Международный день Байкала отмечается ЮНЕСКО ежегодно в последнее воскресенье августа. В 1984 году газета «Советская Россия» опубликовала статью инженера-строителя из г. Улан-Уде (Бурятия) В. Прокушева об истории создания песен о Байкале: «Славное море — священный Байкал» и «По диким степям Забайкалья». Он прислал в газету «интересные догадки и предположения, расширяющие представления об истории и жизни в народе этих прекрасных старинных песен, о счастливой их судьбе», - писала газета.
Я родилась в Баргузине, на берегу Байкала, и выросла с ними. Мне уже почти 90, и я люблю и помню их до сих пор. Думаю, что читатели моего поколения знакомы с этими песнями. Упомяну только, что автором песни «По диким степям Забайкалья» является М.Л. Максимов, о чем В. Прокушев не упоминает. А вот автор песни «Байкал» неизвестен.
Берта Гуревич
«Славное море — священный Байкал»
Среди безрадостных, в большинстве своем унылых песен, оставленных старой Сибирью, «Славное море» занимает особое место, выделяясь своим оптимизмом и романтической приподнятостью. Интересно, что песня создана на стихи малоизвестного поэта. Народ принял их за свое творение и надолго утерял имя создателя стихов. Еще в 60-х годах девятнадцатого века известный этнограф С. Максимов, путешествующий по местам сибирской каторги, обратил внимание на распространение этой песни в нерчинских тюрьмах, но ее автора так и не обнаружил. Только в советское время удалось установить, что слова эти принадлежат перу Дмитрия Павловича Давыдова, штатного смотрителя училищ Верхнеудинского округа — педагога, исследователя, поэта.
Надо полагать, что слова будущей песни родились на берегу Байкала во время одной из инспекторских поездок Д. П. Давыдова в далекий Баргузин.
Опубликованное в 1858 году в петербургской газете «Золотое руно» стихотворение «Думы беглеца на Байкале», вероятно, так и осталось бы достоянием истории, не стань оно народной песней.
Прежде чем превратиться в народную песню, стихотворение претерпело небольшие, но существенные изменения. Текст сократился с двадцати строф до пяти, что усилило его выразительность; определение «привольный» сменилось на «священный», придавшее припеву еще большую торжественность. Заново сочиненная заключительная строка: «Слышатся грома раскаты!» наполнила песню глубоким смыслом. Заключительный куплет песни оказался на редкость созвучным запеву и превзошел его пафосом борьбы и героизма.
Известно, что первая публикация песни в некрасовском «Современнике» относится к 1863 году. Поэтому есть достаточно веские основания предполагать, что автором искусного одухотворения готовых стихов революционным пафосом является бывший сотрудник редакции «Современника», известный писатель, поэт, революционер Михаил Ларионович Михайлов, арестованный за революционную деятельность в 1861 году. Еще будучи заключенным Петропавловской крепости, М.Л. Михайлов написал стихотворение, ставшее революционной песней: «Смело, друзья! Не теряйте...», а оказавшись в 1862 г. на нерчинской каторге, первое время поддерживая связь с «Современником», продолжал заниматься революционной деятельностью.
Родившаяся на нерчинской каторге песня получила особое признание в Баргузине, тесно связанном с Нерчинском и снискавшем к тому времени печальную славу одного из отдаленнейших и глухих уголков политической ссылки.
О силе эмоционального воздействия песни на слушателей проникновенно сказал Леонид Леонов: «В радостях и печалях, на пиру и во фронтовой землянке пели мы про Байкал, черпая из него заглазно наряду с прочими великими источниками богатырскую силу нашу». Старая песня не сдана в архив и сегодня. И ныне она живет в народе.
Возможно, что когда-нибудь этот нерукотворный памятник первым борцам за народное дело получит и зримое воплощение в виде мужественной фигуры воспетого героя. Опираясь на омулевую бочку, будет он пристально вглядываться с высоты постамента в байкальскую даль, словно пытаясь разглядеть там отблески далекой грозы.
В. Прокушев
Д.П. Давыдов
ДУМА БЕГЛЕЦА НА БАЙКАЛЕ
Славное море — привольный Байкал.
Славный корабль — омулевая бочка...
Ну, баргузин, пошевеливай вал -
Плыть молодцу недалечко.
Долго я звонкие цепи носил;
Худо мне было в горах Акатуя.
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь:
Горная стража меня не видала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка — миновала.
Шел я и в ночь, и средь белого дня,
Близ городов я поглядывал зорко;
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Весело я на сосновом бревне
Вплавь чрез глубокие реки пускался;
Мелкие речки встречалися мне -
Вброд через них пробирался.
У моря струсил немного беглец;
Берег обширен, а нет ни корыта.
Шел я коргой — и пришел наконец
К бочке, дресвою замытой.
Нечего думать — Бог счастье послал:
В этой посудине бык не утонет;
Труса достанет и на судне вал,
Смелого в бочке не тронет.
Тесно в ней было бы жить омулям;
Рыбки, утешьтесь моими словами:
Раз побывать в Акатуе бы вам -
В бочку полезли бы сами!
Четверо суток верчусь на волне,
Парусом служит армяк дыроватый,
Добрая лодка досталася мне,
Лишь на ходу мешковата.
Близко виднеются горы и лес,
Буду спокойно скрываться под тенью.
Можно и тут погулять бы, да бес
Тянет к родному селенью.
Славное море — привольный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка...
Ну, баргузин, пошевеливай вал,
Плыть молодцу недалечко!
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащится с сумой на плечах.
Идет он густою тайгою,
Где пташки одни лишь поют,
Котел его сбоку тревожит,
Сухие коты ноги бьют.
На нем рубашонка худая
И множество разных заплат,
Шапчонка на нем арестанта
И серый тюремный халат.
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбачью он лодку берет,
Унылую песню заводит -
Про родину что-то поет.
«Оставил жену молодую
И малых оставил детей,
Теперь я иду наудачу,
Бог знает, увижусь ли с ней!»
Бродяга Байкал переехал,
Навстречу родимая мать.
«Ах, здравствуй, ах, здравствуй, мамаша,
Здоров ли отец, хочу знать?» -
«Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землею зарыт,
А брат твой давно уж в Сибири,
Давно кандалами гремит.
Пойдем же, пойдем, мой сыночек,
Пойдем же в курень наш родной,
Жена там по мужу скучает,
И плачут детишки гурьбой».
БАЙКАЛ
Грозно и пенясь, катаются волны.
Сердится, гневом объятый, широкий Байкал.
Зги не видать. От сверкающей молньи
Бедный бродяга запрятался в страхе меж скал.
Чайки в смятенье и с криком несутся,
А ели как в страхе дрожат.
Грозно и пенясь, катаются волны,
Сердится, гневом объятый, широкий Байкал.
Чудится в буре мне голос знакомый,
Будто мне что-то давнишнее хочет сказать.
Тень надвигается, бурей несомая,
Сколько уж лет он пощады не хочет мне дать!
Буря, несися! Бушуй, непогода!
Не вас я так крепко страшусь.
Тень надвигается, бурей несомая,
Гонится всюду за мной, лишь я не боюсь!
Вторая половина ХIХ века