ЭДУАРДЫЧ
Я никогда ничего не писал. («Молчите, проклятые книги…») Ничего, что можно было бы назвать повестью или рассказом, не говоря уже о чём- то более существенном. Просто, однажды показалось, что в стихах осталась некая недосказанность (хотя, она там обязательно должна быть), и возникло желание что- то «законспектировать», некий комментарий, для тех, «кто не понял». ( В телефонах здесь обычно ставят улыбочку.) Это- дневник. Главный читатель которого- сам автор.
Эдуардыч- это такой человек. Ему только- только перевалило за шестьдесят. Когда я с тяжёлым сердцем и почти без экзаменов поступал в МАИ, он его заканчивал. (Всякий раз, когда я его вижу, у меня встаёт перед глазами уготованная мне судьба, которой я пренебрёг, то ли из- за амбиций, то ли из- за дурного характера… МАИ не выпускал лётчиков. А я уже был лётчиком, лётчиком- спортсменом. Когда- то были и такие.) Тридцать лет службы за Полярным кругом и именно там, в той же воинской части, где родилась моя супруга. В общем, пересечений много. И много ясности.
«Форды» пахнут «Фордами». Если вы когда- то ездили на какой- либо марке, вы перетащите с собой и память её запахов. «Форд» - фургон остановился на площадке за автоматическими воротами, распахнулась дверь, и в проёме узнаю Эдуардыча. Нас подбирают, его ещё не довезли. Мы едем к нашему некогда общему с ним месту работы.
- Ты по критериям проходишь? - слышу его вопрос.
- По образованию- да… Но есть установка, у кого выслуга в Службе под 19 лет- вышвырнут первыми, чтобы не рассчитывали на новую пенсию.
- Да нет. Дадут пенсию…
Блаженный Эдуардыч, как обычно подбирая слова, так, что за этим процессом часто не слышит собеседника, не от невнимательности, от сосредоточенности, выдвигает свои аргументы.
Службу на моей памяти реформируют в третий раз. Выводят за штат, а потом берут вновь или не берут. Все военные пенсионеры уже «сидят на чемоданах» - второй такой пенсии уже никто им не даст и отказываться от неё- безумие.
Что- то в его секторе с информацией не очень. Я слушаю, соглашаюсь. У него вопрос решён: возраст, пенсия… Незаметно, подчиняясь какому- то своему внутреннему камертону, к которому он постоянно прислушивается- я уже говорил об этом другими словами - Эдуардыч начинает своё повествование, так же размеренно, будто произносит слова с трудом, читая задом- наперёд…
Нет, я должен оговориться. Когда Эдуардыч пришёл в Службу, и у него как- то возникли небольшие проблемы на зачётах - он почти выходил из себя. Мы успокаивали: «Да брось, ерунда!» «Но я же должен соответствовать!» - отзывался Эдуардыч. И было понятно, что не соответствовать требованиям или регламенту, или порядку… для него невыносимо. И он соответствовал. Наверное, всегда. И подчинённые его на старой службе крепко усвоили: если Эдуардыч матерится- всё, надо срочно бежать и делать.
Сейчас он не матерился, да и никогда не матерился, мы просто комфортно ехали по Садовому кольцу в восемь утра. И он продолжал своё повествование.
- Руководитель приехал в гражданском костюме, с поздравительным адресом, ещё с чем- то. Ему прислали приглашение на инаугурацию. Я находился в зале. Выступали: Л., В., С, от М. тоже представитель был. «Мы долго продвигали нашу кандидатуру. Было очень непросто. Но все трудности и все наши враги повержены…» Потом они с верхушкой удалились. Руководитель ждал приглашения до тех пор, пока все не начали разъезжаться. Тогда он бросил свой адрес в машину к начальнику нашего отдела и тоже уехал. Как- то непродуманно всё... Чего тогда приглашали...
А мне снова показалось, что стыд и совесть- это слова- рудименты. Я уж не говорю о слове на букву «ч».
Эдуардыч сам не узнал руководителя без формы. Позвонил бы, я подсказал. Он вручал мне какую- то ветеранскую награду. Наши руководители «живут» не более 2- 3 лет, не успеваешь привыкнуть, и фото не даёт полного представления.
А вслух сказал только, что, видно, сверху- до низу уже принято обязательно считать кого- то засранцами, каковыми обычно считают нас.
Военный пенсионер- это такой человек. Который может бесконечно слушать, как на него орут и обзывают всякими немыслимыми словами, даже предаваясь при этом некой ностальгии. Но есть огромная разница между «строевиками» и разного рода «специалистами». С последними, в принципе, можно довольно легко общаться.
Мы подъезжаем к этой улице, знакомой мне с детства, ведущей к шпилю Театра Советской (Российской) армии, ЦДСА, Музею, Книжной палате… Это спокойный нормальный день. В череде завершающих какой- то этап. Когда ничего не ждёшь и сожалеть уже просто нет ни сил, ни энтузиазма.
Эдуардыч ловко соскакивает с подножки и исчезает из поля зрения. Нас, оставшихся, везут «сдаваться». Хотя, мы и так сдали уже всё, что могли и себя впридачу. И возврата не будет. Разве что несколько строк, несколько минут виртуального штампа, печати с надписью:
«Это была жизнь.»
Чтобы не спутать с чем- то и не питать иллюзий.
28.07.19