Куркуль

Александр Мазаев
      Поздним февральским вечерком, скинув с крыши своего дома почти весь снег, утомившийся за день старик Трофим Седов весь мыле, кое-как заполз в свою натопленную избу. Не заговаривая с женой, он молча прошаркал на кухню к залавку и трясущимися руками налил в железную кружку, из только что вскипевшего самовара воды.
      – А ты говорила, не скину. Ой. – еле-еле дыша, ойкнул дед и, осторожно дуя на живой кипяток, стал его медленно пить. – Ну и снегу ноне, жуть. Ой. Еще чуть-чуть ба намело и, думаю, конец пришел нашим стропилам.
      Бабка, уже как с час сидела в горнице за столом и на старенькой машинке «Зингер», что-то шила.
      – Отдыхай, давай ложись. – не отвлекаясь от рукоделия, сказала жена и стала внимательно рассматривать на ситцевой ткани ровную строчку.
      – Да, мать. Ой. Силенка, чую, стала подводить. Хе-хе-хе. – глубоко вдохнул в себя дедушка воздух и задумчиво ухмыльнулся. – Не легко по крышам стало бегать.
      – Вот я и говорю, ложись.
      – Успею, лягу. На том свете будем отдыхать.
      Женщина недовольно посмотрела на мужа и цокнула.
      – Сплюнь и постучи об стол три раза. На том свете он собрался отдыхать. Городит.
      Дед на это дурацкое суеверие бабки лишь усмехнулся и в ответ ничего не сказал.
      – А ты все шьешь сидишь, швея? – недовольно буркнул Трофим, завидев сию привычную картину. Он знал, что в поселке не так давно начали приводить в порядок местный храм и его жене-швее настоятель церкви стал частенько подкидывать разную халтуру, что-нибудь такое вышить.
      – Отец Иван просил помочь. – спокойно сказала супруга и быстро-быстро закрутила гладкий маховик.
      – Отец Иван. Кхм. Отец Иван. Тоже мне, отец нашелся. Недавно только семинарию окончил, а уже отец. – прокряхтел с досадой старик и опять ухмыльнулся. – Деньжонок даст отец твой, или опять ты задарма на них батрачишь? Кхм. Добрая душа. Простодыра.
      – Будя богохульничать-то, ты. – строго отмахнулась от мужа старушка. – Мне рази трудно им на пенсии по-мочь? Глядишь, может потом на небе, че зачтется.
      – Ага, зачтется. Жди.
      – И подожду. Мне спешить некуда.
      – Ну, жди-жди. У моря погоды. Хе.
      – Это ты всю жисть, чего-то коробчал свое, химичил.
      – Чего это я коробчал свое, мне интересно?
      – А че, не коробчал? Ведь сколько людям делал ты добра, то обязательно за деньги.
      – Я че, дурак, без денег помогать? Тоже мне, доброго дядю нашли. Ха! Нет уж, мать, благотворительностью я не занимаюсь.
      – Вот весь в этом ты. А я могу для нашей церкви за бесплатно сделать. Мне не долго, не убудет. Хм.
      – Плохо рази я накоробчал? – повысив голос, спросил старик. – Такой ей дом отгрохал, терем, поглядите. Да если бы не я, жила бы в богадельне щас. Сидит, как барыня в тепле, еще меня и обвиняет. Кхм.
      Лязгнув зубами, дед поставил кружку на стол, скинул с себя тут же в прихожей верхнюю одежду, прошел в горницу и сразу лег на диван. Продолжать разговор с упрямой, простодушной бабой, дальше было бессмысленно.
      Где-то через час у старика вдруг нестерпимо заболело сердце, и как-то нехорошо застреляло в груди.
      – Че это ты жмуришься лежишь? – мельком увидела бабка болезненную гримасу на лице старика. – Плохо?
      Дед едва приоткрыл глаза и прошептал.
      – Ой. Что-то в левый бок вступило, не пойму.
      Бабушка тут же отложила в сторону свое ремесло и живо подошла к старику.
      – Наробился давича. Сердце? – серьезно спросила она.
      – Наверно помираю, мать. Ой-ой-ой. – еще сильней простонал Трофим и снова громко ойкнул. – Походу точно помираю. Вот дурак, и вправду ведь накаркал. А.
      Жена мигом подскочила к серванту, выдвинула из него продолговатый ящик и стала в нем, что-то искать.
      – Да Господи! – заохала она на всю избу. – Да, что ты старый говоришь?
      Дед вцепившись обеими руками за левую половину груди, раскрыл широко глаза и синими губами прохрипел.
      – Ой, сердце, не могу! Ой-ой-ой.
      Старушка с трудом отыскала в ящике какие-то таблетки и живо метнувшись на кухню за водой, сунула их мужу точно в зубы.
      – Легче? Легче? А? – вытаращив на супруга глазища, с нетерпением залепетала она.
      – Ступай бегом за сыном, ты! – как ошалелый просипел старик. – Скажу ему, где спрятал деньги. А то сейчас помру, и прахом все уйдет в трубу.
      – Ты че дурак буровишь? Деньги?
      Дед утвердительно кивнул головой и задрожал.
      Единственный сын Седовых, сорокалетний механизатор местного колхоза Станислав жил с родичами на одной улице в паре сотен метров. Так как сегодня был выходной, он со своим семейством весь день находился дома.
      – Только ба не опоздали. – свернувшись калачиком, все ойкал дед. – Ведь и вправду щас, как миленький издохну. – и то и дело посматривал на стрелки часов на стене.
      Минут через десять бабушка вместе с сыном были как штык на пороге.
      Опрометью влетев в комнату к старику, он уже сидел на диване и лыбился. Рядом с ним на табурете стояла отпитая бутылка самогона.
      – Не смотрите волком. Хе-хе-хе. Отдыгал. – блаженно прокряхтел дед и кинул веселый взор на родных.
      – Ну, слава Богу. – выдохнула бабка и присела рядом с мужем на диван. – А мы уж думали, что не успеем. Фуу.
      – Ну, где батяня деньги-то лежат? Хе-хе-хе. – не думая ни о чем другом, радостно спросил довольный наследник.
      – Да ладно вам про деньги. – шутливо отмахнулся Трофим. – Где надо. Хе-хе-хе. Там и лежат. Хе-хе-хе. Рано в ямку мне ложиться. Еще не время видно в матушку мою.
      Выпив на дорожку чашку чая, Станислав еще раз убедившись, что отец очень бодрый и живой, убыл счастливым восвояси.
      – Пугаешь только нас, дурило. – вдруг завозмущалась бабка. – И мужика по выходным гоняешь, как кого.
      – Он че, чужой нам, что б гонять его? Ему ить все достанется после нашей смерти.
      – Может все-таки в больницу позвонить? А то, не приведи Господь, опять возьмет, прихватит сердце.
      Дед отрицательно замотал головой и вновь развалился на диване.
      – Ты мне скажи, где деньги-то свои ты спрятал?
      – Тебе только скажи. Хе-хе. Отдам вот так тебе, ты мигом в церковь все их стащишь. Или мужика, какого в избу после моей смерти приведешь. А так я спрятал денежки надежно. Искать решите, хрен найдешь!
      – Будя болтать-то, приведешь. – с ходу обиделась жена. – Нужен он мне тут, чужой-то. Грязь мне, что ль за ним месить. Скажи, давай. Скажи. – но сразу отмякла.
      – Вот буду помирать, тогда скажу. Ха-ха-ха! – загоготал дед. – А пока живу, не ждите. – и отвернулся к стене.
      – Ладно, скупердяй, лежи. – со слезами на глазах, нервно промолвила бабка и собралась выйти из избы.
      Разборчиво расслышав оскорбления в свой адрес, Трофим тут же сел на диване и зажужжал:
      – Эх ты, метелка. – строго посмотрел он на старуху-жену. – Своим коровьим языком метешь. А че метешь, сама не знаешь. Да щедрей меня во всем селе с огнем не сыщешь. Смотри ка, скупердяя в ком нашла. Приклеила ярлык на лоб?! Глядите на нее, умыла. Ха-ха-ха! Как сказочница тут рассочинялась. Тьфу!
      – Хватит материться! Хватит! Мало сердце-то болит?
      – Ты мое сердце не тронь. Как-нибудь без тебя разберемся с мотором.
      – Как ты меня назвал? Сказочница? Я сказочница говоришь? Так ты меня еще не обзывал. Дурой была, еще курвой была, холерой, сволочью тоже бывать приходилось, вот сказочницей меня еще не называли.
      – Конечно сказочница. Кто же ты еще? Тебе с Архипычем хотя б с годок пожить. Хе-хе. Вот тогда б на жисть ты эту по-другому посмотрела.
      – Интересно, как?
      – Как-как. Каком кверху. Он так ба постелил тебе постельку, давно бы уж на небо отошла. Они, помню я, зарплату с бабой, как своей получат, он все тут же до копейки заберет. И выдает ее опосля частями. А так ни-ни. Только попроси хоть рупь, в один момент отучит попрошаить.
      – Можно подумать ты у нас другой? – ухмыльнулась бабка. – Забыл, как тоже две зарплаты прятал?
      – Че это я прятал? Че это я прятал, говорю? Так, для порядка забирал. Тебе только волю дай, ты глазом даже не моргнешь и до копейки за неделю все истратишь. Вот я и прибирал ее для экономии семейного бюджета. Хе-хе-хе.
      – Эх, ты. Ой-ой-ой! Экономный какой. Счетовод нашелся. Погляди-ка.
      – Че, скажешь, деньги в жизни не давал?
      – Отчего же не давал. Давал. Ха. Только на хлеб и на провизию какую, ну, и на курево тебе еще. И то мне надо было со слезами попросить да на коленочках поклянчить. А вспомни, сколько я тебя упрашивала, что б мне хоть капельку одежку подновить. Ну, вспомнил?
      – Кхм.
      – Вот то-то и оно. Не вспомнишь. Всю жисть, как нищенка донашивала чьи-то тряпки, или сама сидела шила по ночам. А хочешь я тебе еще напомню? А?
      – Не хочу. Настроения нету лаяться седня с тобою.
      – Нет, ты все-таки послушай.
      – Ха!
      – Всю жисть ты жадным был. Куркуль!
      – ???
      – Жадным, жадным, ничего не говори. Куркулем зря я обзывать тебя не стану.
      – Да почему же сразу я куркуль? Обоснуй.
      – А я не знаю почему. Видно свекровка таким неутолимым родила.
      – ???
      – Ладно. – безнадежно махнула старушка рукой. – Господь с тобой. Не нужны твои мне деньги. Че хочешь с ними делай. Даром не нужны.
      На этом разговор их был закончен.
      Ночью у старика вновь произошел сердечный приступ.
      – Беги за сыном, мать. Помру! – резко толкнул Трофим свою сонную жену в бок и крепко схватился за грудную клетку.
      Накинув без лишних разговоров поверх комбинации пальто, старушка вновь помчалась сломя голову к сыну.
      Когда минут через десять родные снова оказались на пороге, дед уже был мертв. Сказать, где он все-таки спрятал свои накопленные за годы жизни сбережения, ему было уже не суждено.