Литературный институт имени Горького...
Большая и довольно светлая была 6я аудитория, та, что как поднимешься по половине пролёта лестницы от входа в здание, и свернёшь в коридорчик налево, так эта 6я аудитория сразу первая попадалась в том коридорчике. В этой 6й аудитории происходило основное количество занятий 1го курса. Примерно первый месяц начала учебного года в 6й аудитории не хватало мест, и таскали себе стулья из других аудиторий; потом это кончилось, свободных мест на занятиях стало много, и становилось всё больше и больше. Хорошие были в кабинете большие окна, штук шесть окон, поэтому всегда бывало светло; потолки были высокие, парты изрезанные и исписанные (только разве что в надписях этих и росписях значилось не "Коля + Таня", а, допустим, "И вместо сердца пламенный мотор"). Слева от доски, у окна, стояла древняя, немного шатающаяся и тоже вся изрезанная и исписанная деревянная кафедра (кто и когда изрезывал и исписывал эту кафедру - это была одна из странных загадок ВУЗа). Из-за этой кафедры, как правило, профессора читали свои лекции, и тоже студенты, делавшие доклады, из-за этой же кафедры свои доклады читали. В окнах, тянувшихся слева от кафедры и вдоль всего кабинета - в окнах, расположенных над прилегающей к ВУЗу улицей, всё шапки плыли, мерно ныряя в ритм шага своих владельцев - меховые шапки мужские, меховые женские, старушечьи платки, немыслимые модные береты, меховые капюшоны светлых и тёмных шуб.
Какие-то великие люди глядели на происходящее с высоко висящих по стенам кабинета портретов.
На первой парте среднего ряда, прямо против доски, сидела студентка факультета художественной критики Валя Чайникова. В те первые две-три недели, которые и Вереева провела, сидя на первых партах, Вереева с Валей Чайниковой сидели вместе. Валя Чайникова была крупной, неповоротливой - как она себя называла, "женщиной", лицо Вали Чайниковой было кругло и лишено косметики, волосы светлы, а сама Валя Чайникова не вполне была наделена чувством юмора - зато была она наделена острой и совершенно внезапной обидчивостью. Одна контактная, весёлая студентка Лейла (по паспорту Лена), в куче мест по Москве за свою 22-летнюю жизнь успевшая побывать, кучу сменившая парней и один или два года бывшая вольным слушателем в МГУ, однажды излагала слушающим, ожидавшим на лестничном пролёте с первого на второй этаж, (ждали, когда можно будет войти в на втором этаже расположенную аудиторию) - весело и остросюжетно рассказывала Лейла свою очередную историю, и, в частности, упомянула, что один из героев истории был совершенный чайник.
-Ты что, хочешь со мной поругаться? - Остро и тяжеловесно оскорбилась тут Валя Чайникова.
Лейла запнулась на половине слова и с жестами какими-то и междометиями, чуть сощурившись, стала вглядываться в круглое глупое лицо Чайниковой и в суть конфликта вдумываться, стараясь понять эту суть.
-Ты что, хочешь со мной поругаться?
-Эээээ, нет, не хочу, - убедительно, с дружелюбной улыбкой начала всё-таки отвечать Лейла, - эээ, иии, зачем же мне с тобой ругаться, мы дружим...
-Ты понимаешь, какая у меня фамилия? - упёрто продолжала Чайникова разбираться.
-Эээээ, иииии...
-Моя фамилия - Чайникова, - похоронным голосом сообщила Валя.
-Эээээ.... Аааааа!!!, - обрадовалась понявшая наконец Лейла, - ээээ, так я же ничего не имела в виду, ну извини пожалуйста, пусть не чайник он был, он был полный лапоть, - и, так к полному своему удовольствию разрешив назревавший конфликт, в дуэль уже угрожавший вылиться по всем правилам и с секундантами, продолжила Лейла своё повествование о том хоть и лапте, но ни разу не чайнике.
Лейла оригинально экспериментировала со своим образом, ходила, например, поверх обтягивающей майки, в узлом завязанной под грудью клетчатой мужской рубашке, ей очень шло, и в серьгах каких-то нереальных, лёгких, но громадных; волосы свои длинные закручивала, заматывала и обматывала самыми разными способами; рассказывала желающим слушать о каких-то любовных треугольниках, потерянных ключах от чужих квартир и свободном времени, проведённом молодыми людьми и леди заполночь около одного из корпусов МГУ в каком-то парке, а темнота в том парке была что глаз выколи. Однажды Лейла расстроила совсем Верееву, страшно наорав на любимого Вереевского профессора Зверева (античная литература, латынь; знал также греческий, но греческого студентам не преподавали). Зверев, по своему обыкновению, отказывал зачесть Лейле её Курсовую Работу, придираясь, уж по делу или не по делу, как к форме, так и к содержанию Курсовой (Звереву вообще основное количество студентов переписывали Курсовые раз по пять никак не меньше), и тут Лейла злобно и резко сообщила Звереву, что так это дело не останется, что она пойдёт сейчас в Деканат и куда-то дальше ещё, получилось неприятно, Зверев скривился, как от зубной боли, и оценил Курсовую Работу, приняв её с первого раза, громадной, жирной, с удовольствием выведенной "тройкой".
Любимым поэтом Вали Чайниковой был Михаил Кузмин, малоизвестный автор Серебряного Века, нестандартной ориентации, и Валя Чайникова тоже что-то всё на темы нестандартной ориентации любила сворачивать, хотя ясно было, что плотская любовь и Валя Чайникова - две вещи несовместимые; и какие-то отзвуки историй доходили до общественности, как, будучи ещё абитуриентками, трое: Валя Чайникова; светящаяся тихой доброжелательностью к жизни и золотыми своими светлыми волосами, сидевшая у окна всегда, на драматургию в итоге поступившая Соня; и третья ещё какая-то абитуриентка - в некоем буйстве и веселье носились эти трое по зданию вечереющего ВУЗа как угорелые, ворвались в Актовый Зал - и разлеглись, одна подле другой, навзничь, на сцене этого Актового Зала; а тут как раз деловой, худосочный, зеленоватый студентик, любовник ректора Енина, тоже влетел в этот Актовый Зал по какому-то делу. А абитуриентки, вроде бы, знали, что сейчас он войдёт, и нарочно разлеглись поперёк сцены, как бы вроде на что-то намекая; и говорили ещё, что после этого любовник скандалил, что так больше невозможно, и не нужно ему, с такою жизнью пополам, не нужна ему никакая прибавка к стипендии - но ректор Енин молодого своего человека неизвестно как успокоил, и всё осталось как было.
Валя Чайникова ездила ежеутренне на электричках откуда-то из Подмосковья; медленно и весомо отвечала грозившейся попробовать себя в критике Вереевой "Ну ты меня конечно извини, но ты для этого ещё слишком неопытна", всеми лекциями переписывались Чайникова с Вереевой стихотворными экспромтами, и утверждала Чайникова, что обладает она, Чайникова, мистической силой, и что всех, кто ей нахамил, она проклянёт, и в ВУЗе они не доучатся. Когда гораздо позже - не доучившаяся в ВУЗе - Вереева лежала под капельницами, а после сложной операции по причине перелома спины ещё под каким-то страшно выглядевшим аппаратом - искусственного дыхания, что ли - и больше всего на свете, больше самой даже жизни, хотелось Вереевой пить - то, пропадая, с неослабевающим желанием пить, куда-то в бессознательное состояние, наблюдая над своей головой страшный этот аппарат чего-то искусственного, подумала Вереева с раздражением, горечью и упрёком судьбе, вот как нехорошо получилось, теперь эта дура Чайникова решит, что сбылось одно из её проклятий... ...подумала так Вереева, и, не закончив раздражительной этой мысли, потеряла наконец-то сознание.
27-07-2019