Деду по матери, Митрофану Тимофеевичу РОМАНЮТЕ, посвящаю.
Жизнь, как обычно, шла по кругу
С восхода солнца – на закат.
За нею в дождь, жару и вьюгу
Шёл странник много лет подряд.
Приемля мир, отнюдь не кротко,
Не так, как завещает Бог,
Он обрастал в своей походке
Греховной тяжестью дорог.
Хотя вначале был он с Богом.
Жизнь то отрадна, то лиха,
Воспринималась им не строго,
С молитвой Божьей от греха.
К тому же, до сердечных колик,
До задыхания в груди,
Его влёк юный, светлый облик,
Мечтой летящий впереди.
А жизнь штыком колола спину,
С пути пытаясь тщетно сбить.
Энкавэдэшною дубиной
Учила по-советски жить.
Мир обобрал его до нитки.
Напав колхозною гурьбой,
Забрал и паспорт, и пожитки,
Дневной, безбожною порой.
От тех обид, грешно отчаясь,
Глядит из-под густых седин.
Но взгляд почти не различает
Манящий облик впереди.
По-стариковски он торопко
Идёт, напрягши взор слезой,
Но дева, с призрачной походкой,
Всё вдаль и вдаль, за горизонт.
Затем, то ль в яви, то ли снится –
Под тучей, встречь ему в пути,
Чернее ночи, ворон-птица,
С добычею в когтях летит.
«Скажи-ка, братец, ворон-вещий,
За кем стремлюсь, вслепую, я?»
В ответ услышал карк зловещий:
«То молодость и смерть твоя!».
Вмиг замер, холодом облитый:
Страх горний странника объял.
И,вскрикнув, с верой и молитвой
Он лбом к земле чужой припал.
Неброские, скупые краски
Бесшумно стлались по земле.
Обрывки милой, детской сказки,
Вдруг замелькали в сизой мгле.
Подул тут ветер над дорогой,
Седые пряди теребя,
По-заполярному, убого,
Снега могилою горбя.
Над ним пустыня тихо пела,
Заупокойно, не спеша…
Над местом каторжным взлетела
В объятьях ангельских душа.
12. 4. 2019