицер, - кричат гремящему бутылками Генке, - уберите, пожалуйста машину, она съёмкам мешает.
- Щас! – Генка пристраивает свою гремотень в кабину «Шишиги», а водила ему на придыхании:
- Цой, Цой, да это же Цой!
- Да я с Дальнего Востока, я там и Цоев и Кимов знаю.
Тут уже окружающие зашелестели:
- Да это же Цой! Вы понимаете? Цой… Цой…Цой.
По перрону, скорее между путями бродил задумчивый кореец, необычный. Обычные, такие «сбитые» от рождения и подстриженные, а этот худой и волосатый. Когда порыв ветра вздыбил ему шевелюру, он вдруг стал похож на чёрный одуванчик. А вокруг всё Цой, Цой…
Хлопнул Генка дверью, и они уехали.
Генка не слушал восторженный трёп водителя – он мучительно вспоминал песни Цоя, поскольку понял из почти белого шума массовки, что он певец, а не актёр. Оп – па – нь-ки! Так это же он пел: Я сажаю аллюминиевые огурцы на брезентовом поле… Актуально! Теперь, когда у власти этот не то агроном, не то комбайнёр с Кубани, похоже все этим занимаются- то то настоящих огурцов не купить…
И не то, чтобы Генка музыку не любил – он в школе в ансамбле играл, и в училище на младших курсах… Да он все советские песни наизусть знал. И застольные все пел уже после второй стопки, но… Приехал уже лейтенантом в отпуск – сестрёнка младшая радуется, мол, брат музыкант приехал, он меня, в отличие от родителей-дегенератов, поймёт. Давай Генке новости музыкальные демонстрировать. Слушает он первую песню – уголки рта у сестрицы на ушах повисли:
Дождь идёт с утра, он как был, так есть
И карман мой пуст, на часах шесть.
И вина нет, и курить нет,
И в знакомом окне не горит свет…
Хотел было он сказать про уровень, но вспомнил, что она ещё школьница и, значит, ранима душевно. А потом кто-то забормотал-забормотал про какого-то мальчонку, и вдруг, как с непостяннопотребного места сорвались, из магнитофона заорали:
- Здравствуй мальчик банана.
Слышал, конечно, Генка поговорку типа, здравствуй жопа, новый год, но не в таком оре. Дальше Генка пропускал мимо ушей и слащавость «Модерн токин», сиротство «Ласкового мая», фонограммы королей эстрады и всякие голоса.
И всё же, Петрович нашёл этот концерт.
- Капля крови на рукаве, - как могла выговаривала не немецкая группа «Металлика», а рёв площади глушил все её огрехи.