Духовно-нравственные ценности

Духовно-нравственные ценности как фактор социализации личности

Содержание

Содержание…………………………………….………………………….……2

Введение………………………………………………………………….……..3

Глава 1. Сущностные характеристики духовно-нравственных ценностей в культуре………………………………………..………….…….7

1.1 Многомерность понятия «культура»……………………..………….…9

1.2 Роль ценностей в культуре….………………….…………………….....16

Глава 2. Специфика механизмов социализации в обществе….…….…..22

2.1 Основные формы адаптации в обществе..…….……………..…….…..24

2.2  Социокультурный механизм социализации..…..……………….…....36

Глава 3. Перспективы развития духовно-нравственных ориентиров в глобализующемся мире……………………………………………..………..50

Заключение…………………………..……………………………………..….60

Библиографический список……………..………………………………..…63

;
Введение

Современная культура – явление крайне парадоксальное и неоднозначное, о чем свидетельствует не только научная фактологическая база, но также и в целом наблюдения с позиций здравого смысла. Причина этого – массовый характер современного информационного общества, со стертыми гранями дозволов и взаимопроникающей способностью культурных феноменов. Притом речь ведется не об ассимиляции культурного полотна другой, соседней культурой, которая предполагает слияние и взаимообогащение обеих составляющих, а поистине о глобальном уровне, как принципиально новом образовании.
Оставив позади споры о том, культура формирует человека или человек культуру, несомненно, придется отметить, что человеческая персона имеет центральное положение в социокультурных коллизиях. Так или иначе, рассмотрение самых объективных вопросов и проблем всегда остается субъективным, поэтому  принципиально важно уяснить место, роль и статус человека в системе современности.
Однако проблема в том и заключается, что невозможно четко поставить какие-либо линии демаркации в вопросах определения статуса человека как существа социального, биологического и т.д. Современность изобилует мобильностью и речь не только о привычной горизонтальной или вертикальной мобильности. Осмысливая современные социокультурные явления, можно проследить, как меняется сам онтологический статус человеческой сущности. Человек может одновременно быть целью и средством, он одновременно творец и потребитель, создатель и разрушитель. Отсюда и толкования человека как существа неоднозначного: с одной стороны это раковая опухоль на теле планеты (о чем писал в своем произведение «Так называемая агрессия» К. Лоренц), это и наделение человека качествами Демиурга и свободного творца (подобные идеи насквозь пронизывает гуманистически ориентированный Ренессанс и механистически настроенное Новое время).
Данную ситуацию прекрасно описывает Э. Фромм в «Душе человека»: «Одни полагают, что люди – это овцы, другие считают их хищными волками. Обе стороны могут привести аргументы в пользу своей точки зрения. Тот, кто считает людей овцами, может указать на то, что они с легкостью выполняют приказы других людей, даже в ущерб себе <…>. Великие инквизиторы и диктаторы основывали свои системы власти как раз на утверждении, что люди – это овцы <…>.
Однако если большинство людей – овцы, то почему они ведут жизнь, которая полностью этому противоречит? История человечества написана кровью. Это история никогда не прекращающегося насилия, поскольку люди всегда подчиняли себе подобных с помощью силы <…>. Разве мы не сталкиваемся повсюду с бесчеловечностью человека – в случае безжалостного ведения войны, в случае убийства и насилия, в случае беззастенчивой эксплуатации слабых более сильными? <…> Может быть, ответ прост и заключается в том, что меньшинство волков живет бок о бок с большинством овец? Волки хотят убивать, овцы хотят делать то, что им приказывают <…> А может, речь вообще не должна идти об альтернативе? Может быть, человек – это одновременно и волк, и овца или он ни волк, ни овца?».
Кем бы в итоге не оказался человек, к какому бы из мыслителей мы не отдали свои гносеологические предпочтения, в итоге все равно он хотя бы и негласно, но водрузит свой концепт на вершину иерархии. Притом каждый из людей имеет свою уникальную способность вживаться в социокультурную матрицу, брать от неё ту часть, которая ему доступна, генерировать (или же рекомбинировать, если рассматривать этот вопрос в традициях структурализма) и так или иначе давать этому дискурсу «обратную связь». Кто-то может усвоить больше, кто-то меньше – каждый сугубо индивидуально. Человек оторванный от культуры попросту не способен функционировать наряду со своими собратьями по линии homo sapience. Да и в целом, единственный человек, который оторванный и не втянутый в культурные процессы – это Маугли, который только в сказке Киплинга может выжить как животное. Современная же антропология дает вполне достаточный аргумент по этому поводу: человек не имеет физиологической способности к самостоятельному выживанию – ни меха, ни когтей и т.д. Человек, как существо, наименее наделенное механизмами биологической адаптации к условиям природной среды для выживания имеет иную форму – разум, способный предложить искусственное решение биологического вопроса выживаемости. Своё биологическое несовершенство человек замещает объектами культуры: города, одежда, медицина и многое-многое другое. Именно поэтому нецелесообразно рассматривать человека вне контекста культуры. И отсюда же следует, что для выживания и устойчивого развития человеку просто не остается выбора, кроме как впитать в себя культурную данность его локации и дополнить в соответствии с тем, какие потребности он имеет.
Здесь уже мы четко прослеживаем переход к вопросу социализации, которая выступает необходимым элементом к существованию человеческого рода. Выше изложены аргументы в пользу первичной социализации, которая является пропедевтикой к дальнейшим механизмам процессов вживления в культуру. Однако, не просто пользование благами культуры позволяет человеку выжить, тем более, если речь идет о современности. Культура уже давно начала предъявлять нравственные и моральные претензии на пользование материальным миром созданных ею артефактов. Тут тоже не все так однозначно, хотя бы исходя из той позиции, что одна и та же материальная ценность может иметь разный аксиологический статус для двух разных людей. Универсальности в этом вопросе нет и быть не может. Вопрос лишь в том, что раз уж человек так или иначе является сознательно и бессознательно (да хоть бы и интуитивно!) творцом культуры, то наши вечные и переходящие ценности не более чем чей-то каприз, рожденный волей к власти вполне конкретных персонажей со вполне конкретным человеческим лицом. Имеют ли такие ценности право называться высокими и вечными, если в глубине своей они оказываются однобоким и прагматичным волеизъявлением такого же человека или группы людей? Даже чисто лингвистически это посеяло бы множество проблем и споров, поэтому здесь я остаюсь на позициях релятивизма – кому как больше нравится, тем более основной вопрос у нас не стоит в выяснении онтологического статуса и природы ценностей.
Задача наша состоит в том, чтобы понять, как, при наличии запросов культуры как дискурса современности, выражающего одну из своих граней через такое понятие как ценность духовно-нравственная, происходит впитывание этой культурой человека в своё полотно; какими способами культура приобщает к себе человека посредством установления духовно-нравственных ценностей.
Понимая (и популяризируя) данные феномены среди обыденного сознания, можно достичь весьма важных результатов, как в строго научной сфере, так и на уровне обывательском. В рамках научных исследований, можно упрочить системный подход в понимании, доказав его компетентность в проблемах общества и культуры; на уровне обыденного сознания – зная механизмы и способы вжиться в культуру, человек с наименьшим стрессом и более гармонично может выбирать векторы своего личностного развития. Также исследования данной проблемы и смежных ей позволят в дальнейшем избавить человека от ненужных навязчивых иллюзий, абсолютно никак не способствующих реализации человеческого творческого потенциала, что делает человека овцой (по апелляции к цитате из Э. Фромма, приведенной выше). Цель даже не в том, чтобы научить людей быть волками (на мой взгляд, эти две социально противоположные роли определятся сами по себе, исходя из психологических особенностей личности). Цель как раз-таки в том, чтобы научить человека мыслить выше подчиняющей или подчиняющейся категории; продемонстрировать способность человека понять потенции дискурса, с которым они сплавлены. Разумеется, это очень сильная степень идеализации – ожидать практического применения подобных знаний, наравне с тем, как И. Кант предвидел зрелость человечества, или же предчувствие грядущего Сверхчеловека Ф. Ницше.
Тема бесспорно актуальна, потому, что мир меняется постоянно. Старые режимы уходят и на их место приходят новые. Как для человека ученого, так и для не обладающего таким количеством знаний очень полезным было бы понимание актуальных изменений и механизмов адаптации к миру культуры.
Переходя непосредственно к формальной части, были выделены следующие компоненты исследования:

• Цель исследования:
1. Определить сущность социокультурного толкования многомерного понятия культуры;
2. Выявить способы интеграции человека в общество;
3. Охарактеризовать перспективы развития нравственных ориентиров личности в глобализующемся мире.

• Задачи исследования:
1. Определить место и статус аксиологической составляющей в культуре;
2. Выявить и классифицировать способы социализации личности;
3. Проанализировать специфику социокультурной плоскости в современном мире;
4. Спрогнозировать вероятный сценарий развития духовно-нравственной сферы личности.

• Объект исследования:
Общество.

• Предмет исследования:
Духовно-нравственные ценности.

• Методы исследования:
- структурно-функциональный метод, позволяющий дифференцировать и выявить функциональные характеристики духовно-нравственных ценностей;
-   прогностический метод, с помощью которого возможно определить вектор развития духовно-нравственных ориентиров.
- герменевтический метод как апелляция к авторитетным авторам и интерпретация их наследия.
-   дедуктивный метод;
-   метод моделирования;
-   критический метод.

;
ГЛАВА 1. Сущностные характеристики духовно-нравственных ценностей в культуре

Понятие «культура» берет свои истоки из Античности. Очень примечательно, что именно в этом регионе родилось такое многогранное понятие, на которое современные ученые и исследователи не сходятся в согласии на определение. Античная культура в её первозданном виде, тем не менее, имела вполне четкое и понятное определение – этимологически «возделывание».  Позднее появились такие трактовки, как воспитание и развитие. Непосредственно отсюда и пошли разночтения в плане формы этой самой и культуры и её непосредственное содержание. Культура была синонимична по содержанию пайдейе, основным интересом которой было воспитание.
Однако, какой бы смысл не вкладывался в понятие «культура», это всегда феномен искусственный, противоположный природному. Можно рассматривать культура исходя из её функций, или же подходить системно и пытаться вырваться в междисциплинарную область, но суть останется неизменна в том, что культура – это продукт деятельности сознания человека. Феномен этот глубокий, неоднозначный и очень трудный для изучения. Возможно ли вообще изучать культуру чисто в научном срезе, если один из важных факторов научности – объективность в рассмотрении предмета и объекта в этом вопросе не может быть достигнута. Каким бы беспристрастным не был ученый-исследователь, вне контекста его субъективной культурной данности рассмотрение невозможно. Уже само определение познающего субъекта как «учёный», «писатель» или как-либо иначе накладывает определенный лекала на сознание, задаёт матрицу исследователя, свеобразно выбирает путь. Для физика-ядерщика, священника и рабочего машиностроительной фабрики культура предстает каждому своя. Самое интересное, так это то, что какими бы противоположными не были суждения и способы понимания культуры, они в той или иной степени будут правдивы (не посягая на критерий «истинны», оставив этот высокий идеал научной сфере).
В этом лежит проблема и загадка культуры – она для каждого своя и по форме, и по содержанию, но при этом являет удивительную целостность. Казалось бы, парадоксальный феномен, но даже его противоречия при детальном рассмотрении часто оказываются не менее как гармоничными и закономерными.
Культура разрушает дихотомию добра и зла. В этом феноменальной информационной лавине, сотканной тысячами тысяч смыслов «бок о бок» живут несовместимые на первый взгляд идеи и явления. Духовное и материальное, жизнь и смерть, роскошь и нищета… Таких примеров можно привести сотни, следует лишь отметить, насколько гармонично в культуре уживаются эти «онтологические антонимы». Как возможно такое противоречие в гармоничном существовании?
 Ответом на этот вопрос может служить то, что называется ценностью. Именно ценности могут сделать культуру такой уникальной. Уточняя понятие уникальности культуры в данном контексте, хотелось бы обратить внимание, что эта самая уникальность заключается в её феноменальной противоречивой гармонии и разнообразии форм проявления. И механизм, который делает возможным формирование культурного пространства – система ценностей.
Как известно, каждый отдельный индивид обладает своей системой ценностей. Тем не менее, региональные особенности (географические, экономические, климатические и т.д.) накладывают свой оттиск общностей в культуротворческих закономерностях. Так появляются национальные культуры; в более малых секторах общества можно выделить такие классификации, как элитарная культура, контркультура, субкультура и т.д. Любая культура в любой её грани предполагает охват определенных идейных основ, закономерностей, знаний, традиций и обрядов в самых широких определениях этих понятий. В свою очередь, Любая традиция, будь то производственная либо интеллектуальная, детерминирована каким-либо определенным мировоззрением, которое в принципе немыслимо без прослойки морали, нравственности и ценности. Довольно абстрактным, но все же примером может служить следующее утверждение: в любой деятельности, будь то материально производство, либо познание окружающего мира в рамках научного исследования, преступная деятельность, религиозное сакральное чувство единства с Абсолютом, - все это предполагает вполне различимые категории. Исток – проблема – проявляет себя в чувстве неудовлетворенности существующим образом жизни; через анализирование проблемы появляется определение потребности, на этой же ступени уже четко прослеживается такая категория как «идеал» - то, к чему следует прийти в итоге; далее следует поиск методов разрешения и следования по определенным из них; завершающая ступень – переоценка идеала и усложнение его идейной формы – поиск и пересмотр позиций идеала, корректировка и трансформация подобного рода идеала в более чистую и высокую форму. Далее все повторяется: неудовлетворенность, анализ, поиск идеала, корректировка идеала.
Важно понимать, что на пути к такому абстрактному исключительно лингвистически наполненному понятию как «идеал» и проявляются во всем многообразии попытки человеческого сознания спроектировать такую реальность, в которой идеальное возможно. А тем не менее, «идеал» остается не более чем манипулятивной проекцией сознания: коллективного и/ или индивидуального. Сущностной основы идеала нет в объективной материальной реальности – человеческое сознание, как ограниченной данными только пять несовершенных органов чувств вряд ли сможет представить себе такую систему мирового порядка и красоты. Более того, не сможет оценить, притом оценить объективно. Но способов приобщения к «идеалам» очень много, все они имеют корни социального происхождения и этимологию их психологических особенностей личности. Этот факт и детерминирует появление и проявление ценностей на всех их уровнях и во всех их формах.         

1.1 Многомерность понятия «культура»

Впервые попытка дать научное объяснение понятию «культура» была сделана английским этнографом Э.Б. Тайлором. Данное им понятие, в принципе ставшее классическим для социогуманитранх дисциплин, заключается в следующем: «Культура как цивилизация в широком этнографическом смысле слагается в целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества. Явления культуры у различных человеческих обществ, поскольку могут быть исследованы лежащие в их основе общие начала, представляют предмет, удобный для изучения законов человеческой мысли и деятельности. С одной стороны, однообразие, так широко проявляющееся в цивилизации, в значительной мере может быть приписано однообразному действию однообразных причин. С другой стороны, различные ступени культуры могут считаться стадиями постепенного развития, из которых каждая является продуктом прошлого и в свою очередь играет известную роль в формировании будущего»
Но, несмотря на это, современные ученые и исследователи не сходятся в согласии при определении столь многогранного и неоднозначного феномена. Причин для этого более, чем много. Но наиболее важное – это тот факт, что исследователи при определении данного феномена склонны акцентировать вполне конкретные аспекты, которые непосредственно ложатся в основу. Речь идет о конкретных аспектах: некоторые фиксируют свой научный интерес на лингвистической и знаковой стороне культуры (приверженцы знакового и семиотического подхода); иные отмечают первостепенный аксиологический статус культуры (аксиологический, семиотический подходы), другие видят в культуре механизм нормативного и генетического толка, напрямую апеллирующий к её функциям мобилизации и универсализации различных обществ. И это далеко не полный список.
Каждый из подходов имеет свои сильные и слабые стороны. Что можно сказать наверняка, то один подход и только один может претендовать на то, чтобы «понять» суть такого сложного феномена – это системный, достигший полной интеграции во всем многообразии наук, которые так или иначе используют свои интерпретации культуры. Несомненно, истинное определение культуры лежит в междисциплинарной области, при этом не является неким «средним арифметическим», скорее ассимилированным синтетическим понятием, отображающим комплексно все грани исследуемого понятия. Однако, здесь мы упираемся в другую проблему – насколько научное сообщество готово к такой интеграции и ассимиляции даже чисто в технической части? Очевидно, что сам язык науки в частных её примерах конкретных наук не способен к такого рода универсализации, о чем неоднократно писали аналитики и исследователи ХХ века. Такие исследователи как Р. Карнап, Ч. Моррис и др. выдвигали целые проекты по универсализации языка науки, однако, исходя из положения дел на сегодняшний день, можно сделать вывод о том, что подобного рода гипотезы и теории носят скорее утопический характер, нежели носят какой-либо серьезный эвристический потенциал.
Возвращаясь к теме определения крайне сложного и комплексноо феномена культуры, как отмечалось ранее, есть ряд существенных трудностей.
Во-первых, для того, чтобы нечто определять, необходимо представлять объект / предмет исследования во всей его полноте и со всей совокупностью его существенных и специфических свойств и параметров. Однако, применительно к феномену культуры это сделать крайне проблематично. Так или иначе, акцент будет сделан на какой-то одной её грани: материальная и / или духовная, творящая и / или творимая и т.д. А подобного рода аспекты культуре в максимально возможной своей полноте будут представлять собой нечто разрозненной и в то же время органичное, в целом, суть её будет чересчур громоздка и разнообразна, что не позволит сделать однозначного заключения.
Во-вторых, проблема субъективности познающего. Идеалом в науке может быть определение, отображающее истинную суть, независимо от интеллектуальных условий исследователя. Но возможно ли человеку определить феномен, в который сам исследователь обречен быть вплетенным без единого шанса оторваться и дистанцировать себя от объекта исследования? Любое сознание, познающее суть культуры всегда подчинено своему объекту исследования: сознание творит культуру и ей же формируется само. Разорвать этот «замкнутый круг» не представляется возможным.
В-третьих, следует упомянуть о технической стороне вопроса: как правильно описать культуру во всей её специфичности? Какой язык наиболее адекватно отображает суть такого сложного понятия. Здесь мы опять упремся лишь в проблему идеального универсального языка в науке, которого не существует на сегодняшний день (да и в целом невозможен). Да и выходя за рамки чисто научного познания: что наиболее отображает культуру: картина импрессиониста, научная теория, математическая формула? Всё это верно, но в то же время критически неполно.
В-четвертых, следует указать на динамическую нестабильность феномена. Какое бы определение (представим, что оно у нас есть) не дал исследователь культуре, нет никакой гарантии, что через какой-либо отрезок времени оно будет актуально. Дело в том, что параметры культуры меняются постоянно, о чем свидетельствуют новые направления в искусстве, научные открытия, формирования новых типов сознания людей, новые категории социальных групп и т.д.
Подытоживая, можно смело указать на то, что феномен культуры специфичен для человека настолько, что абсолютно не поддается пониманию во всей своей полноте. Что остается исследоватедю, так это фиксировать определенные грани, находить существенные закономерности и цикличность или же проследить линеарность развития (на манер О.Шпенглера, утверждающего, что культуры – единичный акт существования определенной реальности, имеющего начало, кульминацию и конец).
Но как же тогда понимать культуру именно человеку? Наиболее ярко она раскрывается через ряд специфических функций, ею выполняемых.
Современные пособия по культурологии дают следующую дефиницию функций культуры: «…совокупность ролей, которые выполняет культура по отношению к сообществу людей, порождающих и использующих (практикующих) ее в своих интересах; совокупность селектированных историческим опытом наиболее приемлемых по своей социальной значимости и последствиям способов (технологий) осуществления коллективной жизнедеятельности людей».
Для удобства восприятия функции культуры можно разделить на уровни, которые как бы обобщают выполняемые ею функции. 
1 уровень: наиболее общие и фундаментальные функции культуры. На этом «глобальном» уровне культура реализует социальную интеграцию людей. Также формируются наиболее общие социокультурные платформы и базисы для устойчивого развития и достойного существования человечества. Здесь же происходит и аккумуляция опыта всего человечества в мировых масштабах. Задача этого уровня – глобальная консолидация коллективного сознания по общепризнанным меркам общества в самом широком смысле.
Фактически, это дискурсивный пласт всеобщего коллективного разума, имеющего метафизическую природу и являющегося структурообразующим.
2 уровень: обеспечивает основные формы интегрированного существования людей, происходит организация жизнедеятельности. В этом элементе иерархии функций культуры происходит весьма важное явление – структурная дифференциация на группы.
Эти социальные группы различны и обладают относительной самостоятельностью:
• Социально-территориальные соседские общины (племена, этносы, нации);
• Социально-функциональные общества (производственные объединения, военные, учебные, специализации, классы и т.д.);
• Социально-бытовые (семья, сословие, клан, социальные страты);
• Коммуникативные (по языковым семьям, диалектам);
• Религиозно-конфессиональные (секты, религиозные сообщества, конфессии)
Важным аспектом этого уровня является регуляция процессов социального взаимодействия. Происходит селекционирование наиболее жизнеспособных и удачных образцов социального опыта и его актуализация по следующим векторам:
; Конвенциональный (ценности, мораль, обычаи, этикет);
; Институциональный (право, политика, идеология)
Для этого уровня, несмотря на то, что он ближе к непосредственно человеку, нежели первый, но тем не менее, характерная та же дискурсивность и метафизичность. Фактически, происходит формирование коллективного бессознательного на уровне создания таких понятий, как идеал, солидарность, вера в устойчивое развитие и пр. Если первый уровень характеризуется максимальной обобщенностью и отвлеченностью (по сути, этот тот элемент культуры, который через функции, реализуемые феноменом станет бессознательной матрицей, формирующей саму суть сознания), то второй уровень уже работает с бессознательным общности, группы людей, при этом оставаясь за границами понимания и осознания (рассматривая в свете обыденного сознания). Он более детален и конкретен, в нем есть кристаллизация того, что Платон бы назвал эйдосом. Первый уровень предпочитает «упорядоченный хаос».
Второй уровень формирует культуру той или иной общности со всеми присущими ей специфическими чертами и со всеми конституирующими основами.
3 уровень: формирует обеспечение жизнедеятельности обществ и индивидов. Данный уровень проявляется через культурную демографию и социальное воспроизводство членов сообществ посредством выработки норм сексуальных отношений; установление определенной системы отношений родства; устанавливаются принципы соседского общежития. Данный уровень также обращается к физической стандартизации индивидов для охраны их репродуктивных функций.
Предполагается выработка определенных форм и средств межпоколенной ретрансляции, передачи, хранения и воспроизведения социокультурного опыта посредством традиций, обычаев, обрядов и пр. Это позволяет реализовываться таким процессам, как социализация (подробно феномен социализации будет рассмотрен во второй главе), инкультурация, установление определенных канонов социальной адекватности при совместном способе проживания. 
В рамках этого же уровня происходит стимулирование индивида к самореализации. Таким образом, личность превращается уже в культуротворца, а чего не наблюдается на первых двух уровнях.
В более материальных пластах, третий фундаментальный уровень функций культуры способствует выработке определенных стратегий комфортного выживания человека. Это и построение нормативных стратегий, диктующий набор определенных необходимых материальных благ и ценностей (жилье, одежда и т.д.). Однако, социальные различия здесь же проявляются наиболее ярко, в связи с чем возникает потребность в нормативно-правовом закреплении статуса принадлежности к социальным группам, а также формирование ценностно-нормативной базы, регулирующей взаимоотношения между этими разностатусными социальными группами.
Вторая ипостась проявления данного уровня касается культуры познания и мировоззрения, где происходит кумуляция и накопление социально значимых знаний. Способы проявления следующие:
; Рациональный (наука и обыденные рациональные знания);
; Иррациональный (магия, мистика, эзотерика, религия);
; Логико-метафизический (философия, народная мудрость);
; Образный (метафоричность, игровой способ мышления, искусство);
Третьим существенным пластом, где проявляют себя функции культура данного уровня – культура коммуницирования и передачи социального уровня.
Коммуникация в этих рамках возможна через ряд процессов:
; Символизация объектов и явлений (формирование обозначающих слов, знаков, понятий);
; Сложение языков обмена информацией (сочетание различных языковых традиций (вербальное, невербальное, естественный язык и искусственный и пр.);
; Сложение систем фиксации информации (выражение информации в определенной технической форме);
; Тиражирование и трансляция информации (наличие способов, средств и форм передачи информации, начиная от фиксации на материальных носителях, заканчивая учреждением социальных институтов, предполагающих обучение индивидов и прочих учреждений, задача которых заключается в обеспечении доступа к информационным ресурсам);
Четвертое «измерение» третьего уровня фундаментальных функций культуры лежит в культуре отдыха и релаксации индивидов. Здесь очерчивается социальное измерение норм празднования определенных дней, формирования культуры физического воспитания и заботе о телесном благе человека.
4 уровень (и последующие): расщепление культуры на специализированные функциональные направления и сегменты. Примером может служить: экономическая культура, военная культура, педагогическая, религиозная и т.д. Критерии качества реализации технологий социального взаимодействия здесь играют наиболее важную роль. Производится стандартизация и оптимизация локальных проявлений культуры в конкретных областях.
Итак, рассмотрев 4 глубинных уровня функций культуры, остается лишь уточнить основные существенные функции. Однако, следует понимать, что давай классификацию общую (как было продемонстрировано выше, мы зафиксировали общие свойства групп функций), мы мало конкретизируем, но при этом всем сохраняем относительную объективности в исследовании. Конкретизация специфических конкретных фактов при разборе такого многомерного понятия, как «культура», всегда чревато риском неточности и идеализации в связи с той же культурной динамикой, не позволяющей «схватить» объект во всей его полноте.
Так или иначе, современная философия, культурология и комплекс других наук, соприкасающихся с феноменом культуры, в принципе сходятся по вопросу основных функций, выполняемых ею в обществе.
Функции культуры, по мнению авторитетного культуролога Флиера А.Я. – это «Совокупность ролей, которые выполняет культура по отношению к сообществу людей, порождающих и использующих (практикующих) ее в своих интересах; совокупность отобранных историческим опытом наиболее приемлемых по своей социальной значимости и последствиям способов (технологий) осуществления коллективной жизнедеятельности людей».  Особенно Флиер А.Я. делает акцент на социологическую ангажированность функций культуры, утверждая невозможность появления у культуры «несоциальных» функций.
Разные исследователи выделяют различные конкретные функции культуры. Однако наиболее системный подход обнаруживается у Флиера А.Я., в рамках которого пять векторов «экзистенции» культуры:
; Социально-интегративный;
; Организационно-регулятивно-нормативный;
; Познавательно-коммуникативный;
; Рекреационный;
; Оценочный.
Важно понимать, что эти «профильные направления»  не являются обособленными и между ними четкой линии демаркации нет. Так, например, консолидирующая функция культуры напрямую связана с коммуникативной и аксиологической. Таким же образом, коммуникативная функция культуры реализуется в различных проекциях: от межличностного до межструктурного (междисциплинарного) уровня, что также меняет функциональный смысл самой коммуникации.
Функции культуры вполне можно редуцировать до выполняемых ею задач, что весьма успешно Флиер А.Я. и осуществил. Если максимально упростить эту схему, то выходит, что базовые задачи культуры в аккумуляции информации, её сохранении, её ретрансляции и социализации личности. А исходя из того, в каких сегментах эти задачи выполняются, можно вывести множество производных функций культуры. Именно это и является причиной многомерности понятия культуры.
Центральное место в культуре (здесь это понятие рассмотрим как предельно обобщенный информационный массив, целью которого является адаптация индивидов к динамичному жизненному пространству) занимают ценности. Фактически, многообразие ценностей в их двух основных ипостасях: материальные и духовные – определяют саму культуру как таковую. Даже с позиций утилитаризма и прагматизма совершенно очевидно центрирование некого самоценного мотива, предмета, идеи. Принципиальной роли не играет ЧТО именно лежит в центре, важно то, что попав на подобный «пьедестал», этот основной конструкт превращается в ценность.
 
1.2 Роль ценностей в культуре

Ценность – ключевой конструкт культуры, удерживающий идейные содержания наиболее значимых аспектов в жизни общества. Впервые в рамках философского дискурса, это понятие получило определение в 60-х гг. XIX в. благодаря Г.Лотце .  Ценности, по его концепту, соотносимы с миром идей. Определяющим моментом в смысловой значимости ценности является человек, как носитель разума и воли.
С субъективистских позиций подходили к пониманию феномена ценности и представители Баденской школы неокантианства (Г.Риккерт, В.Виндельбанд) .
Значительный переворот в понимании сущности ценности сопряжен с именем Ф.Ницше, который меняет традицию понимания данного феномена с общезначимости на индивидуально значимое. Любая традиционная система морали, по Ф.Ницше – это не далее как фактор, ограничивающий и сдерживающий развитие личности в её подлинном значении.
Ещё глубже статус и значение ценности низвергает атеистический экзистенциализм XX в. в лице А.Камю, Ж.-П. Сартра и М. Хайдеггера.
Проблемы ценности также коснулись и представитель Марбургской школы, такие, как Э. Кассирер и Г. Коген. Последний полагал, что ценность – суть интенция «чистой воли» трансцендентального субъекта. Э. Кассирер же не дает прямой дефиниции, но отмечает про то, что аксиологическая компонента – неотъемлемая часть саморазвития человека.
В дальнейшем произошло разветвление подходов к концепту ценности. Одно течение, приверженцами которого были такие мыслители, как Дж. Дьюи, Р.Б. Перри, А. Мейнонг, Дж. Сантаяна и др. отстаивали в различных вариациях понимание ценности как определенного рода эмпирическую реальность. Другая же ветвь, представленная именами Э. Гуссерля, М. Шелера, Н. Гартмана и др. – более авторитетная в сравнение с первой – видит ценность как продукт сознания. Наиболее весомым принято считать вклад в аксиологию М.Шелера, который в своем труде «Формализм в этике и материальная этика ценностей» (1916 г.) осмысливает ценности в феноменологическом ключе, выделяет критерии ценностей («долговечность», «неделимость» и др.), приводит иерархию ценностей  по принципу удовольствия.
В дальнейшем ценность воспринималась с позиций историзма (М.Вебер, Э.Трельч). Л.Витгенштейн же с его панлогизмом и интуитивизмом упразднил понятие ценности в духе философии жизни. Противником отождествления ценностей как таковых с явлениями реального мира выступает Дж. Мур. Р.Арон утвержает, что ценностная структура – формализм. В.Франкл определяет ценность, как некую универсалию смысла, с которым коммуницирует социум или даже все человечество. Э.Фромм в «Революции надежды», обрисовывает ценность как нечто, расцененное человеком как ценность, поэтому она генетически субъективна. 
Весьма интересен подход к пониманию ценностей американского психолога А. Маслоу, который высказался на этот счет так: «они присущи структуре человеческой природы сами по себе, они имеют биологическую и генетическую основу и развиваются в культуре»
В последних десятилетиях возникла концептуальная основа формальной аксиологии, отождествляющей полноту и значимость (Р.Гартман). Р. Фрондизи объясняет ценность как гештальт, который не полностью оторван от мира эмпирического, но в то же время не может быть исключительно в нем дислоцирован.
К.Холл и Э.Руднер выделяют аспект интенсификации ценности и её практическую значимость в современной культуре. 
Многие мыслителя, как видно из сказанного выше, дают всевозможные трактовки понятию ценности. В целом, современная энциклопедическая философская литература предоставляет довольно схожие подходы к пониманию феномена ценности. Например, «Философия: энциклопедический словарь» трактует ценность как  «отношение между представлением субъекта о том, каким должен быть оцениваемый объект, и самим объектом <…> ».  Другая версия определения звучит таким образом: «Ценность – это одна из основных понятийных универсалий философии, означающая в самом общем виде невербализируемые, «атомарные» составляющие наиболее глубинного слоя всей интенциональной структуры личности <…> ».
Из вышесказанного, следует, что ценность – это объективированное отношение субъекта относительно своей деятельности в ракурсе материального производства и его координирования. Своеобразно, это оценочное отношение на всевозможную деятельность человека, универсализирующая и нормативная основа любой интенции человеческой деятельности, составляющей ядро культурного дискурса.
Традиционно принято различать духовные и материальные ценности. И это несомненно верная классификация по эмпирическому признаку. Весьма четко можно провести линию демаркации между любым физически наблюдаемым артефактом культуры (предположим, любая античная статуя) и,  например, верой (её религиозно-мистический вариант). В соответствии с этим, можно выделить материальные ценности и духовные. Вопрос лишь в том, насколько правомерно такое разделение?
Классический фрейдизм по работам самого З.Фрейда  заключает идею трансформации физиологических потребностей в различного рода системы барьеров психического характера, которые выражаются в «Сверх-Я». Подобный цензор – это результат исторического опыта и необходимости социализации, фактически, сублимат трансформированных в нравственные системы (традиция, почитание, субординация и т.д.) биологических потребностей и инстинктивных проекций Эроса и Танатоса. Но если нравственная система имеет биологический корень своей экзистенции в культурном полотне, то насколько правильно дистанцировать дух от материи? Сам механизм создания нравственной системы (абсолютно любой) по сути будет выражать вполне материально ориентированную волю к власти определенного сегмента социума. Нравственная система, этическая концепция, «дух времени», мораль – все эти понятия были бы попросту бесполезны, если бы не существовало материального неравенства и неравномерного распределения материальных благ (ценностей). Фактически, нравственность регулирует субъект-субъектные отношения к материальным благам. Соответственно, нравственность, которая по существу располагает системами духовных ценностей в определенных их тандемах – это норматив на пользование материальными благами.
Очевидно, что между материальной ценностью и духовной лежит отношение соподчинения, притом базисом будет действительно являться материальная ценность и потребность обладания таковой. Духовная ценность, в свете такого рассмотрения, определится как «вегетативно» культивированная биологическая проекция материальных (биологических, физических) потребностей и желание обладания этими самыми ресурсами.
Данное противоречие хорошо подмечено Дробницким О.Г., который на данный счет выразился таким образом: «<…> эта омертвленная форма ценности приобретает вид абсолюта, становится рафинированным т очищенным от практического интереса атрибутом вещи самой по себе, превращается в загадочный символ, мистифицирующий действительное общественное отношение человека к предмету. Эта фетишизация ценности, которая довольно часто совершалась в истории, является источником множества теоретических мистификаций. Но тем не менее эта форма ценности не составляет, с нашей точки зрения, её действительной сути. Ценность возникает на основе противоречивого характера практической деятельности человека как нереализованная, но уже потребовавшая своей реализации возможность»   
Практическое применение такого рода подхода к пониманию феномена духовной ценности выражено в пирамиде потребностей А.Маслоу, изложенной в его труде «Мотивация и личность» (1954 г.).
 


















Рис. 1: пирамида потребностей А.Маслоу
Важность идеи А.Маслоу для данного исследования заключается в утверждении невозможности удовлетворения высших потребностей без удовлетворения низших. Разумеется, что знак тождества между потребностью и ценностью  поставить нельзя, однако важно само отношение и его обоснование. Потребность – это выражение необходимости трансформации объективной реальности под нужды субъекта, ценность же в данной системе – результат и цель реализации потребности. Исходя из этого: материальная ценность – интенция низших потребностей, а духовная ценность – это объективация и «фетишизация», выражаясь словами Дробницкого О.Г. материальной ценности. Фактически, духовно-нравственная ценность – это «вынесенная за скобки» материальная ценность, дополненная регулятивным импульсом субъекта (отдельная личность, социальная группа, народ, человечество). Регулятивный импульс – это сущностное отличие материальной ценности от духовной. По существу, выражает властные отношения регулирования отношений между субъектами и материальными благами. Таким образом, отношение между духовной и материальной ценностью то же, что и между надстройкой и базисом соответственно, переводя на аналог из марксизма.
Так, духовно-нравственную ценность можно определить, как объективированное отношение регулирования причастности к материальным ценностям (блага) посредством мистификации и символизации материальных форм.
Подобного рода символизация существует в форме гиперреальных знаков – симулякров, о чем говорил знаменитый философ Ж.Бодрийяр. Важно упомянуть, что его концепты весьма четко описывают роль, место и статус ценности в современной культуре.
Объективирование духовной ценности, благодаря которой она приобретает коллективный, универсальный, всеобщих характер – результат симуляции.
Симуляция – «понятие постмодернистской философии, фиксирующее понятие тотальной семиотизации, вплоть до обретения знаковой сферой статуса единственной и самостоятельной реальности».   
Благодаря данному процессу, как уже говорилось выше, происходит объективация ценности как таковой. Фактически, проекция потребностей на материальные блага, регулируемая нормой «доступа» к последним, необходимо подводится под универсализацию, без которого ценность, независимо от дефиниции невозможно было бы определить как «всеобще значимую». Таким образом, свой статус всеобщности духовная ценность приобретает благодаря симуляции – трансформировании реального знака (например, потребность восполнения рода) в симулякр (любовь), вследствие чего образуется своеобразно обособленная дискурсивная матрица гиперреальности, которая выступает онтологическим местом ценностей.
Постмодернизм понимает гиперреальность как « <…> реакцию культуры на на собственную тотальную симуляционность <…>».  Что важно из этой дискурсивной практики – это механизмы её реализации и её фундаментальное свойство – «утрата чувства реальности». Феномены, составляющие материю гиперреальности (в нашем случае – духовные ценности, хотя спектр подобных симулякров может быть существенно расширен) – это лингвистические конструкты, максимально абстрагированные от своих генетических материальных источников. Пример тому: межполовые отношения и нормы их регулирования (исконно как волеизъявления бессознательных потенций) порождают  по сути симулякры, обозначаемые понятиями «любовь», «уважение», «верность» и прочие, которые в различных этических и религиохзных концепциях пропозиционируются как духовно-нравственные ценности.
Симулякр в традиционном понимании это  «<…> образ, лишенный сходства с предметом, но создающий эффект подобия <…>».  В той же статье доктора философских наук А.П.Огурцова можно проследить эволюцию данного понятия от античных времен, что прямо свидетельствует о важности, если не о приоритетности семиотических конструктов в культуротворчестве не только в мире современной массовой культуры и общества потребления, но и в общих механизмах производства индивидов-носителей определенной культурной программы, свойственной эпохе этих самых индивидуумов.
Таким образом, приняв духовно-нравственную ценность за своего рода симулякр, плотно вплетенный в дискурс культуры (в полотно гиперреальности), четко прослеживается механизм субъективной интенции к симуляции. Целью данного процесса является формирование устойчивых и общезначимых принципов нормирования общественных отношений. Отдельно стоит упомянуть о том, что духовно-нравственный ценности – результат абстрагирования и идеализации физиологических нужд, потребностей, инстинктов, потому и носят сакральный смысл. Благодаря необходимости распределения материальных ресурсов, возникает общезначимость и воспитательный функционал симулякра.


ГЛАВА 2. СПЕЦИФИКА МЕХАНИЗМОВ СОЦИАЛИЗАЦИИ В ОБЩЕСТВЕ

Как говорилось в предыдущей главе, культура – это особая форма существования, аккумуляции и воспроизведения наиболее значимого опыта человечества (либо любого иного сегмента социума, но в этом случае речь пойдет о дробном делении культуры на национальную, субкультуру и т.д.). Культура обнаруживает самое себя через ряд выполняемых ею функций, важнейшим свойством которых является исключительная социальная ангажированность. Поскольку культура не имеет смысла и не существует без Личности, постольку важнейшими её функциями являются такие, что помогают включать индивида с социальную матрицу и обеспечивают устойчивое существование последнего, но уже в новой ипостаси – Человек Культурный, т.е. социально адаптированный и способный функционировать в рамках подобной системы общества.
Процессы «вплетения» человека в культурное полотно можно обозначить как два пересекающихся и взаимодополняющих феномена: социализацию и инкультурацию. В различных социогуманитарных дисциплинах были даны многие попытки определить и понять эти процессы с различной степенью глубины. Например, социология рассматривает больше практическую «сторону вопроса», для философии свойственны исследования, выводящие данные проблемы в дискурсивную плоскость. Задачей данной работы является не реферирование и презентация многочисленных исследовательских программ, посвященных данному вопросу, а скорее попытку сформировать некий гештальт этих сложных процессов.
Говоря о социализации и инкультурации, как основных форм интеграции и адаптации человека к миру, триггером которых является потребность, следует упомянуть о феномене коммуникации, без которой невозможна передача информации и, как следствие, формирование особого типа мировоззрения и мышления.
«Подводный камень» исследований социальных процессов – проблема субъективности, особенно если речь идет о, по сути, индивидуальном и уникальном процессе для каждой отдельной личности, народа либо любой другой общности.  Следует также упомянуть, что социализация и инкультурация – относительно слабо исследованные процессы, что объясняется их спецификой. Существует довольно большое количество концепций в этой области, таких как концепция мемов Р.Докинза , культурный геном, что применительно российской культуры пытается ввести в оборот А.Кончаловский  (последний пример в меньшей степени научен, по сути он скорее обращение режиссера к учёным, но приложим к идее консолидации носителей духовной русской культуры), но носят они статус псевдонаучных, что не дает основания опираться на их данные.
Примечательно, даже рассматривая вкупе с современными научными псевдонаучные теории и концепции, что все они – результат системного подхода к рассмотрению проблемы. Каковы бы ни были конструкты этих теорий – все они генетически являются междисциплинарными. Подобное обуславливает и особое понимание взаимосвязи «культура – общество – человек», в которой нет возможности представить какое-либо толкование, претендующее на статус законченности ввиду очевидной сложности для исследователя.
С этим связан и другой вопрос правомерности и научности исследований социализации: какова возможность верификации? Следует отметить, что социализация, как таковая, нелинейный разветвленный процесс, пронизанный коммуникативными вариациями современной цифровой эпохи. По существу, любое подобное исследование – это «нельзя дважды войти в одну реку» Гераклита Эфесского.
Подводя итог, можно резюмировать следующее.
1. Основными формами адаптации человека в общество являются процессы инкультурации и социализации.
2. Важнейшую роль в обеспечении функционирования этих процессов играет коммуникация в широком смысле.
3. Исследования процессов социализации и инкультурации носит преимущественно междисциплинарных характер, что затрудняет процесс исследования и порождает ряд околонаучных и псевдонаучных концепций.
4. В связи с динамичным нелинейным характером социализации и инкультурации, сложно построить какую-либо теорию, претендующую на статус законченной, верифицируемой.
5. Социализация и инкультурация – важнейшие фундаментальные функции культуры и формы адаптации личности.

Ниже данные вопросы будут рассмотрены более детально.

 

2.1 Основные формы адаптации в обществе

В наиболее широком смысле понятие социокультурной адаптации подразумевает под собой «приспособление человеческих сообществ, социальных групп и отдельных индивидуумов к меняющимся природно-географическим и историческим (социальным) условиям их жизни посредством изменения стереотипов сознания и поведения, форм социальной организации  и жизнеобеспечения, направлений и технологий деятельности, а также номенклатуры её продуктов, механизмов коммуницирования и трансляции социального опыта и т.п.»  по определению культуролога А.Я.Флиера. Он же указывает, что адаптация «…один из основных факторов культурогенеза в целом, <…>, порождения инноаций и иных процессов социокультурной изменчивости сообщества, а также изменения черт сознания и поведения отдельных личностей» .
Некоторые представители западной мысли (например, эволюционисты Г.Спенсер и Л.Морган) также наделяют адаптивную функцию доминантными чертами.
В рамках классического психоанализа З.Фрейда адаптация как таковая через создание культуры – естественное следствие потребности выживать в мире, но это возможно лишь через создание определенной субординации и системы запретов, которые порождают недовольство культурой, которое само по себе в человеческом сознании константно в связи с несовершенством артефакта культуры в сравнении с его биологическим (или инстинктивным) оригиналом .
Условно, фундаментальное свойство человека, как части биологического круга бытия адаптироваться специфически обозначено своеобразным членением на два, но отнюдь не противоположных процесса: естественная адаптация (примером существования подобной может служить существование трёх рас: негроидной, европеоидной и монголоидной как следствие адаптации к геоклиматическим условиям проживания) и социокультурной адаптации (через социализацию и инкультурацию по причине существования у человека сознания как высшего проявления психики).
В сочинении «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества»  К.Лоренц называет человека наиболее примитивным и неразвитым животным, не имеющим биологической основы для выживания, если бы не сознание, дающее человеку, по сути, единственную возможность выжить. Соответственно, напрашивается вывод о том, что человеческое сознание, культуру творящее и ею же формируемое – важнейший источник, обеспечивающий возможность реализовывать и организовывать жизнедеятельность как таковую.
Как говорилось в первой главе, стоя на позициях марксизма и фрейдизма, жизнь человека в обществе, без которого человек – животное обреченное на гибель, – это соотношение потребности и потребления к нормам регулирования пользования материальными ресурсами посредством создания определенной семиотической «прослойки» – культуры, которая являет собой многогранный конструкт, обеспечивающий нормирование доступа к материальным благам на всех уровнях: от материального неравенства, социальной стратификации до более глобальных уровней, таких как идеология, религия и прочие. Разделение этих регуляционных механизмов на социально-экономические и духовно-нравственные носит условный характер, в связи с тем, что оба модуса не являют собой некой «бинарной оппозиции», а скорее это две открытые взаимодополняющие структуры, находящиеся в постоянной динамике и крайне чувствительные ко всевозможным колебаниям внутри этих самых структур.  Качественное или количественное изменение одной из них неизбежно провоцирует изменения в другой в той или иной пропорции. 
Наиболее сложная из двух структур биологической и социокультурной адаптации, является последняя, так как с известной долей вариативности имеет как более широкий «обхват», так и сложно поддающиеся наблюдению и дефиниции феномены. Это порождает многозначность и, зачастую, риск впасть в заблуждение при очевидной понятности.
Социокультурная адаптация напрямую связана с генезисом культуры, который, как известно, предполагает определенный тип личности, которую еще предстоит создать. Возможность формирования «нужного» человека лежит через усвоение им определенных канонов устоявшегося социума, что, в свою очередь, наиболее гармонично реализуется посредством сакрализации и универсализации определенных общественных явлений и придания им статуса ценности.
Духовно-нравственные ценности, о чем шла речь в первой главе – это выражение отношения к материальному благу, опосредствованному процессом символизации и сакрализации для придания ценности статуса всеобщности, универсальности. Таким образом, духовно-нравственная ценность отличается от материальной, по сути, степенью и способом символизации. Любая ценность – это абстрактный символ, стремящийся к идеалу – этическая и эстетическая категория, суть которой – стремление к образцовому подражанию некому эталону.
Следует отметить, что идеал, как наивысшая степень сакрализации ценности – «кульминация» мировоззрения эпохи. Своеобразно, это концентрат идейных смыслов и коллективных стремлений. Роль идеального в культуре неоспоримо огромна, так как подобные целеполагания становятся основой для формирования иерархии традиций и поведенческих паттернов на всех уровнях человеческого бытия. Фактически, идеальное задает «ритм» ценностным ориентирам, усвоив которые, человеческое существо становится полноправным членом общества.
Таким образом, вокруг некого центрирующего смыслополагающего символа – идеала, выстраивается сложная и разветвленная иерархия ценностных структур более дробного порядка. Так, например, около общечеловеческой ценности «любовь», являющей собой духовно-нравственную установку, выстраиваются системы религиозных воззрений, правового регулирования, биологические эталоны поведения (медицина) и прочие. Эти схемы существуют в неразрывном синтезе, выстраивая свою, частную дефиницию, своеобразно, миметическое подобие эйдоса «любовь», если привести метафору из платонизма.
Совокупность множества подобных ценностных структур определяет духовно-нравственный ориентир эпохи, который, как говорилось ранее, составляет ту самую смысловую квинтэссенцию, которая регулирует и нормирует отношения к материальным ресурсам и благам, необходимые к усвоению и закреплению в коллективном бессознательном для наиболее продуктивного их воспроизведения.
Передача подобных структур отдельной личности или социальной группе происходит посредством существования двух форм, иначе говоря, двух взаимодополняющих функций культуры: социализации и инкультурации.
Термин социализация ввел американский социолог Ф.Г.Гиддингс в своей работе «Теория социализации» (1887 г.). В его трактовке этот процесс нужно понимать как «развитие социальной природы или характера индивида, подготовка человеческого материала к социальной жизни»
Более детальное определение социализации дает Флиер А.Я. В его понимании, «социализация – это процесс введения человека в систему социального функционирования общества: в разделение труда и функций, в нормы политической лояльности существующему порядку и социальной адекватности как члена социума, в систему разделения и исполнения разнообразных (по ситуации) социальных ролей, в коды и языки социальной коммуникации, в знания, умения и навыки какой-либо специальности и т.п.»
Социализация актуализируется благодаря наличию определенного перечня факторов, классифицированных А.В. Мудриком в четыре группы:

o мегафакторы (мега - всеобщий) – космос, планета, мир, которые влияют на социализацию всех людей планеты Земля;
o макрофакторы (макро - большой) – страна, этнос, общество, государство, которые влияют на социализацию людей, живущих в определенной стране, государстве; Факторы социализации:
o мезофакторы (мезо – средний, промежуточный) – условия социализации больших групп людей, выделяемых: по местности и типу поселения, в которых они живут (регион, село, город, поселок); по принадлежности к аудитории тех или иных сетей массовой коммуникации (радио, телевидение и др.); по принадлежности к тем или иным субкультурам;
o микрофакторы – наиболее важная группа факторов, оказывающая непосредственное влияние на социализацию индивида, ближайшее социальное окружение (семья, группа сверстников, государственные и общественные организации, микросоциум).

Для реализации программы социализации используются два типа средств:
• специальные: элементы воспитания и образования (особенно профессиональное образование);
• обыденные: связанные со всеми актами социального взаимодействия и коммуницирования индивида со своим социальным окружением (прежде всего с «малыми социальными группами», в практику жизнедеятельности которых он не включается).

Как видно из вышеизложенного, процесс социализации иллюстрирует преимущественно социально-экономический срез общества. Но в рамках этой сферы можно четко проследить тот же принцип иерархической организации, относительно центрирующей ценности (ценностей) ¬– идеала.
На данном уровне, исходя из самого определения социализации, происходит целеполагание к какому-либо идеальному духовно-нравственному конструкту. Так, наиболее фундаментальная область, требующая «особого подхода» – это труд, отношение и нормирование его между членами общества. Пример можно привести из современного техногенного общества, которое, как никакое другое экономически ориентировано. О ценностях техногенной цивилизации писал Степин В.С., цитата из монографии которого приведена ниже: «…Ценности техногенной культуры задают принципиально иной вектор человеческой активности. Преобразующая деятельность рассматривается здесь как главное предназначение человека. Деятельностно-активный идеал отношения человека к природе распространяется затем и на сферу социальных отношений, которые также начинают рассматриваться в качестве особых социальных объектов, которые может целенаправленно преобразовывать человек. С этим связан культ борьбы, революций как локомотивов истории…».  Со слов несомненно авторитетного академика Степина В.С. можно вывести существенный для данного исследования вывод.
Озвучить его можно так: современное общество знания фундируется на деятельностно-преобразующей активности, посему достоверные знания и основной их источник – наука, – наивысшая ценность. Подтверждает это другая цитата из той же монографии «…наука воспринимается как одна из высших ценностей цивилизации и культуры».  А теперь рассмотрим эту информацию в следующей модели.
Наука в современном обществе преимущественно практико-ориентированная, нацеленная на тот или иной результат. Это объясняется хотя бы тем, что серьезную долю исследований спонсируют именно корпорации. Тем не менее, идеалы, заложенные еще в Новое время и Просвещение, остаются прежними – «научное знание ради истины и познания мира». Суть здесь лежит в том, как понимать науку: как абстрактно институализированный процесс производства, верификации, систематизации и т.д. знаний об окружающем мире или же как идеализацию рационально-критического способа познания окружающего мира, как наиболее логичного и прочих его преимуществ. В рамках вышеизложенного, наука, по сути, действительно представляет собой абстрактный идеализированный конструкт, символ научного познания в его институализированной форме. В именно такой ипостаси, мы можем смело утверждать, что «идеальная наука» – недостижимый проект, как и любой другой идеал, что ни раз подтверждалось в истории философии (на смену позитивизма пришел неопозитивизм, переродившийся в аналитическую стратегию). Таким образом, ценность науки в современном обществе – духовно-нравственная, т.к. задает идейную основу целеполагания целой цивилизации, носит универсальный, сакральный (но не мистический, в отличие от религии!) характер.
Ниже ценности идеала науки (опять же, речь об абстрактном идеальном символе, а не совокупности практический и теоретических дисциплин) идут символизированные идеалы знания, образованности и т.п. Вокруг этих ценностей, которые при анализе в рамках подобного понимания проявят такую же абстрактно-идеальную «природу», формируются ценности образованности, эрудированности, образования и воспитания. По мере дробления и отдаления от идейного истока – «идеальной наук軬 – несложно заметить степень материализации, т.е. подтверждение абстрактного символа символом материального мира («образование» – «школа»). Фактически, обнаруживаются две взаимно стремящиеся «силы»: ребенок идет в школу для в той или иной степени реализации и воплощения идеала образованности и эрудированности, социум же через этот самый идеал эрудированности и образованности и образовательные средства обеспечивает себя социально конкурентоспособными личностями, способными к сохранению общественной традиции. Но, говоря об этих двух «силах», стремящихся друг к другу, нельзя указать некую точку равновесия. Точки «стыка» нет и быть не может, т.к. процессы, происходящие даже в данном конкретном примере, сложны и варьируют в рамках индивидуальности и уникальности каждой отдельной личности, а также неповторимости культур во всех разнообразных её проявлениях.
Второй важный вывод, который можно вывести уже из вышеизложенных рассуждений на цитаты Степина В.С. -   социализация, как специфическая «огранка» человеческой личности под нужды общества – иерархичный, разветвленный, циклический процесс, являющий собой открытую саморегулирующуюся и саморазвивающуюся систему, чувствительную и необходимо зависящую от амплитуды изменений компонентов этой структуры.
Пример науки был приведен неспроста. Возвращаясь к средствам социализации, которыми Флиер А.Я. указал два блока: специальные и обыденные средства, в современном обществе действительно синкретично вплетены в процесс формирования Человека Социального. И те, и другие средства прямо или косвенно пересечены с важнейшим явлением социальной жизни – образованием. Сегодня, как известно, образовательные программы являют собой не только изложение научных знаний, но и содержат воспитательно-назидательные смыслы. Воспитание и научение, ретрансляция знаний само по себе становится наукой. Это подтверждает очередной раз правомерность подхода к пониманию духовных ценностей (духовных ценностей современности) как к наиболее фундаментальным, основное значение которых в построении системы формирования социально адаптируемых личностей, носителей определенных поведенческих паттернов  и аккумуляторов и экстраполяторов определенного типа духовной культуры в первую очередь, которая обеспечивает своеобразно коллективный бессознательный образец модели существования человека в обществе себе подобных во всем многообразии взаимоотношений в разных кругах бытия. И в рамках совместного существования множества личностей данный процесс свидетельствует о «мета-статусе» духовно-нравственных ценностей в процессе социализации.
Современная социология в рамках одного из подходов, выработала две основные стадии социализации: первичная и вторичная (ресоциализация). В рамках первой стадии предполагается усвоение ребенком определенных социокультурных норм, предлагаемых обществом, в котором локализуется ребенок. Во втором же случае речь идет о калибровке, маркировке и интерпретации «результатов», полученных при первичной социализации и последующей их трансформации в личностно важные и значимые, оформленные жизненным опытом максимы (традиции, ценности, знания, элементы политической, психологической и экономической культуры и пр.), подлежащие к передаче последующим поколениям.
Как упоминалось ранее, «культура-человек-общество» – это гештальт, который следует рассматривать именно в его единстве. Поэтому, центрируя общественный срез бытия личности в призме социализации, мы не исключали духовно-нравственных и культурных лейтмотивов, что было бы неправильно и исказило бы объект и предмет исследования. Однако, в культурологии существует понятие, синонимичное по смыслу социализации, но имеющее больший культурный контекст. Речь идет об инкультурации.
Термин инкультурация введен в 1948 г. американским этнографом и культурологом М.Херсковицем. Схожий по значение термин был предложен примерно в то же время социальным антропологом К.Клакхоном – культурализация. Причина введения нового понятия была обоснована недостаточностью термина социализации, не охватывающего усвоения когнитивных образцов культуры.  Фактически, разница в сути понятия заключалась в том, какое основание легло в базис процессов «вплетения» человека в окружающий его мир: общественные отношения (социальна антропология, локализация которой – европейский регион, североамериканский же регион предложил версию подобного процесса с основой, укорененной в культурных феноменах и фиксирующих её первостепенную важность).  Николаев В.Г. в «Культурологии XX века» фиксирует тот факт, что о сути, инкультурация – термин, который лишь дублирует смысл понятия социализации, расширяя его до размытых и нечетких оснований, также в работах североамериканских мыслителей (культурная антропология Л.Поймана, Р.Бенедикт, М.Херсковица), использующих этот концепт порой прослеживается не вполне правомерная попытка противопоставить общество культуре.
Российский исследователь Флиер А.Я. же придерживается иной позиции, определяя инкультурацию следующим образом: «Инкультурация – это процесс придания личности общей культурной компетентности по отношению к установлениям того общества, в котором она живет. Сюда входит освоение прежде всего системы ценностных ориентаций и предпочтений, принятых в обществе, этикетных норм поведения в разных жизненных ситуациях, более или менее общепринятых интерпретативных подходов к различным явлениям и событиям, знакомство с основами социально-политического устройства государства и законопослушного поведения в нем, определенные познания в области национальных и сословных традиций, господствующей морали, нравственности, мировоззрения, обычаев, обрядов, обыденной эрудиции в социальном и гуманитарном знаниях и т.п.,<…>».
Таким образом, несмотря на два различных подхода  компетенции термина инкультурации, имеет смысл придерживаться точки зрения Флиера А.Я. (в чем он единодушен с представителем антропологического релятивизма в культуре Херсковицем М.), что позволяет рассматривать социализацию и инкультурацию как два взаимодополняющих процесса адаптации человека к жизненному пространству, своеобразно, это условно две ипостаси одного и того же процесса адаптации.
Если социализация (в одной из её дефиниций) имеет задачу «обучить» человека определенной социальной роли, то по тому же принципу инкультурация предполагает нахождение личностью своей культурной ниши. Происходит это через всевозможное обращение человека к «культурным текстам». Механизмы этого обращения и общения разнообразны и детальнее рассматриваются в различных концепциях теории коммуникации (Хабермас Ю., Дриккер А.С., Кинкейд Л. и др.). Для данного же исследования такой формы адаптации как инкультурация, стоит отметить необходимость обращения индивида к некоторому информационному коду, «источнику», который непосредственно и являет собой конгломерат ценностных структур, доступных к когнитивному освоению. «Носителем» подобного рода структур является «культурный текст», существующий через многообразие артефактов культуры – знаками, насыщенными глубокими формами символизации некой нравственной и духовной программы, эклектично сформированной и имеющей свой метатеоретический генезис.
Понятие «культурного текста» рассмотрено у  Лотмана Ю.М. как «многослойный и семиотически неоднородный текст, способный вступать в сложные отношения как с окружающим культурным контекстом, так и с читательской аудиторией, перестает быть элементарным сообщением, направленным от адресанта к адресату. Обнаруживая способность конденсировать информацию, он приобретает память» .
Подобное понимание теста приводит и Р.Барт: «Ныне мы знаем, что текст представляет собой не линейную цепочку слов, выражающих единственный, как бы теологический смысл («сообщение» Автора-Бога), но многомерное пространство, где сочетаются и спорят друг с другом различные виды письма, ни один из которых не является исходным; текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников».
Объединить множество текстов в их постмодернистском понимании можно термином Ж.-Ф. Лиотара – нарратив и метанаррация, как более общего порядка конгломерат. Хорошо определил нарратив в интересующем нас ключе К.Мэррей: «<…> сюжетно-повествовательная форма, которая предполагает сценарий процесса опосредствования между представлениями социального порядка и практикой индивидуальной жизни. В ходе этой медитации и конституируется идентичность: социальная через «инстанциирование» (предложение и усвоение примерных типов ролевого поведения) <…>»
Множество нарративов объединяются в понятие метанаррации – «<…> существование концепций, претендующие на универсальность, доминирование в культуре и «легитимирующих» знание, различные социальные институты и образ мышления» . На этом уровне изначальный культурный код (текст) приобретает невербальный, формально-логический характер, но от отрыва от его материальной формы (Письма, например, если в русле рассуждений Р.Барта), не только не теряет своей идейной формы, но скорей преодолевая её, становится бессознательно «впитываемым» объектом, жизнеспособным не только в сознании Читателя, но в сознании аудитории, сгруппированной некой общность, например, географичекой локацией (что ведет к формированию личностей-носителей национальной культуры).
Таким образом, конкретные артефакты культуры («культурные тексты») в рамках определенных локаций со всем возможным спектром их смыслов многократно трансформируются коллективным бессознательным до определенного уровня их абстракции, приобретают статус невербальной, формально-логической структуры, общедоступной и общепонятной для усвоения и интерпретации. Следует отметить, что форма существования такого дискурсивного синтеза скорее процессуальность, нежели некая ставшая данность. Специфика такой формы существования заключается в функционале знака (текста, письма, кода и т.д.) любого уровня абстагирования – коммуникативность и преемственность. Иначе говоря, любой знак (символ) потенциально «жаждет» быть воспринятым и понятым, иначе сама суть его не имеет значения.
Посему становится очевидной прямая связь дискурсивной культуры с человеком посредством инкультурации. Культура в этой интерпретации – конгломерат знаков,  созданных с одной целью – быть прочтенными и понятыми. Инкультурация же в этом ключе – естественная когнитивная функция, необходимая наравне с удовлетворением биологической потребности. Личность осязает, понимает и интерпретирует культуру для утверждения себя самой как носителя сознания.
Инкультурация как принятие и трактовка знаков и символов культуры происходит в две стадии (по версии Херсковица М.). В целом, сопоставимо с фазами социализации.
Первая стадия инкультурации – детство. На этой стадии происходит усвоение ребенком языка, норм и ценностей культуры. Херсовиц М. отмечает инструментарный статус ребенка как личности – носителя сознания, чтобы избежать мнения о пассивности. Посредством систем поощрений и наказаний и прочими воспитательными и образовательными приемами, родители добиваются двух результатов: похожесть на себя либо же непохожесть.  Но, так или иначе, сознание ребенка фиксирует и вбирает в себя определенные образцы. Далее мы видим то, что А.Камю отобразил в «Человеке бунтующем»: отрицание какой-либо системы лишь подтверждает её существование, т.к. невозможно опровергать то, чего не существует в сознании как объект физической или духовной реальности.
Из этого следует, что всевозможные проявления культурных (да и социальных) девиаций не опровергает наличествующей «легитимирующей» системы, а подтверждает её релятивность и биполярность. В отличие от естественных наук, противоположность в подобной системе создает не парадокс, а подтверждает её целостность и устойчивость. Причиной подобной ситуации является строение самой культуры как знаково-символьной структуры на принципе бинарных оппозиций, как это установил на примере архаичных культур К. Леви-Стросс. Важным моментом является тот факт, что в рамках таким бинарных оппозиций, отсутствие одной из структур полностью обессмысливает другую в семиотической и семантической проекции. 
Вторая стадия инкультурации – зрелость. На этом этапе человек переходит к активной, культуротворческой деятельности. Полученные в детстве навыки, принципы и знания проверяются на предмет соответствия их жизненным потребностям человека. В результате такой калибровки, некоторые привитые паттерны в самом широком смысле этого понятия «отбраковываются» и заменяются вторичными формами, которые уже имеют культуротворческий потенциал как минимум в рамах малых социальных групп.
Взаимосвязь двух важных форм адаптации человека к социуму с его культурной составляющей очевидна, но, тем не менее, ученые все еще не пришли к единогласному мнению по поводу взаимоотношения инкультурации и социализации.  Так, например, Д.Матсумото указывает на более обширный статус инкультурации, наделяя социализацию инструменталистскими тенденциями «раздачи» социальных ролей. Другой исследователь М.Мид настаивает на другой точке зрения. Он понимает социализацию как процесс привития норм культуры вообще, а инкультурация является частным специфическим «ответвлением». Расплывчатость подобных детерминаций диктуется сложностью самого понятия культура. В зависимости от того, каким контекстуальным смыслом наполняет исследователь культуру, зависит спектр ключевых функций культуры и, соответственно, специфика механизмов реализации культурных программ в обществе.
«Хотя исследователи с разных точек зрения разграничивают интересующие нас понятия, они сходятся в одном: в подчеркивании большей универсальности социализации и большей специфичности инкультурации. Но если рассматривать развитие отдельной личности, то становится очевидным, что в этом процессе достигается специфичная для определенной культуры социализация и общая инкультурация»
Подытоживая изложенное в данном параграфе, можно указать на следующие выводы.
1. Культура – центрирующая матрица ценностей, обеспечиваемых наличием и спецификой «культурных текстов», через которые происходит коммуникация человека с культурой.
2. Целью такой коммуникации является формирование носителя и ретранслятора заданных культурой общества параметров, обеспечивающих гармоничное функционирование общества и его устойчивую эволюцию.
3. Посредством коммуникации такого рода протекают процессы инкультурации и социализации, фиксирующие аккумулирующую, адаптивную, воспитательную и образовательную функции культуры первоочередно.
4. Социализация – процесс приобщения личности к обществу и формирование у него специфического мировоззрения для определения и занятия определенной социальной роли.
5. Инкультурация – процесс усвоения человеком норм, морали, системы нравственности и ценностных ориентиров культуры общества, в котором локализована личность.
6. Социализация и инкультурация – нелинейный, стадиальный процесс.
7. В научной среде нет четко выработанной точки зрения по вопросу взаимоотношения инкультурации и социализации.







2.2 Социокультурные механизмы социализации

В предыдущем параграфе были рассмотрены две основные формы адаптации личности к культурному сообществу: социализация и  инкультурация. Темой для отдельного рассуждения может служить проблема взаимозависимости одной формы от другой, однако, исходя из идейной базы марксизма, и концепций социального действия (М.Вебер, Т.Парсонс, Ю.Хабермас), а также из принципа психологического замещения физиологических инстинктивных побуждений когнитивными конструктами различной специфики, следует отметить, что тема потребления и удовлетворения биологической потребности материальными ресурсами первоочередна относительно остального, «надстроечного». Таким образом, деятельность человека в любом её проявлении направлена на удовлетворение нужд материальных, а духовно-нравственная сторона, мораль, объединяемые символизмом культуры каждого конкретного общества и в их совокупности, выражает отношения регулирования степень доступа и принципы пользования материальными благами. Соответственно, социализация будет выступать как наиболее укоренная в физиологическую сущность человека, обеспечивающая его выживание, а инкультурация же носит нормирующий, идейно-формальный характер.
Но при этом было бы заблуждением утверждать неравноценность этих процессов. Напротив, они качественно дополняют друг друга. Так, например, личность, успешно вписавшаяся в структуру общества («социализированная») получает подтверждение правильности и исключительности его нравственных убеждений, получив определенную долю своих материальных благ. И напротив, девиантное поведение и асоциальность как таковая дает деформированный вариант нравственной системы личности, принуждает в рамках вторичной социализации ломать традиционные устои. Неспособность заменить «отбракованные» ценности новыми порождает личность социально опасную, дивергента общественной системы, который с высокой долей вероятности будет дистанцирован и отрезан от тех материальных благ, которые могли бы удовлетворить его потребности и укрепить в солидарности и конформности какой-либо программе социокультурного развития.
Таким образом, социализация – наиболее фундаментальная интенция личности, опосредованная процессом инкультурации и неразрывно с нею связанная. Потому, следует обратить внимание именно на специфику механизмов социализации, имплицитно содержащих в себе компоненты процессов инкультурации и в разрыве с последними не существующие в человеческом обществе.
Процесс социализации можно рассматривать со многих позиций, в связи с чем мы получим хоть и подобные, но с существенными отличиями механизмы и компоненты. Но углубляясь в культурный, а точнее духовно-нравственный контекст, вырисовывается возможность усмотреть общие закономерности, характерные как для глобальных процессов становления так называемого космополитизма в структуре «Я», так и до более частных проявлений формирования гендерных аспектов понимания своей самости, профессиональной компетенции и т.д.
Наиболее существенным моментом в социализации является коммуникация. Своеобразно, это медиум между системами глобального порядка и личностными структурами.
Определение, которое даёт этому понятия энциклопедическая литература следующее: «Коммуникация (лат. communicatio - сообщение, передача) смысловой и идеально-содержательный аспект социального взаимодействия. Действия, сознательно ориентированные на их смысловое восприятие, называют коммуникативными. Основная функция К. - достижение социальной общности при сохранении индивидуальности каждого ее элемента» .
Однако важно зафиксировать и другой аспект дефиниции этого сложного понятия, более обширный, и в результате мы получим феномен межкультурной коммуникации, которую профессор А.П.Садохин определил следующим образом: «Межкультурная коммуникация есть совокупность разнообразных форм отношений и общения между индивидами и группами, принадлежащими к разным культурам» .
Так, коммуникация, отыгрывающая роль проводника в социализации, заключается не только в феномене межличностного общения, но и в «соприкосновении» сознания личности с нравственными системами, утвержденными в культуре.
В процессе коммуникации реализуется такой проводящий структурный элемент как действие. Весьма авторитетно и исчерпывающе излагаются теории социального действия у таких авторов, как М.Вебер и Т.Парсонс. Для иллюстрации данного рассуждения воспользуемся моделью М.Вебера .
Социологическая модель ученого формируется на выделение четырех «чистых» типов действия: 1) действие, направленное на некоторую цель (целерациональное действие); 2) действие скоординировано какой-либо духовно-нравственной, высшей ценностью (ценностно-рациональное действие); 3) действие, спровоцированное эмоциями и страстями (эмоциональное / аффективное действие); 4) действие, истоком которого является укорененность в традицию, привычку (традиционное действие).
Первые два типа действий, по М.Веберу, – рациональные, т.к. полагают осмысленный подход к активизации. Предполагается понимание мотивов действия, что отличает их от аффективных и традиционных, которые могут проявлять себя даже как невротические расстройства. 
Таким образом, прослеживается аналогия: действия ради некоторой цели и некоторого идеала – активный конструкт социализации. Два других типа действий – это глубинный корень (соспоставимый с проекциями бессознательного по З.Фрейду) и реакция сознания на некоторую ситуацию (эффективные действия, даже если речь идет о невротических расстройствах в рамках того же фрейдизма ). Посредством действий в социуме, человек выявляет их качество и персональную адекватность, а также формирует своё оценочное суждение. И надо понимать, что такая же специфика сохраняется и при межкультурном коммуницировании, а также при при типах коммуникации, где фигурирует проекция «Оно», «Другой», либо иная ипостась оппозиционно настроенной фигуры, будь то другой человек, либо культурный текст.
Но, говоря о коммуникации между человеком и неким культурным знаком, поднимаются несколько иные пласты: то, что в философии называют герменевтической проблемой. Вопрос остается за тем, каков процесс «герменевтики обыденности» и каковы его закономерности, что заслуживало бы отдельного рассмотрения. Несомненным остается тот факт, что любое действие, будь то преобразовательная активность материальной реальности или же проекция таковой или когнитивные «пробы» имманентно ориентированы на коммуникацию различных уровней, а также являются своего рода верификаторами предлагаемых культурой общества нарративов.
Итак, действие и коммуникация – консеквент, обусловливающий возможность функционирования процессов социализации. Действия – атомарные векторы «исследования» жизненного пространства, а коммуникация – это соединительный элемент всех уровней, стадий и элементов социализации. Коммуникация – это потенция в протекании механизмов социализации. Соответственно, чем лучше налажена подобного рода «связь», чем число коммуникационных каналов выше, чем больше культурных артефактов (в самом широком смысле) может затронуть сознание личности, тем сложнее и многогранней формируется «Я».
Несомненно, не все информационное потоки могут быть усвоены, тем более усвоены верно и с целью гармонизации. «Я»-образ – результат не только социокультурного влияния. Весомую долю в этом имеет также генетические склонности человека, обусловленные физиологией. Интеллектуальные данные, да и не только они, разнятся от личности к личности, потому, если представить два разных человека, постигающих идентичный информационный блок, то в результате маловероятно мы получим два идентичных человека. Можно назвать положительные и негативные стороны подобного явления, но ведь именно благодаря этому достигается многообразие проявлений культуры и, как следствие, высокий адаптивный потенциал подобного рода дискурса. В таких условиях, практически каждый человек имеет возможность адаптироваться к социуму по наиболее подходящему сценарию.
Любую функцию культуры можно прямо или косвенно опосредовать социализацией и её реализацией. Иными словами, культура и есть программа по социализации. Примеров тому очень много. Один из них можно смоделировать так: этика конкретного предприятия N. Учитывая способ производства, количество рабочей силы и специфику средств производства, руководством создается некий абсолютизированный макет предприятия, подаваемый как устав и распорядок работы, включая должностные инструкции. Сама форма такой подачи воли учредителей – результат их знаний ценности жизни в достатке и о всеобщем идеале процветающего предприятия, приобретенных от внешних источников и закрепленных традициями и нормами общества, в ареале которых находится предприятие N.  В результате, в этом микро-культурном пространстве формируется программа, которая реализуется через адаптацию работников к ней. Программа эта, несмотря на свою явную целерациональную природу, укоренена в «культурных эйдосах», она соответствует времени и специфике общества, ориентируется на некий всеобщий духовно-нравственный принцип (ценность), характерный для данного социума. Итак, через функционирование предприятия N, личность (работник) помимо конкретных уставов производственных учреждений формирует представление о каком-либо аспекте культуры (в данном случае тенденции общества в ведении хозяйствования и обеспечения себя материальными благами), которое общепринято и имеет всеобщее значение, выражает некую идеализированную проекцию и объединяет всех членов общества (группы) массовым стремлением к себе. Очевидно, что сейчас мы определили ценность, но материальную. Если добавить к предыдущему определению отношения нормирования и «порядок эмоционирования» по данной материальной ценности, то выйдет уже духовно-нравственная символизация.
Изложенный выше пример, конечно же, узко частный. Важно то, что подобные отношения социализации между S – субъектом, который должен «социализироваться» и О – объектом-носителем программы социализации на различных её уровнях останутся теми же и будут подчиняться тем же закономерностям. Чтобы доказать это, рассмотрим детальнее сам механизм социокультурной социализации.
В параграфе 2.1 «Основные формы адаптации в обществе» при исследовании социализации были выявлены две её стадии: первичная и вторичная. Условно они сопоставимы с этапами инкультурации: детство и зрелость. Потому и рассмотрение механизмов формирования Человека Социального будет происходить в этой призме.
«Строительство» человека как носителя определенной мировоззренческой системы зависит от трех измерений социокультурных механизмов социализации:
1. Надличностное (объективное);
2. Личностное (субъективное);
3. Репрезентативное (социальное).
В пределах первого измерения – надличностного (объективного) задаются исходные социокультурные параметры личности. Фиксируются они в объемах понятий ценностей региона. На объективном уровне ребенок, который в системе сложных общественных связей и закономерностей по сути является tabula rasa, находится полностью в пассивном состоянии. Это весьма важное измерение, являющееся определенного рода «мета-реальностью», которая задает алгоритм функционирования и взаимодействия определенных симулякров, составляющих гиперреальность – матричную структуру культуры общества (группы, региона) в целом.
Важнейшим фактором, обеспечивающим пред-социализацию на этом уровне, является культурная локализация . Совершенно определенно, что от младенца не зависит в какой среде и в каком окружении он родится. Окружающая среда является полотном, задающим исходные тенденции на формирование определенного мировоззрения.
Культурная локализация подразумевает под собой консолидацию членов группы, опосредованной какими-либо общими чертами и специфически отличаемой от других социальных групп .
Общность в подобной социальной группе обеспечивается благодаря некой центрирующей единице – главенствующей духовно-нравственной ценности , вокруг которой выстраивается вся система социальных отношений и принципы конституирования. Центрирующая единица в данном контексте – сборный символ, т.к. синтезирует в себе несколько «идеалов»: религиозные воззрения общества как нравственный кодекс к отношениям в обществе, выражение ценности господствующего способа производства как экономическая проекция как способа достойного удовлетворения потребностей, политический «профиль» идеала как нравственное утверждение отношения соподчинения и покорности конституированным нормам с целью защиты интересов и охрану жизненного пространства личности от других, эстетический аспект идеала формирует потенции к конституированию зрительной формы, облика самой личности и его жизненного пространства; и последний – обыденный срез, фиксирующий и предполагающий персональную историю конкретной социальной группы и соответствующую «идеологию».
На самом деле, в результате такого «глобального» синтеза, центрирующий идеал – концентрат духовно-нравственных ценностей наивысшего порядка, получается довольно нечетким. В такой структуре невозможна четкая дихотомия, что, с одной стороны, дает варианты для более гибкой социализации индивида, а с другой, открывает горизонты для проявления социальных девиаций. Так или иначе, само объективное измерение, предшествующее социализации и задающей её параметры – нестабильная система, стремящаяся и созидаемая из сборного идеала – формального конструкта такого уровня абстрагирования, что подобный идеал приобретает статус симулякра, полностью оторванного от своего генетического источника и с гипертрофированными специфическими чертами. Проявления отклонений и девиаций в данном случае – естественный итог функционирования подобной системы.
Важным инструментом объективного измерения механизма социализации является язык. Он наиболее полно выражает принадлежность к определенной культурной локации и открывает доступ к культурным текстам региона.
Принадлежность к какой-либо языковой группе формирует, в последствии, чувство причастности к социальному сегменту. Это важная специфическая черта, удерживающая носителей языка в рамках одной социальной группы. Несомненно, барьеры, создаваемые языковым пространством, не являются непреодолимыми, но совершенно очевидно являются резисторами на пути к растеканию культурного сообщества. На частном примере, это способствует сохранению национальных культур и недопущению массовой ассимиляции культурного наследия .
Благодаря консолидирующей функции языка происходит социокультурная маркировка членов группы. Этот момент также является предпосылкой, но лишь в первичной фазе. В дальнейшем, благодаря воспитательным и образовательным процессам, возможна рекалибровка по этому принципу. Но это происходит уже в реперезентативной проекции (социальной), транслирующей опыт и результат двух других плоскостей: надличностной и личностной.
По итогу, подготовительный этап социализации заключается в социокультурной локализации человека (первичной). В рамках этого измерения задаются мировоззренческие перспективы социальной группы (общества). Важнейшим инструментом консолидации общества является язык как выражение лояльности группе и формирования идей самоидентичности . Роль субъекта, которому предстоит процесс социализации в рамках данного измерения пассивная.
Следующее измерение процесса социализации едва ли не самое важное и ключевое в становлении личности и самости. Этот этап носит личностный, субъективный характер и закладывает основы функционирования когнитивных процессов человека на всю последующую жизнь. Стадиально совпадает с первичной социализацией и начинается с рождения ребенка.
Первый социальный опыт ребенка начинается с общения с матерью – носительницей языка и определенного мировоззрения, фиксирующего социокультурные максимы общества, к которому принадлежит.
Формирование ядра социального происходит в возрасте от шести до восемнадцати месяцев, что утверждал французский философ Ж.Лакан, что в его концепции носит термин «стадия зеркала». Вот что писал психоаналитик об этой стадии: « <…> достаточно понимать стадию зеркала как некую идентификацию во всей полноте смысла, придаваемого этому термину анализом, а именно, как трансформацию, происходящую с субъектом, когда он берет на себя некий образ - на чью предрасположенность к этому стадиальному эффекту достаточно четко указывает использование в теории старинного термина имаго»   
«Стадия зеркала» важна тем, что ребенок начинает применять к своему физическому телу модели поведения взрослых и проявляет некоторый интерес к коммуникации. В концепции Ж.Лакана на этой стадии происходит формирования «Я-воображаемое», как первого опыта интеграции собственного существа в мир социально адаптированных взрослых.
Механизм передачи опыта в личностном измерении социализации – воспитание.
«Воспитание – целесообразное, произвольно направляемое взросление ребенка в социокультурном (духовно-практическом) пространстве человеческого общения».
 Существуют два основных способа воспитания:
• Авторитарный, основанный на понимании процесса как воздействия извне;
• Гуманистический, акцентированный на учитывании внутриличностных процессов воспитуемого.
Первый способ воспитания предполагает жесткую дисциплину, культ какого-либо авторитета (в патриархальных обществах такую роль выполняет отец семейства. ). Главными добродетелями воспитуемого объявляются покорность, скромность, склонность к коллективизму. Характеризуемый стиль воспитания преимущественно свойственен государственному устройству восточных деспотических иерархий с их традиционной системой ценностей. В западном мире данный тип воспитания не признается продуктивным.
Второй способ воспитания характеризуется акцентом на воспитуемого. Целью такого воспитания становится не унификация, обезличивание и стандартизация под нормы социальной группы, а раскрытие в личности творческого потенциала с учетом её психофизиологических особенностей. Глубокая ориентация такого способа воспитания на духовный мир воспитуемого порождает понимание самого ребенка как ценности. Своеобразно, воспитуемый обособляется и индивидуализируется. Данный способ адаптировался в западной культуре.
Объединяет оба стиля воспитания необходимость межличностной коммуникации, которая посредством вербальных и невербальных средств передает социокультурный контекст группы воспитуемому. В процессе самого общения создается то, что раньше мы определили как маркировку личности. Этот процесс достигается за счет двух противоположных тенденций: формирование чувства идентичности и лояльности своей группе (интеграция в «свою» группу) и проведение линии демаркации с другими группами-носителями иных ценностей и воззрений, другого языка. Так закладывается нуклеарное единство в рамках семьи, дружественных коллективов, членами субкультур, наций и т.п.
В субъективном же измерении механизма социализации происходит установления способа познания мира. В предельно общих чертах может быть классифицирован на активный, преобразующий способ познания («экстраверсивный», характерен для западных культур, предполагает активное вмешательство в объективные процессы, познание мира как площадки для самореализации) и пассивный, наблюдательный («интраверсивный», характерен для традиционных обществ, ориентирован на молчание, медитацию, невмешательство в объективные процессы, познание себя как духовного существа). В рамках этих двух противоположных цивилизационных типов можно найти закономерности в культурной прослойке этих регионов: Запад «подарил» миру современную науку как способ преобразования ресурсов в материальные блага, а Восток – мощные духовные учения, ориентированные на понимание своей сущности и своего предназначения в мире.
Западная программа социализации реализуется посредством образования всех слоев населения.
«Образование – это одно из наиболее значимых средств воспроизведения сообщества и повышение потенциала его адаптивных возможностей и перспектив социокультурного развития. Основные социокультурные функции образования связаны с решением задач социализации и инкультурации личности обучаемого посредством трансляции ему фрагментов общего и специализированного социального опыта, накопленного обществом в целом и собственным сообществом в частности <…>» .
Говоря об образовании, как о совокупности институтов, наличию специальных дисциплин и функционалом в пользу социализации, которые предполагают самостоятельное постижение социокультурных максим, что успех их реализации зависит во многом от степени успешного «инкорпорирования» в социальную среду на ранней стадии – речь о дошкольном возрасте. В этой связи для наглядности личностное измерение механизма социализации удобно представить в трех хронологически последовательных ступенях:
; Дообразовательная – период формирования социального статуса личности от «стадии зеркала» до посещения образовательных учреждений;
; Образовательная – период методичного и целенаправленного овладения научными дисциплинами и углубленное знакомство с устройством общества.
; Переходная – период попыток применения полученных знаний в обществе. Знаменует переход к зрелости и активному социальному проектированию «Я» и своего окружения (работа, вступление в семейные отношения и т.п.)
Если образовательная ступень подразумевает первое «премирование» социальной ролью (отличник, двоечник, тихоня, непоседа и т.д.), которая требует от социализируемого самостоятельного исполнения, то на уровне дообразовательном происходит несколько иной процесс, который не похож на социальную активность целенаправленно обучающегося, но никак и не пассивное «растворение» в данностях.
Дообразовательная стадия личностного измерения социализации характеризует деятельностные активы субъекта в целом как мимикрию (подражание).
Изначально термин «мимикрия» вводит в зоологию естествоиспытатель и путешественник Г.Бейтс. Он обозначал этим понятием приобретение детального внешнего сходства между различными видами и семействами животных . Вскоре социогуманитарные дисциплины, в частности практическая психология, позаимствовали данный термин для выражения отношения подражания между людьми.
Изначально мимикрия ребенка направлена на воспроизведение образов «Воображаемого» , как это определил бы Ж.Лакан. Так, например, чтение сказок формирует у ребенка особый тип миросозерцания, фактически, мифологизированный образ реальной жизни общества. Тем не менее, с первыми сказками усваиваются образцы духовно-нравственных концептов (дихотомия добра и зла познается через гиперболизацию поступков и их результатов), реализуются принципы гендерной социализации (через взаимоотношение героев произведений и через самоотождествение ребенка себя с ними) и т.д.
Задача социализации дообразовательной стадии, соответственно, верификация стереотипов, господствующих в обществе через игру, как попытку «примерить» на себя какую-либо социальную роль.
Тенденция к подражанию – мимикрия – важный когнитивный инструмент социализации, наравне с языком. Благодаря этой специфической составляющей человеческой психики становится возможным создание некого стереотипа, опосредствованного системой социальных взаимоотношений. Фактически, стереотип являет собой своеобразный «рецепт», одобренный или негативно оцененный общественным мнением в социокультурном ракурсе.
По мере взросления человека доля мифологичности в процессе мимикрии падает. Происходит это по при причине аккумуляции некоторых социальных навыков и «освоения» ключевых стереотипов. А попытки их реализации в различных ситуациях, что чаще происходит со включением ребенка в образовательное учреждение, где у него появляется большая доля собственной активности нежели дома, приводят к повторной верификации социальной компоненты сознания, тоже посредством подражания стереотипу, в игровой форме, но уже в реальном социальном пространстве, что качественно отличает результаты обеих верификаций.
Родительская опека и забота обычно ограждает ребенка от негативных эмоций, насколько это возможно. Поэтому первая верификация «сказочных» стереотипов посредством игры в привычном домашнем окружении исключает напряженность, порожденную конкуренцией в учреждении. Отношения с группой себе подобных уже не могут гарантировать, что данная социальная роль непременно приведет ребенка к победе.
Учитывая, что личный опыт более значим для человека, нежели переданный в процессе общения, а процесс трансформации «сказочных» стереотипов ускоряется и приобретает все более ярко выраженную деструктивную окраску, то совершенно понятно девиантное поведение  подростков, знаменуемое не иначе, как «старые идолы рухнули, а новые еще не установили».
Переходный возраст в данном ключе не соотносится лишь с биологическим своим коррелятов. Переходные моменты могут быть обозначены множеством различных «экзистенциальных поворотов», таких как переход во взрослую жизнь с юности, от зрелости к старости и более ситуативные примеры, как рождение детей, смерть близких, переезд в отдельное от родителей жилье и т.д. Все эти моменты несут элементы разрушения привычного, потому вполне имеют право зваться переломными или переходными, как мы сделали выше.
Из этого следует, что личностная (субъективная) проекция социализации не носит циклический характер и предполагает периодические всплески и затухания. Все дело в самой специфике данного элемента социализации. Личностное измерение отличимо от других тем, что в рамках него происходит аккумуляция знания и опыта о жизненном пространстве и социуме, а также его апробирование посредством последовательных верификаций стереотипов.
Репрезентативное измерение социализации значительно расширяет свой инструментарий. Предполагается, что неким опытом социального взаимодействия можно делать, имея такой опыт или представление о нем. Первые попытки репрезентации можно пронаблюдать еще на ранних стадиях первых верификаций стереотипов, полученных через приобщение к культуре общества и конкретной группы через межличностную коммуникацию и игру. Пребывая в «образе» какого-либо героя, ребенок получает о себе в этой роли то или иное оценочное суждение со стороны авторитетного взрослого человека. Множество таких оценок фиксируется в памяти и становится компонентом бессознательного (например, будучи злым героем, ребенок усваивает, что он неприятен, некрасив и т.д. В последствии, эти знания переносятся на сознательный уровень мировоззренческих структур).
Количество межличностных отношений значительно возрастает в образовательных учреждениях, куда с довольно раннего возраста попадает ребенок. В связи с этим существенно расширяется количество и специфика коммуникационных каналов. Естественным образом возникает потребности общения и передачи информации. Именно с этих порогов начинается измерение репрезентативное, т.е. социально ориентированное.
Инструментарий здесь может быть самым обширным: начиная от дружеской беседы и заканчивая научным изобретением, которое имплицитно содержит в себе элементы специфически обработанных сознанием знаний, полученных в ходе «столкновения» с различными культурными проявлениями от артефактов  до нарративных повествовательных структур.
Цель и смысл третьего измерения заключается в непосредственной передаче накопленного социокультурного опыта. Это своеобразный «возврат» информации и знаний к источнику их проявления. Так, например, создавая собственную семью человек утверждает свой образец взаимоотношений, которые существуют в его сознании как стереотип. Подобного рода стереотип моделируется не только поведенческими паттернами его прошлого, но также содержит личностные проекции в форме надежд, ожиданий и представлений.
Личностная структура крайне важная составная часть социокультурного стереотипа. Благодаря ей осуществляется культуротворческая работа и расширяется её многообразие.
Отдельного внимания заслуживает творческая активность в рамках этого третьего измерения.
«Творчество – категория философии, психологии и культуры, выражающая собой важнейший смысл человеческой деятельности, состоящей в увеличении многообразия человеческого мира в процессе культурной миграции»   
Творческие преобразования в рамках социального измерения процесса социализации поддерживают эстетическую и аксиологическую функции культуры, предполагающие фиксацию и сохранение культурных образцов, а также наделение их ценностным статусом.
В предельно общем понимании, это наиболее продуктивная и прогрессивная ступень социализации. Деятельностные потенции направляются на воспроизводство и ретрансляцию обработанного культурного материала другим членам группы. На этом этапе личность сама может выступать ценностным, регулятивным и нормативным источником процесса социализации других индивидуумов, т.к. имеет в той или иной мере возможность экстраполировать личностно значимые либо приемлемые образцы на различного масштаба группы: от семейных отношений до руководства страной.
В этой связи важно отметить приоритетное значение медийной массовой коммуникации, как средства сохранения, передачи и распространения информации.
Подводя итог к этому параграфу, резюмировать можно следующее: социализация – нелинейный процесс, который происходит на протяжении всей жизни человека. Культура с её объемом информации об образцах и проектах человеческого существования, постигнутая индивидом – цель и результат социализации. Возможность социализации достигается за счет всевозможных каналов коммуникации.
Условно социализацию можно разложить на три измерения, в рамках которых происходят специфические процессы: надличностное (объективное), личностное (субъективное) и репрезентативное (социальное). Первое измерение предполагает некоторую «предзаданность» - данности социальной группы, которые существую независимо от индивида. Важнейший инструмент этого измерения – язык, выполняющий интегративную и дезинтегративную работу по маркировке социальных групп. Второе измерение акцентируется на усвоении стереотипов мировой культуры и культуры социальной группы, где локализован человек. Ключевые протекающие процессы: воспитание и образование. Инструментарий – игра, посредством которой происходит первичная верификация стереотипов. В рамках этого измерения протекают (не обязательно последовательно) три этапа, осуществляемые в рамках мимикрии к социальному пространству индивида: дообразовательный (расширение межличностных связей), образовательный (целенаправленное усвоение больших информационных блоков, характерных для культурной программы локации и последующая вторичная верификация стереотипов) и переходная (кризисная стадия полной или частичной деструкции существующих представлений до выработки новых). Третье измерение социализации расшифровывается через репрезентацию и воспроизводство личностно исследованных знаний в группы. Инструментарий: крайне обширен, но объединяется творческим потенциалом. Важной составляющей этого измерения является медийность средств комманукации, как возможности сохранять и передавать знания (знания о своих познаниях) другим членам группы. Результирующая стадия освоения какого-либо культурного явления, не исключающая параллельного течения социализации в рамках личностного измерения.


ГЛАВА 3. ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫХ ОРИЕНТИРОВ В ГЛОБАЛИЗУЮЩЕМСЯ МИРЕ

Современный мир как глобальная информационная сеть несомненно сложен для не только интерпретации, а для восприятия вообще. А то, что воспринято и интерпретировано вполне может оказаться какого-либо рода суррогатом. Четко схватил эту особенность Ж.Бодрийяр в «Симуляции и симулякре», отобразив мир социокультурных взаимодействий как феномен гиперреальности, в которой вынужден функционировать человек.
Вся суть может свестись к отношению личности к факту существования в симулякре: некоторым наличие симулякра и симуляции в обществе видится как естественная и необходимая мера, идейной основой которой является защита человека от всевозможного зла извне; иные же решительно противятся гнету подобной системы, но попытки выбраться из этой закономерности отбрасывают человека на еще один виток симуляции и к новому симулякру.
Система культурного пространства организована и структурирована отнюдь не исключительными персонажами истории, которые, в отличие от обычного «среднестатистического» человека отличались и оставляли свой след в истории. Культура, помимо того, что принято к ней относить, а это обычно достижения мирового искусства, – это способ сохранения своей человеческой сути, подтверждающий обособленность и специфику человека как биологического существа. В стаях животных также идет передача информации о способе осуществления жизнедеятельности, но вариативность способов жизнеустройства характеризует, пожалуй, только носителей сознания.
Эта вариабельность предполагает действительно широкий спектр для творчества в любом из видов деятельности: будь то профессиональное владение практическим навыком или же оригинальный способ существования с себе подобными. Структуралисты полагали, что принципиально качественно новое создать невозможно, т.к. новое – результат членения и синтеза предшествующих структур . Но даже если придерживаться этого тезиса, то исходя из количества структур, простор для творчества еще не скоро исчерпает себя. Человек – это скриптор, утверждает структурализм, но смерть Автора не умаляет творческого потенциала скриптора. Это лишь сбрасывает завесу сакральности со вполне очевидных и логичных закономерностей человеческой активности.
Данное рассуждение приведено в апологию тезиса об особом статусе человека на протяжении всей мировой истории. Кем бы ни знаменовали этот этический идеал, он всегда был концентратором духа своей эпохи: венец творения, идеальная машина, созданная Богом, животное, наделенное сознанием, проекция своего самоосознания и т.д. Примечательно то, что все историко-философские модели человека действительно являли собой образ – своеобразную «гравюру» духовно-нравственной идеи эпохи вплоть до того, как Ф.Ницше утвердился в том, что «Бог мертв», а вместе с тем похоронена и традиционная система человеческой нравственности. Позднейшие попытки реабилитации исходного варианта духовности в культуре скорее вызывали скептические оценки, нежели благодарность со стороны тех, кому эта духовность предназначалась. Духовно-нравственный идеал человека как некий застывший слепок разрушился, а на место его пришел релятивизм и протяженность самого понятия духовности. Человеческий идеал трансформировался из совокупности в процессуальность крайне неясного качества.
Хаос мировых войн и прочих конфликтов, глобальные проблемы утвердили несколько иной принцип мироустройства, нежели видел вышеупомянутый Ф.Ницше. «Мораль господ» от реально существующих в физической данности представителей человечества отошла культурному дискурсу и его строгим набором условий, а ressentiment «заразил» всех жителей планеты, каждого по-своему, но тем не менее поразил.
З.Фрейд неудовлетворенность культурой считал следствием психофизических особенностей, поэтому вполне естественной. Интересно лишь то, что человеку, с учетом вышеизложенного, не остается ни единого шанса стать свободным и счастливым. Но при этом стоит помнить, что «мораль господ» делегировал культуре именно сам человек, запертый в плену страха за удовлетворение своих нужд.
Подобную же сюжетную линию развития человеческой натуры поднимал и Достоевский Ф.М. в своей «Легенде о Великом инквизиторе», являющейся существенной философской компонентой «Братьев Карамазовых». Как следует из этого отрывка, данная людям свобода им не нужна, и основное стремление испуганных ответственностью является избавление от бремени свободного выбора.
Единственным решением в подобной ситуации является иррациональная практика, предоставляемая религиозными учениями, обещающими свободу и благодать в ином измерении, но при условии покорности, смирения и повиновения в мире тварном, что, несомненно, очень сильно отдает духом манипуляции.
Таким образом, Человек и его образ как духовно-нравственный конструкт изначально «настроен» на зависимое положение. Иной вопрос: кому или чему повинуется сущностная основа личности.
Несмотря на очевидный пессимизм такого положения вещей, интенция к конформизму имеет и положительный эффект, как например, возможность приведения сознания социального сегмента к некому общему нравственному основанию, благодаря чему происходит интеграция и консолидация, положительно сказывающаяся на выживании отдельно взятых индивидуумов.
Возвращаясь к истории философии, особенно к современному её периоду (XX в.), заметен серьезный сдвиг в мировоззрении. Во-первых, возрастает количество авторитетных когнитивных моделей миропонимания, во-вторых, значительно увеличивается объем информации, благодаря развитию СМИ и компьютеризации. Эти два качества оформляют хоть и не радикально, но иной тип человека. Речь о Человеке Знающем.
В современном обществе такая личность играет исключительную роль. Из-за крайне интенсивного усложнения форм общественной жизни истребован тот, кто способен к быстрому реагированию и максимальному вживанию в матрицу общества. Так, время, которое уделяется на каждый атомарный элемент социализации максимально сокращается. Не способный на такую конкурентную борьбу индивидуумы объявляются маргиналами и функционируют в рамках всех «побочных эффектов» современности: нищета, безработица, дискриминация и т.д. Важно понимать, что это не принципиально новые явления, а эволюция всегда существовавших элементов, что дает определенные преимущества.
Процессуальность человеческого образа в духовно-нравственном срезе и его нечеткие границы – результат слома системы ценностей XIX в. и развитием научного знания, что, как следствие, привело к новому экономическому подходу. Огромный запас научных знаний спровоцировал их обширное практическое применение, локализация природных ресурсов же выявила необходимость кооперации крупных сегментов общества, как например, межнациональное сотрудничество. Результатом апробирования и определенных успехов этой программы явился феномен глобализации, как современного «статуса» экономики и культуры в целом.
Существует множество определений глобализации, приводить здесь которые не имеет смысла. Главное для данного исследование в этом феномене – это исключительная консолидационная и интеграционная мощь, настолько всеобъемлющая по своим параметрам, что буквально ломает основания самой культуры в целом.
Как упоминалось выше, глобализационные процессы затрагивают изначально экономические интересы. Как это трансформирует духовно-нравственную составляющую культуры?
Необходимость удовлетворения экономически ориентированных потребностей на межнациональном уровне предполагает большую долю конвенциональности. Фактически, национальность, разграниченная самой культурой от других самобытной культурой, языком, способом ведения хозяйства вынуждена идти на компромисс и нивелировать культурные различия. В обществе появляется толерантность, как хоть и не новый, но поднятый на новый уровень способ выражения лояльности уже не своему государству, а к другим «государствам-сотрудникам».
Более глубокое «содружество» выражается в толерантности к национальной культуре другого народа и системы его духовно-нравственных ценностей, что также фиксируется в культурных аспектах глобализации. Происходит то, что культуролог Флиер А.Я. называет «аккультурация» и «ассимиляция», выражающих внедрение в личностное культурное пространство элементов чужих культур и слом прежних мировоззренческих структур с образованием новых синтетических кросскультурных систем ценностей соответственно .
Однако, аккультурация и ассимиляция – не всегда мирно протекающие процессы, обеспечивающие глобальную интеграцию. В качестве примеров негативных аспектов можно назвать обостренные формы национализма, фашизм, шовинизм и как особо неприемлемую форму – геноцид. Все эти явления совершенно очевидно не могут зародиться сами по себе, они необходимо требуют наличия оппонента – оппозиционной культуры, которая признается неполноценной.
Нивелирующей структурой становится право, прежде всего международное. Задачей такой системы становится законное регулирование взаимоотношений между сообществами с культурными различие. Институализированной формой такого права является Организация Объединенных Наций, провозглашающая основные принципы взаимодействия социальных групп и базирующаяся на принципах толерантности, гуманности и равенства.
Итак, современность требует формирование «человека-процесса», приспособленца такого уровня, который обеспечил бы максимальное вживление индивидуума в любую сферу и среду с минимальными временными затратами на это. Притом такая личность должна быть ориентирована гуманно и толерантно, что возможно за счет изучения и понимания культурных процессов оппонента. Такой человек становится носителем не одной культурной парадигмы, пропозиционируемой его обществом, а членом мирового сообщества, что несколько меняет духовно-нравственную проекцию общества.
Так каковы же перспективы развития нравственных ориентиров в подобной ситуации?
Первая фундаментальная основа нравственности современности – поликультурализм. Очевидно, что границы национальных культур в ходе все ускоряющихся темпов глобализации видоизменяются, притом чаще всего в сторону ассимиляции, т.е. разрушением своих оснований в пользу образования новых, более универсальных. С одной стороны, такой процесс дает возможность гражданам менее развитых стран поднимать уровень своего благосостояния за счет приобщения к более «высокой» культуре. Но опасна и другая сторона проблемы: исчезновение национальной идентичности грозит разрушением традиционно сложившихся культурных сообществ, вырождение их творческого потенциала, универсализацию и массовизацию. Каждая из этих проблем составляет серьезную основу для осмысления процессов глобализации.
Важно понимать, что национальная культура – это регулятор общественных отношений в рамках строго очерченной географической территории, она выстраивает макет «пользования» природными ресурсами в зависимости от их наличия и локализации. Глобализация же открывает дорогу человеческой алчности и жажды наживы, что само по себе является фактором, затмевающим духовные проекции личности.
Не секрет, что разворачивающий на сегодняшний день в мире сюжет – проект вестернизации. Подобную программу и её последствия американский исследователь Ф.Фукуяма называет либерально-демократической программой модернизации, которая в целом видится наиболее продуктивной и оптимистичной, но порождает непомерно ненасытного борца, находящегося в постоянном стрессе конкуренции, а потому и в итоге разрушающего самого себя . Этот сценарий кажется вполне реалистичным, если взглянуть на современную массовую культуру даже в обыденном, житейском ракурсе: популяризация американистики через масс-медиа, посредством которой и происходит прозелитизм к, по сути, всего лишь национальной культуре одного государства, ничем не хуже и не лучше любой другой. Но тем не менее, именно американский образ жизни становится своеобразным культом. Это проявляется через стремление приобретения определенных атрибутов этой культуры – брэндов, её характеризующих (Apple, Microsoft и пр.)
Отсюда интересный тезис для размышления: возможно, не так уж страшно и оскорбительно формирование «универсальной» культуры, как интервенция какой-либо одной национальной культуры во весь мир. Однако, «руины» национального мировоззрения рано или поздно полностью исчезнут с носителями такого сознания, поэтому данная проблема, насколько её можно назвать проблемой вообще, явно носит временный характер. Разбавляя этот неоднозначно оцененный и эмоционально окрашенный прогноз, стоит полемизировать с Ф.Фукуямой и его проектом либерально-демократической модернизации, указав на то, что китайская и русская культурная программа со всей очевидностью составят достойную конкуренцию. Речь не только об экономических моделях, а в том числе о культурной составляющей. Отсюда возможны вариации: будет ли универсализирована русская «соборность» и «софийность», жесткая иерархия организации массового производства китайского образца или же утвердится окончательно та самая либерально-демократическая программа, которая породит «одномерного человека», всесторонне рассмотренном Г.Маркузе в одноименном произведении .
Вторым фундаментальным критерием нравственности в условиях поликультурного синтетического полотна культуры является социокультурный эклектизм. Пример тому простой: в период существования СССР такое типично китайское эзотерическое течение, как Фэн-шуй не имело места в мировоззрении граждан. Теперь же практически каждый член развитой страны прекрасно знаком с этим течением и едва ли не воспринимает буквально и совершенно серьезно. В результате может получиться ситуация, когда русская женщина будет обустраивать своё жилье по китайским «параметрам». В совершенно нехарактерных локациях появляются артефакты чуждых культур (тот же пример обустройства жилища русской женщины элементами Фэн-шуй), что свидетельствует об одобрении и принятии чужеродных элементов культуры и утверждение их в качестве личностно значимых и верных.
Духовная  составляющая такого подхода заключается в абсолютизации и идеализации культуры «Другого» с заимствованием культурных паттернов. Но, несмотря на широко распространенную по всему миру образованность, зачастую среднестатистический человек не в состоянии верно интерпретировать и определить зону применения знаний, потому и происходит «застревание» на уровне воспроизведения образцов поведения, мимикрия происходит без вектора развития, своеобразно «подражание ради того, чтобы быть похожим». Это очень существенно снижает творческий потенциал личности и снижение уровня образованности в целом. Изначальная интенция на творческий всплеск, на «социальную интуицию», на нахождение смысла жизни подменяется вектором подражания, которое укореняет лишь одну потребность – максимально большего потребления товаров, статус и надобность которых порой весьма сомнительна.
Третий стандарт нравственных ориентиров – религиозная аномия . Размытие национальных границ обеспечивает выход религиозных «диалектов» вовне, где они становятся доступным для общественного массового изучения и потребления. Несмотря на данные статистик, приводящих внушительные цифры по количеству адептов каждой из конфессий, следует отметить их качество в сравнении, например, с конфессиональной приверженностью средневековой Европы. Современный человек слишком прагматичен, чтобы жить ради религии. Скорее, религия живет ради человека, как инструмент эстетической функции культуры, предполагающий релаксацию и альтернативную производственной деятельности проекцию человеческого существования.
В число качественных изменений религиозной сферы входят также и те влияния, которые несет культурный аспект глобализации. То, что можно определить как «религиозное сознание» на сегодняшний день не является проекцией какой-либо ортодоксальной версии религии, а скорее глобальный синтез религиозных духовно-нравственных воззрений мировой культуры. Уже сегодня можно выдвинуть гипотезу о том, что эти синтетические структуры уже включены в информационные объемы культурных и мировоззренческих паттернов, которые составляют смысловое ядро социализации и начался процесс их транслирования субъектам социализации. Однако это лишь гипотеза.
Можно выдвинуть противоположный тезис о том, что наоборот в мире происходит разрастание духовно-нравственной плоскости. В первую очередь из-за принципов «глобальной деревни» , в результате чего духовные конструкты быстро и повсеместно «разлетелись» по миру, прежде всего из восточного региона. На сегодняшний день огромное количество секций по йоге, духовных сообществ кришнаитов и т.д. Но что общего у ортодоксальной древнейшей школы индийской философии йоги с её практиками духовной эволюции через физические упражнения и современной секцией пилатеса и фитнеса, носящей явно неподходящее название.  Еще раз подтверждается версия о том, что религиозное сознание из некого обособленного конструкта трансформировано в механизм релаксации и способ удовлетворения эстетических наклонностей (и формирование социально привлекательного образа тела, в чем прослеживается подверженность следовать веяниям моды, а мода – это индустрия).
Четвертым критерием нравственности современного человека является идеализированный прагматизм. Несмотря на кажимость антонимичности понятий духовно-нравственной специфики и прагматизма, именно прагматизм является нравственным ориентиром современного человека. Все становится совершенно логично, если взглянуть на феномен прагматизма в призме рассуждений, изложенных в первой главе, в параграфе о роли и месте ценностей в культуру, а вместе с тем их онтологическом статусе.
Если духовно-нравственная ценность – это гипертрофированный симулякр, выражающий отношение удовлетворения потребности к способу, возможности и норме её удовлетворения, то без сомнения, прагматизм можно причислить к списку нравственных ориентиров, составляющих духовную сущность личности XXI в.
Далее акцентируем внимание на том, что прагматизм духовно-нравственности именно абсолютизированный. Но для этого стоит привести энциклопедическое определения термина «прагматизм».
«Прагматизм – философское учение, рассматривающего действие, целесообразную деятельность в качестве центрального, определяющего свойства человеческой сущности. <…> Ценность мышления, согласно прагматизму, обусловливается его двойственностью, эффективностью как средства достижения успеха, для решения жизненных задач. <…>»  .
Прагматический подход в тех или иных его версиях воспринят и исследован в работах Ч.Пирса, Д. Дьюи, У. Джемса (примечательно то, что это исследователи из североамериканского региона). Несмотря на крайнюю материалистическую ориентацию такого подхода (методологии), доля духовно-нравственного не исключается из определения. Следуя за идеей Ч. Пирса, такой прием из дискуссии превращается в проблему веры, однако не в её религиозной версии. Тем не менее, от этого вера не перестает быть верой, сменяется лишь целепологание такой веры: с концепта божественного на некий идеальный результат практической деятельности.
В таком сравнении и божество как абсолютная духовно-нравственна ценность, источник всеобщего блага и умиротворения мало чем отличается от идеалистически окрашенного ожидания удовольствия от получения, приобщения, взаимодействия с неким физическим объектом. Таким образом, абсолютизированный прагматизм как мировоззрение  и принцип мышления становится духовно-нравственной ценностью.
Так каков же прогноз эволюции духовно-нравственных ориентиров в эпоху глобализации?
Ключом к пониманию здесь становится изложенный Х. Ортега-и-Гассетом концепт «человека-массы» . Возможно, философом не было предложено четкой дефиниции этому типу современного человека именно потому, что невозможно определить полно и без погрешностей носителя «ценностей иллюзий», которых благодаря компьютеризации, СМИ и сети Интернет сейчас более сем предостаточно. Однако, стоит и поспорить с тем моментом, что «мнение» такого типа личности не является принадлежностью к культурному канону. Очевидно, что культура в понимании мыслителя все еще имеет «классические черты», в то время как культура не может развиваться обособленно от творящих её субъектов, хоть бы и культуротворческие способности у последних были сколь угодно малы. Однако, если в концеции Х. Ортега-и-Гассета заменить понимание культуры феноменом гиперреальности Ж. Бодрийяра, то концепт «человека-массы» приобретет некоторую стационарность через утверждение его нестабильности, ментальной расплывчатости и неопределенности в целом, что можно назвать «потерей в мире иллюзий». Этот «мир иллюзий» как раз и будет представлять формально-логические оболочки духовно-нравственных структур и откровенно фальсифицированные суррогаты ценностей во всем их многообразии взаимоотношений. Становится очевидным, что обреченный жить в мире искусственной реальность с необходимостью должен прийти к «человеку-массе» и обществу консьюмеризма. Подводя итог, массовость – естественная эволюция мировоззренческих установок личности, поэтому неверно утверждать о декадансе и закате нравственности в XXI в. Правильнее было бы найти духовно-нравственную основу в данности, а также усмотреть причины смещения акцентов, что дало бы возможность сколько-либо верно сделать прогноз на будущее относительно судьбы морали.
Глобализация в таком ракурсе – это не негативная и не позитивная реалия современного мира, сформированная естественной потребностью человека, хоть и в определенном ряде случаев злоупотреблением принципа удовлетворения нужд. Это данность, не учитывать которую невозможно. Сделать точный прогноз было бы шарлатанством. Поэтому, перспектива духовно-нравственной эволюции мировоззрения личности XXI в. в условиях глобализации стоит искать в перспективах и тенденциях экономического развития. 
В наиболее общих теоретических чертах, возможна реализация двух сценариев: оптимистичного и пессимистичного. Первый предполагает обуздание деструктивных негативных влияний глобализации (поиск решений и преодоление глобальных проблем современности, стабилизация цивилизационных процессов, о которых говорил С.Хантингтон, выработка стратегий устойчивого развития человечества в целом). Второй же (который, по сути, является логическим продолжением рассуждения о первом сценарии), – отвергает возможность сколько-либо действенной конвенции по вышеизложенным вопросам. Перспектива развертывания второго сценария более чем мрачная. Со временем человеческое сознание адаптируется к огромным информационным потокам и выработает принципы их организации и структурирования. Однако, это было бы прямой угрозой для удовлетворения явно чрезмерных экономических и финансовых «аппетитов» сегмента «золотого миллиарда». Для сохранение текущего баланса власти и потребления потребуется новый виток симуляции: введение новых концептов духовно-нравственных структур, задачей которых будет нивелирование пошатнувшегося равновесия.
Подобные структуры могут быть сфабрикованы из двух течений: усиление влияния на спрос со стороны рядовых граждан, чтобы обеспечить их финансовую зависимость от рынка, однозначно в сторону «пустого» потребления (увеличение доли маркетинга, дальнейшее развитие СМИ и т.д.); второе течение – реабилитация духовных религиозных ценностей и широкое их распространение как своеобразная «методология оправдания» недостатка материальных благ, но при этом сохранение их статуса (принцип абсурдности А.Камю в «Бунтующий человек»).
Завершая данную главу и исследование в целом, хотелось бы привести цитату одного из индейских вождей, характеризующую, на мой взгляд, «спасительный маяк надежды» для человечества: «Когда будет срублено последнее дерево, когда будет отравлена последняя река, когда будет поймана последняя птица, – только тогда вы поймете, что деньги есть нельзя» .






ЗАКЛЮЧЕНИЕ


  Культура – крайне многомерное понятия, трактуемое через ряд выполняемых ею функций. В зависимости от того, какой срез культуры является объектом исследования, можно выделить множество «локальных» её функций, таких как аккумулирующая, репродуктивная, эстетическая, аксиологическая и т.д. Но наиболее общих теоретический подход предлагает российский культуролог Флиер А.Я., предлагающий членение всех этих функций на уровни. Среди них исследователь выделяет 4 основные уровня:
1) Наиболее общие и глобальные, заведующие интеграцией социальных групп и формирование информационного поля культуры;
2) Интегрирующий уровень, являющийся регулятивом для воспроизведения определенных форм человеческого сосуществования с себе подобными;
3) Формирует обеспечение жизнедеятельности обществ и индивидов. Организует культурную демографию и социальное воспроизводство.
4) «Расщепление» культуры на специализированные области частного проявления.
Особую роль в культуре выполняет ценность.
Ценность – ключевой конструкт культуры, удерживающий идейные содержания наиболее значимых аспектов в жизни общества, носящих универсальный, общезначимый характер.
Традиционно принято разделение ценностей на духовные и материальные. Духовно-нравственные ценности представляются сакральными иррациональными проекциями, материальные же формируют представление о значимости физически сотворенных объектов культуры.
Однако, противоречие между двумя разными системами ценностей нивелируется некоторыми научными концепциями (Ж.Бодрийяр, А.Маслоу, З.Фрейд, К.Маркс и др.). Фактически, духовно-нравственная ценность – это общезначимый объективированный и сакрализованный симулякр удовлетворения материальной потребности и политика субъективной протекции на право доступа к материальным ресурсам и благам.
Духовно-нравственная ценность достигает своей универсальности и общезначимости за счет транслирования и восприятия  когнитивных констуктов другими членами общества. Процессы, отвечающие за подобного рода «социокультурное научение» носят название «социализация» и «инкультурация».
Социализация – это процесс введения человека в систему социального функционирования общества: в разделение труда и функций, в нормы политической лояльности существующему порядку и социальной адекватности как члена социума, в систему разделения и исполнения разнообразных (по ситуации) социальных ролей, в коды и языки социальной коммуникации, в знания, умения и навыки какой-либо специальности и т.п.
Инкультурация – это процесс придания личности общей культурной компетентности по отношению к установлениям того общества, в котором она живет. Сюда входит освоение прежде всего системы ценностных ориентаций и предпочтений, принятых в обществе, этикетных норм поведения в разных жизненных ситуациях, более или менее общепринятых интерпретативных подходов к различным явлениям и событиям, знакомство с основами социально-политического устройства государства и законопослушного поведения в нем, определенные познания в области национальных и сословных традиций, господствующей морали, нравственности, мировоззрения, обычаев, обрядов, обыденной эрудиции в социальном и гуманитарном знаниях и т.п.
Оба эти процесса  невозможны без наличия членораздельной речи и коммуникации, обеспечивающих роль проводников в фиксации и трансляции социального опыта в форме всевозможных знаний.
Учитывая базовость материальных нужд и первостепенной важности их удовлетворения для последующего формирования более сложных и абстрактных знаний, социализация – наиболее фундаментальный процесс, нежели инкультурация. Тем не менее, стоит понимать, что оба они тесно взаимосвязаны и стоят в отношении взаимодополнения.
Социализация – нелинейный процесс, который происходит на протяжении всей жизни человека. Культура с её объемом информации об образцах и проектах человеческого существования, постигнутая индивидом – цель и результат социализации. Возможность социализации достигается за счет всевозможных каналов коммуникации.
Условно социализацию можно разложить на три измерения, в рамках которых происходят специфические процессы: надличностное (объективное), личностное (субъективное) и репрезентативное (социальное). Первое измерение предполагает некоторую «предзаданность» - данности социальной группы, которые существую независимо от индивида. Важнейший инструмент этого измерения – язык, выполняющий интегративную и дезинтегративную работу по маркировке социальных групп. Второе измерение акцентируется на усвоении стереотипов мировой культуры и культуры социальной группы, где локализован человек. Ключевые протекающие процессы: воспитание и образование. Инструментарий – игра, посредством которой происходит первичная верификация стереотипов. В рамках этого измерения протекают (не обязательно последовательно) три этапа, осуществляемые в рамках мимикрии к социальному пространству индивида: дообразовательный (расширение межличностных связей), образовательный (целенаправленное усвоение больших информационных блоков, характерных для культурной программы локации и последующая вторичная верификация стереотипов) и переходная (кризисная стадия полной или частичной деструкции существующих представлений до выработки новых). Третье измерение социализации расшифровывается через репрезентацию и воспроизводство личностно исследованных знаний в группы. Инструментарий: крайне обширен, но объединяется творческим потенциалом. Важной составляющей этого измерения является медийность средств комманукации, как возможности сохранять и передавать знания (знания о своих познаниях) другим членам группы. Результирующая стадия освоения какого-либо культурного явления, не исключающая параллельного течения социализации в рамках личностного измерения.
В современных условиях глобализации вырабатывается определенный тип социально активной личности, обладающей специфическими параметрами духовно-нравственной проекции. На смену определенного, четко оформленного образа духовного облика личности приходит «человек-процесс», ориентированный на быстрое изменение и активную деятельность. Подобный статус идеала нравственного облика личности диктует его размытость и нечеткость.
Основные духовно-нравственные ориентиры личности XXI века:
• Поликультурализм – как оформленное социокультурное пространство с элементами различных культуры и их ценностями.
• Социокультурный эклектизм – возвышение статуса «всесторонности» личности и идеализация её способности к межнациональной адаптаци.
• Религиозная аномия – смешение и осуществление использование фрагментов различных культов и их моральных оснований с подменой смысла. Идеализируется феномен толерантности и гуманности.
• Идеализированный прагматизм – как смещение акцентов с сакральных конструктов на материальное производство.
Дальнейшее развитие духовно-нравственных ориентиров не представляется сколько-либо прогнозируемо в частных проявлениях из-за процессуальности человеческой сущности и вариантов развития в условиях глобализации, число которых чрезвычайно велико. Объединяющей гипотетической тенденцией является дальнейшая и более глубокая симуляция с целью получения еще более иллюзорных и суррогатных симулякров-ценностей. 
Формирование таких ценностей обусловлено экономическими интересами элитарных социальных групп. Потому и перспективы развития нравственности следует выводить из тенденций эволюции экономики в условиях глобализации, которые несомненно представляют ключевое звено в определении облика прочих социокультурных процессов.


Библиографический список

1. Асмолов, А.Г. Психология личности. Культурно-историческое понимание развития человека. Учебное пособие. 3-е изд. / А.Г. Асмолов // М. : Смысл, Академия, – 2007, — 528 с.
2. Асмолов, А.Г. Психология личности. Принципы общепсихологического анализа. Учебник / А.Г. Асмолов // М. : Изд-во МГУ, – 1990, — 367 с.
3. Баева, Л.В. Аксиология неклассической и постнеклассической эпохи / Л.В. Баева // Материалы межрегиональной электронной научной конференции "Онтология и постнеклассическая наука": Интернет-конференция январь 2007 [Электронный ресурс] / Режим доступа: http://astresearch.narod.ru/conference_baeva.htm, дата доступа: 11.05.2016 г.
4. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. Пер. с франц. Г.К. Косикова / Р. Барт // М. : Прогресс, – 1989, – 616 с.
5. Бодрийяр, Ж. Символический обмен и смерть / Ж. Бодрийяр // М. : Добросвет, – 2000, — 387 с.
6. Бодрийяр, Ж Симулякры и симуляция / Ж. Бодрийяр // М. : ПОСТУМ, – 2015, — 240 с.
7. Бодрийяр, Ж. Система вещей. Пер. с франц. С. Зенкина / Ж. Бодрийяр // М. : Рудомино, – 1999, – 224 с.
8. Вебер М. Основные социологические понятия. Избранные произведения / М. Вебер // М. : Прогресс, – 1990, – 808 с.
9. Гайдадымов, Е. Б. Философия человека. Практикум в 2-х ч. Ч.2. / Е. Б. Гайдадымов // Минск. : Асар, – 2005, – с. 145 - 146 
10. Голованова,  Н.Ф. Социализация и воспитание ребенка. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений / Н.Ф. Голованова // СПб. : Речь, – 2004, – 272 с.
11. Грицанов, А.А. Новейший философский словарь: 3-е изд., исправл. / А.А. Грицанов //  Минск. : Книжный Дом, – 2003, – 1280 с.
12. Девиантность, девиантное поведение [Электронный ресурс] / Психологос: энциклопедия практической психологии. Режим доступа: – Дата доступа: 10.05.2016
13. Докинз, Р.  Эгоистичный ген / Р. Докинз // М. : Мир, – 1993, – 512 с.
14. Дробницкий, О.Г. Некоторые аспекты проблемы ценностей. Проблема ценностей в философии / О.Г. Дробницкий // М. : Л, – 1996.
15. Дробницкий О.Г. Моральное сознание и его структура / О.Г. Дробницкий // Вопросы психологии, №2, – 1977, – С.31-42
16. Духовно-нравственные ценности в формировании современного человека / Павловская О.А [и др.], под ред Павловской О.А. // Минск. : Беларус. навука, – 2011, – 451 с.
17. Золотой миллиард [Электронный ресурс] / Словари и энциклопедии на академке. Режим доступа: http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/104903 . – Дата доступа 11.05.2016.
18. Ильин, И. П. Постмодернизм. Словарь терминов / И.П. Ильин // М. : Интрада,  – 2001, – 250 с.
19. Искусство подражания [Электронный ресурс] / Наука и жизнь. Режим доступа: http://www.nkj.ru/archive/articles/2809/. – Дата доступа: 09.05.2016.
20. История философии: Энциклопедия / А.А. Грицанов, Т.Г. Румянцева, М.А. Можейко [и др.] // Минск. : Книжный дом, – 2002, –  1376 с.
21. Кордуэл, М. Психология А – Я. Словарь-справочник. Пер. с англ. К.С. Ткаченко / М.Кордуэлл // М. : ФАИР ПРЕСС, – 2000, – 448 с.
22. Культурология XX век: Энциклопедия. В 2 тт. Т.1 / под общей ред. С.Я. Левит // СПб. : Университетская книга, – 1998, – 907 с.
23. Лакан, Ж. Семинары. Книга 1. Работы Фрейда по технике психоанализа / Ж. Лакан // М. : ИТДГК Гнозис, Издательство Логос, – 1998, – 432 с. Лоренц, К. Оборотная сторона зеркала: Пер. с нем. А. И. Федорова, Г. Ф. Швейника. Под ред. А. В. Гладкого; Сост. А. В. Гладкого, А. И. Федорова; Послесловие А. И. Федорова / К. Лоренц // М. : Республика, – 1998, – 393 с.
24. Лотман, Ю.М. Избранные статьи. В 3 тт. Т.1 / Ю.М. Лотман // Таллин. : Александра, – 1992, – 472 с.
25. Лоренц, К. Оборотная сторона зеркала: Пер. с нем. А. И. Федорова, Г. Ф. Швейника. Под ред. А. В. Гладкого; Сост. А. В. Гладкого, А. И. Федорова; Послесловие А. И. Федорова / К. Лоренц // М. : Республика, – 1998, – 393 с.
26. Лотце, Г. Микрокосм. Мысли о естественной и бытовой истории человечества. Опыт антропологии. В 2-х частях. Ч. 2. Пер. Е. Корша / Г. Лотце // М. : 1866, – 599 с.
27. Маклюэн, М. Галактика Гутенберга. Становление человека / М. Маклюэн // М. : Академический проект, – 2005, — 496 с.
28. Маркузе Г. Одномерный человек / Г. Маркузе // М. : Refl-book, – 1994, — 368 с.
29. Ницше, Ф. Сочинения. В 2 тт. Т.2. Пер. с нем. К.А, Свасьяна / Ф. Ницше // М. : РИПОЛ КЛАССИК, – 1998, – 864 с.
30. Новая философская энциклопедия: В 4 тт. Т.4. / В.С. Стёпин [и др.],  под общей редакцией В. С. Стёпина // М. : Мысль, –  2001, – 640 с.
31. Ортега-и-Гассет, Х. Восстание масс. Пер. с исп. / Х. Ортега-и-Гассет // М. : АСТ, - 2002, - 509 с.
32. Правила жизни. Индейцы [Электронный ресурс] / Esquire/ режим доступа: https://esquire.ru/wil/indians. – Дата доступа 11.05.2016
33. Психология личности: словарь-справочник / Т.М. Титаренко [и др.], под общей ред. П.П. Горностая // К. : Рута, – 2001, – 320 с.
34. Рубинштейн, С.Л. Основы общей психологии/ С.Л. Рубинштейн // СПб. : Питер, – 2000, — 712 с.
35. Социальная антропология / Л.И. Тегако; А.И. Зеленков // Минск. : Беларус. навука, 2011, – 224 с.
36. Социология: Энциклопедия / А.А. Грицанов, В.Л. Абушенко, Г.М. Евелькин, Г.Н. Соколова, О.В.Терещенко // Минск. : Книжный дом, – 2003, – 1312 с.
37. Степанов, С.С. Популярная психологическая энциклопедия / С.С.Степанов //  М. : Эксмо, – 2005, – 672 с.
38. Степин, В.С. Философия науки: общие проблемы. Учебник для аспирантов и соскателей ученой степени кандидатов наук / В.С. Степин // М. : Гардарики, – 2006, – 384 с.
39. Стефаненко, Т.Г. Этнопсихология / Т.Г. Стефаненко // М. : Академический проект, – 1999, – 320 с.
40. Старыгина, Г. М. Межкультурная коммуникация: Учебно-методическое пособие / Г.М. Старыгина // Благовещенск: Амурский гос. ун-т, – 2014, — 112 с.
41. Тайлор, Э.Б. Первобытная культура // М. : Издательства политической культуры, – 1989,  –573 с.
42. Философия: Энциклопедический словарь / А.А. Ивин [и др.], под общей ред. А.А. Ивина// М. : Гардарики, – 2004, — 1072 с.
43. Флиер, А.Я. Культурология: XX век: Словарь / А.Я. Флиер // СПб. : Университетская книга, –1997, – 508с.
44. Флиер А.Я, .Культурология для культурологов: учебное пособие для магистрантов и аспирантов, докторантов и соискателей, а также преподавателей культурологии / А.Я. Флиер //  М. : Академический Проект, – 2000, – 496 с.
45. Фрейд, З. Болезнь культуры / З. Фрейд // М. : АСТ, Харвест, – 2014, – 271 с.
46. Фрейд, З. По ту сторону принципа наслаждения. Тотем и Табу. «Я» и «Оно». Неудовлетворенность культурой / З. Фрейд // Харьков. : Клуб Семейного Досуга, – 2012, – 480 с.
47. Фукуяма, Ф. Великий разрыв. Пер. с англ. А.В. Александровой / Ф. Фукуяма // М. : АСТ МОСКВА, – 2008, – 474, [6] с.
48. Фукуяма, Ф. Конец истории и последний человек. Пер. с англ. М. Б. Левина / Ф. Фукуяма //   М. : АСТ, – 2007, — 588 с.