Это глава из книги "Новый Улисс или Книга Судеб". Всю книгу можно скачать или приобрести в бумажном варианте в книжных интернет-магазинах
Осенью 1785 года главной темой разговоров в московских салонах стал убийца-невидимка, способный проходить сквозь стены. Поводом к этим слухам стало обнаружение нескольких трупов в замкнутых изнутри комнатах.
Сначала в своем кабинете с проломленной головой был найден отставной полковник Ланге, из-за чего была отменена свадьба его дочери, назначенная на следующий день. Орудие преступления со следами крови лежало рядом – бронзовая скульптура оленя на мраморной подставке. Самое загадочное, что дверь кабинета была закрыта на ключ изнутри. Закрыты были и окна. Чтобы не ломать массивную дубовую дверь, пришлось выставить оконное стекло – только так можно было проникнуть в комнату. Безутешная вдова с плачем рассказывала, будто на следующую ночь призрак мужа приходил к ней и, встряхивая увесистым мешочком шептал: «Пиастры, пиастры!». Доктор Зимменгоф объяснил, что это «Die vor;bergehende Verfinsterung des Verstands infolge der starken Verwirrung», то есть «временное помрачение рассудка вследствие сильного огорчения».
Вторая загадочная смерть произошла на кухне в доме купца Сулимова. На этот раз жертвою оказалась кухарка, которую нашли сидящей на скамье возле закрытого окна. Дверь в кухню была заперта на засов. Доктор, осмотрев подозрительные темные пятна на шее несчастной, констатировал смерть от удушения.
Следующей жертвой инфернального душегуба стала опять особа женского пола, вдова Тихомирова, а орудием преступления на этот раз был нож, торчащий у нее из спины. Вокруг лежащего на полу трупа расплывалось большое кровавое пятно. Дверь спальни, где случилось преступление, удерживал изнутри массивный бронзовый крюк.
Расследования этих случаев никаких результатов не дало.
Сплетни по городу ходили совершенно фантастические. Поговаривали, что в Москве объявился колдун, убивающий людей на расстоянии насылаемыми на них проклятьями. По некоторым слухам колдун был воскресший Яков Брюс, а убедиться в этом можно, выкопав его могилу возле лютеранской церкви в Немецкой слободе. Если могила пуста, значит Брюс и правда из нее выбрался и теперь совершает свои злые дела. Другие преподносили эти загадочные смерти как признаки скорого конца света.
Чтобы пресечь волнения и зловредные суеверия, расследование было поручено секунд-майору Пантелеймону Печёрину.
Будучи человеком трезвомыслящим, чуждым фантазии и ненавистником суеверий, Пантелеймон взялся за дело основательно. Самолично посетил места преступлений, допросил заново свидетелей. А затем заявил, что огласит результаты своего расследования публично в зале окружного суда.
В назначенный час возле судебного присутствия столпилось столько народа, что пробиться сквозь толпу можно было только при помощи городовых. Представителей прессы в зал пускали по пропускам, подписанным самим Пантелеймоном Федоровичем.
Заняв свое место на возвышении, недоумевающий судья, не найдя слов, подходящих к совершающемуся действу, жестом пригласил Пантелеймона Федоровича начинать.
- Высокочтимый суд! Уважаемые члены судебного присутствия! Милостивые государи и государыни! – поприветствовал собравшихся Пантелеймон Федорович, взойдя на кафедру. - Я пригласил вас затем, чтобы пресечь бессмысленные и ни на чем не основанные зловредные слухи, которыми праздные языки порочат нашу древнюю столицу, центр православия и оплот христианской веры! Я знаю, что говорят люди и о чем пишут газеты! Будто бы в стольном граде Москве завелся невиданный доселе таинственный убийца, который без труда проникает в любой дом, сквозь самые толстые стены, и убивает ни в чем не повинных граждан! И что полиция бессильна против этого преступника. Говорят еще, будто этот убийца не человек, а демон, вырвавшийся из самого Ада, чтобы приготовить путь Врагу рода человеческого, грядущему чтобы возвестить последние дни! Слышали вы об этом?
- Да! Слышали! Это предвестие! Страшный Суд близок! – загудела публика в зале.
- Прошу вас, Пантелеймон Федорович, - проскрипел со своего места судья, - не возбуждайте еще больше народ! Он и так возбужден до крайности! Переходите к делу!
- Прошу прощения, - извинился докладчик, и, одернув мундир, продолжил.
- Так вот, все это неправда! Никакой колдун, преступник-невидимка или инфернальный выходец тут ни при чем!
По залу вновь прокатилась волна недоуменных возгласов. Жестом попросив тишины, Пантелеймон Федорович продолжил:
- Связаны ли эти три смерти между собой? Да, связаны! Но связаны они только народной молвой, а на самом деле имели разные причины, и только в одном из этих трех случаев имел место преступный умысел.
Теперь-то умозаключения секунд-майора выглядят как нечто само собой разумеющееся, но в тогдашнем московском обществе они прогремели как гром с ясного неба. Несколько сотен глаз были устремлены на него, и это только те, кому удалось попасть в зал присутствия. Остальные толпились у дверей и под окнами, слыша только шум и ропот, долетающие из зала.
- Давайте не будем мешать все в одну кучу, - продолжал оратор, - а рассмотрим имевшие место печальные события по отдельности.
Начнем с внезапной смерти полковника Ланге.
Предположим, полковнику понадобилось что-то, находящееся очень высоко. Например, добраться до печного душника.
Представьте: старик полковник запирает дверь, водружает стул на комод и взбирается на него, почти под самый потолок. И в этот момент стул под ним начинает шататься.
Вот, извольте видеть – тот самый стул. Желает ли кто-то убедиться лично?
- Я хочу, - вскочил с места парень в картузе, по виду – мастеровой. Улыбаясь во весь щербатый рот, он влез ногами на сиденье стула и тут же замахал руками и вскрикнул, – Э! Да он колченогий, этот стул!
- Прошу приобщить стул к делу. - продолжил Пантелеймон, - Как показал наш эксперимент, этот стул колченогий. Одна ножка у него короче. Пока он стоял на толстом ковре, которым застлан кабинет полковника, этого не было заметно. Но если поставить его на ровную поверхность, он начинает колебаться. Это и есть, если так можно выразиться, убийца полковника!
По толпе вновь прокатился рокот. А Пантелеймон продолжал.
- Полковник старый человек. Он получил контузию при взятии Кинбурна. Когда стул под ним начинает шататься, он теряет равновесие. И с изрядной высоты падает вниз. Возможно толстый ковер смягчил бы его падение. Но на беду свою, падая, полковник задел литую скульптуру оленя. Она и довершила дело, ударив его в висок углом своего постамента, что и стало причиной смерти несчастного. И вот – перед нами мертвое тело в запертой комнате.
В зале судебного присутствия на минуту воцарилась тишина. А затем ее нарушил голос редактора «Московского листка», глумливо вопрошавшего:
- Откуда вы знаете, что все происходило именно так, как вы нам рассказываете? Комната-то была заперта! Свидетелей не было. А что если полковник и не думал вставать на этот стул, а таинственный убийца проник сквозь стены в закрытую комнату и стукнул полковника по голове этим оленем? А? И зачем почтенному человеку самому лезть проверять печное отверстие? Что у него, слуг что ли нет? Да еще запирать дверь? Нет, при всем уважении, ваша версия неубедительна! Что ее подтверждает? Только этот колченогий стул?
- А я и не говорил, что стул – единственная улика. Есть еще одна, которая полностью подтверждает мою версию.
С этими словами Пантелеймон плюхнул на стол увесистый кожаный мешочек, и, развязав тесемки, вывалил его содержимое на стол.
Публика ахнула: на столе громоздилась кучка золотых монет и затейливых украшений, озаренная проникшими сквозь высокое окно солнечными лучами и привлекающая к себе жадные взгляды присутствующих.
- Что это такое? – спросил судья. – Это имеет отношение к делу?
- Это извлек я из печного душника. Ровно над тем местом, где было найдено тело несчастного полковника.
Очевидно, это трофеи, добытые господином Ланге во время турецкой компании. Ни жена, ни дочь о них не ведали. Про тайник было известно только полковнику. Оберегая от любопытных слуг или грабителей, он спрятал трофеи в своем кабинете, в душнике неиспользуемой печи.
Полагаю, дело было так. Готовясь к назначенной на следующий день свадьбе единственной и любимой дочери, полковник собирался преподнести ей эти сокровища или часть их в качестве приданного. И, замкнув дверь от любопытных глаз, взгромоздился на стул, чтобы достать свое сокровище. Ну, а дальнейшее вам известно. Достаточно убедительно?
- Да! – зашумели в толпе, - А как вы поступите с этим золотом?
- А как бы поступили вы? Золото я отдам вдове покойного и его дочери. Думаю, оно им сейчас очень пригодится.
Если вопросов больше нет, перейдем к следующему случаю. А именно – к таинственной смерти кухарки в доме купца Сулимова. Как вы знаете, ее нашли мертвой в запертой кухне с признаками удушья и с синяками на шее.
- Вы нашли того, кто ее задушил?
- Видите л, если бы ее кто-то задушил, то как могло получиться, что и дверь, и окно комнаты были заперты на засов изнутри? Если убийца оттуда вышел, дверь осталась бы открытой, не так ли?
- Ну и как вы это объясняете?
- Очень просто. Кухарку никто не душил. Она умерла от удушья – это так. Но причиной удушья была не асфиксия, а угарный газ.
- Угарный газ?
- Именно! Угарный газ. Думаю, растопив печь, она сомлела и забыла вовремя открыть вьюшку, вот и угорела во сне. Понятые могут подтвердить мои слова: когда я повторно обследовал место смерти, вьюшка была закрыта. На это не обратили внимания, когда констатировали смерть.
- А синяки на шее? Их тоже оставил угарный газ?
- Нет, синяки оставлены человеком.
- Ага!
- Но этот человек не убийца.
- Как так?
- А вот как. Я рассмотрел синяки внимательно, с помощью лупы. Это не следы пальцев. Это следы зубов.
- Зубов? Убийца ее покусал?
- Я же говорю, эти следы оставлены не убийцей. Я расспросил горничную Лукерью, и она показала, что кухарка любилась с соседским конюхом Филиппом, после встреч с которым ходила с повязанным на шее платком. Под платком она скрывала следы страстных поцелуев. Это не следы преступления. Это следы любви!
По залу прокатился гул, нестройные крики: «Браво! Браво!»
Пантелеймон Федорович поклонился и вновь поправив безупречно сидящий мундир, продолжил:
- Что до третьего случая. Да, тут точно было совершено убийство. И у нас есть подозреваемый, коего я, если позволит высокочтимый суд, публично допрошу.
- Вы можете допросить подозреваемого, майор, - разрешил судья.
Нижние чины ввели в зал невзрачного человека, одетого в новую поддевку и в новые сапоги. Под левым его глазом светился огромный фингал.
- Этого человека арестовали вчера по подозрению в совершении преступления. Судите сами: отставной солдат, перебивался случайными заработками, дважды сидел в долговой яме. А тут, смотрите, справил новые сапоги и поддевку, похвалялся в кабаке своими похождениями в веселом доме мадам Дурасовой. Не подумайте, что я ханжа, господа. Он взрослый человек и имеет право развлекаться, как хочет. Но согласитесь, столь неожиданное преображение подозрительно. Особенно если оно чудесным образом совпало с убийством и ограблением вдовы Тихомировой.
- Так все-таки это было убийство? – крикнули из зала.
- Вне всякого сомнения. Когда из спины жертвы торчит нож, - это наверняка убийство, - ответил Пантелеймон Федорович и обернулся к задержанному:
- Скажи-ка, любезный, подтверждаешь ли ты показания, данные тобою вчера в полицейском участке? Подтверждаешь ли, что это ты убил старуху Тихомирову?
Обвиняемый обвел глазами зал и, сорвав с головы шапку, тихо сказал:
- Простите меня, православные. Признаю. Я убил.
- Потрудись объяснить свои мотивы, любезный.
- Пребывая в крайней нужде, вынужден был заложить серебряный нагрудный образок, подарок матери.
- У кого ты его заложил?
- Так у нее же, у старухи Тихомировой. Она, старуха, то есть, давала в долг под проценты. Думал, заработаю, да выкуплю образок. Но тут, как назло, одна неделя идет, вторая, а работа все не подворачивается. Так что в положенный срок выкупить залог я не мог.
Как ни упрашивал вредную старуху, она отказывалась подождать. Что делать? Не простил бы я себе, если материн образок не вернул бы. Ну, повздорил с ней, со старухой. И вгорячах пырнул ножом. Поверьте, господин судья, не хотел! Но материн образок! Вгорячах же…
- Понятно. Что дальше делал?
- Как увидел, что старуха упала, и кровь…Ужаснулся совершенному душегубству, сбежал.
- И как же ты сбежал? – спросил Пантелеймон. - Окна в спальне старухи заколочены, дверь закрыта на крюк изнутри. Там даже печи нет, чтобы через дымоход вылезти. Да и великоват ты для дымохода.
- Так я через дверь вышел, а она возьми да захлопнись, - потупившись пробурчал задержанный.
- Ну, это ты, братец, врешь. Сама она захлопнуться не могла. Там вот такой огромный крюк. Такой крюк сам собою вверх не поднялся бы.
- Господи прости! Да до крюка ли мне было? Она ж хотя и вредная, а тоже человек. Как увидел ее, лежащую… Все в глазах потемнело, помутилось. Не помню, как до дома добрался…
- Ладно, коль ты не помнишь, я расскажу, как было. Убийство не было совершено в состоянии аффекта. Ты пришел к старухе с намерением ее ограбить. И убить. Да, убить, чтобы она потом на тебя не показала. И решил подстроить все так, чтобы подумали на таинственного убийцу, сквозь стены проходящего, о котором по всему городу судачат. И в «Московском листке» пишут, - подчеркнул Пантелеймон Федорович, выразительно взглянув на редактора. - Для этого всего и дел-то – поднять крюк на двери вверх, а, выходя, чуть толкнуть притолоку, чтобы он упал в петлю. И вроде как вина сразу переходит с тебя, душегубца, на мифического исчадия ада. Только нож, каким была заколота Тихомирова, принадлежал не таинственному убийце, а тебе. На нем и инициалы твои вырезаны. Так что сознавайся: таков был твой преступный умысел?
- Что ты, батюшка, не с моим худым умишком такое замыслить, это только вам, благородным господам, ученым, такое выдумать можно. Я без всякого умысла, за материным образком… Не погуби, батюшка… Вгорячах я это… Как я человек в боях с супостатами раненый… Эта ведьма Тихомирова меня в грех ввела!
- За образком, говоришь? Ну и где же тот образок? При обыске ни при тебе, ни в твоей каморке ничего такого не найдено. Зато найдены серебряные ложки, подсвечники, часы, золотая чарка и золотая же табакерка, иные даже с номерками, какие обычно привязывают к вещам, принятым в залог. Если бы образок тебе нужен был, - ты бы его и взял, а не целый узел всякого добра. Так что совершил ты, солдатик, тяжкий грех, за каковой ждут тебя в этой жизни каторжные работы, а в той – как Господь Бог рассудит.
Вот так Пантелеймон Печёрин раскрыл таинственные случаи обнаружения трупов в закрытых помещениях, и прекратил распространение суеверных слухов, баламутивших московских обывателей, и едва не ставших причиной беспорядков. За это высочайшим повелением в 1786 году был присвоен ему чин премьер-майора с соответствующей прибавкой жалованья.