Бой у мыса Сарыч
Пополудни 18 ноября 1914г. жители южного побережья Крыма, особенно его крайней южной точки – мыса Сарыч, услышали доносящиеся со стороны моря громовые раскаты. В том, что это была не гроза, сомнений не было. Во-первых: над морем не было грозовых туч, а простиралась серая мгла, и над водой висел туман и, во-вторых: Первая мировая война уже была в самом разгаре. Всем было понятно – за завесой тумана шёл морской бой…
В начале Первой мировой войны соотношение сил на Чёрном море складывалось в пользу России. Её Черноморский флот был мощнее вместе взятых флотов всех причерноморских государств, среди которых в первые дни войны формально Россия не имела противников. Вероятный противник, Турция имела всего три старых линейных корабля, два крейсера и десяток эсминцев. Ситуация в корне изменилась, когда в Дарданеллы прорвалась в результате преступной попустительности англичан немецкая так называемая «дивизия Средиземного моря» под командованием контр-адмирала Вильгельма Сушона в составе линейного крейсера «Гебен» (Август фон Гебен – прусский генерал периода франко-прусской войны) и лёгкого крейсера «Бреслау». А уже после поднятия Турцией на этих кораблях 16 августа 1914г. своего флага с предшествующей их фиктивной покупкой у Германии взамен конфискованных англичанами, строящихся в Великобритании двух дредноутов, стало очевидно, что принятие решения младотурецким триумвиратом во главе с военным министром Энвером-пашой о вступлении Порты в войну против Антанты – дело ближайшего времени. «Гебен» переименовывают в «Явуз султан Селим» («Грозный султан Селим»), «Бреслау» – в «Мидилли» (название города), их немецкие экипажи надевают фески, а контр-адмирал Сушон становится командующим турецким военно-морским флотом. Соотношение сил на Чёрном море меняется в пользу Турции, благодаря скоростным характеристикам «Гебена» и «Бреслау», позволяющим им , «укусив» противника, быстро выходить из под его огня. Кроме того, наличие у «Гебена» в пяти башнях десяти 280-мм орудий главного калибра, которые могли на курсовых углах (курсовой угол – угол между диаметральной плоскостью судна и направлением на к.л. объект) от 65 град. до 115 град. стрелять по одной цели, а также мощной брони, ставило линейный крейсер на первое место среди сильнейших кораблей Чёрного моря и, таким образом, определяло его врагом номер один русского Черноморского флота. Итак, «Гебен» и «Бреслау» прочно обосновались в Босфоре, обосновались для того, чтобы в течении нескольких лет быть частыми гостями у южных берегов России. Такой визит одного из этих непрошенных гостей описывается в строках повести Серафимовича «Железный поток»: «…никто не думает о чёрном гигантском утюге, что зловеще неподвижен, угрюмо дымит, уродуя голубое лицо бухты – немецкий броненосец. Вокруг его тоненькими чёрточками – турецкие миноносцы». Несмотря на то, что в этой цитате отражено присутствие «Гебена» в Новороссийской бухте в 1918г., она подходит к событиям раннего утра 29 октября 1914г. в Севастополе , когда «никто не думал о чёрном гигантском утюге», кроме начальника охраны рейдов, который, по словам историка Н.Новикова, «не получая никаких распоряжений по крепости на случай появления неприятеля у Севастополя, по собственной инициативе поручает своему помощнику известить начальника артиллерии о возможности появления перед крепостью неприятельских кораблей». Не прошло и двух часов, как на виду Севастополя появился «Гебен», сопровождаемый двумя турецкими миноносцами. Под огнём береговых батарей он обстрелял город и порт. Этим же утром крейсер «Бреслау» установил 60 мин у входа в Керченский пролив, а затем обстрелял Новороссийск. Артеллерийскому обстрелу турецких кораблей подверглись Одесса и Феодоссия. Так был реализован план контрадмирала Сушона по внезапному, без объявления войны нападению на русские порты, одобренный Энвером-пашой. 31 октября Россия объявила войну Турции.
Боевое ядро русского Черноморского флота составляли эскадренные броненосцы, которые по классификации того времени относились к классу линейных кораблей додредноутного типа. Эта классификация в русском флоте была введена в 1907г. после постройки в Англии в 1906г. броненосца «Дредноут» («Неустрашимый»). Все прежние броненосцы по сравнению с «Дредноутом» безнадёжно устарели. Название его стало нарицательным для кораблей подобного типа. Дредноуты имели не менее 8 орудий главного калибра, против четырёх – у старых броненосцев, а также превосходство в скорости. Первый дредноут Черноморского флота «Императрица Мария» вступил в строй в июне 1915г. А пока в Северной бухте Севастополя стояли, как пишет А.Малышкин в романе «Севастополь»: «Серочугунные, похожие на соборы броненосцы «Иоанн Златоуст», «Три святителя», «Евстафий», «Пантелеймон», «Ростислав»…». Самым известным из них был «Пантелеймон» - бывший «Князь Потёмкин Таврический», самыми старыми и непохожими на других – «Три святителя» и «Ростислав», а самыми современными – однотипные «Иоанн Златоуст» и «Евстафий», построенные по доработанному проекту «Князя Потёмкина», отличавшиеся наличием четырёх 203-мм орудий, установленных за счёт уменьшения такого же числа 152-мм орудий. «Евстафий» был флагманским кораблём Черноморского флота. Паустовский с восхищением описывал виденное им в Севастополе:"Зелёный залив высоко промчался в окне, на воде серели броненосцы. Стальные носы броненосцев полоскала прозрачная крепкая волна. Севастополь - это огни эскадры, бухты как жидкий малахит, моряки в белом (в сумерках они кажутся неграми - так тёмен загар), много молодых женщин, торговок цветами и адмиралтейских якорей...".
Из-за того, что старые линкоры были бессильными в бою с дредноутами один на один, в Черноморском флоте с 1911г. была принята тактика централизованной стрельбы трёх линкоров по одной цели. Совместной стрельбой компенсировалась слабость артиллерии одиночного линейного корабля. Таким образом, три додредноута образовывали «составной дредноут» с 12-ю орудиями главного калибра 305мм, который уже мог противопоставить современному линкору организованную силу артиллерийского огня. Такая тактика не могла быть осуществлена при каком либо другом виде построения кораблей, кроме как в кильватерную колонну, головным кораблём которой являлся «Евстафий». За ним шли «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон». Несмотря на то, что «Евстафий» являлся флагманским кораблём, пост управления артиллерийским огнём находился на «Иоанне Златоусте». С него команды по радиосети передавались по особому коду на «Евстафий» и «Пантелеймон», где корректировались, в зависимости от расстояния между кораблями. Из воспоминаний старшего артиллериста линейного корабля «Евстафий» А.Невинского следует: «Управление огнём осуществлялось по радио, причём отправление и приём производились с помощью бортовых сетей, выстреливаемых на бамбучинах по обоим бортам. Передача команд управления огнём велась с управляющего корабля по особому коду, содержащему сокращённые команды. Установки к орудиям передавались всегда по абсолютной величине по два раза, например «П575 – П575» должно было обозначать прицел 57,5 кабельтовых (кабельтов равен примерно 185м), «Ц60 – Ц60» – целик 60; ЗЛП означало залповый огонь, ПРИ – пристрелка, РЕВ – ревун. Таким образом, все корабли получали одинаковую команду, соответствующую установкам корабля, управляющего огнём. На каждом корабле в бригадном посту находился офицер, проверявший работу радиста и считывающий установки с контрольных приборов. Такой способ считался наиболее надёжным, так как позволял избежать ошибок в установках. В зависимости от дистанции и курсового угла по отношению к противнику и расстояния между кораблями корабли должны были вводить небольшую по величине «поправку на строй» в дальности. Поправки указывались артиллеристами принимающих кораблей бригадному посту (по особой таблице). Эти поправки вводились начальниками бригадных постов, которые, передавая установку прицела в свои центральные посты, предварительно прибавляли к ней поправку на строй с соответствующим знаком». Но был и недостаток такой организации стрельбы, который отмечает М.Петров в книге «Два боя»; «Командующий флотом шёл на головном корабле. Но управляющий централизованным огнём – на «Златоусте», втором в линии. Командующий флотом и командующий артиллерией были разделены, находясь на разных судах. Сделано было это, исходя из соображений, что второй корабль будет менее подвержен огню противника, его средства связи будут более сохранены, а артиллерист относительно спокойно сможет управлять огнём бригады. Таким образом, инициатива маневрирования была у адмирала, ведение огня – у артиллериста. Их поступки могли оказаться несогласованными. Мало того, они могли противоречить друг другу». Тем не менее, учения с такой организацией стрельбы проходили успешно. В книге Р.Мельникова «Крейсер «Очаков» читаем: «Первой проверкой боевой готовности флота стала проведённая 14 октября стрельба бригады линейных кораблей. Щит на 12-узловой скорости вёл крейсер «Кагул». С эскадренного миноносца «Капитан Сакен» за стрельбой наблюдал морской министр. Эта стрельба, как и три последующих, а затем и стрельба на императорский приз, продемонстрировала высокую меткость: за несколько минут щит получил 23 попадания из одних только 305-мм орудий. Маломощное портовое хозяйство даже не справлялось со своевременным восстановлением то и дело разбиваемых щитов». И вновь Паустовский:"В это время на море лёг двойной медленный гром. Эскадра на Тендре. Боевая стрельба". Во вторую бригаду линейных кораблей входили совсем древние броненосцы «Георгий Победоносец» и «Синоп», которые несли службу на брандвахте. Утром 29 сентября, стоя на боевом посту, по «Гебену» открыл огонь «Георгий Победоносец». Из севастопольской бухты он никогда не выходил и использовался также в качестве штабного корабля. «Синоп» выходил к началу протраленного фарватера для защиты тралящего каравана. Крейсерские силы черноморского флота были представлены тремя крейсерами: крейсер 2-го ранга "Алмаз", однотипные крейсера 1-го ранга "Память Меркурия" и "Кагул"(бывший «Очаков»). В состав флота входили также семнадцать эскадренных миноносцев, четыре из которых были новейшими (черноморскими «новиками») типа «Дерзкий»: «Дерзкий», «Беспокойный», «Гневный», «Пронзительный». С началом войны перед Черноморским флотом командование поставило следующие задачи: защита своего побережья от десантов и обстрелов противника, огневая поддержка приморскому флангу русских войск на Кавказском фронте, действия на морских коммуникациях Турции. Так как десанты противник высаживать не решался, и в начальный период войны действия на Кавказском фронте проходили вдалеке от побережья, то главным образом Черноморский флот действовал на морских коммуникациях Турции. Наиболее важной её коммуникацией была коммуникация Босфор – Трапезунд (сейчас Трабзон), которая проходила вблизи черноморского побережья Анатолии и имела протяжённость 600 миль (Анатолия или Малая Азия – полуостров, где находится азиатская часть Турции, ). По коммуникации Босфор - Трапезунд осуществлялись перевозки угля в Стамбул из района приморских городов Эрегли , Зонгулдак. В этом районе находился самый крупный в Турции район угледобычи, служивший единственным источником угля для турецкого флота и железнодорожного транспорта. Основным портом по вывозу угля был Зонгулдак. Кроме того, по этой коммуникации из Стамбула на Кавказский фронт перебрасывались войска и все виды снабжения для них. Основным портом для снабжения турецкой армии на Кавказском фронте был Трапезунд. В качестве основного действия Черноморского флота на коммуникации Босфор-Трапезунд было крейсерство эскадры с целью поиска турецких транспортов и нанесению ударов по портам Зонгулдак и Трапезунд. К походам к Анатолийскому побережью, которые продолжались от трёх до шести суток, Черноморский флот приступил уже в первые дни войны. 15 ноября 1914г. русская эскадра под флагом адмирала А.Эбергарда вышла в очередное крейсерство в указанный район. В её состав входило практически всё боевое ядро Черноморского флота. Это пять линейных кораблей: «Евстафий» (капитан 1-го ранга В.Галанин), «Иоанн Златоуст» (капитан 1-го ранга Ф.Винтер), «Пантелеймон» (капитан 1-го ранга М.Каськов), «Ростислав»(капитан 1-го ранга Порембский), «Три святителя» (капитан 1-го ранга В.Лукин); три крейсера: «Алмаз» (А.Зарин), «Память Меркурия» (капитан 1-го ранга М.Остроградский), «Кагул» (С.Погуляев); четыре дивизиона эскадренных миноносцев (13 кораблей) под командованием начальника минной бригады флота капитана 1-го ранга М.Саблина (находился на «Гневном»). Головным кораблём эскадры был «Евстафий», где и находился командующий флотом А. Эбергард. Для обеспечения скрытности выхода в район действия, эскадра вышла из Севастополя и совершила переход морем с таким расчётом, чтобы выйти в намеченный район до рассвета. Во время этого крейсерства русские корабли осмотрели восточный участок коммуникации, и, не обнаружив неприятельских судов, 17 ноября обстреляли портовые сооружения Трапезунда. Так же под прикрытием эскадры были поставлены минные заграждения (всего 400 мин) минными заградителями «Константин» и «Ксения» у Трапезунда, Платаны, Унье и Самсуна. Эти минные заградители входили в состав батумского отряда. Их рандеву с флотом состоялось у восточной Анатолии. После выполнения боевой задачи корабли взяли курс на Севастополь. Когда известие об этом дошло до Сушона, он решил перехватить русскую эскадру на обратном пути в Севастополь и при благоприятной обстановке атаковать её по частям. 17 ноября в 15часов 30минут «Гебен» и «Бреслау» вышли из Босфора и направились к Южному побережью Крыма для реализации своих планов. «Гебен»(капитан цу-зее Р.Аккерман) под флагом контр-адмирала В.Сушона, «Бреслау»(фрегаттен-капитан Кеттнер). В тот же день, командующий Черноморским флотом А.Эбергард по радиосвязи получил радиограмму от Морского генерального штаба о том, что «Гебен» и «Бреслау» находятся в море. Запасы угля были на исходе, и Эбергард не стал предпринимать специальных поисков противника. Флот продолжал своё движение в Севастополь. Утром 18 ноября погода стояла тихая, был туман, который то густел, то рассеивался. Флот уже подходил к родным берегам и шёл курсом около 300 градусов, чтобы подойти с востока к началу протраленного фарватера, где находился старый броненосец «Синоп», осуществлявший защиту тралящего каравана. Корабли шли в следующем боевом порядке: бригада линкоров в строю кильватера, головной –«Евстафий» под флагом командующего флотом, затем «Златоуст»под флагом начальника бригады, далее «Пантелеймон», «Три Святителя» и «Ростислав». Расстояние между кораблями было 4 кабельтовых, но «Три Святителя» и «Ростислав» отставали. За линкорами в строю двух кильватерных колонн шли эскадренные миноносцы. В правой колонне шли 1-й и 3-й дивизионы эсминцев. 1-й дивизион типа «Дерзкий», 3-й дивизион типа «Лейтенант Шестаков». В левой колонне – 4-й и 5-й дивизионы типа «Лейтенант Пущин». Крейсера под флагом контр-адмирала Покровского (крейсер «Память Меркурия») находились прямо в дозоре на расстоянии 3,5 мили от бригады линкоров: «Алмаз» – прямо по курсу, справа на курсовом угле 30 градусов шёл «Память Меркурия», слева на таком же курсовом угле – «Кагул». До Херсонесского маяка оставалось 40 миль. Справа по борту сквозь обрывки тумана чернело гористое побережье Крыма с его самой южной точкой – мысом Сарыч, от которого эскадру отделяло чуть более 20 миль. Около 11часов 40минут в точке с примерными координатами 44 градуса северной широты и 34 градусов восточной долготы дозорный крейсер «Алмаз» сообщил на «Евстафий» при помощи прожектора: «Вижу большой дым». Кроме того радисты докладывали, что были слышны переговоры вражеских кораблей. Но командование сообщению с «Алмаза» поверило не сразу. Предполагалось, что дым принадлежит «Синопу», который вышел навстречу эскадре, а радиопереговоры неприятеля были слышны и ранее. Но, тем не менее, была дана команда эсминцам подтянуться, а дистанцию между кораблями уменьшить до 2,5 кабельтовых. Эскадра продолжала идти тем же курсом. В 12 часов 10 минут с «Алмаза» донесли прожектором: «Вижу неприятеля по носу». Была сыграна боевая тревога, корабли приготовились к бою, а крейсерам было приказано начать отход к флоту. Крейсера вовремя начали отход, так как в скорости они значительно уступали «Гебену». Особенно командующий опасался за «Алмаз», скорость которого составляла лишь 18 узлов и в случае несвоевременного отхода, он мог бы стать лёгкой добычей линейного крейсера, развивавшего ход до 24 узлов, который после того, как «Алмаз» был обнаружен с «Бреслау», устремился прямо на противника. С «Евстафия» силуэты вражеских кораблей первым заметил сигнальщик Бурдейный и доложил: «Вижу дым справа на курсе». Уже не было сомнений, что это «Гебен» и «Бреслау», шедшие впереди несколько левее курса навстречу эскадре. До дыма было 90 кабельтовых, но через некоторое время он скрылся за пеленой тумана. Если бы не туман, то можно было открывать огонь. Эбергард приказал увеличить ход до 14 узлов (максимальная скорость русских линкоров была 15 узлов) для того, чтобы корабли выровняли строй. В 12часов 15 минут дальномер «Евстафия» показал расстояние 68 кб, неприятель шел уже хорошим ходом навстречу эскадре и быстро сближался. Затем в 12 часов 17минут последовала несколько запоздалая команда повернуть влево последовательно на 8 румбов (румб равен 11,25 градусов), то есть на 90 градусов, чтобы бригада линкоров, лёгшая в строй фронта оказалась на нужном курсовом угле правого борта для максимального использования артиллерии. В это время русские крейсеры поспешно занимали предназначенные им места: «Кагул» — в голове строя, «Память Меркурия» — в хвосте, а «Алмаз» уходил за линию главных сил. После поворота «Евстафия» на 90 градусов влево с него были замечены «Гебен» и шедший за ним «Бреслау». До «Гебена» дальномер «Евстафия» показал 55 кабельтовых. Было такое впечатление, что противник хотел пересечь курс эскадры. В 12 часов 20 минут расстояние по дальномеру «Евстафия» уменьшилось до 40 кабельтовых (дистанция проверялась несколько раз по команде старшего артиллериста корабля Невинского). На следовавшем за ним «Иоанне Златоусте» управляющий огнём бригады старший артиллерист В. Смирнов запаздывал с командой бригаде линкоров на открытие огня. В этой ситуации Эбергард приказал командиру «Евстафия» Галанину , а тот старшему артиллеристу Невинскому открыть огонь, не дожидаясь команды с «Иоанна Златоуста». И это было верное решение , так как на «Иоанне Златоусте» вследствие плохой видимости из-за стелющегося тумана и дыма труб «Евстафия» Смирновым была неверно определена дистанция до противника в 60 кабельтовых. В 12 часов 21 минуту «Евстафий» дал первый залп из носовой и кормовой башен. Стреляли по одному орудию из каждой башни. Этот залп сразу же накрыл «Гебен». С «Евстафия» ясно были видны разрывы снарядов в средней части корабля противника. Попадание было в третий 150-мм каземат левого борта около фок-мачты, в котором возник пожар зарядов и погибла прислуга 150-мм орудия. «Гебен» немедленно повернул вправо , лёг на параллельный курс, развил полный ход, пытаясь охватить голову колонны противника и открыл огонь по «Евстафию» из всех пяти башен пятиорудийными залпами с дистанции 38-39 кабельтовых. Огнём управлял старший артиллерист «Гебена» корветтен-капитан Книснель, сосредоточивший огонь исключительно по «Евстафию». Первые два залпа легли с перелётом, но была пробита средняя дымовая труба и повреждена радиоантенна. Третий и четвёртый залпы накрыли «Евстафий». Он получил попадания трёх снарядов в шестидюймовый каземат и шестидюймовую батарею. Дальнейшие залпы «Гебена» ложились с недолётом. Линейный крейсер сделал как минимум шесть залпов. 150-мм артиллерия «Гебена» огня не открывала. «Евстафий» всё это время также непрерывно вёл огонь по «Гебену». После первого залпа «Евстафия» его 305-мм орудия сделали ещё 10 выстрелов. Вскоре к огню главного калибра присоединилась артиллерия среднего калибра линкора, перешедшая на беглый огонь. Всего «Гебен» получил попадания трёх 305-мм снарядов и одиннадцати 203-мм и 152-мм снарядов. Через 14 минут после начала боя (в 12часов 35 минут) линейный крейсер «Гебен», круто повернув в право, вышел из боя. А что же остальные корабли эскадры? «Иоанн Златоуст» после поворота на 90 градусов влево открыл огонь по «Гебену» вслед за «Евстафием», но его залпы ложились с большим перелётом, вследствие неправильной установки прицела 60 кабельтовых. Управляющий огнём бригады старший артиллерист В.Смирнов упорно продолжал передавать по радио эту неверную установку на линейные корабли. «Евстафий» не обращал внимания на эти сигналы, ведя огонь самостоятельно, кроме того флагманский артиллерист флота старший лейтенант Д.Б. Колечицкий по семафору пытался перевести управление на «Евстафий», но «Иоанн Златоуст» продолжал стрелять почти наугад, с неверной установкой прицела. Он выпустил по «Гебену» шесть 305-мм снарядов. Через семь минут после поворота «Евстафия» все русские линейные корабли совершили этот манёвр и бригада выстроилась в стой кильватера. «Гебен» к этому моменту уже шёл параллельным курсом русской эскадре. Сигналы управления артиллерией с «Иоанна Златоуста» приняли «Пантелеймон» и «Три Святителя». «Пантелеймон» не сделал ни единого выстрела, так как он из-за дыма и тумана не видел цели. «Три Святителя» выпустил по «Гебену» с перелётом двенадцать 305-мм снарядов. Отстававший концевой «Ростислав», заметив «Бреслау» самостоятельно открыл по нему огонь из своих 254-мм орудий, но безрезультатно. «Бреслау» быстро повернул и скрылся в тумане. От огня русских линкоров он поспешил спрятаться за правым бортом «Гебена». Два шальных снаряда с «Гебена» упали в десяти метрах возле «Ростислава». Русские крейсера описывали сложные эволюции, стараясь занять свои места в боевом порядке сзади и впереди строя линейных кораблей. Начальник минной бригады М.Саблин по собственной инициативе повёл эскадренные миноносцы в атаку против «Гебена», но не смог его обнаружить. Заметив «Бреслау», эсминцы пошли за ним, но скоро потеряли его из виду. По этой причине дальнейшие действия эсминцев были отменены по приказу командующего флотом. «Евстафий» продолжал стрелять до того момента, пока «Гебен» не скрылся в легком тумане и дыму.
Вот как подробно в своём видении описывает бой непосредственный его участник старший артиллерист «Евстафия» А.Невинский: «Едва только «Евстафий» успел повернуть на курс, как справа на траверзе снова появился дым, а вскоре стал вырисовываться силуэт большого корабля. Сомнений, что это «Гебен» уже не было. Я приказал наводить орудия, поставил прицел на 45 кабельтовых, сближение на 2,5 и дал целик из расчёта на курсовой угол «Гебен» - 65 градусов, хотя он шёл на нас пока под курсовым углом около 30 градусов, автомат я не включал и запросил дистанцию от носового дальномера. Дальномерщик там был отличный, но в данном случае он не давал ничего, ссылаясь на мглу. Одновременно я запросил бригадный радиопост: что сообщает по радио «Златоуст»? Мне ответили: «Пока ничего». «Златоуст» в это время ещё поворачивал. «Пантелеймон» подтянулся, подтягивался и линейный корабль «Три святителя». «Ростислав» ещё отставал. Миноносцам было приказано выйти вперёд на левый траверз бригады. «Кагул» был где-то впереди «Евстафия», «Память Меркурия» видно не было. Как только «Златоуст» повернул, командующий флотом приказал поднять сигнал об открытии огня. Я снова спросил, что передаёт «Златоуст» по радио, и был удивлён, получив ответ, что передаётся условно «П600» (то есть прицел 60 кабельтовых), тогда как дистанция не могла быть больше 45 кабельтовых. Я снова запросил дальномерщика о дистанции и опять получил ответ, что из-за тумана он определить точно расстояние не может. Доложил командиру, что «Златоуст» даёт по радио 60 кабельтовых и что это слишком невероятно. От «Златоуста» ничего больше по радио не поступало. Командующий флотом беспокоился, почему «Златоуст» не открывает огня. Флагманский артиллерист запрашивал «Златоуст» по семафору. «Гебен» шёл всё на том же курсовом угле – около 30 градусов. В это время из кормовой башни передали, что дым мешает видеть неприятеля, временами вовсе закрывая видимость. Дым стлался на правый борт и мешал наблюдению как с нашей кормовой башни, так и с «Златоуста». В свою очередь дым с «Златоуста» мешал «Пантелеймону». Это было замечено и штабом. Передали семафор – «меньше дымить»; распоряжение было передано по телефону в наши кочегарки. «Златоуст» огня не открывал и, видимо не отвечал. В этот момент заметили, что «Гебен» стал медленно разворачиваться вправо. Стало ясным, что он сейчас откроет огонь. Мне было приказано приготовиться открывать огонь, не дожидаясь «Златоуста», которому флагманский артиллерист флота стал передавать по семафору: «Принимайте управление огнём с «Евстафия». Я запросил дистанцию от носового дальномера. Был получен ответ: «Точно 40 кабельтовых». Я сбавил прицел (на время полёта и упреждения) до 38,5кабельтовых и дал сигнал «залповый огонь», приказав бригадному посту перейти на отправление. Однако был получен ответ, что «Златоуст» мешает, передавая всё время «прицел 60». Я доложил командиру и командующему флотом, что готов к открытию огня, но что «Златоуст» по радио всё время передаёт «прицел 60» и мешает отправлению. Командующий флотом приказал открывать огонь, так как «Гебен» уже развернулся. Командир сказал флагманскому артиллеристу о том, что «Златоуст» мешает , и тот снова стал передавать «Златоусту» семафором, что управление нужно передавать с «Евстафия». Я открыл огонь, скомандовав – «ревун». Обе башни выстрелили. Курсовой угол крейсера «Гебен» был 60-65 градусов. Почти тотчас же после нашего залпа «Гебен» дал залп из всех пяти башен (я ясно видел это в бинокль). Продолжая смотреть в бинокль, я увидел какие-то чёрные точки. Протёр стёкла платком, снова поднёс бинокль к глазам: точки ещё были видны и теперь уже поднимались вверх. Я понял, что это неприятельские снаряды, сосчитал их – пять штук, затем они исчезли из поля зрения, и в этот момент я увидел падение наших снарядов – один перелёт и одно попадание под переднюю трубу. Был виден огонь и затем густой чёрный дым, как будто выходивший из основания трубы и батареи. Дальномерщик передал, что видит попадание в трубу. «Златоуст» не стрелял, но продолжал передавать по радио «прицел 60». Я дал второй залп, снова внеся поправку на намеченный уступ и сбавив 0,5 кабельтовых. При втором залпе недолётов явно не было, попаданий и отклонений по целику не наблюдалось, а перелёты, если они были, то в дыму крейсера «Гебен». Вскоре по указанию флагманского артиллериста я перешёл на «беглый огонь», так как с кормовой башни несколько раз сообщили, что не видят цели из-за дыма и мглы. Носовая же башня всё время видела хорошо, не пропускала ревунов, а потому стреляла с равными промежутками при беглом огне. Всего было сделано 16 выстрелов, из них 11-12 приходилось на носовую башню, а 4-5 на кормовую башню. Огонь вёлся около 10 мин, хотя «Гебен» был виден в течение 14 минут. Падений снарядов со «Златоуста» и «Трёх святителей» я вовсе не видел. После боя выяснилось, что «Златоуст» выпустил 5-6 снарядов на прицеле 60 кабельтовых, «Пантелейион» же недал ни одного выстрела. «Три святителя», отстававший и повернувший позже, видел бой лучше «Пантелеймона» и сначала, как помнится сделал несколько выстрелов по крейсеру «Гебен» на прицеле 60 кабельтовых, потом перешёл на свой самостоятельный прицел, а ещё позже перенёс огонь на «Бреслау», шедший за «Гебеном». По нему «Бреслау» стрелял из шестидюймовых орудий. «Бреслау» быстро повернул и уклонился вправо, скрывшись за «Гебен». Так как записи управления не велось, восстановить точное своё управление мне не удалось. Два раза я шёл на незначительное уменьшение прицела, а потом, в самом конце боя, когда «Гебен» стал удаляться, прибавил сначала 2 кабельтовых, затем - 4кабельтовых с изменением в обоих случаях автомата. При первом из этих залпов получился недолёт, результат же второго увидеть не удалось, так как снова наплыл туман, и «Гебен» в нём скрылся; судя по изменению его курсового угла, дистанция сильно увеличилась. При третьем залпе я видел попадание в кормовую часть крейсера «Гебен». Считаю это попадание достаточно достоверным, так как оно, так же как и первое, было подтверждено наблюдателями и лицами, стоявшими на мостике. При последующих залпах были хорошо видны попадания в среднюю часть корабля за задней трубой, а также второй башни крейсера «Гебен». Судить вполне уверенно о попаданиях было трудно, хотя были видны огонь и чёрный дым. С носового дальномера на «Евстафии» были несколько раз указаны попадания. Шестидюймовой артиллерией «Евстафия» огонь был открыт после начала поражения 305мм огнём, и не было заметно чтобы он мешал управлению огнём главного калибра. Всплески шестидюймовых снарядов были низки, а попадания давали сравнительно с двенадцатидюймовым калибром мало огня; поэтому судить о них трудно, тем более, что вспышки огня на борту могли соответствовать стрельбе средней артиллерии противника. В данном случае на «Евстафии» падений шестидюймовых снарядов крейсера «Гебен» не наблюдалось вовсе. Восьмидюймовая артиллерия «Евстафия» открыла огонь после шестидюймовой артиллерии и тоже не мешала управлению огнём главного калибра, ибо стреляла мало; большинство давалось лишь одним орудием, так как второму орудию мешал пожар в находящейся под ним шестидюймовой батарее. Во время управления огнём я несколько раз спрашивал, передаётся ли управление по радио, но оказалось, что до конца стрельбы «Златоуст» всё время передавал «прицел 60», хотя сам сделал только 6 выстрелов. Не будь этого, возможно, что его орудия могли бы использовать установки «Евстафия» и тем усилить огонь бригады, Вполне вероятно, что и двенадцатидюймовая артиллерия «Пантелеймона» также смогла бы принести некоторую пользу. Однако следует указать, что при втором залпе крейсера «Гебен» была повреждена осколками левая бортовая радиосеть; это заставило перейти на правую, а потом на верхнюю сеть. Не подлежит сомнению, что «Гебен» стрелял 5-орудийными залпами; падения его снарядов с правого борта я видел сам, о перелётах же мне сообщали с мостика. При первом залпе крейсера «Гебен» был перелёт; недолётных падений не было. С мостика же сообщили, что все его снаряды легли перелётом на нашем левом борту. Наша труба была пробита одним снарядом (который разорвался за бортом, повредив, как указано, радиосеть), по моему мнению, при втором залпе, а не при первом, как это указывается в описаниях боя. При третьем залпе был недолёт, но один снаряд попал в носовой шестидюймовый каземат, следующий, четвёртый залп накрыл нашу шестидюймовую батарею между казематами. Пятый и шестой залпы легли с недолётом, но один снаряд разорвался на воде и разбил лёгкий борт в районе носового лазарета, где никого не было: образовалась надводная пробоина сравнительно больших размеров. Последующие залпы ложились очень кучно, но были всё более и более недолётными, причём стал получаться большой разброс по целику, - настолько значительный, что даже казалось, что падения пошли веером в сторону «Златоуста». Это явление совершенно несомненно и, по моему мнению, явилось следствием повреждения приборов центральной наводки по направлению. Произошло это, примерно, в тот момент, когда было замечено последнее попадание в «Гебен» - незадолго до его выхода из боя. Если сопоставить этот факт с огромным боковым разлётом снарядов крейсера «Гебен» в конце боя и тем, что «Гебен» имел добавочные посты управления в боковых башнях, то будет вероятным предположение, что именно этот пост во второй башне или провода управления огнём вблизи него получили какое-то повреждение, приведшее к этому боковому разлёту. «Гебен» вышел из боя после того, как он увидел этот огромный боковой разлёт и установил невозможность продолжать бой без серьёзного ремонта схемы приборов управления огнём или центральной наводки. «Гебен» резко положил право руля и быстро удалился, почему надо полагать, что ход у него сохранился».
А вот воспоминания участника боя, немецкого старшины-радиста Георга Коопа, прослужившего почти всю мировую войну в составе экипажа линейного крейсера «Гебен»: «В тот момент, когда я спешил с мостика в радиорубку, в колеблющейся дымке внезапно были замечены многочисленные темные силуэты – русский флот. Порыв ветра вызвал ненадолго волнение, и из ослепительной, клубящейся дымки вынырнули призрачные, словно нереальные, силуэты кораблей. Тень за тенью, корабль за кораблем выступали они как Фата Моргана из тумана. Затем “привидения” снова растворились – их окутала белая стена. Лишь непроницаемые клубы раскинулись на воде.
Защищенная туманом, русская эскадра заметила нас уже давно; мы же вышли из открытого моря и направились к туманному побережью. На что могли надеяться русские, когда они, таким образом, поджидали нас в надежном укрытии! “Гебен” и “Бреслау” шли прямо к ним в руки. В тот момент, когда мы их увидели, смертельная стрельба уже началась. События развивались со скоростью мысли. Расстояние составляло самое большее — 4 километра. Русские стреляли яростно. Многочисленные вспышки огня мелькали в дымке. Фантастически сверкали яркие отблески огня сквозь клубящийся туман. Изо всех орудий вырывался этот огненный дождь. В воздухе выло и свистело. Весь русский Черноморский флот обрушил на нас бесчисленные снаряды из своих орудий. Мгновенно море вокруг нас вскипело. Словно невидимо посаженные, со дна неожиданно поднялись многочисленные фонтаны.
Одновременно загремела и артиллерия “Гебена”. Из длинных стволов башен ударили яркие всполохи огня, залп за залпом прокатывался по линии русских кораблей. Сейчас это вопрос жизни или смерти. В это время “Гебен” стрелял изо всех сил, удары наших орудий должны были прийтись по всей вражеской линии. “Бреслау” держался прямо за “старшим братом”, он ещё не дорос до подобной битвы. На максимальном ходу проходим мимо русской эскадры. Все происходит с молниеносной быстротой.
Вокруг кораблей падали снаряды, вздымались столбы воды, но обошлось. “Гебен” и “Бреслау” ушли благополучно. Лёгкий крейсер, защищенный линейным крейсером, остался невредим. “Гебен” получил во время этого жуткого парада единственную пробоину. Но она причинила нам немало неприятностей. Тяжелый 30,5-см снаряд пробил броню в третьем каземате по левому борту и там взорвался. Вся прислуга 15-см орудий погибла. Большой кусок брони этим ударом был вырван. К прочим несчастьям, загорелись заряды в каземате.
Моментально вспыхнуло яркое пламя, которое ударило вниз в артиллерийский погреб. Только благодаря присутствию духа у унтер-офицера катастрофа была предотвращена. Внизу в артиллерийском погребе он слышал через элеватор взрыв в каземате. Смутно представляя, что происходило наверху, он быстро включил систему орошения. Таким образом, когда мощное пламя искало выход и устремилось вниз в артиллерийский погреб, он был залит водой. Благодаря добросовестному товарищу, мы избежали огромного дальнейшего несчастья.
Сила взрыва была настолько велика, что, несмотря на пробоину в броне площадью в один квадратный метр, палуба была вдавлена, и запертая крышка угольного бункера в палубе была выброшена наружу. В результате взрыва повреждения получила труба вентиляции. Таким образом, отравленный газами воздух попал в помещение радиорубки. И, тем не менее – счастье, что больше ничего не произошло».
После того, как корабли противника, повернув вправо, скрылись в тумане, русский флот ещё несколько минут оставался на перпендикулярном этому направлению курсе. В 12часов 40минут Эбергард отдал приказание поворачивать вправо, с целью сближения с «Гебеном», но в это время прямо по носу был обнаружен плавучий бочонок с шестом, который показался весьма подозрительным, вследствие чего отданное приказание: “Право на борт” командующим флотом было отменено из-за опасения наброски плавающих мин. Была отдана команда: «Лево на борт», и корабли сначала повернули в сторону, противоположную той, в которой скрылся противник. Вскоре горизонт несколько улучшился и, убедившись, что неприятеля нигде вблизи нет, флот , описав большую петлю, лег курсом на Севастополь.
«Гебен» и «Бреслау» ушли курсом на Босфор, уже не предпринимая попыток встречи с русской эскадрой. Линейный крейсер ремонтировался более двух недель . Вновь он вышел в море 6 декабря.
21 ноября состоялись в Севастополе похороны погибших офицеров и матросов с «Евстафия», через четыре дня флот посетил морской министр адмирал И. Григорович, наградивший многих участников боя с «Гебеном», а уже 29 ноября, окончив ремонт повреждений, «Евстафий» занял свое место в Северной бухте Севастополя. 10 декабря флот вышел в очередной поход к берегам Анатолии.
Таким образом, несмотря на то, что в бою у мыса Сарыч огонь вели четыре русских линейных корабля: «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Три Святителя» и «Ростислав», фактически этот бой свёлся к поединку линейного крейсера «Гебен» с линейным кораблём «Евстафий». Адмирал Эбергард в своём докладе указывал: «По обстоятельствам погоды 18 ноября бой свёлся на одиночную борьбу с одним линейным кораблём «Евстафий», так как прочие корабли, идя в строе кильватера, или совсем не видели неприятеля, или урывками, и вся тяжесть боя досталась на долю моего флагманского корабля». Стрельба бригады на учениях проходила при ясной погоде , при буксировке мишени-щита на скорости 12 узлов и, когда корабли шли уже построившись в кильватерную колонну . В бою у мыса Сарыч стоял туман , скорость «мишени»-«Гебена» была не менее 20 узлов, а все корабли ещё не закончили поворот, ну и роковая случайность в неверном определении дистанции до цели управляющим артиллерийским огнём бригады линкоров – основные причины упущенной возможности уничтожить самый опасный корабль противника на Черном море. К ним можно добавить ещё одну – командующий флотом, ссылаясь на нехватку топлива, не решился отдать приказ в момент, когда «Гебен» вышел из боя, четырём новейшим эсминцам типа «Дерзкий» (скорость хода на 7-9 узлов больше, чем у «Гебена») преследовать противника и атаковать его торпедами. Бой у мыса Сарыч показал на примере «Евстафия» высокую артиллерийскую подготовку одиночных линкоров Черноморского флота. Было достигнуто попадание с первого залпа! В отношении этого можно привести цитату из фильма «Моонзунд», когда полковник контрразведки говорит капитану Артеньеву: «Вот вы у себя на флоте гордитесь, когда три снаряда из ста попадают в цель…».
Бой у мыса Сарыч был боем упущенных возможностей и для линейного крейсера «Гебен». Он стремился , используя преимущество в скорости, охватить голову неприятельской колонны и уничтожить русскую эскадру по частям. Согласно немецким данным по Г.Лорею: «Русские залпы ложились хорошо , вскоре по открытии огня «Гебен» получил тяжёлое попадание…Вскоре «Гебен» оказался под сосредоточенным огнём 5 русских линейных кораблей». Как пишет В.Грибовский: «Не исключено, что такое впечатление сложилось у Сушона, когда он наблюдал падение 152-мм и 203-мм снарядов «Евстафия», открывшего беглый огонь из орудий среднего калибра». Если бы Сушон знал, что прицельный огонь по его крейсеру ведёт только один русский линейный корабль из пяти, возможно он не отказался от намерений охвата колонны и не вышел бы из боя.
Потери русских: 33 убитых, 25 раненых. Потери немцев: 112 убитых 59 раненых.
Бой у мыса Сарыч был первым боем русских кораблей с «Гебеном». В течении войны происходила еще не одна такая встреча с линейным крейсером, и всегда ему удавалось ускользнуть от поражения целым и невредимым. Но одной из главных упущенных возможностей уничтожить его был бой у мыса Сарыч. Наличие этого корабля на Черном море деморализующее влияло на Черноморский флот (матросы за отсутствие инициативы для расправы с "Гебеном"у адмирала Эбергарда прозвали его Гебенгардом) и не только, ибо, по словам одного из историков: «Над всеми неудачами русской армии в Первой мировой войне нависала зловещая тень «Гебена».
P.S.: Во многих источниках приводятся неверные координаты боя. Это 42 градуса северной широты и 34 градуса восточной долготы. Но если взглянуть на карту Чёрного моря, то можно увидеть, что приведенные координаты принадлежат точке, которая находится у берегов Турции. На самом деле координатами боя у мыса Сарыч являются 44 градуса северной широты и 34 градуса восточной долготы.[4]
Клип:https://www.youtube.com/watch?v=P5NkY5w7NiM
Источники:
1.Г.Лорей «Операции германо-турецких морских сил в 1914-1918г.г.»
2. История Первой мировой войны 1914-1918г.г., том.1.
3. М. Петров «Два боя»
4. Военно-морской словарь.
5. Г.Кооп «На линейном крейсере «Гебен»
6. В. Грибовский «Российский флот на Чёрном море. Страницы истории 1696-1924г.г.».
7. В. Золотарёв, И.Козлов "Российский военный флот на Чёрном море и в Восточном Средиземноморье".
8. Р. Мордвинов "Русское военно-морское искусство"
Картины А.Ганзена "Кильватерная колонна в море" и "Бой русского броненосца "Евстафий" с турецко-германским линейным крейсером "Гебен"