На коробке было написано "Ботинка лыжная - 2 шт." Папа Алксадар повертел коробку и удовлетворенно усмехнулся. Настроение всегда подымалось, когда папа Алксадар встречался с кем то или чем то безграмотным. Его личная самооценка поднималась, потому стало приятно холодить виски и часть лысины.
- Вот какие дураки выпускают ботинки лыжные! - произнес вслух папа Алксадар, хотя рядом никого не было.
После этих слов он достал правую лыжную ботинку и стал вертеть её перед носом. Нос у папы Алксадара был большой, пористый, бабка шутила, что в таком носу могут квартировать росомахи. Ботинка была размером и цветом точь в точь , как нос Алксадара, но никаких росомах внутри не наблюдалось. Папа Алксадар крякнул. Ботинка ничего не ответила. Стало неинтересно и тоскливо. На лыжах папа Алксадар никогда не катался, поэтому совершенно не представлял, что дальше делать с ботинкой...
Так он просидел, вертя ботинку перед своим носом, до пяти часов вечера. За окном, на улице, что то ухнуло и папа Алксадар отвлёкся от ботинки. За окном вторично что то ухнула и папа Алксадар крякнул, уже , наверное, раз в седьмой за сутки. Ботинка тоже не то крякнула, не то квакнула. Папа Алксадар скривился и гукнул прямо на ботинку. За окном в третий раз послышалось "У-УХХ - Х- Х!!!" Ботинка заскрипела. Папа Алксадар готов был крякнуть в очередной раз, но сдержался. За окном послышался шум подъехавшего грузовика, кто то усиленно забибикал. Ботинка промолчала, хоть папа Алксадар сжал её со всеми имеющимися у него силами.
Папа Алксадар вышел во двор. В руках он по прежнему держал ботинку лыжную. Под самым окном папы стоял синий грузовик, в кузове которого было много всяких птичек и лампочек. Папа Алксадар молчал, молчала ботинка , а птички чирикали, лампочки же переливались разноцветными огоньками. Папе стало уже не так тоскливо. Он сделал движение, чтобы погладить ботинку, но тут же отдернул руку. Ботинка упала на землю. Папа Алксадар усмехнулся , тут же сообразив, что ботинка ещё глупее тех, кто её сделал. И тут ему опять стало тоскливо, пропал всякий интерес к жизни, ко всему вообще. Птички и разноцветные лампочку больше не радовали.
Папа Алксадар взял и пнул лыжную ботинку ногой. Та молча улетела в другой конец двора. Не крякнула, не квакнула, не заскрипела. Папе Алксадару стало на какое то время хорошо, а потом он увидел... Точнее совсем не увидел ботинки. Она исчезла. Исчезла и машина, в которой было так много птичек с лампочками. На её месте стояла бочка с надписью "Рассол" , а через пару мгновений показалась ещё одна машина, груженая водкой. Папа крякнул и продолжил было глазами искать ботинку... Пока он пытался разглядеть её в кустах и в песочнице, машина с водкой куда то исчезла, а на бочке с надписью "Рассол" исчезла буква Р, буква а стала большой А, а после буквы л появился мягкий знак. "Ассоль" гласила теперь бочка. Из окна четвертого этажа женщина лет сорока вывесила две алые простыни. И Папе Алксадару стало совсем плохо, совсем тоскливо, совсем безрадостно. На него много кто обижался, но ни разу не обижалась Лыжная Ботинка!
А сегодня...
Лыжная ботинка обиделась...
Папа Алксадар, грустно прихрамывая, заковылял к своему подъезду. Около самых ступенек валялась какая то то ли мертвая, то ли пьяная бабка. Не Алксадаровская, чужая, совсем не знакомая. Незнакомый дяденька в синем берете, сидел на лавочке рядом с валяющейся бабкой и смотрел на папу Алксадара копеечно-оценивающими глазами...
Дома, в квартире, папе Алксадару стало ну уж очень-очень тоскливо. Кому то сейчас было весело, валяющейся у подъезда бабке, наверное, хорошо, алым простыням влажно и приятно, а папе Алксадару скучно, пусто, неинтересно. Где то в пространстве затерялась, сбежала от него обиженная лыжная ботинка. Ассоль , скорее всего, обратно превратилась в рассол. Машина, в которой было много птичек и лампочек, поехала радовать других пап... До Нового Года оставалось ещё очень долго.
И тут папа вспомнил, что в коробке осталась ещё одна ботинка! Левая лыжная ботинка! Он хотел было тут же достать её, но крепко задумался - чтобы такое совершить с этой, ещё пока необиженной, левой лыжной ботинкой... С этой думой он просидел до самой-самой темноты, а потом уснул и позабыл обо всём!